Налог устанавливается законно избранными представителями народа

Налог устанавливается законно избранными пред­ставителями народа (т. е. законно сформированным пред­ставительным органом). Налог — это продукт жизни общества, условие совместной жизни людей, объединенных в государство. Общественная жизнь объективно порожда­ет определенные коллективные потребности, которые мо­гут быть удовлетворены лишь коллективными усилиями. Указанные коллективные потребности, в конечном счете, являются исходной причиной любого налога. Еще Мон­тескье, говоря о государственных доходах (подразумевая налоги), отмечал, что они представляют собой часть, «ко­торую каждый из подданных дает из своего имущества для того, чтобы обеспечить пользование остальным». «На­лог — это обмен, — заявляет Прудон. — Вмешательство государства в деятельность, предоставленную частной ини­циативе, отвергается наукой и принципом свободы. Но есть услуги, снабжение которыми не могут взять на себя част­ные лица, их регулирует и вознаграждает общество; они составляют специальность государства и являются объек­том налога». Несмотря на то что после того, как были выдвинуты указанные выше идеи, в правовой науке было разработано большое количество разнообразных и слож­ных теорий налога, концепция государства как организа­ции, производящей общественные услуги, необходимые обществу, и налога как платы (возмещения) за данные услуги прочно заняла место в современной науке и пре­творяется в жизнь на практике.

Понимание государства как организации, существую­щей для общества и не имеющей других задач, кроме по­ставленных обществом, определяет необходимость особо­го порядка взаимодействия общества и государства как относительно обособленной его части) в имущественной сфере. Именно обществу необходимо через свои специаль­но созданные институты представительства точно оценить свои коллективные (общие) потребности, выбрать те из них, которые являются наиболее существенными и подлежат удовлетворению в соответствующий период; затем принять решение о формах, порядке и способах распределения сре­ди своих членов обязанностей по финансированию мероприятий по их (потребностей) удовлетворению, т.е. выра­зить свое согласие на налог. Значит, налог призван отра­жать общий (публичный) интерес общества, который может быть обособлен от конкретного индивидуального интере­са, индивидуальных потребностей плательщика. Подобный, в высшей степени публичный характер налога[2] проявля­ется и в законодательной форме его установления и введе­ния в действие. Последнее объясняется тем, что именно в ходе законодательного процесса может быть наиболее точ­но и беспристрастно выявлен общий (публичный) интерес при налогообложении.

В современной литературе нередко отмечаются измене­ния в понимании налога, происшедшие в XX в. Так, Л. Тротаба, Ж.-М. Котре подчеркивают, что в наше время доктрина в значительной степени ставит акцент не на со­гласии с налогом, а на его обязательном характере; кон­цепция обусловленности налога идеей эквивалента уступа­ет место указанию на безусловный характер налога. Налог становится бременем, определяемым способностями платить налог, а не оказанными услугами. Несмотря на эти изме­нения в подходах, авторы, в том числе и данные, вынужде­ны признать, что «налоговое право покоится на старом прин­ципе согласия на налог, который выражается в примене­нии фискальной власти, в стремлении к активному сотрудничеству между налогоплательщиком и фиском».

Г. Жест и Ж. Тиксье также выводят на первый план концепцию, предполагающую связь налога с понятием социального долга. «Поскольку граждане пользуются все­ми государственными услугами, они имеют обоюдные или взаимные обязательства и должны подчинять свои инте­ресы интересам общества (общественным интересам). На­лог соответствует очевидной социальной потребности; все граждане солидарны и каждый должен внести лепту в финансирование общественного расхода, но не в зависи­мости от полученных преимуществ, а в соответствии со своими способностями платить налоги»[3]. Вместе с тем Г. Жест и Ж. Тиксье убеждены, что каждая из противопо­ставляемых концепций (концепция налога — цены и кон­цепция налога — социального долга) отражает только один из аспектов глубокой и сложной природы налога. «Взима­ние налогов — это институциональный факт, связанный с существованием социальной системы. Налог — это соци­альное обязательство, природа и формы выражения кото­рого зависят от концепций рассматриваемого общества и от представлений, которые существуют в нем о долге и справедливости. Нет другого оправдания для налога, кро­ме оправдания, существующего для власти, одним из про­явлений которой он (налог) является».

