О том, как могут поступать вышеуказанные христиане в отношении средней степени нестяжания

 

Рассмотрев вопрос о том, кто и как ведет средний нестяжательный подвиг, скажем о том, как, к сожалению и к радости, могут поступать те, которые призваны и выбрали такую малопопечительную жизнь.

Начнем с примеров, которые говорят о подвиге нестяжания сопряженными с подвигом милостыни. Примечательно то, что если подвижники занимались рукоделием и тем добывали себе пропитание, то, как правило, не хотели принимать милостыни.

Древний Патерик (Гл.6): « Некто просил старца принять деньги на свои нужды. Он не захотел принять, довольствуясь своим рукоделием. Когда же тот не переставал упрашивать старца принять деньги хотя для нужд бедных, то он отвечал: здесь будет двоякий стыд, - я принимаю без нужды и тщеславлюсь чужим даянием.

…Один знатный человек из какой-то страны пришел в Скит, принес с собою много золота, и просил пресвитера скитского раздать его братии. - Пресвитер сказал ему: братия не имеют нужды. Но так как он сильно убеждал пресвитера, то сей положил корзину при дверях церковных и сказал: кто имеет нужду, пусть берет, но никто не подошел к ней, а другие вовсе не обратили внимания. Тогда пресвитер говорит ему: Бог принял твою милостыню; иди и раздай ее нищим. - Он ушел, получив большую пользу.

…Принес некто старцу денег и сказал: возьми на свои нужды, - ты состарился, и находишься в болезни; ибо он был изувеченный. Старец отвечал: ты пришел отнять Питателя моего в продолжении 60 лет! Вот я столько лет нахожусь в болезни, - и ни в чем не имел нужды, когда Бог вспомоществует мне и питает меня, - и не решился принять деньги».

Если же у них не было возможности заработать, то только тогда подвижники брали милостыню.

Древний Патерик (гл.6): «Авва Силуан говорил: я раб, - и Господь мой сказал мне: ты делай Мое дело, - и Я буду кормить тебя; а откуда возьму пищу, об этом не спрашивай; ты только делай, а Я буду кормить тебя. - Итак, если я тружусь, то кормлюсь от мзды моей; если не тружусь, то питаюсь милостынею».

Ради нестяжательности некоторые подвижники продавали даже душевнополезные книги, т.к. и они могут вызывать пристрастие.

Древний Патерик (Гл. 6): «Авва Феодор Фермейский приобрел себе три хорошии книги. Пришел он к авве Макарию и говорит ему: у меня есть три хорошии книги, - я получаю и сам от них пользу, и братия употребляют их, и получают назидание, скажи мне, что я должен с ними сделать? - Старец сказал в ответ: хороши такие дела, но нестяжательность всего лучше. - Услышав это, авва Феодор пошел и продал книги, а вырученные деньги раздал нищим».

Приводя эти примеры, отметим, что не всегда и всем необходимо поступать, четко следуя примеру того, как поступали некоторые подвижники. У каждого своя мера и свои обстоятельства, от нас же требуется благоразумие и смиренное стремление исполнять заповеди о нестяжании. Так, если кто-либо последует примеру о продаже духовных книг, но сам их не читал и не получил от них пользы, то можно ли это назвать благоразумием. Или, например, продав поучения отцов, оставит у себя художественную литературу.

Но были и случаи, когда монахи или подвижники, увлекшись прелестью вражией, впадали в мнопопечительные труды, за которыми следовали другие грехи, и оставляли Богоугодный образ жизни. Но если человек раскаивался, то Господь и в таких случаях не оставлял человека.

