Управляемый политический конфликт

Управляемый политический конфликт

Любая другая политическая кампания редко достигает той степени остроты, напряженности, которая характерна для предвыборной кампании. Другими словами, в ситуации выборов противоречия между основными политическими субъектами, лидерами, группами интересов достигают зачастую той грани, за которой начинается уже насильственное разрешение социальных конфликтов, но все же, как правило, не переходят ее.

Предвыборная кампания, таким образом, является достаточно острой формой политического конфликта, т. е. борьбы различных политических сил за власть. В то же время этим конфликтом возможно «управлять». С одной стороны, общество, признавая необходимость регулярных выборов, признает и целесообразность периодического обострения борьбы за власть. Регламентируемая законодательными актами минимальная явка избирателей определяет минимальную степень вовлеченности общества в эту борьбу. И поскольку планка, как правило, достаточно высока (от 25% и выше — как минимум каждый четвертый достигший социальной зрелости), то острота борьбы изначально запрограммирована. На обострение ситуации работает и обязательная альтернативность выборов. Система двух туров, применяемая при выборах на достаточно значимые должности, задает обязательную поляризацию общества на два лагеря.

С другой же стороны, регламентируя формы и методы проведения предвыборной кампании, общество накладывает ограничения на формы разрешения и проявления политического конфликта и задает тем самым «цивилизованную» форму этой борьбы.

Исходя из этого можно утверждать, что практика сопровождения предвыборной кампании представляет собой, по сути, практику управления социальным конфликтом — как на стадии его нарастания, так и на стадии его затухания.

Рассматривая предвыборную кампанию в терминах социального и политического конфликта, мы бы хотели сразу отмежеваться от возможного истолкования этой точки зрения как оправдания применения методов очернения соперников, использования компромата и т. п. Такого рода «грубые» приемы являются своего рода нарушением правил цивилизованной борьбы и поэтому общество накладывает на их применение этические и юридические ограничения.

Когда мы в данном контексте говорим о конфликте, мы имеем в виду в первую очередь не столкновение личностей кандидатов, а противоречия между различными социальными группами (половыми, возрастными, профессиональными, имущественными, национальными и т. п.). Обострение противоречий между ними в процессе кампании неизбежно, однако при этом всегда существует опасность «выпустить джинна из бутылки». Риск инициировать эскалацию неуправляемого конфликта налагает особую ответственность на тех, кто играет на этих противоречиях. В этом смысл понятия «экологичности» в предвыборных кампаниях. Он включает в себя осознание политиками и политтехнологами возможных последствий своих действий и «непересечение» той тонкой грани, когда личный или социальный конфликт становится «неуправляемым» и становится нецевилизованным. Таким образом, «экологичность» — понятие более широкое и не сводится к простому ограничению применения жестких приемов.

Говоря об «управляемом конфликте», о конфликте в пределах норм и правил, мы ассоциативно вспоминаем спортивные соревнования. Метафоры «военно-спортивного» плана (старт, финиш, гонка, победа, стратегия и тактика и т. п.) часто используются в применении к предвыборным кампаниям. И это не случайно. Эти метафоры выводят нас на следующее важное с точки зрения сущности предвыборных кампаний понятие — понятие социальной игры.

Метафоры «военно-спортивного» плана (старт, финиш, гонка, победа, стратегия и тактика) часто используются в применении к предвыборным кампаниям

Социальная игра

Й. Хейзинга, который поднял понятие игры до методологического уровня и рассматривал всю человеческую культуру как игру, определил игру как «свободную деятельность, которая осознается как “не взаправду” и вне повседневной жизни выполняемое занятие, однако она может целиком овладевать играющим, не преследует при этом никакого прямого материального интереса, не ищет пользы, …совершается внутри намеренно ограниченного пространства и времени, протекает упорядоченно, по определенным правилам и вызывает к жизни общественные группировки, предпочитающие окружать себя тайной либо подчеркивающие свое отличие от прочего мира всевозможной маскировкой».

