Тенденции развития террористического подполья на Северном Кавказе

Основными акторами насилия на Северном Кавказе являются бандподполья республик:

) Чечня

) Дагестан

) Ингушетия

) Кабардино-Балкария

На территории данных республик сформированы террористические комплексы, обладающие своей спецификой, но являющиеся частью СКЭС. Для подробного анализа каждого подполья отдельно, можно воспользоваться следующей схемой описания:

боевое ядро;

среда соучастия;

среда сочувствия.

Чеченское террористическое подполье. Организационное ядро - небольшая группа наиболее авторитетных и активных деятелей подполья, в том числе руководителей отдельных групп. Примерно 3-4 года назад центральные позиции в управлении подпольем принадлежали деятелям с большим стажем сепаратистско-экстремистской деятельности, иногда уходящим в ичкерийские 1990-е гг. Сегодня же большее число руководителей ТП - это выдвиженцы последних лет.

С самого своего начала чеченское ТП формировалось как полицентрическая система, что было связано с насилием целого ряда самостоятельных и сопоставимых по авторитету полевых командиров (Ш. Басаев, А. Хаттаб, Р. Гелаев, А. Масхадов и др.). Есть основания полагать, что по мере ухода из жизни этих командиров, полного или частичного разгрома их групп, республиканское бандподполье могло сокращать уровень полицентризма. Но даже в период недолгого расцвета такого террористического образования, как "Кавказский имарат", едва ли все чеченское подполье являлось полностью интегрированной системой с одним управленческим центром. Хотя значительная часть его боевого состава и материально-технического потенциала и могла быть сосредоточена в данной террористической организации, возглавляемой Д. Умаровым.

Нарастающая в последние два года "виртуализация" имарата могла вновь увеличить полицентричность местного бандподполья. Но взаимодействие различных групп должно становиться достаточно плотным из-за мощного прессинга силовиков. Это необходимо для выживания подполья.

Как уже отмечалось, численность НВФ - переменчивая величина, способная менять формат быстро и сильно. На протяжение последних нескольких лет эксперты, оценивая современное чеченское подполье, озвучивают цифры в 400-500 человек. Тем временем, руководитель ЧР, Р. Кадыров начиная с 2007 г. заявлял о 50-70 прячущихся в лесах "шайтанах". Тем самым разница в оценках оказывается не просто значительной, но и многократной. Однако не исключено, что такая разница обусловлена разной трактовкой понятия "боевое ядро". Цифры, озвученные Р. Кадыровым, могут относится к "регулярной" его части. Но при ядре всегда существует некоторое количество "спорадических" боевиков, увеличивая размеры бандформирований. Общий их размер достигает максимальной величины в летнее время, когда на территории республики может одновременно функционировать два десятка и более небольших групп. Тем самым 400-500 боевиков - это скорей всего оценка самого общего мобилизационного потенциала современного чеченского бандподполья.

Положительная динамика по сокращению численности ТП четко прослеживается в республике, во много благодаря комплексу жестких антитеррористическихмер властей республики. Но говорить о том, что ликвидация ТП уже близка не приходится. ТП до сих пор сохраняет способность не только к локальным выпадам, но и к достаточно масштабным акциям.

Согласно оперативной информации, существующие малочисленные группы (по 6-10 человек) при необходимости объединяются в более крупные образования ("фронты"), размеры которых могут достигать 100-150 человек. То, что такие "фронты" могут существовать самое ограниченное время и не в состоянии выдержать столкновения с силовиками, не отменяет самого факта сохранения у бандподполья значительного боевого потенциала.

В небольшой республике требуется укрывать, обеспечить жильем, оказывать медицинскую помощь сотням боевиков. Разнообразные формы их обслуживания требуют усилий значительного числа людей, по минимуму, сопоставимого с размером самого боевого ядра - т.е. речь может идти о сотнях сознательных и активных пособников республиканского ТП. "Повоевав", большинство боевиков возвращаются в свои семьи, которые, как правило, осведомлены об их двойной жизни. Учитывая этот факт и размеры чеченских семей, речь идет уже не о сотнях, а о тысячах человек, которые являются пассивными пособниками террористов. Очевидно, что активность вовлеченности в экстремистскую деятельность населения отдельных районов и центров Чечни различается, и весьма значительно. География распространения пособников тесно связанна с интенсивностью террора в разных районах. Высокая интенсивность подполья в Грозном, а также в Урус-Мартане. Достаточно обширной должна быть эта среда и в центральной сельской Чечне - Грозненском, Ачхой-Мартановском, Урус-Мартановском, Шалинском и Курчалоевском районах, концентрирующих значительную часть населения республики. Среда соучастия Северной Чечни немногочисленна, во много это объясняется минимальным присутствием здесь террористической активности. На Юге, в горной части республики основным очагом террористической активности является Введенский район. Район значится в списке "лидеров" по уровню террористической активности.