Древний Патерик (Гл.20): «(Некий отшельник) же сказал: "я был в киновии Фиваидской и было у меня занятие ткача. Пришел же мне помысл: выдь и живи сам по себе, и можно тебе будет безмолствовать, и принимать странных, и получить больше награды, чем за труды рук твоих. Когда я согласился на помысл, тотчас и выполнил его на деле, и когда выстроил монастырь, то были заказывающие мне работу; когда же много собиралось у меня излишнего, я старался раздавать то бедным и странным. Враг же наш диавол, позавидовавши, как и всегда, имеющему быть мне воздаянию, уловил меня тем самым, что тщился я делать против него. Ибо, видя некоторую девицу, раз уже заказывавшую работу, которую я исполнил и отослал ей, внушил ей сделать мне другой заказ, а потом образовалась привычка и излишняя доверенность, напоследок осязания рук, и смех, и сожительство, зачавши родили грех. Когда же я провел в нем месяцев шесть, помыслил в себе: ныне ли, завтра ли, или чрез много лет, подвергшись смерти, я вечное получу наказание. Ибо растливший жену мужнюю по закону подвергается наказанию и мучению вечному. Каких же мук заслуживает растливший невесту Христову? Таким образом, убежал я в пустыню сию, нашел пещеру и сей источник, и это финиковое дерево, на котором плод приносят мне двенадцать ветвей, и в каждый месяц плод приносит одна ветвь, чего достаточно мне на тридцать дней, а после сего созревает другая. По некотором же времени выросли волосы мои, и когда износились одежды мои, ими я прикрываю нижние части тела". Когда же опять спросил я его: не было ли трудно ему в начале? он сказал: "сначала я весьма страдал, так что на земле лежал я от боли печени, и не мог стоя совершать молитвословие, но лежа на земле взывал к Всевышнему. Когда же был я в пещере в скорби великой и болезни, так что не мог выйти из нее, вижу - вошел ко мне муж и стал вблизи меня и говорит мне: чем страдаешь ты? Я показал ему место. Он же пальцы руки своей соединив прямо, рассек место как бы мечем и вынув печень, показал мне раны, и рукой соскоболив их, положил в платок, и опять замазал место, и сказал мне: вот, стал ты здоров, работай Владыке Христу, как следует. И с того времени я стал здоров, и без труда живу здесь". Много же просил я его, чтобы жить мне в прежней его пещере, и сказал он мне: "не можешь ты вынести нападений бесовских". Тогда убедившись в сем, просил я с молитвою отпустить меня. И помолившись, он отпустил меня. Сие рассказал я вам на пользу».

Что касается общежительного монашества, то, к сожалению, некоторые монастыри имеют прагматические интересы, что не способствует взойти на среднюю степень нестяжательности - питаться только от труда рук своих или пожертвований и все остальное время посвящать Богу.

Поучения старцев (под ред. Дионисия Тациса): «Какой монастырь идеален? Старец Паисий с выразительностью подчеркивал следующее: "Очень помогает монаху, когда монастырь удален от мира, археологических достопримечательностей и мирского шума. Кроме того, часто паломничества по монастырям имеют и прагматические интересы, ибо многие приезжают туда работать. Поэтому и некоторые Владыки хотели бы, и очень справедливо, чтобы трудились сами монахи, которые возлюбили бы тогда нестяжательность, хранить которую они поклялись Богу. Но, к сожалению, они не ограничиваются самым необходимым и простым, как для самих себя, так и вообще для монастыря, дабы не принимать ничего от верующих и побуждать их помогать нашим страдающим нищим братиям. Но что же они делают? Собирают даже пот нищих и наполняют им кучу лампад и колоколов, думая, что так они прославляют Бога. Но такое благочестие похоже на благочестие многих русских клириков, которые, сами того не желая, стали причиной того, что лампады, паникадила и колокола стали орудиями, бившими по самой Церкви Христовой».

Приведем поучение о состоянии настоящего монашества нашего современника – монаха подвижника.

