Глава 7. Все ненавидят Эллу, или Эксперимент «Барвиха»

Пришедшая из ниоткуда идея поучаствовать на выборах в местный совет депутатов в Барвихинском сельском поселении с самого начала казалась загадочной. Сам Навальный толком не мог объяснить сотрудникам, почему Барвиха его вдохновила и откуда такое рвение. Для Фонда борьбы с коррупцией было совершенно нехарактерным подобное поведение: столь резво и с лихвой включаться в маленькие выборы. Мы вообще презирали любые маленькие выборы, особенно на фоне постоянных разговоров о великой миссии - сделать «вождя» президентом.

В какой-то момент Навальный стал говорить, что прорывную идею притащил в ФБК Владислав Наганов, бывший сотрудник фонда и близкий соратник главного, которого, впрочем, Леонид Волков выжил в далеком 2013 году. Наганова в Фонде всерьез не воспринимали, а Навальный над ним откровенно подтрунивал перед нашим кандидатским пулом. В духе: посмотрите на Влада, как он копошится в области, еще и умудрился какой-то политический союз там собрать. Мол, смешно выглядит, но руки не опускает. Конечно, никто не поверил в подобную простоту момента, когда слёту взяли и направили основные ресурсы ФБК непонятно куда.

Барвиха была политическим заказом, который изящно вписывался в текущую конъюнктуру: «слиться» с госдумовских выборов, при этом показав массе, что мы не сдулись. Основной целью было «наказать Памфилову». Элла Памфилова как раз только-только была назначена главой Центральной избирательная комиссия, и у Навального руки чесались дискредитировать её образ. Образ, надо признаться, достаточно приемлемый и близкий для либералов старой волны. Памфилова, в частности, в 1990-е работала в правительстве Егора Гайдара.

«Наказать Памфилову» - фраза самого Навального, брошенная на летучке при первом обсуждении барвихинских выборов. По всему чувствовалось, что главной задачей стало вызвать ненависть к Памфиловой в нас, «первоочередниках» гнева, еще не понимавших, за что же ее надо неистово «наказывать». Навальный и дальше не скупился на оскорбительные выражения в адрес женщины намного старше его и до сего момента, как казалось, не сделавшей ничего, заслуживающего подобного отношения. При этих обрядах сквернословия в Фонде не шелохнулась ни одна мышь. Все впитывали и учились ненавидеть новую цель. Оруэлловские «пятиминутки ненависти» у нас длились по несколько часов. Работа уходила на второй план, когда наступало время терапии пропагандой.

На выборы в Барвиху было предложено пойти всем кандидатам, которые готовились к выборам в Госдуму, но Любовь Соболь отказалась, видимо, посчитав, что это не ее уровень, а Николай Ляскин сосредоточился на больших выборах в Думу от коалиции. Помимо согласившихся участвовать в барвихинской кампании — меня, Георгия Албурова и Ивана Жданова — Фонд решил расширить пул кандидатов, что лишний раз доказывает, с каким пиететом ФБК отнёсся к кампании поначалу.

Барвихинское сельское поселение включало в себя два многомандатных округа, поэтому решено было заявлять команды от Фонда в оба округа, минимум по четыре кандидата в каждый. Кроме нас к кампании был подключен еще самолично вызвавшийся менеджер проектов ФБК Станислав Волков, выдвинутая по рекомендации Леонида Волкова Анна Литвиненко, и также, что немало удивило всех в Фонде, вызвался идти на выборы еще и Роман Рубанов, который взял с собой Евгения Замятина, одного из юристов ФБК. Впоследствии и Рубанов, и Замятин снимутся, что станет неким сигналом того, что Фонд либо остыл к выборам, либо из множества изначальных задач оставил только тему с «раскачкой» Эллы Памфилову и причинением ей репутационного ущерба на новой должности. Мы тогда отнеслись со всей серьезностью к этим выборам, особенно я. Хотелось максимально применить тот багаж кропотливой работы, который был накоплен за последние полгода, а также показать себя в полной красе. Это были мои первые выборы, а тем более у нас из-под носа благодаря развалу коалиции только-только ускользнула Госдума!

