Научная и политическая деятельность Т. Д. Лысенко и ИМ. Презента до их объединения в 1932 году

 

Т. Д. Лысенко в этот период еще не участвовал в дискуссиях по генетике. Что же касается И. И. Презента, то он даже активно поддерживал те генетические концепции, против которых он столь энергично выступит впоследствии. В 1930 году на Всесоюзном съезде биологов он сделал доклад о гармонии между марксизмом и морганизмом (Природа. 1930. № 9. С. 927–928). И. И. Презент и Т. Д. Лысенко оживили генетическую дискуссию в 1935 году только после своего «творческого объединения», пойдя значительно дальше своих предшественников‑ламаркистов в обвинениях советских генетиков, отрицая даже то полезное теоретическое и практическое содержание классической генетики, которое признавалось учеными‑ламаркистами в 1929–1932 годах.

Обострение генетической дискуссии, связанное с объединенными выступлениями И. И. Презента и Т. Д. Лысенко, и ее последующее перерастание в борьбу с «врагами народа» также не было случайным.

Еще до своего объединения, состоявшегося в 1933–1934 годах, И. И. Презент и Т. Д. Лысенко, каждый в своей сфере, активно использовали обострение политической борьбы для сведения счетов со своими научными оппонентами. Это же можно сказать и в отношении дискуссии между В. Р. Вильямсом и наиболее образованной частью ученых‑агрономов; некоторые из них (А. Г. Дояренко, Крутиховский, Чаянов и др.) подверглись аресту именно в 1931–1932 годах.

И. И. Презент подвизался в эти годы в области методики преподавания естествознания. Юрист по образованию, не способный к самостоятельному экспериментированию, он считал себя специалистом‑теоретиком по вопросам дарвинизма и преподавания естествознания в средней школе.

Его склонность к политической демагогии особенно резко проявилась в дискуссии с проф. Б. Е. Райковым, выдающимся ученым‑дарвинистом и школьным методистом, автором многих ценных книг по истории и методике естествознания (например, интересной книги «Русские предшественники Ч. Дарвина»). Против БЛ. Райкова сначала организовали дискуссионную, а затем просто клеветническую кампанию, в результате которой Б. Е. Райков и многие его ученики были арестованы и в обиход пущено слово «райковщина» – обычный способ тех времен для осуждения того или иного научного направления. Специальный доклад И. И. Презента перед работниками просвещения Ленинграда о вредности «райковщины» в 1932 году издали отдельной брошюрой тиражом 20000 экз. (Презент И. И. Классовая борьба на естественнонаучном фронте. М., 1932).

В этой книжке И. И. Презент писал о проф. Райкове, например, следующее: «Возможно, что многие сидящие здесь товарищи не отдали себе отчета, что значит Райков, что значит классовый враг. Но если перед каждым встанет с остротой вопрос, что Райков являлся не чем иным, как агентом той самой мировой буружуазии… что Райков является одним из фунтиков, которые на весах буржуазии лежат и хотят создать победу буржуазии, если представить себе, что этот враг хочет уничтожить все достояния, все завоевания, которые пролетариат сделал своей кровью, тогда такой Райков ничего иного в каждом честном товарище, который слился с Советами рабочих, вызвать не может, кроме омерзения, брезгливости и ненависти» (с. 63).

Подобного рода голословная политическая клевета переполняла всю книжку И. И. Презента.

После нескольких лет заключения, в 1936 году, проф. Б. Е. Райков, к счастью, был реабилитирован и освобожден.

Он продолжал трудиться и многое сделал для советской науки. В 1955 году педагогическая и биологическая общественность торжественно отметила 75‑летие Б. Е. Райкова, избранного в действительные члены Академии Педагогических наук. В его честь был издав юбилейный научный сборник (Вопросы истории естествознания и техники. М., 1957. Вып. 3). В 1960 году так же торжественно был отмечен 80‑летний юбилей этого видного советского ученого.