Старец Паисий Святогорец (Слова, ч.1, гл.3): «К несчастью, мирской дух проник из мира и во многие монастыри. Причина этого в том, что в нашу эпоху некоторые духовные наставники направляют течение монашества по мирскому руслу, и к благодатному святоотеческому духу души иноков не текут. Я вижу, что сегодня в монастырях господствует дух, противоположный святоотеческому. Доброго, святоотеческого монахи не принимают. То есть они не живут духовно. Действуя во имя послушания и отсечения своей воли, они уравнивают духовные высоты с землей и занимаются мирским своеволием. Живя так, они не преуспевают, потому что вместе с ними в монастыре "подвизается" искуситель, мирской дух. Мы не имеем права истолковывать заповеди Божий, как нам выгодно. Мы не имеем права изображать монашество таким, каким нам хочется. Признавать свои немощи и смиренно просить милости Божией - дело совсем другое. Величайшее зло, по-моему, в том, что некоторые считают этот мирской дух прогрессом. Следовало бы осознать этот дух падением и изблевать его из себя, чтобы духовно очиститься. И тогда сразу же придет Дух Святой, который освящает, извещает и утверждает души. А есть и такие монахи, которые говорят: "Мы должны проявить нашу культуру." Какую культуру? Мирскую? Было бы естественно, если бы мы, как монахи, проявляли нашу духовную культуру, духовное развитие. Какое духовное развитие? А вот какое: не стараться опередить людей мирских в развитии мирском, ведь это мирское развитие мучает даже их, не говоря уже о монахах. Наша духовная скорость должна быть такой высокой, чтобы и люди мира сего увлекались вслед за нами. Если мы, монахи, делаем то же самое, что какой-нибудь высокодуховный мирянин, то людям мирским это опять-таки не на пользу, потому что пример высокодуховного мирянина у них есть и без нас. Наша жизнь должна быть более высокой, чем жизнь духовных мирян. Монах не должен ставить перед собой цели показать другим какое-то мирское развитие. Это наносит монашеству оскорбление. Монах, мыслящий по-мирски, показывает, что он сбился с пути - он вышел в него ради Христа, но его душа стремится в мир. Путем мирского развития, которое считается прогрессом, монашество приходит к духовному разложению. Из монашества исчезает очень многое, подобно тому, как из мира исчезают честь, уважение и их называют отжившими свой век. Поэтому мне больно до того, что хоть криком кричи. Мне хочется уйти куда-нибудь подальше (чтобы не видеть всего этого). Тот, кто не пережил ничего высшего, не очень-то переживает за свою духовную жизнь, в которой он устраивает всё по своему типикону. Однако знаете, какая мука жить по такому типикону человеку, который вкусил чего-то высшего? Если бы Христос удостоил меня жить так, как я хочу, - по-монашески и - умереть молодцом, то я считал бы это смертью в бою, на передовой. Сейчас такое время, что умереть, пойти на исповедничество, совершить жертву стоит и только ради того, чтобы не были хулимы Святые Отцы. Мы всё читаем и читаем о преподобных отцах, но даже немножко не задумываемся о том, где и как они жили. Господь сказал: "Лисицы имеют норы,... а Сын Человеческий не имеет где преклонить голову" (Мф.8:20 и Лк.9:58). Это потрясает. Преподобные отцы старались жить в пещерах и быть похожими на Христа. Они ощущали радость Христову, потому что подражали Ему во всем. Их интересовало только это. Святые Отцы превратили пустыню в духовный град, а мы сегодня превращаем ее в мирской город. Церковь Христова убегает в пустыню, чтобы спастись (Апок.12:6), а мы превращаем пустыню в мирской город. А люди соблазнятся этим, останутся без помощи и после им будет не за что ухватиться. Вот эту-то великую опасность я вижу в переживаемые нами трудные годы. При том, что сегодня нам следовало бы жить более по-монашески, чтобы иметь божественные силы, мы, к несчастью, попадаем под влияние мирского духа, он изменяет нас в худшую сторону, и мы становимся бессильными. То есть мы сами изгоняем из себя наш дух и становимся мертвым телом. Монахи, которые живут в монашестве внешне, сегодня есть. Они не курят, не совершают плотских грехов, читают Добротолюбие, сыплют цитатами из святых отцов. В миру те из детей, кто не врал, осенял себя крестным знамением, ходил в Церковь, а когда становился постарше, был несколько внимателен в нравственном отношении, считали, что этого достаточно. Точно такой же жизнью живут в некоторых монастырях, и это привлекает туда мирян. Но, познакомившись с такими монахами поближе, миряне видят, что они ничем не отличаются от людей мира сего, потому что весь мирской дух они сохраняют. А если бы они курили, читали газеты, разговаривали о политике, то миряне, по крайней мере, избегали бы их, как людей мира сего, и монашество не повреждалось бы.        Чем духовно ослабленный монах может тронуть сердце мирского человека? Если оставить спирт в открытой бутылке, то он выдохнется, потеряет всю свою крепость, не сможет ни убивать микробов, ни гореть. А если заправить таким выдохшимся спиртом спиртовку, то он вдобавок испортит и фитиль. Так и монах: будучи невнимательным, он отгоняет от себя божественную Благодать и после этого имеет лишь схиму - вид монаха. Он подобен выдохшемуся спирту и не может "прижечь" дьявола. Ведь "свет монахов суть ангелы, а свет человеков монахи!" Но "выдохшиеся" монахи перестают быть светом. Знаете, насколько разрушительно мирское мудрование! Если из монашества уходит его духовная сила, то в нем уже ничего не остается. Ведь "если соль обуяет," то она не годится даже на удобрение. Помои, мусор становятся перегноем, но не соль. Если "удобрить" солью растение, то она его сожжет. В ту эпоху, которую мы сейчас переживаем, монашеству следует ярко сиять. Всей этой гнили и разложению требуется соль. Если в монастырях не будет мирского мудрования, если их состояние будет духовным, то это станет их величайшим приношением обществу. Им не нужно будет ни говорить, ни делать что-то еще, потому что они будут говорить своей жизнью. Сегодня мир нуждается именно в этом».

Это положение некоторых монастырей и монахов соответствуют откровениям святых ранних времен.

