Человек-Праздник и я: горе посреди вечеринки

Сработало. Влюбился.
Но вместо ожидаемой карусели эмоций конфетно-букетного периода я получила бесконечную тревогу, которая подпитывала семена моей неуверенности в себе, упавшие на благодатную почву бесконечных сравнений себя с окружающими ЧП подругами. А сравнить было с кем: вереница тощих девиц, постоянно крутившихся возле ЧП, отнюдь не способствовали росту моей разрушающейся на глазах самооценки.
Будучи активно социальной личностью, ЧП дружил со всеми своими бывшими девушками, с бывшими парнями бывших девушек и их новыми девушками, а также с их братьями / сестрами / мамами. ЧП дружил со всеми. Круглосуточно его телефон разрывался от бесконечных сообщений и СМСок, а заманчивые предложения с планами на вечер поступали в ритме нон-стоп. Все хотели кусочек праздника. ЧП радостно дарил себя всем, и казалось, сам питался этой энергией нескончаемой тусовки.
Я чувствовала себя чужой на этом празднике жизни. Я дергалась от каждого сообщения, которое приходило ему на телефон, видя аватарки стройных девиц и их «Привет-как-дела». Я бесконечно сравнивала себя со всеми. К сожалению, сравнения были явно не в мою пользу, и у меня потихоньку начинался нервный тик.
Меня никогда не привлекала идея выглядеть как скелет, я не хотела «кости». Я просто хотела похудеть, чтобы не быть жирнее всех этих девиц. Такая сомнительная мотивация помогла мне сохранить последние остатки ума и не дойти до безумия. Ниже 48 кг мой вес не опускался, и тощей я никогда не была.
Наши отношения с ЧП были скорее братско-сестринскими для него и совершенно больной привязанностью с моей стороны. Спустя годы я где-то прочитала, что расстройства пищевого поведения – это в первую очередь про стремление к контролю, когда начинаешь терять его в других сферах жизни. Теперь я отчетливо вижу, что в тот период мое желание маниакального контроля над всем и вся были настолько сильны, что я жаждала подчинить себе все, от своего тела до чувств других людей. Страх ослабить хватку и расслабиться казался мне вполне оправданным, и я всерьез считала, что, бесконечно проверяя чужой телефон и обсессивно подсчитывая каждую калорию, я помогаю себе оставаться на плаву и могу предотвратить что-то ужасное. Каким именно образом я предполагала остановить крах отношений путем хитрых проверок, мне сейчас непонятно. Но тогда мое воспаленное воображение выстраивало это в целый ряд логических цепочек. Я отчаянно и самозабвенно стремилась к одному – контролю.
Мне необходимо было знать, где ЧП, с кем он, что он думает и что чувствует. Мне почему-то казалось, что, только обладая всеми этими знаниями, я смогу по-настоящему быть спокойна. Конечно, это было нереально, и мои бессмысленные ожидания только усугубляли и без того навязчивый невроз, но я искренне считала, что моя нездоровая зависимость – это не что иное, как настоящая любовь. Попав в капкан одной психологической зависимости, зачастую падаешь и обнаруживаешь себя попутно еще в нескольких.
ЧП никогда не пытался меня задеть или оскорбить словами, но, будучи человеком, у которого мозг связан с языком без каких-либо посредников в виде фильтров, он частенько говорил все, что думал. Причем я искренне верю, что эти высказывания в его глазах были обсессивно подсчитывая каждую калорию, я помогаю себе оставаться на плаву и могу предотвратить что-то ужасное. Каким именно образом я предполагала остановить крах отношений путем хитрых проверок, мне сейчас непонятно. Но тогда мое воспаленное воображение выстраивало это в целый ряд логических цепочек. Я отчаянно и самозабвенно стремилась к одному – контролю.
Мне необходимо было знать, где ЧП, с кем он, что он думает и что чувствует. Мне почему-то казалось, что, только обладая всеми этими знаниями, я смогу по-настоящему быть спокойна. Конечно, это было нереально, и мои бессмысленные ожидания только усугубляли и без того навязчивый невроз, но я искренне считала, что моя нездоровая зависимость – это не что иное, как настоящая любовь. Попав в капкан одной психологической зависимости, зачастую падаешь и обнаруживаешь себя попутно еще в нескольких.