Клеветническое выступление И. И. Презента против Б. Е. Райкова не было исключением. У. И. И. Презента в эти 22 годы уже сформировался свой особый стиль научно‑политической демагогии, который расцвел в условиях культа личности. Этот стиль можно проиллюстрировать еще одним типичным примером.

В уже упоминавшейся выше брошюре И. Презент привел стихотворение одного из ленинградских учителей К. Н. Соколова, посвященное 1 Мая:

 

Праздник наш международный

Городов и деревень!

Нынче отдых всем усталым –

Праздник свой справляет труд,

Оттого‑то с флагом алым

И рабочие идут.

 

Стихотворение как будто безобидное, но И. Презент и здесь нашел элементы классового предательства: «А то, что Первое Мая – праздник борьбы, – восклицает И. Презент – а отнюдь не праздник цветов и всеобщего примирения – это не отмечается. Советский педагог Соколов должен бы об этом знать на 13‑м году революции. За подобные стихи Соколову будут аплодировать все социал‑демократы, все социал‑фашисты. Безусловно стих про 1 Мая у Соколова – желтенький стих» (с. 30).

И таких примеров «классовой бдительности» И. И. Презента в начале тридцатых годов можно привести очень много. Именно эту тактику И. И. Презент привнес через 2–3 года в то движение, которое возглавил Т. Д. Лысенко.

Т. Д. Лысенко впервые приобрел некоторую известность еще в 1926–1927 годах в связи с постановкой в Гандже, в Азербайджане, опытов по зимним посевам гороха в качестве предшественника под хлопчатник. Об оригинальности этих опытов судить трудно, однако с практической точки зрения такого рода посевы были несомненно полезны, так как в условиях мягкой зимы зеленый покров полей позволял и в зимнее время использовать их под пастбища. Однако этой первой своей работе Т. Д. Лысенко постарался придать сенсационный характер, сначала в масштабах Закавказья, а затем – и еще шире. В августе 1927 года в газете «Правда» (7 авг., № 178/3710) был напечатан первый очерк о Т. Д. Лысенко под названием «Поля зимой». Его автором был известный в то время журналист В. Федорович. Очерк, написанный в оригинальном стиле, давал очень наглядный портрет молодого Лысенко:

«Моя встреча с Лысенко, – писал Федорович, – случилась в Закавказье на великолепных полях Ганджинской селекционной станции. Лысенко решает и решил задачу удобрения земли без удобрений и минеральных туков, обзеленения пустующих полей Закавказья зимой, чтобы не погибал скот от скудной пищи, а крестьянин‑тюрк жил зиму без дрожи за завтрашний день».

«Если судить о человеке по первому впечатлению, то от этого Лысенко остается ощущение зубной боли, – дай бог ему здоровья, унылого он вида человек. И на слово скупой и лицом незначительный, – только и помнится угрюмый взгляд его, ползающий по земле с таким видом, будто, по крайней мере, собирался он кого‑нибудь укокать. Один раз всего и улыбнулся этот босоногий ученый: это было при упоминании о полтавских вишневых варениках с сахаром и сметаной».

«У босоногого профессора Лысенко теперь есть последователи, есть ученики, опытное поле. Приезжают светила агрономии зимой, стоят перед зелеными полями станции, признательно жмут ему руки…»

Действительно, в 1927 году, особенно после этого очерка, в Ганджу к Лысенко приезжали многие, был среди гостей Лысенко, в часности, и проф. Н. М. Тулайков, в тот период – директор института зернового хозяйства Юго‑Востока СССР. Позднее Тулайков описал эту встречу в «Сельскохозяйственной газете» (1929, 13 нояб.)[2].