Нифонт Цареградский (из книги «Руководство к духовной жизни преподрбных Варсануфия Великого и Иоанна»): «4. Вопрос. … Занимающие престолы священства во всем мире будут вовсе неискусны и не будут знать художества добродетели. Таковы же будут и предстоятели монашествующих, ибо все будут низложены чревоугодием и тщеславием, и будут служить для людей более соблазном, чем образцом, посему добродетель будет в пренебрежении еще более; сребролюбие же будет царствовать тогда, и горе монахам, богатеющим златом, ибо таковые будут поношением для Господа Бога и не узрят лица Бога Живаго».

Если говорить об отдельных монахах, то отцы иногда говорят о тех, которые отреклись от мира, но оставили часть своего имущества для собственного пользования.

Древний Патерик (Гл. 6): «Один брат, отрекшись от мира и раздав свое имение нищим, оставив между тем несколько для собственного употребления, пришел к авве Антонию. Узнав об этом, старец говорит ему: если ты хочешь быть монахом, то ступай в такое-то село, купи мяса, обложи им нагое тело свое, и в таком виде иди сюда. - Когда брат это сделал, то собаки и птицы терзали тело его. При встрече его с старцем, последний спросил его: исполнено ли то, что он советовал ему? И когда брат показал израненное тело свое, то авва Антоний сказал: так демоны нападают и терзают тех, которые, отрекшись от мира, хотят удержать имение».

Древний Патерик (Гл. 6): «Авва Кассиан сказал: один сенатор, отрекшись от мира, и раздав свое имение бедным, удержал некоторую часть для собственного употребления, не желая от совершенной нестяжательности восприять смиренномудрие и надлежащее подчинение правилу общежития. К нему св. Василий изрек такое слово: ты и сенатором перестал быть, и монахом не сделался».

Также некоторые монахи переносят трудности с ропотом и печалью.

Феодор Студит (Добротолюбие, т.4, 43): «Зима настала, а обиталищ у нас немного, и те плохи и тесны. Но не падайте духом; ибо не смотря на то, вы просторны в добродетели и в этом отношении досточудны, ни во что вменяя прискорбное, хотя и прискорбно, и об одном том заботясь, чтобы всегда делать угодное Богу. К тому же, если вспомним древних св. отцов, или даже и ныне подвизающихся, то найдем, что живем в палатах. Не видите ли, что и ныне рабы Божии одни живут на открытом воздухе, другие затворяются в пещерах и гробницах, иные носят вериги и едят очень мало, довольствуясь одним хлебом, а то и от него воздерживаясь, и удовлетворяя потребность эту древесными плодами через день?».

Дмитрий Ростовский (Слово в неделю святых жен мироносец): «Пошли мы, было искать Христа в монастыри, но и в них все ныне испортилось; ничего нет, и порядка нет, едва и Христос остался; теперь только хлопоты да ропот, печаль и вздохи. В крайней нищете и скудости, пожалуй, и нашелся бы Христос, если бы только сия нищета и скудость переносились с благодарностью».

А некоторыми монахами овладевает страсть любостяжания.

Древний Патерик (гл.6): «Авва Исаак говорил братиям: отцы наши и авва Памво носили ветхую, со многими заплатами, и также пальмовую одежду; а вы теперь носите одежду дорогую. Пойдите отсюда, - от вас запустели здешние места. Когда они собирались на жатву, говорил им: я уже не даю вам заповедей; ибо вы не храните их. Он же сказал еще: авва Памво говорил, что монах должен носить такую одежду, которую никто не взял бы, если выбросит ее из кельи».

Монашеский Устав Преп. Иоанна Кассиана (из собранного Феофаном Затворником, кн.4, гл.15):«Обличение западных иноков в несоблюдении заповеди нестяжательности, или ничегонеимения. Что скажем на это мы, бедные, которые, живя в киновиях и состоя на попечении и заботах аввы, держим особые ключи и, поправ всякое уважения к своему званию и всякий стыд, не стыдимся явно носить на пальцах даже перстни (с печатью), чтобы ими запечатывать всякие спрятанные вещи, которым не только шкатулок или сундуков, но даже и шкафов и комодов недостаточно для упрятания того, что успели собрать, или что принесли с собою, выходя из мира; и (мы), которые кипятимся из-за пустых и ничтожнейших вещей, и против того, кто посмеет хоть пальцем коснуться до чего-нибудь из вещей, которые мы присваиваем себе, как собственность, исполняясь таким гневом, что движения сердца своего не можем не обнаружить и устами и состоянием всего тела. Но оставим такие пороки свои, и все другое, о чем и поминать недостойно, предав молчанию по слову Пророка: «да не возглаголют уста моя дел человеческих» (Пс.16,4)…».

Отцы четко описывают, каким образом у монаха развивается страсть стяжания и любоимания.