ЧП никогда не пытался меня задеть или оскорбить словами, но, будучи человеком, у которого мозг связан с языком без каких-либо посредников в виде фильтров, он частенько говорил все, что думал. Причем я искренне верю, что эти высказывания в его глазах были безобидными шутками в духе «а-что-такого». Иногда он пытался мило шутить про мои щеки и их размер. Но самым большим толчком к моему похудению послужили не эти шутки и даже не злость на всех тощих девиц мира, а несколько секунд совместного ожидания автобуса на остановке одним жарким июльским днем.
Мы сидели, ждали и дурачились. Было тепло и очень солнечно. ЧП был одет во все разноцветное, разные носки, ставшие его коронной фишкой, на майке красовался огромный смайлик. Я была в коротких шортах, и, возможно, именно с того дня я подсознательно ненавижу этот предмет одежды.
– Эгегей! Смотри-ка, у тебя ноги толще, чем у меня! – радостно вопит ЧП и тут же выливает на меня поток других счастливых и бессмысленных фраз.
Что? Что он только что сказал?? Я в ужасе смотрю на мои ноги. Боже, какие пухлые коленки! Боже мой, да они же реально толще его ног! Какой кошмар. Как я с этим живу? Как это унизительно. На глаза наворачиваются слезы, я молча подбираю остатки своей разрушенной самооценки, пока ЧП все так же жизнерадостно голосит что-то рядом со мной. Мне уже ничего не хочется – ни шутить, ни ехать куда-то, ни тем более общаться. Подходит автобус, я молча захожу внутрь и глотаю подступивший к горлу ком.
А он? А он даже не заметил.

Голодные времена

Обида и унижение сделали свое дело, и теперь всеми моими мыслями безраздельно овладела только одна идея фикс: похудеть любой ценой. Несмотря на все протесты моего измученного тела, я собираю остатки силы воли и перескакиваю с одного поезда, несущегося в никуда, на другой – следующая остановка – голод. От компульсивных перееданий я в один момент перехожу к абсолютному помешательству на похудении. Отныне моим миром правят весы, скрупулезные подсчеты калорий и всевозможные издевательства над собой в виде безумных диет.
Я рыщу на просторах интернета, выискивая любую информацию, касающуюся радикального похудения. Я вступаю в фанатичные сообщества в соцсетях, воспевающие худобу, в надежде, что дневная порция мотивации от «Типичной анорексички» или «40 кг» наконец вдохновит меня не есть. Я ищу книги про экстремальные диеты и читаю все, что способно побудить меня отказаться от еды.

Это время весьма подозрительных книженций сомнительного содержания, по большей части являющихся своеобразным дневником какой-нибудь несчастной девочки, которую одолели комплексы, и она в итоге пришла к анорексии, причем так и не избавившись от изначальных комплексов.
Найти что-то стоящее в магазинах оказывается почти невозможным, и я с трудом отыскиваю две книги, единственные в своем роде, обе основанные на реальных событиях, и обе от девочек-анорексичек в прошлом, сопровождаемые комментариями психолога. Я читаю их залпом в поисках вдохновения, проскакивая через страницы комментариев от врача-психолога. В то время меня не интересует причина, меня занимает только одна навязчивая мысль: похудеть любой ценой.
В одной из этих книг героиня описывает свой процесс похудения – в день она ела 3 шоколадки и запивала все это дело литрами кофе. Якобы и мозг обманут, ведь лакомства не под запретом, и тело худеет. Меня, не имевшую ранее никакого опыта в диетах, поистине потрясла такая идея. «Это же гениально!», – подумала глупая я и пошла в магазин за шоколадками.
Купив порядка двенадцати разнообразных плиток, я, весьма довольная собой, вернулась домой. «Начну завтра же», – бодро приняв решение, весь остаток дня я провожу за чтением о шоколадной диете, и мне не терпится приступить. Конечно же, вечером мой аппетит порядком раззадорен, ведь целый день я созерцала картинки шоколадок в интернете. Я не удерживаюсь и решаю съесть одну из шоколадок. Этим дело не заканчивается, и я решаю вконец объесться, ведь «завтра на диету, точно-точно». Пузо-пузо, два арбуза, спустя минут двадцать самозабвенного обжорства я иду спать с непреклонным намерением похудеть. Но – завтра.