Практика налогообложения нашего времени демонст­рирует многочисленные примеры установления и введе­ния налогов, не преследующих фискальные цели, а на­правленных на решение конкретных социальных или эко­номических задач. Политика фискального вмешательства (фискального интервенционизма — interventionnlsme fiscal)³ в социальные и экономические процессы является в современных обществах повсеместной. Однако, каким бы образом ни менялись те цели, которые преследует на­лог, его основополагающий признак — это согласие на него законно избранных представителей народа (нации). В этом отношении нельзя безоговорочно согласиться с Г. Жестом и Ж. Тиксье, которые рассматривают налог в первую оче­редь как проявление фискального (государственного) су­веренитета во внутреннем и международном правопоряд­ке.

Считать данный признак налога глав­ным было бы не вполне логично, так как государственный суверенитет — явление производного порядка, которое основывается на народном суверенитете (эта идея, напри­мер, нашла отражение и в ст. 3 Конституции РФ).'Кроме того, данное замечание имеет значение, поскольку госу­дарственный суверенитет в целом, и в частности фискаль­ный (налоговый) суверенитет, проявляется в действиях раз­личных органов государства как при установлении и введе­нии налога, так и при его взимании, контроле за уплатой и т. д. Вместе с тем приоритетное значение имеет вопрос имен­но об установлении и введении налога через институты на­родного представительства. Другие проявления фискально­го (налогового) суверенитета могут быть раскрыты через иные признаки налога. И наконец, надо учитывать, что местные налоги вряд ли возможно рассматривать в качестве прямо­го проявления общегосударственного суверенитета, так как такой подход исключал бы значительную самостоятельность органов местной власти в этой сфере.

Согласие на налог законно избранных представителей народа было бы пустой (ничем не обеспеченной) деклара­цией, если бы оно не было выражено в конкретных проце­дурных формах, регламентированных правом. Согласие на налог может быть признано состоявшимся, если: 1) оно выражено в форме федерального закона о конкретном на­логе (актах представительных органов субъектов Федера­ции или местного самоуправления в том случае, если речь идет соответственно о региональном или местном налоге);

2) федеральный закон принят полномочными органами с со­блюдением установленного регламента, и его положения не нарушают принципы конституционного значения;

3) содержание принятого закона (или актов нижестоящих представительных органов) позволяет со всей однозначно­стью определить налогоплательщика и обязательные эле­менты налогообложения применительно к данному нало­гу: объект налогообложения, масштаб налога, единицу налогообложения, налоговую базу, налоговый период, на­логовую ставку, порядок исчисления налога, порядок и сроки уплаты налога (многие из данных элементов непос­редственно указаны в ст. 17 НК РФ);

4) федеральный за­кон (и акты нижестоящих представительных органов) опуб­ликован и введен в действие в установленном законода­тельством о налогах и сборах порядке[4].

2. Налог — ограничение права собственности, заклю­чающееся в законном отчуждении ее части в пользу пуб­личных образований

2. Налог — ограничение права собственности, заклю­чающееся в законном отчуждении ее части в пользу пуб­личных образований.