На первый взгляд, под это определение, особенно под первую часть, не подпадает ряд характерных черт предвыборной кампании. Однако это не совсем так. Действительно, если говорить о «не взаправдашнем» характере конфликта в применении к предвыборным кампаниям, то это означает как раз ту грань, за которой конфликт перерастает в насильственную форму. У известного мыслителя XX века Э. Канетти мы находим по этому поводу весьма любопытное рассуждение. О парламентской системе он пишет: «голосование … играет решающую роль как момент действительного выяснения сил. Это как бы пережиток кровавой стычки (выделено нами — М. К.), которая разыгрывается и переживается на разные лады: угрозы, ругань, общее возбуждение доходит иногда до драки и швыряния предметов. Однако подсчет голосов «кладет битве конец». Партии «сражаются, наложив запрет на убийство». И далее: «Выборы депутатов имеют в принципе ту же природу, что и процессы внутри парламента».

Другой особенностью игры, которая кажется не свойственной предвыборной кампании, является отсутствие в игре прямого материального интереса. В предвыборной же кампании материальный интерес присутствует всегда, хотя в большинстве случаев он скрыт от общественности. Но и игра в карты, даже если она идет на деньги, не перестает от этого быть игрой, поскольку победа в игре и выигрыш как премия разделены. Размер этой премии создает дополнительный стимул для участников игры, но победа в игре всегда притягательна сама по себе.

У того же Й. Хейзинги после приведенного выше определения дается еще одно, более лаконичное: «Игра есть борьба за что-нибудь или же представление чего-нибудь. Обе эти функции без труда объединяются таким образом, что игра «представляет» борьбу за что-то, либо является состязанием в том, кто лучше что-то представит». Это определение как нельзя более точно отражает сущность политики, которая заключается в формулировании и предъявлении (= «представлении») общественного интереса, и на выборах побеждает тот, кто раньше и точнее других этот интерес выражает.

«Особое» состояние социального субъекта

Специального внимания заслуживает характеристика игры, подчеркивающая то, что она (игра) разворачивается «вне повседневной жизни». В жаргоне политических консультантов существует разделение ситуаций выборов и ситуаций «мирного времени». Особый характер ситуаций выборов проявляется в резкой политизации общества, своеобразном замирании экономической жизни, особом сплаве настроений и эмоциональных состояний избирателей и т. п.

Разговоры об особом, гипнотическом, трансовом состоянии населения в этот период не так уж далеки от истины. И дело здесь не только в применении гипнотических технологий. Выше мы уже говорили о неизбежном обострении социальных конфликтов в период выборов. Развивая эту мысль, можно сказать, что социальный субъект в принципе приходит в «особое состояние». Одной из ключевых характеристик этого состояния является интенсивный процесс переструктурирования общества. Социальные страты приходят в движение и подобно частицам металла в магнитном поле выстраиваются вокруг основных силовых линий, линий напряжения.

«Короткоживущие социальные системы»

Описывая эти процессы, мы, совместно с С. И. Алексухиным, ввели понятие «самоорганизующейся социальной системы с коротким периодом жизни» («короткоживущей социальной системы»). В этой системе неприемлемы (неэффективны) прямые директивные методы социального управления. Участники кампании являются элементами самоорганизующейся системы, находятся внутри этой системы. Эффективность их деятельности непосредственно связана со способностью встроиться в логику движения самой системы, войти в резонанс с ней.

Можно привести немало примеров подобных «короткоживущих социальных систем» и из неполитической сферы. На период масштабных мероприятий — чемпионатов, фестивалей, юбилеев — меняется жизнь отдельных городов и даже целых стран, создаются особые органы управления, вводятся новые нормы и правила, временно утрачивают смысл некоторые социальные конфликты (так, в древней Греции на период проведения Олимпийских игр прекращались военные действия) и т. п.

Дабы подчеркнуть, что приведенные выше рассуждения не являются абстрактной умозрительной моделью, а имеют совершенно конкретную практическую направленность, мы проиллюстрируем то, что дает на практике использование понятия «короткоживущей самоорганизующейся системы», рядом примеров при анализе предвыборных кампаний.