Иоанн Кассиан (О постановлениях киновитян, кн.7,гл.7): «Эта страсть, если улучит власть над малодушною и холодною душою монаха, то сначала побуждает его к малому стяжанию, во впечатлительных картинах описывая ему некоторые, будто справедливые и разумные причины, по коим ему необходимо, или уберечь для себя несколько денег при отречении от мира, или приобрести после того. Того, жалуется она, что дается в монастыре, недостаточно, и едва сносно для здорового и крепкого тела. Что будешь делать, если приключится телесная болезнь, а у тебя не будет припрятано что-нибудь на случай, чем бы пособить себе в немощи? Содержание монастырское прескудно, небрежение же о больных превеликое. Если ничего собственного не будет у тебя, что можно бы употребить на поправление телесного здоровья, то придется тебе умереть жалким образом. - Да и самая одежда, доставляемая монастырем, недостаточна, если не промыслишь иметь нечто, на что мог бы достать себе другую. Наконец нельзя бывает все время прожить в одном и том же монастыре; а в таком случае, если не приготовишь себе денег на путевые расходы и переправу чрез море, то не возможешь, когда захочешь, переселиться оттуда, и таким образом будучи стеснен крайнею бедностью, постоянно будешь влачить жизнь работническую и жалкую без всякого успеха. - Когда такими помыслами опутает ум свой монах, тогда начинает придумывать, как бы приобресть хоть один динарий; и с этою целью приискивает какую либо частную работу, которую и исполняет со всею заботливостью, без ведома Аввы своего. Продав ее потом тайно и получив желанную монету, в страхе за нее суетится он и хлопочет, где бы ее положить, или чьему бы хранению ее вверить; а между тем уже начала точить его еще острейшая забота, как бы удвоить эту монету, - и он напряженно строит важные планы, чтобы такое купить на нее, и какой бы с нею употребить для сего оборот. Когда же и это удастся ему, по его желанию, когда у него возникает жаднейшая алчба золота, которая затем все тем сильнее и сильнее разгорается, чем большее количество прибыли получается: ибо с умножением денег увеличивается и неистовство отрасти к ним. В поджожку ей приходят далее и другие заботливые помышления: обещается долгая жизнь, преклонная старость, немощи разные и продолжительные которых в старости и перенести не будет возможности, если в ранние лета не заготовишь побольше денег. - Так несчастная душа, связана будучи узами сей змеи (сребролюбия), все далее и далее влечется, в желании с непотребною заботою умножать не добре начатое собрание имущества, сама в себе порождая заразу, которая все жестче и жестче пожирает ее, подобно пламени. Будучи вся поглощена корыстолюбным помыслом, она ни на что не обращает сердечного воззрения, кроме того, откуда могла бы достать денег, чтоб с ними поскорее улететь из-под ига монастырской строгости. Коль скоро блеснет ей какая либо надежда на получение денег, - тут она ничем уже не дорожит: из-за нее она не погнушается ни ложью, ни клятвопреступлением, ни воровством, ни нарушением верности. Словом, - золото и чаяние корысти во всем бывает для нее богом, как для иных чрево. Почему блаж. Апостол, провидя пагубный яд сей болезни, назвал ее не только корнем всех зол, но и идолослужением, говоря: и любостяжание (-умертвите), еже есть идолослужение (Кол. 3,5)».

В творениях святых отцов можно встретить множество поучений о монахе стяжательном и нестяжательном, например:

Нил Синайский (Добротолюбие): «3.Многостяжательный монах - чрезмерно нагруженный корабль, легко потопляемый в воздымающихся от бури волнах.

4. Монах нестяжательный - легкий путник, на всяком месте находящий себе пристанище.

5. Монах нестяжательный - высокопарящий орел, тогда только спускающийся вниз, когда вынуждает к тому потребность пищи.

6. Таковый выше всякого искушения, посмеивается над всем настоящим и, воспаряя горе, удаляется от всего земного и сожительствует с горними; потому что легки крылья у него, не обремененного заботами.

7. Пришла скорбь и без печали оставляет он место; настала смерть, - благодушно отходит отселе, потому что никакими земными узами не связал душу.

8. А многостяжательный опутан попечениями, и как пес привязан цепью; если принужден переселиться, то скорбное воспоминание об имуществе несет с собою, как тяжелое и бесполезное бремя.

9. Если пришла смерть, с жалостию оставляет он настоящее; отдает душу, а глаз не спускает с того, что имеет у себя, - и его влекут насильно, как беглого раба; разлучается с телом, но не разлучается с имением, потому что сильнее влекущих удерживает его страсть.

13. Нестяжательный монах - неуловимый борец и легкий течец, скоро достигающий к почести вышнего звания (Фил.3, 14).

14. Монах многостяжательный радуется многим доходам, а нестяжательный - венцам за преспеяние.