Под влиянием этой сенсации у Лысенко, по‑видимому, и начал формироваться план коренных изменений в науке. Брат его ближайшего сотрудника Д. А. Долгушина, журналист Ю. Долгушин, в своем очерке о Т. Д. Лысенко в книге «Герои социалистических полей» (М., 1957) опубликовал письмо Д. А. Долгушина из Ганджи, датированное 1928 годом, в котором ученый, с восторгом описывая Лысенко, упоминает о его революционных идеях переустройства науки: «Многое из того, что мы проходили в институте, – пишет в своем письме Долгушин, – Лысенко считает вредной ерундой и утверждает, что успех в нашей работе зависит от того, как скоро мы сумеем все это забыть, освободиться от дурмана» (с. 359).

Но действительно широкую известность Т. Д. Лысенко приобрел, как известно, в связи с «открытием» яровизации – агроприема, позволяющего получать урожай от озимых культур при их весеннем посеве. Эта работа, которой Т. Д. Лысенко пытался придать характер мировой научной и агрономической сенсации, стала, по существу, началом его быстрого выдвижения на ведущие позиции в советской науке. Целесообразно в связи с этим вкратце рассмотреть историю этого «открытия».

Работая в Гандже в 1926–1928 годах, Т. Д. Лысенко обнаружил, что если озимые формы высевать не осенью, а весной, после предварительного выдерживания в стадии наклюнувшихся семян, то, получив определенную дозу холода, они выбрасывают колос. Первая серия этих опытов, пока без практических рекомендаций, была опубликована в 1928 году в довольно обстоятельной работе Т. Д. Лысенко «Влияние термического фактора на продолжительность фаз развития растений», изданной в Баку в серии трудов Азербайджанской опытной станции (вып. 3). Материалы этой работы вместе с результатами дополнительных опытов 1928 года явились основой доклада Лысенко на Всесоюзном съезде по генетике, селекции, семеноводству и животноводству, состоявшемся в Ленинграде в январе 1929 года. На съезде, представлявшем крупное событие научной жизни того времени, были заслушаны почти 300 докладов советских и зарубежных ученых. Председателем съезда был Н. И. Вавилов. Доклад Т. Д. Лысенко и Д. А. Долгушина «К вопросу о сущности озими» был подвергнут серьезной научной критике. В научном отношении работа Т. Д. Лысенко действительно не представляла собой ничего самобытного, оригинальной была последующая (и при том неверная) трактовка этих опытов и само слово «яровизация». На съезде, на пленарном заседании, в тот же день слушали доклад НА. Максимова «Физиологические способы регулирования длины вегетационного периода», в котором те же явления, на изученные на значительно более высоком научном уровне были представлены делегатам съезда, причем с достаточно полным историческим обзором, указывавшим многочисленных предшественников этого направления.

Газета «Ленинградская правда», систематически освещавшая работу Всесоюзного генетического съезда, на следующий день (16 января) вышла с большим заголовком «Можно превратить озимый злак в яровой. Успехи советской науки». В этой корреспондеции рассказывалось о работах Н. А. Максимова и ни слова не говорилось о сообщении Лысенко.

Н. А. Максимов возглавлял в тот период физиологическую лабораторию Института прикладной ботаники и новых культур (с 1930 года переименованного во Всесоюзный институт растениеводства – ВИР) и проводил исследования по поручению Н. И. Вавилова для разработки способов сохранения коллекционных ценных озимых форм от суровых зим северных областей СССР. Свои опыты ученый начал еще в 1923 году. В период, раздувания сенсации вокруг «яровизации» он неоднократно пытался напомнить о своем научном приоритете. Выступая в дискуссии по «яровизации» в «Сельскохозяйственной газете» (1929. 19 нояб.), он, в частности, писал: «В нашем Институте прикладной ботаники мы уже давно применяем для исследовательских целей метод холодного проращивания, дающий нам возможность получить урожаи озимых в первый же год и в то же время не повредить крайне ценные семена новых озимых сортов разными зимними невзгодами».

Особенно подробный критический анализ работ Т. Д. Лысенко был представлен Н. А. Максимовым в специальной статье «Исследования над последствием пониженной температуры на длину вегетационного периода» (Труды но прикладной ботанике, генетике и селекции. 1930. Т. 24). Однако, вскоре в разгар борьбы с буржуазными учеными, проф. Н. А. Максимов был ошельмован и, несмотря на активные протесты Н. И. Вавилова, после кратковременного ареста был принудительно выслан в Саратов. Там, уже в 1934 году, Н. А. Максимов «признал» свои «ошибки».