Мои шоколадные изощрения длились недолго: организм выдерживал максимум два дня, после чего начинал бунтовать. Неудивительно, впрочем, тогда меня мало волновали такие мелочи, как боли в печени, сбитый обмен веществ и скачущий уровень инсулина в крови. Подумаешь! Зато на весах утром – отвес в 500 грамм.
Можно сказать, что моя одержимость едой никуда не делась, а приняла другую форму. Маниакальная зависимость от процесса поглощения пищи видоизменилась и превратилась в такую же зависимость, но со знаком «минус». Сколько я смогу прожить без еды? Голодания стали нормой. Идею я почерпнула из известной книги Поля Брэгга «Чудо голодания». Но почему-то самое важное из нее в моем мозге не отпечаталось. А именно тот факт, что голодания предполагаются как один из методов оздоровления тела, а не медленного убийства своего здоровья. Бедный Брэгг бы пришел в праведный ужас, узнав, каким образом я извратила его принципы, поставив все с ног на голову. Ни о какой подготовке к голоданию речи и не шло. Разгрузочные дни? Зачем! Ведь голод особенно хорошо идет после недельного зажора. Правильный выход из голодания? Что это? Раз я двое суток ничего не ела, то вполне могу себе позволить Бигмак!
Такие безумные качели продолжались примерно весь год, и мне, как ни странно, удалось похудеть с 58 до моих прежних 48 кг. Моя жизнь была похожа на кошмар одержимого. Каждое утро начиналось с ритуального взвешивания. Если на весах не было отвеса хотя бы в сто грамм или, не дай бог, вес вставал, настроение на день было испорчено. После срывов я предусмотрительно не взвешивалась, чтобы не чтобы не травмировать свою порядком пошатнувшуюся психику.
Проводя все свободное время в интернете в поисках очередной диеты, я могла с ходу назвать количество калорий в любой еде, но не удосужилась изучить тему обмена веществ и базовых потребностей организма, поэтому чувствовала я себя, мягко говоря, паршиво.
Меня постоянно тошнило. Мне постоянно хотелось есть, у меня болела голова. И самое ужасное – я начала падать в обмороки. От неправильной диеты и питания сладостями (ведь в обычной еде я себе отказывала, выживая на шоколадных батончиках, сладких йогуртах и других абсолютно неполезных продуктах) уровень глюкозы в крови вытворял такие фокусы, что мне могло в любую секунду и в любом месте неожиданно стать очень дурно. Тело заливала слабость, перед глазами маячили черные мушки, меня бросало в холодный пот. Руки начинали дрожать, а коленки подкашивались, и – привет, я в обмороке.
После нескольких таких инцидентов я решила понемногу есть «нормальную» еду, и теперь в моем рационе появился творог с вареньем, курица и супы. Я маниакально подсчитывала калории и впадала в неконтролируемую панику, если не знала, сколько я съела. За малейшую провинность я буквально съедала себя изнутри, ругая и доводя саму себя до слез. После такой взбучки я себя жалела и разрешала объесться, все равно день уже зря потрачен! Срыв. Срыв. Иногда рвота. А затем все по новой, новый день – новая голодовка.
Отразились ли мои навязчивые идеи на моей социальной жизни? Несомненно! Отныне я не могла расслабиться в кафе и ресторанах, где встречалась с друзьями. Идти куда-то вечером на встречу? С удовольствием! Буду ли я там есть? Конечно, нет. На дружеских посиделках вне дома я обычно заказывала сразу несколько напитков, чтобы не сидеть за пустым столом и чтобы хоть чем-то заполнить желудок. Я даже придумала себе шутку, которой ловко отбивалась от ненужных расспросов о том, почему я не ем.
– Я люблю, чтобы было много разных жидкостей! – говорила я, заказывая сразу воду, капучино и алкогольный коктейль. Да, я знаю, что там тоже калории, но это было меньшее из зол, ведь все остальные заказывали пиццу, суши и другие вредности. Кстати, я так долго придерживалась своего «жидкого» правила, что искренне полюбила пить сразу несколько напитков и до сих пор обязательно заказываю что-то холодное вместе с чем-то горячим.
Еще в тот период я полюбила суши-бары. В Москве их развелось просто немерено, и они мгновенно завоевали популярность у молодежи. Мне же они нравились по двум причинам: можно было заказать самые низкокалорийные роллы с огурцом или тунцом и медленно-медленно их есть палочками.