15. Монах любостяжательный усиленно работает, а нестяжательный проводит время в молитвах и чтении.

16. Монах сребролюбивый наполняет сокровищницы серебром, а нестяжательный собирает сокровище на небе».

Ефрем Сирин (Добротолюбие, т.2,): «122. Бедный монах, который в смиренномудрии безмолвствует, лучше богатаго монаха, который исполнен гордости и надмения.

126. Кто в келлии своей скрывает золото, тот копит в себе страсти высокоумия и неподчинения. А кто собирает в свою сокровищницу молитвы и милостыни, тот богатеет в Бога. Другие копят себе деньги, а ты, монах, копи себе молитвы и милостыни.

128. Монах, ищущий наследства от плотских родителей, впадает в искушения, а взыскующий Господа спасется.

130. Монах любостяжательный - бесплодная пальма, а нестяжательный - тоже, что подстриженная пальма, растущая в высоту.

131. Монах, привязанный к вещественному, подобен ястребу, летящему с ремнями на ногах; где ни сядет он, тотчас запутается. А не привязанный к вещественному тоже, что путник, всегда готовый в дорогу».

Старец Паисий Святогорец (Слова, ч.2, гл.3): «Начиная жить духовно, человек никогда не насыщается. Подобно этому, человек никогда не насыщается, если начинает гнаться за красивым. Знаешь, как нам надо жить сейчас? Надо оставить заботы о красивых постройках, ограничиться необходимым и отдать себя несчастью людей -- помогая им молитвой, если тебе нечего дать, и милостыней, если у тебя есть возможность помочь им материально. Займитесь же молитвой, а из работ -- только самым необходимым. У всего, что мы делаем здесь, -недолгий век. И стоит ли отдавать всему этому свою жизнь, зная, что другие едва сводят концы с концами и умирают с голоду? Простые постройки и смиренные вещи мысленно переносят монахов в пещеры и неприхотливые аскитирии (уединенное монашеское жилище, место аскетических подвигов) святых отцов, от этого монахи получают духовную пользу. Тогда как все мирское напоминает монахам о мире и делает их мирскими в душе. Недавно (1986 г.) в Нитрии (гора и прилегающая к ней пустыня) были сделаны раскопки и найдены первые монашеские кельи -- по-настоящему аскетические. Затем были найдены монашеские кельи более поздней эпохи -- их вид был уже немного мирской. Наконец, были найдены самые поздние монашеские жилища, похожие на салоны богатых людей того времени -- на стенах были разные картины в рамочках, узоры и прочее. Все это навело на монахов гнев Божий, и их обиталища были разграблены и разрушены злодеями. Христос родился в яслях. Если мирское доставляет нам утешение, то Христос, Который никого не отвергает, легко нас отвергнет. Он скажет: "У меня не было ничего. Разве Евангелие где-нибудь говорит обо всех этих (мирских вещах)? Разве вы видели что-нибудь подобное у Меня? Вы и не мирские, и не монахи. Что же Мне с вами делать, куда вас поместить?».

Далее приведем примеры, как падали миряне, жившие по заповеди о нестяжании.

Пролог в поучениях (Золото): «Один старец пришел на рынок неко­его города, чтобы продать свое рукоде­лие. Здесь встретился ему рабочий человек, возвращающийся домой с работы, окруженный нищими и убогими. Старцу это показалось странным, он пристал к этим людям и вместе с ними вошел в убогое жилище простого рабочего. Хозяин омыл всем ноги, всех накормил, на­поил и упокоил. Когда на другой день утром вслед за хозяином стали уходить на дневной промысел нищие, старец спросил у одного из них: «Кто этот нищелюбец?». «А разве ты не знаешь его? — с удивлением сказал нищий. — Это каменосечец Евлогий. Этого благодетеля все нищие и убогие знают и любят, как от­ца своего родного». «Где же он берет средства для про­кормления нищих?». «Он сам бедный человек: часто ис­пытывает нужду в насущном куске хлеба; во всем себе отказывает, но весь свой дневной заработок непременно отдает для нищих и убогих. Про него справедливо говорят, что он живет и пи­тается одним нищелюбием».

Старец, слушая рассказ нищего о Евлогии, подумал: «Что если бы этот человек стад богат, сколько бы он сделал добра!». И после сего эта мысль не оставляла старца. И он стал постоянно молиться Богу о даровании Евлогию богатства. Молитва старца, наконец, была услышана. Господь сказал ему: «Евлогию лучше оставаться так, как теперь; но, если хочешь, Я дам ему богатство, только поручишься ли ты за не­го?». Старец отвечал: «Ей, Господи: от рук моих взыщи душу его!»