Разрыв между «мирным» временем, т. е. повседневной жизнью, и предвыборной ситуацией в ряде случаев объясняет кажущуюся нелогичность выбора и ошибки социологических прогнозов. Сам факт того, что происходит переструктурирование внутри социального субъекта, ставит под сомнение правомерность традиционного для социологии деления на социальные группы по формальным социально-демографическим критериям. Именно от правильного выделения тех линий, по которым пройдет основная поляризация общественного мнения, а значит и критериев деления на социальные группы, зависит точность получаемого прогноза.

Однако дело не только в точности прогноза. При разработке стратегии кампании одним из ключевых факторов является как раз определение этих «линий напряжения». Эффективность воздействия основных лозунгов кампании напрямую связана с точностью их попадания в эти линии поляризации, поскольку только в этом случае лозунг приобретает действительную энергетичность. Он перестает быть простым, хотя может быть и красивым, набором слов и реально начинает влиять на поведение людей.

Еще один пример связан с организацией штаба кампании. В большинстве пособий по выборам приводится практически одна и та же структурно-функциональная схема с незначительными «вариациями на тему». Однако практика показывает, что эта схема на деле либо не реализуется, либо же, реализовавшись, оказывается неэффективной. Причина этому — в несоответствии организационных принципов, предназначенных для стабильных систем, необходимости решать задачи, жестко локализованные в ограниченном временном отрезке. Неизбежно возникающие проблемы, связанные с отсутствием возможности постепенно отладить организационную структуру, в большинстве случаев решаются через применение предельно жестких, полувоенных методов управления.

В результате теряется гибкость при принятии решений в экстремальных ситуациях. Жесткость планирования ведет к разрыву между замыслами и реальным развитием ситуации, и, как следствие, к неэффективности применяемых технологических решений, распылению финансовых ресурсов и, самое главное, к неадекватной мотивации членов штаба. Члены такого штаба работают не столько «на результат», сколько ради того, чтобы обезопасить себя от возможных ошибок и критики.

В основе альтернативного принципа построения штаба лежит принцип координации деятельности относительно автономных подсистем, предполагающий использование и аккумулирование их собственной энергетики. Такие «короткоживущие управленческие системы» возможны при наличии харизматичного лидера, способного создать вокруг себя сплоченное ядро, заряженное на совместное достижение результата.

Феномен выбора

Уникальность ситуации конкретных выборов напрямую связана с проблемой выбора как одного из сложнейших феноменов. Конечно, сопоставление сложного экзистенциального выбора и выбора человеком того или иного депутата было бы большой натяжкой, однако и в том, и в другом случае присутствует элемент некой финальности ситуации, ее непредсказуемости, нелогичности, а отсюда элемент мистичности.

На этот факт обращали внимание многие авторы. Приведем в качестве иллюстрации любопытное высказывание избирателя на выборах Президента РФ в 1996 году: «Когда я шел на участок, я собирался проголосовать за Зюганова, но в кабинке почему-то проголосовал за Ельцина, и до сих пор не понимаю, как это произошло». Напомним, что всего за несколько месяцев до этих выборов в возможность победы Б. Н. Ельцина трудно было поверить. Столь же трудно предсказуемым был выбор избирателями в 1999 году «Единства» («медведей»), сформированного буквально в ходе самой кампании. Да и стремительный взлет любви избирателей к малознакомому на тот момент В. В. Путину трудно назвать логичным.

«Мистичность» выбора получает рациональное объяснение обычно лишь задним числом. Происходящее же на избирательном участке вообще окружено ореолом «таинства», символами некого «священнодействия», и прогноз того, как поведет себя избиратель в день голосования, становится центральной проблемой кампании. Известно, что до трети избирателей принимает окончательное решение именно в день голосования. Поведение этой части электората определяет исход многих кампаний.

На начальных этапах кампании «неопределившиеся» обычно составляют абсолютное большинство, поскольку количество постоянно интересующихся политикой в обществе по разным оценкам составляет от 10 до 20%. Поэтому именно эта, «неустойчивая» часть электората является ключевой группой, за голоса которой, собственно, и идет борьба. В результате эта группа постепенно поляризуется и сужается, но выбор, в конечном счете, все равно происходит именно внутри нее.