Определив весь список соискателей кандидатства в Барвихе, Навальный устроил нам пионерскую линейку, и лично как на военном разводе, когда главнокомандующий принимает своих юнитов, решил заслушать программные предложения и посмотреть, кто из нас на что способен и как готов к муниципальным кампаниям. Поглазеть собрался весь Фонд. Мне как человеку бывалому это было проще простого, я был раскован и с лёгкостью выступил лучше всех. Навальный, может, даже не желая видеть меня кандидатом на выборах в Барвихе (низкий уровень меритократии в ФБК был мне на тот момент очевиден), был вынужден признать мою «прокачку». Я грамотно рассказал, как буду выстраивать политику малых дел, работая на выборах муниципального уровня, продемонстрировал глубокие знания психологической специфики электората, бывших военнослужащих, которых там проживало много. Я сам вырос в военных городках и мне не составит никакого труда найти с ними общий язык. Мне даже показалось, что тезис про бывших военных импонировал Навальному, который также рос в военном городке и считал это своим козырем. Однако он никогда не озвучивал никаких проблем военнослужащих, не интересовался социальной жизнью этой группы населения, видимо, не считая их своими потенциальными избирателями. Тем не менее какие-то душевные порывы в нём были, которые Навальный как политик успешно загасил в пользу большей выгоды своей текущей либеральной линии.

Остальные кандидаты выступили совершенно неубедительно. Тот же Георгий Албуров всем своим видом демонстрировал, что выборы ему не интересны, и воспринимает их он как сплошную обязаловку. Он так и не смог пересилить свой пафос и социофобию, хотя ранее и готовился быть кандидатом на выборах в Госдуму. Но Албуров был для Фонда на этих выборах главным якорем. Георгий был таким приближенным мальчиком Навального, и все основные силы, весь пиар кампании были сконцентрированы вокруг него. Всем остальным кандидатам это покажется большой несправедливостью, но никто публично ничего не выскажет, потому что выступить против Албурова – это выступить против генеральной линии «партии» (читай: Навального) и вообще покуситься на самую святую «скрепу» ФБК.

Лидером в моем многомандатном округе был, что неудивительно, Албуров, а в другом округе лидером определили Ивана Жданова, на которого возлагали особые надежды. Считалось, что он сможет поменять отношение к Фонду со стороны казенных сюртуков. Жданову было проще, потому что бывшие кандидаты от Фонда в его округе, Роман Рубанов и Евгений Замятин, впоследствии снимутся.

ФБК не захотел выделять бюджет для наших кампаний, хотя было очевидно, что деньги были, и кампании можно было провести с гораздо более мощным охватом аудитории, с различными способами агитации. В рамках кампании был открыт донат, который пиарили прежде всего для Албурова и Жданова. Финуполномоченным кампании назначили Евгения Замятина, и Фонд всецело распоряжался деньгами с нашего избирательного счета по своему усмотрению. Однако денег мы не видели и даже не могли никаким образом повлиять на их траты. Например, мы добивались выпуска агитационной газеты, но с ней так долго тянули, что она вышла только под конец кампании, когда шансов уже не осталось.

Руководить кампанией Леонид Волков формально не взялся. У него была явно двуличная позиция: он, вроде, и руководил всеми кандидатами, определял стратегию, критиковал, но формально не имел к этому никакого отношения и не нес ответственности. Такая тактика, думаю, была связана с тем, что у Волкова уже имелась прилично испорченная репутация, и после мэрской кампании 2013 года он нигде и никогда больше не добился сопоставимого успеха — все его кампании заканчивались фиаско. Волков также понимал, что мы двинулись в Барвиху буквально с корабля на бал и что с той финансовой экономией, которая у нас была, надежд особых нет. Он занял такую осторожную позицию, командуя кампанией, кто называется, из кустов. Конечно, когда капитан корабля ведет себя таким образом, это не добавляет моральной устойчивости его подчиненным.