На другой день после этого Евлогий по обыкновению вышел на свою работу и тотчас же, помолившись, принялся сво­ею мотыгою рассекать каменную глыбу. Вдруг видит он, что в том месте, где он ударял мотыгою, образовалось отверстие, ведущее в небольшую пещеру, высеченную внутри скалы. Когда он пробил большое отверстие, то увидел в пещере много золота. Изумился Евлогий такой неожиданной находке и задумался: «Как мне поступить с этим золотом: объявить ли о нем хозяину или тайно взять себе?...». Нo недолго колебался каменосечец, глядя на золото: он решил воспользо­ваться богатством и начал тайно перено­сить его к себе. Он носил золото не­сколько дней. А чтобы никто об этом не знал, он перестал принимать у себя ни­щих и убогих. Спрятав у себя золото, Евлогий перестал выходить на работу, затворился со своим богатством от людей и начал обдумывать, как распорядиться им. «Употребить золото на облегчение жизни нищих — это уже надоело: все нищим да нищим, — рассуждал сам с собой Евлогий, — нищих всех не убла­готворишь, чем больше о них заботишься тем все больше и больше становится нищих и нуждающихся. Довольно я уже них поработал; пора и мне иметь покой пожить хотя бы немного в свое удовольствие...».

С таким решением Евлогий отправился в Византию, купил и построил там несколько дворцов, сделался вельможею и зажил новою роскошной и греховной жизнью. Призреваемые же им нищие и убогие лишившись своего благодетеля, горевали и плакали.

Прошло два-три года. Вот снится старцу, умолившему Бога дать Евлогию богатство, сон: Ангелы из­гоняют Евлогия от лица Божия за нече­стие, овладевшее Евлогием через найденное им золото. Проснувшись, заскорбел отшельник и пошел в тот город, где он впервые встретил каменосечца Евлогия. Долго искал его, но напрасно. Наконец, он обратился к нищим, которых так любил Евло­гий, и стал их расспрашивать об их бла­годетеле. Одна старица отвечала: «Увы, был у нас один благодетель, каменосечец Евлогий, но теперь он ушел от нас, так как нашел много золота сделался вельможею при царе». «Что я сделал, — воскликнул старец, — ведь я убийца!». Он тотчас отправился на пристань, сел на первый отходивший в Византию корабль и поплыл разыскивать бывшего каменосечца Евлогия.

Но вельможу Евлогия не нужно было долго искать, так как его все в городе хорошо знали из-за его гордости и жестокости по отношению к простому на­роду и особенно нищим. Пришедши к дому Евлогия, старец сел у ворот и стал дожидаться выхода хозяина. Ждать пришлось долго. Вот, наконец, выходит надменный вельможа, в богатых одеждах, окруженный рабами и подчиненными. Старец пал перед ним и воскликнул: «Помилуй, я нечто хочу сказать тебе». Евлогий ничего не отвечал, а лишь сделал знак рабам своим, те схватили стар­ца и стали бить его. Старец не остановился на этом и на другой день, дождавшись Евлогия у ворот, опять получил вместо ответа побои от рабов. Оправившись от ран, старец в третий раз встретил вельможу и стал умолять выслушать его, так как дело касается участи их обоих. Евлогий на этот раз приказал бить старца еще с большею жестокостью. Старец после этого пришел в oтчаяние, задумал вернуться домой, сел на корабль и здесь, весь избитый, в изнеможении, лишился чувств. Находясь в забытье, он видит снова Господа с гневным лицом, окруженного Ангелами. И вот раздается грозный голос Божий: «Измите, Ангелы, старца сего от ли­ца Моего, как виновника в погибели Евлогия, бывшего нищелюбца и верного слуги Моего!». Но тут явилась Божия Матерь и стала умолять Господа о прощении. Тогда Господь сказал старцу: «Вперед не проси того, чего не дол­жно. Я возвращу Евлогия в прежнее его положение».

Счастлив и радостен проснулся старец и сердечно молился, благодаря Господа и Его Пречистую Матерь за явленные ему в откровении милости и щедроты Свои. Вскоре после этого умер в Царьграде любивший Евлогия царь Иустин, новый царь приказал отобрать у Евлогия все имущество, а самого его убить. Евлогий, случайно проведавший о своей неминуемой гибели, тайно бежал в одежде нищего. Придя же в то место, где прежде служил каменосечцем и добывал себе и нищим пропитание этим тяжелым трудом и где имел покой душев­ный и благоволение от Господа, — сно­ва вселился здесь. Все нищие и убогие той местности опять торжествовали и прославляли Гос­пода, ибо к ним вернулся прежний их благодетель, каменосечец Евлогий, кото­рый после пережитого им сделался еще добрее и преданнее нищим и убогим».