Что касается среды сочувствующих, то в начале XXI века данная прослойка могла включать в себя около 25 % чеченского национального сообщества, но в дальнейшем ситуация значительно изменилась. По мере "чеченизации" конфликта, доля сочувствующих идеям подполья стала заметно сокращаться. Но даже если сокращение это многократно, то все же на стороне боевиков остается несколько процентов населения республики. Если отталкиваться от того, что население Чечни 1-1, 1 млн. чел., то можно сделать вывод о том, что прослойка сочувствующих составляет примерно несколько десятков тысяч человек. Несколько процентов сочувствующих подполью - это 5-10 тыс. молодых людей, восприимчивых к пропаганде радикалов. Данная группа является непосредственно источником пополнения рядов ТП. Достаточно ежегодно браться за оружие одному из нескольких десятков сочувствующих, и оно пополняет свои ряды на 100-150 человек. Впрочем, в последние годы пополнение явно отстает от этих цифр. Поступательно сокращение численности местных НВФ свидетельствует о том, что ТП все сложней вербовать новых членов.

Дагестанское ТП. Согласно данным И.В. Пащенко, в середине 2012 г. на территории Дагестана действовало более 20 бандгрупп. Тем самым, в наличии имелось, как минимум, такое же количество командующих, которыми круг наиболее активных и влиятельных членов ТП, естественно, не ограничивается. Даже не имея точной информации, можно предположить, что речь идет о нескольких десятках человек. Важно то, что в отличии от чеченского ТП, в Дагестане нет авторитетных лидеров вроде Д. Умарова, положение которых позволяло бы им доминировать, выстраивая под себя всю систему управления подпольем. Немаловажное значение имеет и полиэтничность республики - "террористический интернационализм" национального фактора не отменяет. Этническое происхождение лидеров местного бандподполья в определенных ситуациях может ограничивать их властные притязания по консолидации всего ТП под своим началом. Свою роль играет и пространственный формат Дагестана. Зона активности террористов в нем значительно шире, чем в Чечне. В связи с этим, ТП Дагестана представляет собой более полицентрическое образование, нежели подполье Чечни.

В отличие от Чечни, бандподполье Дагестана в середине "нулевых" постепенно наращивало свою численность. Согласно заместител. Министра внутренних дел Дагестана М. Исмаилову по состоянию на 2009 г. на территории республики действовали 100 боевиков. Однако растущие показатели активность ТП Дагестана заставили специалистов пересмотреть эти цифры. В 2010-2013 гг. размер местных НВФ определяется в 400 чел. Возможно это соответствует действительности. Косвенным свидетельством этого является количество потерь бандподполья. В 2010 году было ликвидировано 176 человек, 41 был задержан, в 2011 г. 173 - ликвидировано, 103 - задержано. Если исходить из среднего для СК темпа кадрового обновления ТП (1,5 года), размеры дагестанского подполья в 2012 г. должны составлять порядка 400 человек. Показательно, что местное бандподполье росло, на фоне растущего давления силовиков. Потери боевиков в 2007-2008 гг. ежегодно составляли порядка 150 человек, столько же примерно было задержанных. Таким образом. ТП ежегодно теряло около 250 своих членов. В 2010-2011 гг. потери подполья выросли, однако оно не только устойчиво восстанавливало свой боевой потенциал, но и наращивала его, что вывело Дагестан в последние несколько лет в лидеры по террористической активности на Северном Кавказе.

Эпицентрами деятельности террористов являются Махачкала и Хасавюрт, а также несколько иных районов. Устойчивое пополнение подполья говорит о наличии отлаженной системы вербовки новых членов. Основное число соучастников БП сосредотачивается также в Махачкале и Хасавюрте, а также окрестностях. Полный ареал пособничества значительно шире, он захватывает большую часть системы расселения Дагестана. Это вовсе не означает, что по всей этой площади боевики обладают развитой инфраструктурой, но отдельные "услуги" от местных жителей они могут получать, находясь далеко за пределами области своей основной деятельности.

Но и НВФ и среда соучастия опираются на еще более широкую прослойку общества, в той или иной степени сочувствующую радикализму. Именно эта прослойка является ресурсной базой всей кадровой пирамиды ТП Дагестана.

Анализ различных групп республиканского протестного населения и факторов социальной конфликтности позволяет сделать вывод, что пополнение дагестанских НВФ идет, в основном, из обширной прослойки фундаменталистски настроенного населения (как ваххабиты, так и сторонники традиционного ислама). В целом речь идет о 20-25% населения республики. Это значит, что из 250 тыс. молодых мужчин, порядка 50-60 человек можно отнести к "группе риска". Они достаточно негативно оценивают деятельность республиканской власти, разделяют идеи религиозных радикалов. Именно они - основной объект интенсивной идеологической обработки.