Почему-то я не считала нужным активно ходить в спортзал, полагая, что моих вялых тренировок раз в неделю в университетском зале вместе с Уткой будет достаточно. Я не хотела накачать мышцы и совершенно не видела никакой разницы между худым телом и подкачанным телом. Для меня самым главным было сбросить ненавистные килограммы, а голодовки для меня были эквивалентным спорту средством достижения худобы. Тот факт, что спорт ускорит мои результаты, а тело приобретет красивые рельеф, меня вообще не волновал. У меня была лишь одна идея фикс: «похудеть». В моем мире это значило – не есть.
Съедая максимум 1200 калорий в день, не считая периодических и вполне предсказуемых зажоров, в какой-то момент мой организм просто решил сдаться и перестал худеть. Вместе этого он начал накапливать все поступающие с едой калории, мгновенно запасая их на случай голода. Вес встал. Потом начал расти. Я начала поправляться от яблок с йогуртом на 1200 калорий в день.
В это время мое тело представляло собой нечто среднее между рыхлым киселем и вполне сносным размером М. В одежде все смотрелось весьма неплохо, но нетренированные мышцы и замедленный метаболизм медленно, но верно уродовали общее впечатление. Появляется целлюлит, живот похож на желе.
В моей голове пульсируют тревожные мысли. Что происходит? Паника, паника! Почему все пошло не так? Я решаю, что это потому, что я слишком много ем. Видимо, чтобы быть совсем худой, нужно раз и навсегда положить конец срывам и есть меньше 1200 калорий в день. Но как? Мозг, изнасилованный навязчивыми мыслями о еде и постоянными запретами, посылает сигналы о голоде 24 часа в сутки, все мои мыслительные процессы – это бесконечные подсчеты дозволенных калорий и «что-бы-еще-такого-съесть-чтобы-похудеть».
Ответ приходит неожиданно в виде комментария в одной из групп худеющих в соцсети. «Я купила флу и теперь вообще есть не хочу! Аппетит просто исчез!» – хвастается незнакомая худышка. Флу? Что такое флу? Я заинтригована. Интернет мне в помощь, и всего полчаса спустя я уже твердо уверена, что мне, как никогда раньше, абсолютно, точно, безусловно, совершенно и бесспорно нужны эти волшебные таблетки.Так я познакомилась с флуоксетином.

Флуоксетин, милый

Дорогой мой флуоксетин! Сколько мы с тобой всего пережили, сколько часов было потрачено на то, чтобы просто заполучить тебя. Сколько ночей я не могла спать из-за тебя, сколько раз меня тошнило, рвало, вырубало и накрывало, прибивало и размазывало, и все из-за тебя. Сколько панических атак ты спровоцировал, и от скольких ужасных депрессивных эпизодов ты меня спас. Ты – целый этап в моей жизни. Если бы я знала, какими будут наши отношения, в самом начале, тогда, когда только узнала о тебе, стала бы я тебя принимать? Рискнула бы я пройти через все снова ради навязчивой идеи похудеть? В тот день я совершенно не задумывалась о возможных последствиях и как губка впитывала всю информацию, которую я могла найти о нем в свободном доступе.
«Флуоксетин», он же «Прозак», является самым популярным антидепрессантом, повсеместно выписываемым врачами во всех развитых странах для лечения депрессии и тревоги» – радостно сообщила мне статья по первой попавшейся ссылке. «Побочные эффекты включают в себя: головокружение, тошноту, рвоту, маниакальный синдром, усиление суицидальной наклонности, тремор, анорексию и т. д.»
Из всего перечисленного меня не смутило ничего, ведь я вижу только одно слово – анорексия. Бинго! Это ведь то, что нужно. Мало того, что это поможет моей депрессии, так я еще и похудею! Увидев название «Прозак», я решаю, что это самый настоящий знак от Вселенной, ведь одной из моих любимых книг на тот момент была «Нация “Прозака”», отголосок того времени, когда я стремилась найти и узнать все, что только можно о депрессии.