Этот пример также показывает, что Господь подает человеку то, что будет полезно для него, и поэтому мы должны с благодарением и упованием принимать любой промысел Божий о нас, будь то бедность или богатство. Но об этом мы еще скажем в других разделах.

Далее. Как и в отношении святой нестяжательности, так и в отношении средней степени нестяжательства существует искаженное состояние, которое называется нищенством по лености, и, конечно же, это не та святая нестяжательность о которой говорилось выше. О нем мы уже говорили в главе о лихоимстве, но по соответствию данной теме добавим еще.

Нравственное Богословие (Грехи против 4-ой заповеди, грех - Нищенство по лености или же для нетрезвости):«Не проводи нищенской жизни» (Сир.40,29). Нищие, впрочем, всегда были и будут (Мф.26,11) …Между тем, сколько же таких нищих,которые могли бы еще работать, и не работают; могли бы еще служить или быть в услужении, особенно женский пол и особенно в летнюю пору, или во время летних сельских работ, когда и дорог человек для того только, чтобы остаться дома с малыми детьми,—мо­гли бы еще нести подобный труд, и—отказываются от него! Вместо работы же и труда собирают на бедность по домам, на площадях и у дверей церковных. Мало этого; целыми артелями разъезжают для сбора подаяний по ярмаркам и к праздникам на собственных лошадях и экипажах, нехудо одетые и обутые. Или вместо дол­жности и ремесла ходят по домам с просительными пись­мами и умоляют опособии. Сколько таких, которые соби­рают себе на прихоти и для удовольствия, к которым при довольстве своей жизни привыкли, но в которых за скудостью средств должны бы отказать себе! Особенно как много обращающих собранную милостыню в вино, и не для вида уже, но по действительной нужде остающихся в самой изношенной и грязной одежде! (А есть - как в столицах - и такие, которые составляют себе от подаяний капитал). Вся эта ложная нищета привыкает к лицемерию, чтоб скрыть свои физические силы и прикрыть свои пороки,— к наглой напрасливости, и к мелкимкражам вследствие той же праздности своей. А что сказать о детях, собирающих милостыню с посторонними для них и искусными в своем промысле нищими? Эти с малых лет привыкают к лености и вообще к нищенскими порокам, так что иные из них прямо готовят из се­бя преступников и злодеев. О, как далеко уклонились та­кого рода нищие с истинного пути жизни! как они позорят имя Христово, выманивая себе им ненужные подаяния! какое зло они составляют в обществе! В слове Божием сказано: «если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» (2Фес.3,10), т.е. кто не трудится, имея силы трудиться, то и не стоит хлеба, и если ест хлеб, то без всякого права, по сво­ей навязчивости или по милости других. «Работая …, если свой хлеб» (2Фес.3,12), т.е. пусть-де каждый от своих трудов содержится; пусть пропитывается своим трудовым хлебом, который слаще и почтеннее, а чужой должен же жечь его внутренность, как огонь (2Сир.40,32). «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян.20,35), т.е. лучше подавать, чем принимать. Посему-то подвижники и святые Божии и при видимой нищете своей отказывались от подаяний, пропи­тываясь плетеньем каких- либо прутьев или другим рукоделием. И у многих из наших нищих стали ли бы двигаться руки и ноги, если бы они захотели хоть частью содержать самих себя. Говорят иные из них к своему оправданию: «наш труд состоит в том, что мы молимся за подающих нам милостыню». Но они не священники чтоб брать на себя труд молитвы за других и больше ничем не заниматься, между тем как имеют еще силы для занятий:—при молитве можно иметь и ручную работу;—молитва сильна при трезвенной и доб­рой жизни;—а главное—это только слова: и за себя-то нищиe помолиться не могут и не хотят, потому что разленились,—потому что не входят внутрь церкви, когда на­чнется богослужение, а остаются на паперти и там заводят между собой спор и шум из-за подаяний;—или еще хуже—с паперти церковной прямо уходить в подвальное и подобное тому невидное помещение с продажей спиртного.— О, ложная нищета! о, напрасное попрошайство! зачем же вы так глубоко пали? О, злоупотребители Христовых подаяний, зачем вы отказываетесь от царства небесного, на путях которого уже стоите, подобно Лазарю нищему? Умоляем вас любовью Христовою: обратитесь от тунеядства к посильному груду или же, не имея сил трудиться, не посрамляйте своею ежедневною нетрезвостью, которая уже и выступила на лица ваши и говорить сама о себе каж­дому,—не посрамляйте, не унижай такого же, думается вам?— самого Христа...! потому что вед сам Христос невидимо стоить за плечами вашими, когда ради Его вы просите себе подаяния, а добрые христиане ради Его-то подают вам!».

И