Включение в список кандидатов Анны Литвиненко было также инициативой Волкова. Когда мы еще готовились к выборам в Госдуму, Волков любил повторять, что в «Открытой России» Михаил Ходорковский собирает «бабонек», как он выражался, формируя таким образом новое лицо в политике. Отпуская много сексистских плоских шуточек, Волков решил оформить свой ответ вечно обсуждаемым Марии Бароновой и Полине Немировской, тогда еще выступавшим в дуэте. Чувствовалось, что в Волкове играют какие-то внутренние чувства, а также желание продемонстрировать, что понимает новый тренд и чаяния электората. Исходя из этого, он выставил Анну Литвиненко, которая была совершенно неопытным человеком, стеснительным, но обладала очень хорошей эмпатией к людям. Но к чести Анны, несмотря даже на ее личные сомнения, надо сказать, что она «пахала» больше всех, до упора и демонстрировала профессиональный рост как кандидата на протяжении всей кампании.

Станислав Волков был очень амбициозен, хотя числился рядовым сотрудником ФБК, которые, как правило, нигде и никогда не «светятся», выполняя только внутренние задачи. В Фонде уже тогда всё было устроено достаточно кастово, и многим не понравилась новая публичность Станислава, который, как считалось, должен был оставаться «рабочей лошадкой». Ни Роману Рубанову, ни Навальному не понравилось, что одна из «лошадок» вышла из тени и продемонстрировала желание подняться выше. Это потом скажется на дальнейшей карьере Станислава — он будет уволен из Фонда при довольно загадочных обстоятельствах, хотя работал он ударно. В один момент Рубанов попросит его освободить рабочее место. Скорее всего, его подсидел тот самый «Женсовет», которому не нравились прямолинейность и объективность Станислава Волкова.

Я на время кампании решил, что заброшу все свои сторонние дела и с головой уйду в процесс. Мне совершенно не хотелось соответствовать одному-единственному требованию — «качать Памфилову», выступая эдакими болванчиками, которые нужны лишь для того, чтобы испортить чиновнице репутацию. Чувство собственного достоинства говорило о том, что можно сделать гораздо более позитивные и конструктивные вещи, реально работать с проблемами избирателей.

Мы не были «блатными» кандидатами, заряженными большими финансами, и по сравнению с назначенными лидерами Георгием Албуровым, который не показывал никаких лидерских качеств, и Иваном Ждановым, на котором изначально стянули все ресурсы, мы были кухаркиными детьми, выбивавшими себе место под солнцем ежедневной изнуряющей до стаптывания ботинок работой, с кровью и потом. Мы пропадали в Барвихе целыми днями, помогая местным жителям, делали замеры по воде и ее состоянию, писали заявления и жалобы, изучали социальную обстановку, здравоохранение и транспортную систему в районе.

Вместе со Станиславом Волковым и Анной Литвиненко мы сами ходили в поквартирный обход. Это, кстати, была единственная технология, предложенная в рамках кампании Леонидом Волковым, – поквартирный обход и сбор персональных данных. Фонд, как всегда во всех общественных кампаниях, хотел просто собрать контактные данные жителей Барвихи, чтобы в дальнейшем звонить им, проводя социологические исследования и присылая письма с просьбой сделать пожертвование.

Все расходы по ведению кампании, за исключением изготовления агитационного материала, висели на нас. Ежедневно мы ездили в Барвиху, до которой было невообразимо тяжело добираться, ни у кого из нас не было личного автомобиля, кроме Албурова, но с нами он взаимодействовал очень слабо. Иван Жданов так вообще там поселился, сразу и деньги нашлись, чтобы снять ему квартиру в Барвихе. Для всего, что касалось Жданова и Албурова, деньги всегда находились, и ничего не ограничивалось донатами от простых людей, как было в нашем случае.

Албурову, собственно, выделили отдельный бюджет, и он смог сразу набрать себе команду. Георгий, будучи ленивым и мало интересующимся кампанией, не работал вместе с нами на земле, а нанял целую команду агитаторов, которые ходили по квартирам, разговаривали с людьми и расклеивали объявления. Мы же делали всё сами. Но Албуров умудрялся относиться к людям, которые делали за него всю работу, с пренебрежением. Бывало, он назначал встречу своим сотрудникам в нашем основном, но труднодоступном Усово-Тупике, куда электричка ходила несколько раз в день, а на машине было долго добираться из-за пробок. Георгию иногда было просто лень туда ехать… и встреча срывалась.