Можно по-разному оценивать группу «неопределившихся», упрекать ее в аполитичности, доказывать при помощи социологии, что эта социальная группа не дотягивает до ценза «элитности» по образовательным, имущественным и прочим критериям. Однако именно этот «неустойчивый» избиратель и представляет собой того самого погруженного в повседневную жизнь человека, на уровне которого и происходит выбор полюса на линии напряженности.

Хотя формально выбор делается между одним кандидатом или другим, одной политической партией или другой, реально плоскость этого выбора лежит глубже. Иногда говорят: «Монтер Вася с похмелья голосует в зависимости от того, с какой ноги он сегодня встал». Но именно совокупность тех самых «Вась», «Валь», «Петь» и т. д. составляет электорат, народ, поведение которого представляет собой весьма сложный процесс и который проявляет в ситуации выбора удивительную мудрость и последовательность, понять которую не так просто.

Вставьте рисунок 4 Именно неустойчивая часть электората является группой, за голоса которой идет борьба

Патетичность приведенных выше рассуждений необходимо уравновесить конкретной практикой. Умозрительно можно предложить как минимум четыре возможные модели распределения голосов тех, кто определяется с выбором в день голосования:

• случайное (равномерное) распределение голосов;
• сдвиг в сторону оппозиционного лидера в силу аполитичности данной группы;
• сдвиг в сторону лидера гонки как проявление конформности, склонности поступать «как все»;
• распределение голосов пропорционально «определившейся» части электората.

Опыт показывает, что последний вариант из выше перечисленных, особенно в интенсивных и напряженных кампаниях, встречается наиболее часто, что достаточно нелогично, если следовать «примитивной» модели выбора. Ведь отсюда вытекает, что процесс поляризации, происходящий в «определившейся» части электората, «отзеркаливается» в «неустойчивой» его части. Получается, что, несмотря на меньшую вовлеченность этих избирателей в кампанию, а значит меньший объем получаемой ими информации и, соответственно, интерес к ней, общий вектор выбора сохраняется. Срабатывает своеобразный «эффект резонанса» или, пользуясь другой метафорой, голографический эффект — картина на периферии электорального поля оказывается сходной тому, что происходит в его центре.

Влияние «сознательной» части электората на «несознательную» очевидно, и оно происходит в первую очередь через неформальные каналы. Но информация, доходящая от «центра» к «периферии», упрощена, очищена от шелухи, избыточности. Выбор здесь происходит на уровне достаточно простых, базовых критериев (например, «свой — чужой»). Если теперь совершить обратное движение, то можно предположить, что и в основе выбора «сознательных» избирателей, несмотря на все нюансировки, в конечном счете, лежат те же базовые основания. Отличие «центра» от «периферии» состоит скорее не в основаниях выбора, а в степени его осознания и возможности мотивировки. Другими словами, и «центр», и «периферия» выбирают одинаково. Разница лишь в том, что «центр» в отличие от «периферии» может красиво, связно объяснить, почему он выбирает так, а не иначе, хотя в некоторых случаях это объяснение не имеет ничего общего с реальным основанием выбора.

Имидж политика и архетип

В таком «очищенном» виде, на уровне базовых оснований выбор обретает связь с глубинными социально-психологическими процессами. Так, например, считается, что одним из ключевых факторов выбора кандидата является его имидж. При этом имидж зачастую трактуется, грубо говоря, как некая маска, которую кандидат надевает, чтобы обмануть избирателя. Касаясь этой проблемы, мы попадаем в треугольник «кандидат — имидж — избиратель». Если говорить о соотношении «кандидат — имидж», то нам близка точка зрения В. А. Пызина, по мнению которого, «имидж — это социальное эхо глубинных интенций личности». Проще говоря, какую маску ни надень, а истинное лицо — или волчьи уши — все равно будет торчать наружу.