Но в январе 1929 года Т. Д. Лысенко возвращался из Ленинграда весьма недовольным. Ю. Долгушин, к которому он заехал на обратном пути, вспоминает в упоминавшемся очерке, что «столпы применили один из испытанных методов борьбы: они не заметили сообщения Лысенко». «Вернувшись со съезда генетиков, Лысенко понял, что он со своим отчетом обратился не по адресу. Им, догматикам, последователям Менделя и Моргана, его открытия не нужны!»

В том же году Т. Д. Лысенко, в известной степени благодаря своему отцу, становится в центре агрономической сенсации – яровизация озимых. Его отец, высеяв весной пролежавшие под снегом семена озимой пшеницы «Украинка», получил высокий урожай – 24 центнера с гектара (в первой статье об этом опыте урожай был увеличен до цифры «свыше 30 ц/га»). Узнав о колошении озимых, Лысенко немедленно организовал шумную кампанию. Наркомат земледелия создал специальную комиссию для изучения и оценки урожая, в хозяйство Т. Д. Лысенко стали организовывать экскурсии.

Тогда же Т. Д. Лысенко начинает работу в Одесском генетико‑селекциоином институте, в котором по решению НКЗ Украины и НКЗ СССР создается специальный отдел яровизации.

Сенсации вокруг неожиданных результатов в первую очередь способствовало то обстоятельство, что в 1927–1928 годах на Украине наблюдалась массовая гибель озимых от вымерзания, и поэтому яровизация озимых была воспринята как возможное спасение от этой беды.

Основную роль в создании отдела яровизации и в поддержке сенсации сыграл тогдашний нарком земледелия ЯА. Яковлев, которого в своей речи на Втором Всесоюзном съезде колхозников‑ударников в феврале 1935 года Т. Д. Лысенко назвал одним из создателей яровизации.

На основе последних работ Т. Д. Лысенко в 1931–1934 годах выдвинул так называемую «теорию стадийного развития растений». Эта теория, слабые стороны которой начали выявляться значительно позднее, была вначале быстро признана как крупное достижение советской науки. Следует отметить, что рациональные элементы, содержавшиеся в первых публикациях Т. Д. Лысенко, были поддержаны многими учеными, включая даже Д. А. Сабинина, человека исключительно принципиального. Положительную оценку этим работам дали тогдашний президент Академии наук В. Л. Комаров, проф. А. А. Рихтер, академик Б. А. Келлер и другие физиологи и ботаники. Зав. лабораторией физиологии растений Института прикладной ботаники Н. А. Максимов был, по существу, единственным ученым, выступившим в 1929–1931 годах с критикой работ Лысенко по развитию растений, так как именно ему, работавшему над теми же вопросами, были отчетливо видны неверные тенденции и методические ошибки Т. Д. Лысенко. Широкое применение агроприема яровизации наталкивалось на некоторое сопротивление и ряда других ученых, агрономов и колхозников, и серьезное расследование этой дискуссии в настоящее время отчетливо показывает, что вопрос о целесообразности и эффективности яровизации был действительно весьма спорным и скептицизм в отношении перспектив этого метода был вполне оправдан. Агроприем яровизации, который вначале внедрялся для озимых пшениц, перенесли затем на яровые формы, так как яровой высев озимых заметно снижал их урожайность.

В применении же к яровым формам этот прием состоял в намачивании семян пшеницы и ряда других культур и выдерживании их весной под навесом несколько дней во влажном наклюнувшемся состоянии при постоянном перелопачивании и контроле за влажностью воздуха, а также температурой. В последующем эти семена высевались во влажном, набухшем состоянии, и это обеспечивало, по данным Лысенко, сокращение срока вегетации растений на несколько дней. Если вторая половина лета была засушливой, то такое сокращение сроков могло незначительно увеличить урожай, предохранив растения от засухи.