Всю свою сознательную жизнь я мечтала об антидепрессантах. Пока мои ровесницы трепетали от дум о вечной любви и пылкой страсти, я мечтала о том, что когда-нибудь заполучу рецепт на волшебные таблетки. С четырнадцати лет я ходила по аптекам и рассматривала витрины с различными препаратами типа «Тенотена» и «Антигрустина», но так и не решалась на них. А когда решилась, поняла, что они не способны мне помочь и, видимо, мне нужно было кое-что посильнее. Грезы о магических таблетках не давали мне покоя, но идти ко врачу я решительно не хотела, так как все мои предыдущие походы ограничивались рекомендациями в духе: «Вы такая молодая, вам еще рано быть в депрессии! Откуда она у вас вообще может взяться? Побольше гуляйте, скушайте шоколадку, в конце концов найдите себе мужа». Венцом этих прекраснейших советов была реакция одного из врачей: «Депрессия? Ну родите, все само пройдет». Очевидно, что я не горела желанием продолжать свои походы по больницам, ведь меня нигде не воспринимали всерьез. Поэтому настоящие антидепрессанты оставались для меня недостижимы, и я забросила все надежды на избавление от персонального ада.
Прочитав на форуме, что девушки легко покупают «Флуоксетин» во всех аптеках Москвы, меня наполняет паника, а сердце начинает бешено колотиться. А вдруг и мне удастся купить? Я начинаю бегать по комнате, лихорадочно соображая, как бы мне подделать рецепт. Ничего путного на ум на приходит, и я решаю попробовать подключить все свое актерское мастерство и разыграть стандартную сцену «это не мое, мне подержать дали». В аптеку я практически бегу. Перед дверью мысленно заставляю себя успокоиться и не выдать всем своим видом, что я бежала сюда, высунув язык.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте. Карта есть?
– Нет. Мне пожалуйста «Флуоксетин», 20 миллиграммов, – я нервно сглатываю и стараюсь выглядеть уверенно, чтобы провизор не почувствовала мой страх. Женщина за прилавком презрительно смеряет меня взглядом и явно чует подвох.
– Рецепт есть?
– Ой, я дома забыла. Я не знала, что его надо. Это просто… маме… – я изо всех сил пытаюсь звучать убедительно и смотрю на нее с мольбой в глазах. Она недовольно вздыхает и подкатывает глаза.
– Вечно все забывают рецепты! Одна пришла – маме. Другая – бабушке. А мне потом что начальство скажет? А если проверка придет? Мне отчитываться надо! В следующий раз приносите рецепт! Это серьезное лекарство! Я не могу его просто так отпускать.
Продолжая недовольно бубнить, она поворачивается и идет в служебное помещение. Мои ноги подкашиваются от страха, мне кажется, что на моем лице практически написано то, что я обманщица и что провизор вот-вот выйдет и все поймет. Но нет. В то время «Флуоксетин» в России был практически неизвестен худеющему сообществу молодых дурочек, и, видимо, его никто не стремился купить без рецепта, так что мои весьма убогие актерские способности не вызвали никаких подозрений. О чудо! Передо мной появляется заветная коробочка, и я держусь, чтобы не схватить ее и убежать, пока не отняли. Дрожащими руками я расплачиваюсь, забираю таблетки и выхожу на улицу.
Так я стала счастливым обладателем моего первого настоящего антидепрессанта, а купить его без рецепта оказалось проще простого. Все мое естество ликовало, и на крыльях эйфории я помчалась домой, внутри уже практически ощущая сладкий привкус победы над жиром и депрессией. Святая простота, я даже представить себе не могла, во что я ввязалась.
Прилетев домой и даже не раздеваясь, я первым делом извлекаю из недр сумки заветную коробочку. Никакие эмоции и схождения с ума всех девушек мира по коробочкам от «Тиффани» не могли бы сравниться с теми чувствами, что я испытала в тот момент. Я была в экстазе. Я чувствовала, что держу в руках ключ к решению всех своих проблем. Варварски разорвав упаковку, я достаю таблетки и прячу все улики обратно в сумку. Ведь никто не должен знать мой маленький секрет. Изучив инструкцию вдоль и поперек, я закинула в рот синюю пилюлю и села на кровать ждать у моря погоды. Не знаю, чего я ожидала и какого моментального эффекта я ждала. В инструкции четко было сказано, что устойчивый результат достигается по истечении примерно двух недель. Но нетерпеливость – мое второе имя, мне ведь нужно сейчас, все и сразу. Я прислушивалась к своим ощущениям, но все бесполезно. Я не чувствовала ничего. Есть меньше не хотелось, голова не кружилась, радостнее мне тоже не стало. «Наверное, подделка», – решила я и на остаток дня совершенно забыла о выпитой таблетке, пока не наступил вечер. Я уже легла в кровать, но Морфей не торопился принимать меня в свои объятия, и я еще долго ворочалась с боку на бок, думая тяжкие думы, как вдруг…
…Я почувствовала, что меня накрыло. Сначала начало бешено колотиться сердце. Мне казалось, что оно вот-вот выпрыгнет из груди. Бодро отбивая ритмы лезгинки, оно яростно стучало по грудной клетке, в любое момент грозя вырваться наружу. «У меня сердечный приступ», – тут же решила я. Моих скудных знаний о сердечных болезнях было явно недостаточно, чтобы понять, что же со мной происходит, но я твердо помнила, что если у вас немеет и отнимается левая часть туловища, а в частности, левая рука, то это явный признак инсульта. Естественно, она тут же предательски начала неметь, и мне моментально показалось, что я уже хуже чувствую левую часть тела. «У меня явно инсульт», – с тоской констатирую я, ощупывая себя.