С командой Георгия мы так и не смогли выстроить единый график. Случалось так, что, ходя по квартирам, мы, уставшие, приходили в отдаленный дом, а оказывалось, так что весь этот дом уже вытоптали албуровские волонтеры. Мы оказывались в дурацкой ситуации, когда люди нам, кандидатам, открывали дверь и с порога говорили, что к ним уже приходили наёмные агитаторы от нашей команды. Причем, конечно, была разница в агитации от нас, кандидатов, опытных людей, уже знающих специфику Барвихи, и тех албуровских студентов, нанятых за небольшие деньги. Разговоры с Георгием, чтобы согласовать этот момент, ни к чему не приводили: он был абсолютным единоличником и не собирался находить компромисс между своими интересами и интересами команды. Крутитесь, мол, как хотите.

В Фонде на это тоже закрывали глаза и даже закрепили за нами цензора и администратора в лице Анны Додоновой, которая собирала статистику и вела наше соцсоревнование по сбору контактов избирателей. И что самое странное, Албуров со штатом нанятых агитаторов наряду со всеми участвовал в этом зачете, что было, конечно, необъяснимо с моральной точки зрения. Мы сами ходили и собирали эти контакты, а на Албурова работал десяток миньонов. Такая вот меритократия, понимаешь.

Нам всё больше и больше намекали, что, хоть мы и работаем, приносим пользу, проводим встречи с людьми, в определенный момент нам придется сняться, чтобы остался один Албуров. Леонид Волков в какой-то момент стал в открытую гнуть эту линию, вяло поддерживаемую Навальным, на собраниях: «Ребят, снимайтесь, чтобы в вашем округе остался один Албуров». ФБК даже затеял стандартные в таком случае инсинуации, что, якобы, была проведена социология, но ее результаты мы вам не расскажем. По слухам, правда, Албуров находится на одном из последних мест, но «официальных» фондовских цифр мы так и не узнаем. Сокрытие результатов социологии бывало и раньше, как на кампании в Костроме, так будет и на протяжении 2017 года во время президентской гонки. В любой напряженный момент, когда у ФБК слабые позиции в избирательном плане, Фонд начинал играть с социологией и просто не озвучивал цифры, но подвергал давлению тех, против кого она была сделана. Мы тогда на поддались и сказали, что пойдем до конца, и если будут фальсификации, будем уже думать. Сниматься в пользу заведомо слабого Албурова мы не стали. Мы горели реальной кампанией, общением с живыми людьми, а не сомнительной перспективой «нагадить Элле Панфиловой».

Под конец кампании я понимал, что несмотря на нашу кропотливую и гуманитарную работу, шансов куда-то избраться у нас не было. Понимал это и Навальный, и через Волкова еще больше давил нас, чтобы мы снимались и остался один Албуров. Видимо, думал, что у него есть какие-то шансы, либо на волне массовых нарушений и фальсификаций хотел пропиарить только одного Георгия, выставив дело в таком свете, что, якобы, это именно его так боятся «жулики и воры». В кульминацию всей кампании мы стали не нужны, и если до этого мы грели воздух, неистово гоня контент в соцсети, то сейчас все наши конъюнктурные задачи иссякли. Но мы остались.

На Ивана Жданова тем временем завели уголовное дело по факту уклонения от военной службы. Эту историю, покрытую тайной, еще долго обсуждали в Фонде: как так случилось, на Ивана ведь заводили уголовное дело, шума было много, но оно потом куда-то улетучилось. Пиар в самом деле был жирный, который помог Жданову подняться на новую ступень узнаваемости. Тогда же вскрылось и то, что Иван с помощью своего отца, заместителя мэра Нарьян-Мара, умудрился выбить себе финансирование образования из бюджетных средств этого северного города, даже не проживая там. Жданова подкосило так, что даже на одной из летучек это отмечал и Навальный: «Вань, ну ты что-то совсем пал духом. Не унывай, это обычная история. Даже если что-то произошло, не нужно делать вид, что тебя это затрагивает».