Но нас сейчас интересует другая сторона обозначенного выше треугольника — «имидж — избиратель». С точки зрения диалогичности имидж есть то, что избирателю не навязывается, а возвращается. Или: имидж есть отражение в политике самого избирателя (вспомним: «народ достоин политиков, которых он выбирает»). Политик — это его зеркало, но зеркало «продвинутое». В этом зеркале избиратель находит то, что скрыто в глубине его самого. Эту точку зрения мы выразили ранее, предложив трактовать имидж как «проекцию архетипа».

Конечно, мы далеки от той точки зрения, что политику следует сознательно изображать из себя «Иванушку-дурачка» или «Илью Муромца», исходя из того, что чем больше сходство кандидата с актуальным в данный момент архетипичным героем, тем выше его шансы на успех. Однако «попадание» политика в менталитет избирателей — необходимое условие победы. Политик, у которого нет такого «попадания», имеет очень низкие шансы на победу. Его нельзя сымитировать, но даже если оно есть, его не так-то просто проявить. «Свой» кандидат или «чужой», решается через вопросы, испытания, которым избиратель подвергает кандидата. Проще говоря — не через слова, а через поступки, через рисунок поведения кандидата избиратель определяет его соответствие своему образу героя.

Мы сказали «героя», но спектр тех архетипов, которые актуализируются в предвыборной кампании, шире. Согласно В. Н. Амелину, вариантов таких базовых образов четыре — мудрец, воин-защитник, царь-кормилец, борец за справедливость. Добавим от себя, что на тему каждого из них в каждой культуре (и в каждом регионе!) существует свой набор вариантов. И именно они являются теми точками отсчета, на уровне которых происходит базовый выбор.

Каждая конкретная фигура-архетип несет в себе в свернутом виде определенный сюжет, мифологему, матрицу, содержащую одновременно и формулировку проблемы, и способ ее решения. Таким образом, на глубинном уровне происходит фактически выбор того из политиков, кто наиболее точно отражает актуальную проблему и соответствует ожидаемому (архетипичному) способу ее разрешения.

Реальная проблема, решаемая в ходе выборов, не всегда бывает четко обозначенной. Она нередко скрыта за многими наслоениями, контекстами и практически невозможно по ряби, видимой на поверхности социальной жизни, точно определить все движения, которые «кит коллективного бессознательного» совершает под водой. Только со временем станет окончательно понятно, почему в начале 1990-х российский избиратель выбрал первым Президентом России Б. Н. Ельцина, а в 2000 году — вторым В. В. Путина. Как и какую проблему решал для себя избиратель через этот выбор в одной и в другой ситуации? Что увидел он в этих политиках? Каким героям прошлого они соответствуют? На все эти вопросы можно будет определенно ответить лишь тогда, когда окончательно «произрастут» заложенные каждым из них исторические тенденции. Но коллективное бессознательное уже сегодня предвидит, предчувствует и — выбирает.

Поэтому чем глубже понимание менталитета избирателей, тем точнее выстраивается стратегия кампании. Процесс этой глубинной диагностики включает традиционные методы социокультурного анализа продуктов коллективного творчества (мифов, сказок, легенд и пр.). Однако наиболее ярко менталитет избирателей проявляется в процессе самой кампании через то, как избиратели реагируют на ее ключевые моменты — кому из кандидатов симпатизируют, какие их поступки и слова одобряют, а какие отвергают, как описывают для себя происходящее и т. п. Для понимания менталитета и установок избирателей наиболее адекватны качественные методы социологического анализа.

Оживший миф

Сказанное еще раз подтверждает необходимость гибкого планирования кампании. Невозможно сначала построить имидж, а затем, собственно, провести кампанию. Строительство имиджа кандидата идет на всем протяжении кампании, и это встречный процесс — от избирателя к кандидату и от кандидата к избирателю. В процессе этого встречного движения и разыгрывается тот миф, мифологема, которая как бы подспудно лежит в глубинах коллективной психики. В этом смысле предвыборная кампания представляет собой оживший на время миф, разыгрываемый мифологический сюжет. Чем напряженнее кампания, чем существеннее выбор, тем больше в нем мифологического. Именно актуализация мифа вызывает к жизни ту энергетику, которая питает кампанию, и придает ей тот элемент не-обычности, не-повседневности, «особости», который ей свойствен.