Определение понятий налога и сбора традиционно ос­новывается на рассмотрении вопроса об ограничении пра­ва собственности¹. Многочисленная практика Конституционного Суда РФ по рассмотрению дел о соответствии от­дельных налоговых законов Конституции РФ связана с противопоставлением публично-правовой обязанности гражданина платить налог его праву частной собственнос­ти. Нередко Конституционный Суд РФ вынужден был раз­решать вопрос о том, насколько соразмерно и справедливо установленное налогом ограничение права собственности, исходя из положений того или иного налогового з^аконо-дательного акта. Чему же противопоставляется обязанность платить налог, что представляет собой собственность? Ис­тория исследования вопроса о собственности насчитывает века. Справедливо сказать, что вопрос о собственности яв­ляется межотраслевым и одним из центральных в право­ведении (и не только в нем). Действительно, со времен римского права считается, что собственность является наи­более полным воплощением личности в вещи. Это наибо­лее полное и неограниченное право, ему свойственны ис­ключительность, абсолютный характер (защищается от посягательств любых лиц), полнота (полнота господства над объектом собственности), эластичность (восстанавли­вается в полном объеме после исчезновения ограничений), бессрочность. В связи с этим все другие права могут быть образованы как определенное ограничение права собствен­ности[5].

Насколько обоснованно такое понимание собственнос­ти в современных экономических условиях, когда прак­тика ограничения этого «неограниченного» по своей при­роде права стала повсеместной? В науке нет единства мне­ний на этот счет. Так, В.С. Якушев полагает, что право собственности относится к понятиям «застывшим», «жест­ким», «неподвижным». Полномочия по владению, пользованию и распоряжению, традиционно рассматриваемые как составляющие этого права, могут быть абстрагированы от конкретно-исторических общественных отношений[6]. На­против, например, А. А. Рубанов полагает, что «если рас­сматривать институт права собственности с точки зрения его исторической эволюции, то следует отметить, что на различных этапах... происходило изменение как самой структуры этого института за счет появления новых и от­мирания старых его компонентов, так и изменение соци­альной роли, следовательно, и соотношения основных групп норм, составляющих право собственности»[7]. Еще более категоричной позиции придерживаются некоторые зару­бежные ученые. В частности, они отмечают изменения, происходящие в природе права собственности, указывая, что «право свободного использования, извлечения выгоды и распоряжения в настоящий момент имеет не более чем историческое значение»[8].

Рассматривая данные точки зрения, необходимо под­держать подход к проблеме В.С. Якушева при условии, если считать постоянным или «застывшим» элементом само ядро юридической конструкции права собственности (т. е. конструирование его как субъективного права, возникаю­щего в рамках абсолютного, а не относительного правоот­ношения). Отдельные элементы содержания и признаки права собственности, думается, вполне могут в различные исторические периоды трактоваться различным образом с учетом происходящих изменений в социальных отноше­ниях и позитивном праве. Не случайно в литературе последнего времени обращается внимание на усиление тен­денций «движения от принципа неограниченной природы к принципу ограниченной природы» права собственности. Подчеркивается, что собственность перестала быть абсо­лютной (точнее, перестала быть правом, не имеющим чет­ко установленных пределов его реализации), ее содержа­ние определяется ныне в законе[9]. Масштабные ограниче­ния права собственности в условиях современных обществ, установленные в целях обеспечения публичных интересов, заставляют пересматривать само понятие права собствен­ности, иначе определять его содержание. В современной европейской и американской литературе этой проблема­тике посвящены многочисленные фундаментальные иссле­дования[10].

В то же время можно заметить, что понятие ограниче­ний права в целом и понятие ограничений права собствен­ности в частности различным образом трактуются в право­вой доктрине. Надо иметь в виду, что право и ограничение права представляют собой разные правовые категории. По­этому не стоит «смешивать пределы либо границы права собственности с пределами ограничения права собственнос­ти»[11]. Г.А. Гаджиев подчеркивает также, что «необходимо проводить различие между случаями ограничения основ­ных прав и установлением рамок их юридического содер­жания»[12]. Такой вывод имеет и практическое значение.