В ФБК видели, что Жданов совсем сник, видимо, понимая, что это не единственный компромат на него. Но погоревав неделю, Жданов вернулся в русло. И более того, когда встал вопрос с массовыми фальсификациями на досрочном голосовании, когда наши оппоненты согнали столько выходцев из Средней Азии, мы единодушно, даже включая Албурова, приняли решение, что будем сниматься, а Иван Жданов всё никак не мог определиться. Он вёл себя на том собрании очень нервно, просил дать ему время на обдумать, то принимал решение, то отменял его. Тогда у него чуть ли не произошел силовой конфликт с другим сотрудником ФБК. На вполне рабочее замечание последнего Жданов разразился тирадой в духе худших чиновничьих традиций: «А зачем мы вообще вас держим? Зачем мы вообще держим отдел редакции, если вы чего-то не успеваете!» Было видно, что Иван позиционирует себя уже чуть более, чем просто руководителя юридического отдела, тогда еще отдела, а не службы, как он потом будет называться. Роман Рубанов, который сидел рядом с этими двумя, которые уже вот-вот начнут бить друг другу морды, лишь улыбнулся. Когда Жданов в гневе вставал из-за стола, стул под ним упал, раздался грохот, а потом все замолчали. Никто из руководства не проявил мужскую волю погасить тот конфликт: ни сидевший рядом Рубанов, ни Навальный, который предпочел раствориться в воздухе.

Самым показательным моментом во всей барвихинской кампании была наша встреча с Эллой Памфиловой, которую она сама нам и предложила. Для нас эта встреча была настоящим успехом, нас должны были принимать в здании ЦИКа в присутствии прессы и всего бомонда. Навальный торжествовал. Как я понял, он надеялся сыграть по предыдущей схеме и отправить на встречу только Жданова и Албурова, но мы сказали, что мы такие же кандидаты, поэтому пойдем все. К нашей инициативе в ФБК отнеслись не без скептицизма, считая, что пиарить надо только «своих», к которым нас, очевидно, не относили.

На встречу мы шли с одной-единственной задачей – «порвать» Памфилову, быть максимально жесткими, сводить все акценты к ее личности, к ее предвзятости и предполагаемой коррумпированности, идущей ещё от её бородатого предшественника Чурова. Наша задача была вывести ее на эмоции, и чтобы она сказала вещи, которые могли бы отпугнуть от нее сторонников по либеральному лагерю. Многие в том лагере считали ее приличным человеком, который сможет оздоровить избирательную среду в России. На встречу мы отправились уже изрядно накаченными ненавистью. Когда я только приехал перед встречей в Фонд, Роман Рубанов критически смерил меня взглядом и спросил:

- Почему ты не в костюме, как Иван Жданов? (Я был в рубашке, свитере и в строгих джинсах. Вопрос Рубанова был весьма характерен — он любит «докапываться» до мелочей, общаясь с неприятными ему людьми, даже если это, как кажется, соратники по одному общему делу.)

- Какими меня запомнили избиратели, таким я туда и пойду. Я не вижу в этом ничего неприличного.

Жданов же разоделся фанфароном: костюм брежневской эпохи, зализанная назад причёска. Ни дать ни взять — сам сотрудник ЦИКа или Генпрокуратуры.

Элла Памфилова вместе с помощниками приняла нас очень спокойно. С самого начала приёма мы стали вести скрытую трансляцию в интернет, никого об этом не предупредив. Это было частью нашей провокации: все показывать и максимально кричать, чтобы люди в трансляции видели нерв напряжения, как мы отчаянно ищем правду. Ситуация на самом деле была очень тяжелая: на досрочное голосование согнали кучу мигрантов из Средней Азии, что ставило крест на всех кандидатах, которые шли не от местной администрации. Нужно было решать ситуацию по существу, предметно, с доказательной базой. Но, что самое удручающее, мы пришли в ЦИК без каких-либо заявлений и без фактуры, которую могли бы подать заранее. Панфилова, будучи опытным чиновником, сразу задала вопрос: «А где ваши жалобы? Я их с удовольствием рассмотрю». В ответ Жданов начал натурально истерить, краснеть и пускать слюни. Было понятно, что главный юрист ФБК, который и должен был отвечать за подготовку и подачу жалоб, ведет себя как взбалмошный, абсолютно неуравновешенный человек. Чуть более внятно выступил Албуров, еще более спокойно говорил я, понимая, что на нас в ЦИКе все смотрят как на дураков… но зато трансляция для наших «сетевых хомячков» имела оглушительный успех!