Следует оговориться, что, прикасаясь к глубинным пластам, мы вызываем к жизни энергию, которая может выйти из-под контроля. В этом состоит смысл завершающего этапа кампании, момента выборов, функция которого — ограничить, задать предел, дать возможность отреагировать всплывшие эмоции, пропустить в повседневную жизнь лишь необходимую часть поднятой из глубин энергии.

Ритуал голосования

Поэтому момент голосования является наиболее ритуализированным элементом кампании, и праздничная атмосфера есть необходимый компонент этого ритуала. Активность избирателей во многом зависит от того, насколько подготовлено это ритуальное завершение. Можно даже сказать, что активность избирателей, готовность к выбору напрямую связаны с тем, насколько подготовлена ситуация отреагирования эмоций на финише. При этом праздник не столько мотивирует избирателей принять участие в голосовании, сколько создает ситуацию, благоприятную для проявления активности, как бы дает избирателю «разрешение» на активность.

Понятие ритуала завершает цепочку тех ассоциаций, которые кажутся нам существенными как в плане теоретического понимания сущности предвыборных кампаний, так и в плане конкретной практики их сопровождения: управляемый социальный конфликт — социальная игра — короткоживущая самоорганизующаяся система — особое состояние сознания — диалог — выбор — архетип — миф — ритуал. Эти понятия задают поле вторичных ассоциаций и тем самым помещают понятие предвыборной кампании в широкий культурологический контекст.

Далее мы рассмотрим каждую цепь ассоциаций, каждую новую систему связей более глубоко. Сформированный круг понятий-ассоциаций станет для нас инструментом более углубленного анализа хода предвыборных кампаний и разработки технологий их сопровождения. Мы последовательно рассмотрим структуру и динамику, формальную сторону предвыборных кампаний, а также их содержательный аспект.

Управляемый политический конфликт

Любая другая политическая кампания редко достигает той степени остроты, напряженности, которая характерна для предвыборной кампании. Другими словами, в ситуации выборов противоречия между основными политическими субъектами, лидерами, группами интересов достигают зачастую той грани, за которой начинается уже насильственное разрешение социальных конфликтов, но все же, как правило, не переходят ее.

Предвыборная кампания, таким образом, является достаточно острой формой политического конфликта, т. е. борьбы различных политических сил за власть. В то же время этим конфликтом возможно «управлять». С одной стороны, общество, признавая необходимость регулярных выборов, признает и целесообразность периодического обострения борьбы за власть. Регламентируемая законодательными актами минимальная явка избирателей определяет минимальную степень вовлеченности общества в эту борьбу. И поскольку планка, как правило, достаточно высока (от 25% и выше — как минимум каждый четвертый достигший социальной зрелости), то острота борьбы изначально запрограммирована. На обострение ситуации работает и обязательная альтернативность выборов. Система двух туров, применяемая при выборах на достаточно значимые должности, задает обязательную поляризацию общества на два лагеря.

С другой же стороны, регламентируя формы и методы проведения предвыборной кампании, общество накладывает ограничения на формы разрешения и проявления политического конфликта и задает тем самым «цивилизованную» форму этой борьбы.

Исходя из этого можно утверждать, что практика сопровождения предвыборной кампании представляет собой, по сути, практику управления социальным конфликтом — как на стадии его нарастания, так и на стадии его затухания.

Рассматривая предвыборную кампанию в терминах социального и политического конфликта, мы бы хотели сразу отмежеваться от возможного истолкования этой точки зрения как оправдания применения методов очернения соперников, использования компромата и т. п. Такого рода «грубые» приемы являются своего рода нарушением правил цивилизованной борьбы и поэтому общество накладывает на их применение этические и юридические ограничения.