В голове беспорядочно роились мысли-пчелы, и я уже почти было решила идти будить сестру, чтобы признаться ей во всем и заставить вызвать мне скорую, ведь у меня, совершенно очевидно, сердечный приступ или на худой конец инсульт. Это вообще одно и то же или нет? Но тут события начинают развиваться с бешеной скоростью. Во рту у меня пересыхает настолько, что мне приходится постоянно сглатывать, а изнутри, как гремучая змея, медленно поднимается паника, завораживая и гипнотизируя меня своим смертельно ядовитым привкусом хаоса. В моей голове пульсирует лишь одна мысль: «О-БОЖЕ-Я-СЕЙЧАС-СДОХНУ», а тело бросает то в жар, то в холодный пот. Резко начинает тошнить, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы меня не вырвало. Пока я собираю остатки адекватности в кучку, я размышляю, добегу ли я до унитаза, если встану прямо сейчас; а также какова вероятность вообще добраться до него с этим адским головокружением. Я окончательно теряю любую ориентацию в пространстве и понимаю, что встать и пойти куда-то для меня сейчас являются амбициями просто за гранью фантастики. Я начинаю паниковать еще больше и одновременно задыхаться. Можно ли вообще забыть, как надо дышать? Что если я усну и не проснусь? Так я ворочаюсь в постели несколько часов, в поту и панике.
Что теперь? Я убеждаю себя, что все нормально, что надо просто подождать, потерпеть, что мне все это кажется и вообще надо взять себя в руки, волю в кулак, собраться, мужаться, сосредоточиться и постараться не умереть. Вот именно на этом я и концентрирую все свои силы, чтобы каким-то чудом дожить до утра, и, обессилев от борьбы с маленькой и синенькой таблеткой, наконец засыпаю.
Проснувшись, я первым делом прислушиваюсь к себе. Вроде все нормально. Вроде я жива. Но что за странное чувство внутри? Почему внутри меня все пластиковое? Я с трудом сдерживаю готовый в любой момент размотаться клубок панического страха, и решаю, что нужно выпить воды и успокоиться. Иду на кухню и в изумлении прислушиваюсь к своим ощущениям, но первое впечатление оказалось не обманчивым – при дальнейшем анализе своего самочувствия мои худшие догадки подтвердились: внутри я ничего не чувствовала.
Внутренности как будто выскоблили, оставив один пластмассовый сосуд, закрытый плотной крышкой. При мыслях о еде начинало подташнивать. О том, чтобы что-то запихнуть внутрь себя, не могло быть и речи. Ради эксперимента я делаю глоток воды. Жидкость противно спускается по пищеводу, давит на стенки и как камень падает в желудок. Появляются рвотные позывы. Я ликую. Мне наконец становится понятен бурный восторг анорексичек из интернета по поводу «Флуоксетина». Такими темпами я не то, что есть, я даже пить не смогу. Идеально. Мозг уже рисует картины, где я худая и красивая, легкой походкой и в красивом платье иду по берегу океана и смеюсь. Лучше, чем идеально. Я радостно и отчаянно закидываю в себя таблетку. Отвага и слабоумие! Отчаяние и решительность. Прыгнуть в бездну, с разбегу и не подумав.