Бандподполье Ингушетии. Учитывая структуру населения и размеры республики, характеристиками бандподполья Ингушетии являются моноэтничность и компактность. Данные особенности определенным образом работают на централизацию ингушского подполья. По крайней мере, существенно облегчают работу по координации различных групп боевиков из одного центра. Бандподполья республики Ингушетия и Чеченской республики достаточно широко взаимодействовали друг с другом. Именно Чечня длительное время являлась основным местом террористической "самореализации" ингушских радикалов, возвращении которых на территорию Ингушетии в середине "нулевых" стало одной из причин быстрого роста республиканского бандподполья. Ну удивительно, что организационно оно оказалось прочно увязано с чеченским ТП. Способствовало этому и создание в Чечне "Кавказского имарата", под руководством Д. Умарова. Наднациональный характер данной организации психологически облегчил задачу формирования ингушского подполья в качестве структурного подразделения "Кавказского имарата".

В ингушском подполье практически не осталось лидеров, способных своим авторитетом собрать воедино все местное террористическое сообщество. Здесь нельзя не отметить эффективную работу российских спецслужб, сумевших в последние годы ликвидировать наиболее известных деятелей ингушского бандподполья, в т. ч. Магаса и рыжего Супьяна.

В январе 2009 г.А. Еделев заявил о 120 боевиках, действующих на территории Ингушетии. Ингушское подполье существенно уступало восточным соседям по интенсивности боестолкновений. Избегая прямого силового контакта, боевики РИ предпочитали обстрелы и нападения. 2010-2011 гг. связаны с самым значительным сокращением масштабов террора на территории республики. В 2011 г. по данным спецслужб размер республиканского ТП составлял около 70 человек. В 2012 число уходящих "в лес" несколько возросло, но размеры НВФ не вернулись к своим максимальным величинам.

Как и республиканские НВФ, группа пособников ингушского подполья может быть количественно невелика в сравнении с ЧР и РД. Центральным ограничителем является небольшая численность самого национального сообщества Ингушетии. К эпицентрам пособничества можно отнести Назрань и Назрановский, а также Сунженский районы. Что касается среды сочувствующих, то она составляет примерно 5-10% республиканского населения, а это около 5 тыс. молодых людей по всей республике. Цифра эта мала по сравнению с аналогичными цифрами по Чеченской республике и Дагестану, но однако же этой группы молодежи достаточно для ежегодного пополнения местных НВФ десятками новых членов.

Бандподполье Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. Республиканский террористический комплекс-последнее "завоевание" регионального подполья. Попытки дестабилизировать Кабардино-Балкарию предпринимались с второй половины 1990-х. Население облучалось радикалистскими идеями с территории Ичкерии. Но попытки включить республику в деятельность бандподполья предпринимались и в 2000-е годы. К середине "нулевых" в республике уже сформировалось достаточно многочисленное радикалистское сообщество, готовое к вооруженному сопротивлению власти, а следовательно, способное заявить о себе активным террором. Его ядро составляли члены двух религиозно-радикалистских объединений ("Республиканская Шура" и джамаат "Ярмук"), в составе которых насчитывалось до двух сотен активных членов. Однако вместо открытия диверсионной войны, радикалы пошли на лобовое столкновение с республиканскими силовиками.

октября 2005 г. около 200 боевиков вошли в Нальчик, одновременно атаковав множество учреждений государственной власти и правоохранительных органов. В течении нескольких часов они удерживали часть столицы республики под контролем. В итоге этого открытого столкновения было уничтожено 95 боевиков, более 70 было задержано.

Однако, даже после такого ощутимого удара по боевиками окончательно их разбить не удалось. Хотя несколько лет после 2005 г. в республике было относительно спокойно. Тем неожиданней была "вспышка" террора в 2010 году. Такими очагами террористической активности стали Баксанский и Эльбрусский районы.

В целом так называемый "объединенный фронт Кабарды, Балкарии и Карачая" включает 7-9 достаточно крупных бандгрупп (каждая порядка 15-20 человек). Причем "эти боевые ячейки представляют собой автономные боевые образования, самостоятельно определяющие цели, тактику и методы борьбы. Это говорит о принципе сетевой системы с полицентрическим организационным ядром, облегчающим задачу смены ликвидированных руководителей движения.

Масштабные контртеррористические действия, предпринимаемые властью и силовиками со второй половины 2010 г., опять заметно уменьшили боевой потенциал местных НВФ (в 2011 г. в республике было ликвидировано 80 боевиков, задержано более 70). Согласно И.В. Пащенко, общее бандподполье Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии в середине 2012 г. насчитывало порядка 90 человек (9 боевых групп). В реальности численность боевиков могла быть несколько выше и уже третий год республика сохраняется в группе трех "дополнительных" (после ведущего) эпицентров регионального террора. Это может быть свидетельством того, что в Кабардино-Балкарии окончательно сформировался и заработал "эскалатор насилия" - центральный механизм террористического комплекса, отвечающий за его самовоспроизводство и устойчивое пополнение боевых потерь.

Показательно то, что среди эпицентров республиканского террора последних лет присутствуют полностью "кабардинский" Баксан и преимущественно балкарские Тырнауз и Эльбрусский район. Тем самым, наднациональный религиозный радикализм остается идеологической основой республиканского бандподполья и сейчас.