Когда мы в данном контексте говорим о конфликте, мы имеем в виду в первую очередь не столкновение личностей кандидатов, а противоречия между различными социальными группами (половыми, возрастными, профессиональными, имущественными, национальными и т. п.). Обострение противоречий между ними в процессе кампании неизбежно, однако при этом всегда существует опасность «выпустить джинна из бутылки». Риск инициировать эскалацию неуправляемого конфликта налагает особую ответственность на тех, кто играет на этих противоречиях. В этом смысл понятия «экологичности» в предвыборных кампаниях. Он включает в себя осознание политиками и политтехнологами возможных последствий своих действий и «непересечение» той тонкой грани, когда личный или социальный конфликт становится «неуправляемым» и становится нецевилизованным. Таким образом, «экологичность» — понятие более широкое и не сводится к простому ограничению применения жестких приемов.

Говоря об «управляемом конфликте», о конфликте в пределах норм и правил, мы ассоциативно вспоминаем спортивные соревнования. Метафоры «военно-спортивного» плана (старт, финиш, гонка, победа, стратегия и тактика и т. п.) часто используются в применении к предвыборным кампаниям. И это не случайно. Эти метафоры выводят нас на следующее важное с точки зрения сущности предвыборных кампаний понятие — понятие социальной игры.

Метафоры «военно-спортивного» плана (старт, финиш, гонка, победа, стратегия и тактика) часто используются в применении к предвыборным кампаниям

Социальная игра

Й. Хейзинга, который поднял понятие игры до методологического уровня и рассматривал всю человеческую культуру как игру, определил игру как «свободную деятельность, которая осознается как “не взаправду” и вне повседневной жизни выполняемое занятие, однако она может целиком овладевать играющим, не преследует при этом никакого прямого материального интереса, не ищет пользы, …совершается внутри намеренно ограниченного пространства и времени, протекает упорядоченно, по определенным правилам и вызывает к жизни общественные группировки, предпочитающие окружать себя тайной либо подчеркивающие свое отличие от прочего мира всевозможной маскировкой».

На первый взгляд, под это определение, особенно под первую часть, не подпадает ряд характерных черт предвыборной кампании. Однако это не совсем так. Действительно, если говорить о «не взаправдашнем» характере конфликта в применении к предвыборным кампаниям, то это означает как раз ту грань, за которой конфликт перерастает в насильственную форму. У известного мыслителя XX века Э. Канетти мы находим по этому поводу весьма любопытное рассуждение. О парламентской системе он пишет: «голосование … играет решающую роль как момент действительного выяснения сил. Это как бы пережиток кровавой стычки (выделено нами — М. К.), которая разыгрывается и переживается на разные лады: угрозы, ругань, общее возбуждение доходит иногда до драки и швыряния предметов. Однако подсчет голосов «кладет битве конец». Партии «сражаются, наложив запрет на убийство». И далее: «Выборы депутатов имеют в принципе ту же природу, что и процессы внутри парламента».

Другой особенностью игры, которая кажется не свойственной предвыборной кампании, является отсутствие в игре прямого материального интереса. В предвыборной же кампании материальный интерес присутствует всегда, хотя в большинстве случаев он скрыт от общественности. Но и игра в карты, даже если она идет на деньги, не перестает от этого быть игрой, поскольку победа в игре и выигрыш как премия разделены. Размер этой премии создает дополнительный стимул для участников игры, но победа в игре всегда притягательна сама по себе.

У того же Й. Хейзинги после приведенного выше определения дается еще одно, более лаконичное: «Игра есть борьба за что-нибудь или же представление чего-нибудь. Обе эти функции без труда объединяются таким образом, что игра «представляет» борьбу за что-то, либо является состязанием в том, кто лучше что-то представит». Это определение как нельзя более точно отражает сущность политики, которая заключается в формулировании и предъявлении (= «представлении») общественного интереса, и на выборах побеждает тот, кто раньше и точнее других этот интерес выражает.

«Особое» состояние социального субъекта

Специального внимания заслуживает характеристика игры, подчеркивающая то, что она (игра) разворачивается «вне повседневной жизни». В жаргоне политических консультантов существует разделение ситуаций выборов и ситуаций «мирного времени». Особый характер ситуаций выборов проявляется в резкой политизации общества, своеобразном замирании экономической жизни, особом сплаве настроений и эмоциональных состояний избирателей и т. п.