Проходит небольшое количество времени, таблетка еще не подействовала, но концентрация эндорфинов от моего маленького открытия уже зашкаливает, и утро окрашивается яркими красками. Появляются первые проблески хорошего настроения, и я нахожу в себе силы на домашние дела. В то утро я отправляюсь в банк оплатить квитанции за электричество. Почему-то у касс огромная очередь, и я иду к банкоматам, где меньше людей. Заняв свое место, я оглядываюсь по сторонам. Скучно. Зеваю. Передо мной старушка отчаянно сражается с банкоматом, который отвергает все ее купюры. Она не сдается и настойчиво предлагает ему попробовать их снова и снова. Зеваю. Входит женщина с ребенком и за ней пожилой старичок. Маленький мальчик лет пяти держит в руках пластмассового динозаврика и тут же начинает носиться по помещению с совершенно дикими воплями, которые, видимо, должны имитировать звуки умирающего динозавра. Что ж, у него неплохо получается. Зеваю. Женщина устало вздыхает, старичок достает платок и начинает шумно сморкаться. В окно струится горячий солнечный свет, заливая все вокруг, и я жмурюсь от удовольствия. Старушка в самом начале очереди продолжает свою борьбу с ветряными мельницами и упорно пытается заставить банкомат проглотить ее деньги. Я опять зеваю.
– Саша, иди сюда! Хватит бегать! – одергивает своего сына женщина и хватает его за руку. Но Сашу это явно не смущает, он начинает извиваться, хохотать и падает на пол. – А ну быстро вставай, что это еще такое? Пол грязный! Ты хочешь всю грязь собрать?!
Саша уже специально катается по полу, не выпуская из рук игрушечного динозавра, и его смех перемешивается с яростными криками матери. Я смотрю на все это безобразие и зеваю. А потом опять. И опять. Не закончив зевать, я уже ощущаю острую нехватку кислорода и потребность зевнуть еще раз.
– Девушка! Да что ж вы так зеваете-то!? Ночью спать надо-ть, а не гулять, – пытается пошутить старичок.
И правда, что со мной? Неужели я не выспалась? И тут, в полузевке, с открытым ртом, я с ужасом начинаю понимать: что-то явно не так. Я чувствую, как сводит челюсть и как в голове навязчивой мыслью бьется острая необходимость зевать. Пытаюсь подавить это желание, но моментально сталкиваюсь с нехваткой кислорода и начинаю задыхаться. Сосредоточься, Аня. Со слезами на глазах и с облегчением зеваю. Что происходит?!
Дальнейшее помню как в тумане. Пока я оплачиваю квитанции, я отчаянно стараюсь не зевать, потому что мне кажется, что все на меня смотрят и понимают, что со мной что-то не так. Закончив свои дела в банке, я суетливо и торопливо покидаю сие место, стыдливо пряча глаза и держась руками за сводящую челюсть. Только бы окружающие не подумали, что я какая-то ненормальная! Я изо всех сил подавляю навязчивые идеи, готовые в любой момент вырваться наружу. Невозможность нормально зевнуть давит на меня изнутри, и я практически каждой клеткой ощущаю острую потребность спрятаться от всего мира и зевать до скончания веков.
«Какой кошмар, – думаю я, – стремясь избавиться от обсессивно-компульсивного желания объедаться я приобрела другое – зевать». Постепенно челюсть начинает сводить все сильнее. К вечеру я начинаю чувствовать, как руки и ноги сковывает невидимыми нитями, а в животе периодически что-то ухает и проваливается. Будь я поумнее, возможно, у моей истории здесь случился бы поворотный момент, а я выбросила таблетки и жила себе долго и счастливо; быть может, даже написала бы книгу о том, как я победила РПП без современных медикаментозных достижений психиатрии. Но этого не случилось. Все, о чем я думала в тот момент, это то, насколько я похудею за день. Ведь в тот день я практически ничего не ела. Я не только могла контролировать свои желания в плане еды, но все съестное вызывало во мне отвращение. Все казалось пластиковым и уж точно ничуть не привлекало меня. Идеальнее просто не бывает.

Моя собственная борьба

Впервые я почувствовала власть над собственным телом. Наконец оно безраздельно принадлежало мне, и я могла сама решать, что мне есть и сколько, несмотря на все сигналы организма, молящего о пощаде. Моя одержимость тотальным контролем привела к тому, что я хотела полностью подчинить свое тело разуму, не разрешая себе ни малейших послаблений в виде проявления чувств, даже таких нормальных физиологических потребностей вроде голода. Любые потребности вызывали во мне чувство вины. За годы жизни с РПП я стала относиться к своему телу как к чужеродному объекту, а не неотъемлемой части себя как личности. Я не отождествляла «тело» и «себя» в одну целостную, слаженно действующую структуру, между нами была даже не холодная война, нет. Все было настолько плохо, что между нами не было даже намека на возможность установления дипломатических отношений.