Жданов тогда позволил себе и оскорбительные персональные выпады в адрес Памфиловой, но она не повелась на эту довольно примитивную провокацию. Чуть позже Памфилова сказала, что мы «неграмотные мальчики, которые могут только кричать», что, конечно, стало конечно следствием поведения непосредственно Жданова.

На встрече были и другие кандидаты. Один из них, который по сути выступал как наш спойлер, в какой-то момент встал и заявил, как бывший офицер, что «так разговаривать с женщиной нельзя, и вы, Иван Жданов, просто переходите любые границы». Для Жданова никаких границ не было, это было вполне нормально.

После этой встречи нам вопреки истерикам Ивана удалось добиться того, что Памфилова отправила своего представителя в Барвиху. Туда приезжал известный адвокат Анатолий Кучерена, но отнюдь не закончился вопиющий подвоз мигрантов, которые получили к выборам российское гражданство и прописку в одном из барвихинских домов кандидатки от местной администрации. Я апеллировал к представителю Памфиловой: «Вы видите, что происходит? Дискредитируют всё и всех!»

В итоге выборы вообще отменили – беспрецедентное решение ЦИК, которое мы восприняли как победу. Мы встретили это решение в Фонде на очередной летучке, которая, как всегда, длилась часами даже во время предвыборных кампаний. Когда Навальный узнал о решении ЦИК, то прыгал как мальчик. Таким по-мальчишески радостным я не видел его никогда. Он скакал на месте, приговаривая: «Да! Да! Да мы нагнули эту с*ку!» Кроме как с*кой он Памфилову тогда не называл, видимо, заряжая ненавистью и нас. И тут заходит его пресс-секретарь Кира Ярмыш и говорит: «Алексей, нам звонят с «Эха Москвы» и с других СМИ, просят прокомментировать выборы в Барвихе». Навальный засиял еще больше и как паровоз помчался к себе в кабинет давать победные комментарии: мол, мы отменили выборы и доказали всем, что система прогнила. Ему казалась, что это победа. Хотя, конечно, здесь сама Элла Памфилова поступила мудро, проявив решительность и отменив выборы, на которых ни у кого, кроме «своих» кандидатов от администрации, не было никаких шансов на победу.

Я тоже тогда думал, что это победа. Хотя бы потому, что было очевидно, что никто бы нас не выбрал. Кампанию мы вели отчаянно, с шашками наголо, но денег совершенно не было, агитационного материала не хватало, и никаких ресурсов Фонд на нас практически не выделял.

В завершение барвихинской эпопеи следовало упомянуть о том, что в процессе кампании у ФБК появилась информация, вроде бы, из «чёрного ящика», о сомнительных операциях с недвижимостью, которыми промышляет в Барвихе зять Михаила Касьянова. Предполагалось «раскрутить» эту тему, хотя далеко не все хотели лить грязь на бывшего коллегу по «Демократической коалиции». Но у Навального было иное мнение: «Ну, что ж поделать, - говорил он. - Эта информация появилась в момент выборов, и мы бросим тень на самих себя, если не озвучим ее и не растиражируем». На том и порешили. Мы, впрочем, понимали, что у Алексея, скорее всего, помимо Памфиловой была на примете и дополнительная жертва в Барвихе — Касьянов. О кампании, об избирателях и, в конце концов, о кандидатах от ФБК речи вообще не шло, очевидно. Известный лозунг «ваши выборы — фарс» странным образом обретал живые очертания не где-нибудь на Старой площади, а непосредственно в штабе Фонда борьбы с коррупцией.

Часть 3. 2017-2018. Он вам не Гапон!