Разговоры об особом, гипнотическом, трансовом состоянии населения в этот период не так уж далеки от истины. И дело здесь не только в применении гипнотических технологий. Выше мы уже говорили о неизбежном обострении социальных конфликтов в период выборов. Развивая эту мысль, можно сказать, что социальный субъект в принципе приходит в «особое состояние». Одной из ключевых характеристик этого состояния является интенсивный процесс переструктурирования общества. Социальные страты приходят в движение и подобно частицам металла в магнитном поле выстраиваются вокруг основных силовых линий, линий напряжения.

«Короткоживущие социальные системы»

Описывая эти процессы, мы, совместно с С. И. Алексухиным, ввели понятие «самоорганизующейся социальной системы с коротким периодом жизни» («короткоживущей социальной системы»). В этой системе неприемлемы (неэффективны) прямые директивные методы социального управления. Участники кампании являются элементами самоорганизующейся системы, находятся внутри этой системы. Эффективность их деятельности непосредственно связана со способностью встроиться в логику движения самой системы, войти в резонанс с ней.

Можно привести немало примеров подобных «короткоживущих социальных систем» и из неполитической сферы. На период масштабных мероприятий — чемпионатов, фестивалей, юбилеев — меняется жизнь отдельных городов и даже целых стран, создаются особые органы управления, вводятся новые нормы и правила, временно утрачивают смысл некоторые социальные конфликты (так, в древней Греции на период проведения Олимпийских игр прекращались военные действия) и т. п.

Дабы подчеркнуть, что приведенные выше рассуждения не являются абстрактной умозрительной моделью, а имеют совершенно конкретную практическую направленность, мы проиллюстрируем то, что дает на практике использование понятия «короткоживущей самоорганизующейся системы», рядом примеров при анализе предвыборных кампаний.

Разрыв между «мирным» временем, т. е. повседневной жизнью, и предвыборной ситуацией в ряде случаев объясняет кажущуюся нелогичность выбора и ошибки социологических прогнозов. Сам факт того, что происходит переструктурирование внутри социального субъекта, ставит под сомнение правомерность традиционного для социологии деления на социальные группы по формальным социально-демографическим критериям. Именно от правильного выделения тех линий, по которым пройдет основная поляризация общественного мнения, а значит и критериев деления на социальные группы, зависит точность получаемого прогноза.

Однако дело не только в точности прогноза. При разработке стратегии кампании одним из ключевых факторов является как раз определение этих «линий напряжения». Эффективность воздействия основных лозунгов кампании напрямую связана с точностью их попадания в эти линии поляризации, поскольку только в этом случае лозунг приобретает действительную энергетичность. Он перестает быть простым, хотя может быть и красивым, набором слов и реально начинает влиять на поведение людей.

Еще один пример связан с организацией штаба кампании. В большинстве пособий по выборам приводится практически одна и та же структурно-функциональная схема с незначительными «вариациями на тему». Однако практика показывает, что эта схема на деле либо не реализуется, либо же, реализовавшись, оказывается неэффективной. Причина этому — в несоответствии организационных принципов, предназначенных для стабильных систем, необходимости решать задачи, жестко локализованные в ограниченном временном отрезке. Неизбежно возникающие проблемы, связанные с отсутствием возможности постепенно отладить организационную структуру, в большинстве случаев решаются через применение предельно жестких, полувоенных методов управления.

В результате теряется гибкость при принятии решений в экстремальных ситуациях. Жесткость планирования ведет к разрыву между замыслами и реальным развитием ситуации, и, как следствие, к неэффективности применяемых технологических решений, распылению финансовых ресурсов и, самое главное, к неадекватной мотивации членов штаба. Члены такого штаба работают не столько «на результат», сколько ради того, чтобы обезопасить себя от возможных ошибок и критики.

В основе альтернативного принципа построения штаба лежит принцип координации деятельности относительно автономных подсистем, предполагающий использование и аккумулирование их собственной энергетики. Такие «короткоживущие управленческие системы» возможны при наличии харизматичного лидера, способного создать