Я рассматривала тело как болезнь – как нечто изначально настолько неправильное и несовершенное, что с ним постоянно приходилось бороться, заставлять, наказывать. Между нами не было ни понимания, ни доверия, ни симпатии. Но самое печальное, что я не видела в этом ничего страшного и отнюдь не горела желанием исправлять ситуацию. Отсутствие гармонии между физическим и душевным создавало свое собственное, больное равновесие, и оно заключалось в маниакальном следовании собственноручно возведенным правилам.
В моем мире царил тоталитаризм и правили совершенно абсурдные идеи, возведенные в абсолют. Теперь, когда я наконец могла контролировать свое тело так, как мне этого всегда хотелось, я возвела громадную стену ограничений, через которую не мог проникнуть ни один лучик благоразумия.
Я не ела хлеб. Никаких макарон. Картошка тоже под запретом. Анафеме предавались все полуфабрикаты, включая пельмени и вареники. Сладости было можно, но только вместо обычной еды. В день я ела не более 1000 калорий, хорошим считался день, когда я могла продержаться на 500–800. Обычным делом стало голодать почти весь день, если вечером намечалась вечеринка, чтобы ни в чем себе там не отказывать. Я презирала всех, кто мог питаться нормально, без адских скрупулезных подсчетов, в тайне глубоко завидуя им. В то же время я заметила за собой появление особого интереса к готовке, а именно к выпечке. Ничто не доставляло мне большего удовольствия, чем приготовить жирнейший чизкейк по новому рецепту и радостно скормить его друзьям, наслаждаясь своей силой воли и не поддаваясь на уговоры «попробовать ну хоть чуть-чуть». Да, я действительно чувствовала себя особенной и упивалась этим превосходством над другими, слабыми людьми, которые не в силах отказаться от кусочка пирога.
Отныне моим настроением управляли только цифры на весах и моя способность продержаться весь день в рамках установленного мной предела калорий. Впервые были куплены кухонные весы, на которых я старательно взвешивала всю еду, которую собиралась съесть. После чего производились тщательные расчеты калорий и граммов, и в отдельную тетрадь записывалась энергетическая ценность съеденного. В то время у меня не было смартфона с приложениями, которые делают все расчеты за тебя, и приходилось довольствоваться калькулятором и тетрадками. В мой рот не попадала ни одна «лишняя» по моим меркам крошка, все было распланировано на весь день вперед.
Восприятие себя в тот период было крайне искаженным, и, несмотря на то, что я была уже объективно худая, в зеркале я все равно видела жир, с которым необходимо было вести войну. Я засыпала с мыслями о еде и просыпалась с мыслями о еде, вся моя дневная деятельность была построена вокруг еды – я заранее просчитывала, куда я пойду и сколько я там съем, чего именно, сколько это будет калорий и сколько останется на ужин. Никакой спонтанности, никакого вольнодумства. Все жестко и строго. Учет и контроль. Поэтому, когда я поехала в Нидерланды на учебную стажировку, мой мир буквально пошатнулся. Как я буду там планировать свою еду? Как я вообще смогу что-то просчитывать, ведь я не знаю, сколько калорий там будет?
Легкая паника переросла в тревогу, на которую наслаивалась моя болезненная зависимость от отношений с ЧП: мысль о том, что нам придется расстаться на целый месяц, доводила меня до отчаяния. В то время я решила бросить «Флуоксетин», так как почувствовала контроль. В какой-то момент я самонадеянно решила, что смогу прекрасно обойтись без таблеток. Смогу все: контролировать свою депрессию, контролировать тело, контролировать свои чувства к ЧП и не страдать от того, что не имею возможности находиться рядом и следить еще и за ним. «Флуоксетин» остался дома.
В аэропорту Амстердама меня накрыло черной волной безысходности, и я осознала, какую ошибку я совершила. Я была одна, я была в чужой стране, меня настигала депрессия, и я не взяла с собой спасительный пузырек. Я расплакалась прямо после зала прилета и с каждой горькой слезой, как Алиса в стране чудес, погружалась все глубже в океан отчаяния. Что я наделала?