К. И. Скловский отмечает, что «всякие ограничения права собственности неизбежно порождают весьма острые коллизии. Не может быть ограничений без нежелательных последствий в принципе, ибо ограничение собственности — это ограничение свободы, автономии, самодеятельности лица, которые сами по себе — единственный источник бла­госостояния человека. Поэтому проблема ограничения соб­ственности — это проблема выбора наименее худшего, выбора из двух зол. Обоснованием ограничения не может быть простое указание на противоречие права собственно­сти иному праву или интересу. Такое противоречие мож­но обнаружить всегда. Обычно собственность как частное право ограничивается именно исходя из публичных инте­ресов. Публичный интерес при этом не лучше, не «про­грессивнее» частного, как это было принято утверждать, а обычно более важен чисто количественно, как сумма час­тных»[13]. Данное утверждение не бесспорно и нуждается в уточнении.

Соразмерное ограничение права (в том числе права соб­ственности) как метод разрешения противоречий основа­но на учете не только количественных факторов. Нецеле­сообразно ограничивать объем чьего-либо права лишь из-за наличия потребности в этом других лиц. В сфере социальных отношений нет места «слепой» арифметике. Как отмечает Р.А. Мюллерсон, «возможность ограниче­ний основных прав и свобод личности по соображениям обеспечения интересов общества в целом или прав и сво­бод других лиц всегда таит в себе угрозу, если даже не злоупотреблений, то во всяком случае принятия несораз­мерных охраняемому общественному интересу ограничи­тельных мер»[14]. Для того чтобы рассматриваемое ограни­чение было обоснованным, необходимо: во-первых, чтобы соответствующая общественная потребность была обуслов­лена публичными интересами, достойными правовой защиты с точки зрения этики; во-вторых, чтобы цели ог­раничения права не могли бы быть достигнуты иными до­ступными средствами; в-третьих, чтобы упомянутое огра­ничение было минимальным и не сопровождалось умале­нием таких основных прав, как право на жизнь, духовную свободу, достоинство.

Рассматривая вопрос об ограничении права собственно­сти налогом, необходимо исходить из первичности прав индивидуума (в том числе права собственности) по отно­шению к правам государства и обязанностям самого инди­видуума перед указанным публичным субъектом. Сообразно логике такого подхода налог выступает как обязанность, производная от права собственности лица. Законодатель­ным воплощением такого подхода является, например, ст. 14 Основного закона Федеративной Республики Герма­ния. В ней, наряду с указанием на гарантированность пра­ва собственности, отмечается, что «собственность обязы­вает. Ее использование должно одновременно служить об­щему благу». Таким образом, факт обладания имуществом порождает у собственника определенные обязательства пе­ред обществом[15].

В западной юриспруденции встречается точка зрения о том, что необходимо различать понятия собственности в отдельных отраслях права, а именно конституционном, гражданском, хозяйственном. При этом конституционно-правовое понятие собственности трактуется как совокуп­ность гарантий, предоставляемых собственности государ­ством. Сама же собственность должна охватывать любые частные права, имеющие имущественный характер. Цивилистические определения собственности обычно отож­дествляются с соответствующими определениями собствен­ности, содержащимися в гражданских кодексах. Что же касается собственности в хозяйственно-правовом смысле, то иногда ее, например, отождествляют со всем строем частноправовых отношений, имеющих отношение к пред­приятию[16]. Как свидетельствует практика Конституцион­ного Суда РФ по разрешению налогово-правовых споров, в процессе рассмотрения вопроса о соразмерности ограни­чения права собственности при налогообложении орган конституционного правосудия, по существу, исходит из не цивилистического, а конституционно-правового пони­мания конструкции права собственности. Однако нельзя не признать, что конституционно-правовой аспект катего­рии собственности на сегодняшний день еще в достаточ­ной степени не исследован. Хотя в отдельных работах эта проблема рассматривается[17].

Отметим, что налог — это ограничение права собствен­ности; причем собственности не только в конституцион­но-правовом значении этого слова. С гражданско-право­вой точки зрения взимание налога есть также ограниче­ние права собственности. Едва ли можно согласиться с мнением о дифференцированном подходе к вопросу об ог­раничении права собственности с учетом отраслевой при­надлежности института собственности. Установленное за­коном ограничение обладает общим действием и распрост­раняется на право собственности во всех проявлениях и формах. Кроме того, взимание налога следует рассматри­вать в качестве одного из оснований прекращения права собственности.