Но обработка десятков, а иногда и сотен тонн семенного материала в колхозах и совхозах была весьма затруднительной и рискованной процедурой, требовала особых навесов, затрат рабочей силы. В то же время опасность саморазогрева и прорастания намоченных семян грозила потерей семенного материала, и такой исход был весьма частым. Затраты непосредственно на посев семян возрастали вдвое, ибо «нормы высева» набухших семян обеспечивались двухкратным прохождением сеялок по одной и той же площади. Если засухи во второй половине лета не было, яровизация семян, по опытным данным, снижала урожай, а многие сорта пшеницы вообще не реагировали на яровизацию. Далеко не полный перечень затруднений на пути яровизации отчетливо показывает, что у агрономических кадров было достаточно оснований для делового спора по этому вопросу, спора, в котором сельскохозяйственная практика страны несомненно нуждалась. Следует отметить, что применение агроприема яровизации яровых зерновых культур резко пошло на убыль перед самой войной, а затем этот агроприем был фактически забыт и его перестал пропагандировать даже сам Лысенко.

Однако в начале 30‑х годов Т. Д. Лысенко, как и И. И. Презент, использовал в дискуссии с «антияровизаторами» приемы политической демагогии, которые обеспечили ему надежный перевес. Весьма характерна в этом отношении, например, речь Лысенко на Втором Всесоюзном съезде колхозников‑ударников в 1935 году, произнесенная в присутствии И. В. Сталина и всех членов привительства. Следующим образом описал он в своей речи спор вокруг незатухавшей проблемы: «На самом деле, товарищи, хотя яровизация, созданная советской действительностью, и смогла за довольно короткий период, за какие‑то 4–5 лет, вырасти в целый раздел науки, смогла отбить все нападки классового врага, – а не мало их было, – но сделать надо еще много. Товарищи, ведь вредители‑кулаки встречаются 28 не только в вашей колхозной жизни. Вы их по колхозам хорошо знаете. Но не менее они опасны, не менее они закляты и для науки. Немало пришлось кровушки попортить в защите во всяческих спорах с некоторыми так называемыми учеными по поводу яровизации, в борьбе за ее создание, немало ударов пришлась выдержать в практике. Товарищи, разве не было и нет классовой борьбы на фронте яровизации? В колхозах были кулаки и подкулачники, которые не раз нашептывали крестьянам, да и не только они, а всяческий классовый враг шептал крестьянину: «Не мочи зерно. Ведь так семена погибнут». Было такое дело, были такие нашептывания, такие кулацкие, вредительские россказни, когда вместо того, чтобы помогать колхозникам, делали вредительское дело и в ученом мире, и не в ученом мире, а классовый враг – всегда враг, ученый он или нет» (Правда. 1935. 15 фев.).

Эта речь Лысенко очень понравилась И. В. Сталину, и он в конце речи воскликнул: «Браво, товарищ Лысенко, браво!..»

В настоящее время совершенно очевидно, что трансформация спора вокруг «яровизации» в борьбу с мнимыми «классовыми врагами» представляла собой попытку запугивания и истребления научных противников и этот путь на много лет задержал выяснение истинного положения в разрабатываемой проблеме.

Нелишне отметить, что в теоретических вопросах биологии до 1934 года Т. Д. Лысенко был очень плохо подготовлен, и поэтому он легко подпал под сильное влияние И. И. Презента. Он сам признал это в уже цитированной выше речи на Съезде колхозников‑ударников: «Я часто читаю Дарвина, Тимирязева, Мичурина, – говорил он. – В этом мне помог сотрудник нашей лаборатории – Презент. Он показал мне, что истоки той работы, которую я делаю, исходные корни дал еще Дарвин. А я, товарищи, должен тут прямо признаться перед Иосифом Виссарионовичем, что, к моему стыду, Дарвина по‑настоящему не изучал».