Наряду с национализацией, конфискацией и реквизи­цией взимание налога относится к числу публичных ак­тов. Поэтому взимание налога является юридическим фак­том. В результате взимания налога происходит, с одной стороны, прекращение налоговой обязанности налогопла­тельщика по уплате конкретного налога, с другой — прекращение права собственности налогоплательщика на вно­симые в качестве налогов денежные средства[18]. В после­дней ситуации налогоплательщик лишается имущества в виде денежных средств. И хотя такое основание прекра­щения права собственности прямо не указанно в гл. 15 ГК РФ, тем не менее из смысла п. 1 ст. 235 Кодекса вытекает, что право собственности может быть прекращено и в дру­гих случаях, предусмотренных законом. ГК РФ в контексте рассматриваемой ситуации под словом «закон» понимает федеральные законы, содержащие нор­мы как гражданского, так и публичного права (например, НК РФ).

Данный пример наглядно свидетельствует о том, что Налоговый кодекс и гражданское законодательство суть отражение двух начал в правовом регулировании обще­ственных отношений — публично-правовых и частнопра­вовых — и что между ними нет и не может быть так назы­ваемой «Китайской стены»[19]. Указанное взаимодействие — объективный процесс.

Однако налог является не просто ограничением назван­ного права, это ограничение права собственности в конк­ретной форме, заключающееся в законном отчуждении ее части с возложением на собственника обязанностей пред­принять активные действия по ее передаче государству (или муниципальному образованию). Этим налог отличается от других смежных институтов. Поскольку налог является ограничением именно права собственности частных лиц[20], а не иных их прав (неимущественного характера), он должен иметь экономическое основание (ст. 3 НК РФ). Совре­менному пониманию налога не могут соответствовать раз­личные подушные подати, взимавшиеся ранее лишь на основании самого факта существования лица[21].

3. Налог — это ограничение права собственности, кото­рое социально обусловлено

Обязательным признаком налога является цель его взи­мания, а именно его социальная обусловленность. Налог уплачивается в целях финансового обеспечения деятель­ности государства и (или) муниципальных образований. В то же время, как следует из ст. 18 Конституции РФ, не что иное, как права и свободы граждан, определяют смысл и назначение деятельности государства и его органов. Именно социальная обусловленность налога позволяет юридически «оправдать» возможность взимания подобно­го обязательного, безвозвратного, безвозмездного платежа. Ранее отмечалось, что налог является ограничением права собственности граждан и их объединений. В силу ст. 35, 56 Конституции РФ право собственности принадлежит к числу конституционных прав, реализация которого может быть ограничена в той мере, в какой это необходимо в це­лях защиты основ конституционного строя, нравственнос­ти, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обес­печения обороны страны и безопасности государства. Сле­довательно, именно рассматриваемый признак налога — социальная обусловленность необходимости его взимания — позволяет говорить о принципиальной возможности уста­новления легитимной системы налогообложения.

В юридической доктрине нередко специально обраща­ется внимание на нецелевой характер налогового платежа[22]. Данный принцип нашел отражение и в практике Кон­ституционного Суда РФ. Он вытекает также из положе­ний бюджетного законодательства РФ, в частности ст. 29 (принцип единства бюджетной системы РФ), ст. 32 (прин­цип полноты отражения доходов и расходов) и особенно ст. 35 (принцип общего (совокупного) покрытия расходов) Бюджетного кодекса РФ (БК РФ). Это бесспорно верное принципиальное положение о нецелевом характере нало­га в полной мере вытекает из признака его социальной обусловленности, поскольку подобный общий.характер цели взимания любого налога (т. е. социальная обуслов­ленность) предопределяет и обезличивание поступающих в виде налога средств в составе государственных и муни­ципальных бюджетов.