Глава 4. Подписной СЫЧ, или Кто стрижёт бороду Навальному?

Тем временем приближался август. Штаб продолжал скитаться по анти-кафе, но новое помещение было наконец-то найдено. Нашлись собственники, которые, видимо, не слышали о наших прошлых злоключениях или просто повелись на клиента, способного в кризис оплачивать достаточно высокую стоимость аренды. Меньшее по размерам, чем прошлое на Садовнической набережной, но уютное и компактное, в два этажа, да еще в таком статусном месте. Местность по улице Гиляровского, где теперь располагался штаб, называли «политическим кварталом». Совсем неподалеку от нашего дома №50 располагались центральные штабы «Единой России» и КПРФ. Навальному это соседство польстило, он остался очень доволен местом. Как бы наш кандидат ни старался отрицать текущую политическую систему РФ, ему очень нравилось находиться в конкуренции с ней, пытаться навязывать ей борьбу, быть рядом, по соседству. Чтобы она знала, что вот он Навальный - он тоже существует. Схлынула новая волна сторонников, та самая «молодежь из ютуба», но в головах опытных сотрудников, бывалых и пожилых активистов, у самого кандидата никуда не исчезли привычные рефлексы от постоянных поражений и ощущения своей «политической карликовости». Любая близость к властям предержащим радовала и давала ощущение уверенности в себе.

Открытие второго штаба планировалось провести с торжественной помпой. Федеральное руководство, вошедшее в ритуальный раж устраивать публичные церемонии и что-то открывать, очень хотело блеснуть в Москве перед большим скоплением лояльной прессы. Волков готовился стать главной примой. По Навальному было решено, что формат слабоват для персоны его уровня, ведь людей может собраться немного, поэтому нечего ему терять время. Конечно, невозможно себе представить, чтобы Навальный образца 2013 года поступил похожим образом. Даже короткое выступление, минуток на пять, подняло бы дух редеющим московским волонтерам. Но Навальный поддался решению не ехать.

Как зачастую случается при долгой подготовке, жизнь всё поставила с ног на голову. А готовились основательно и без рабочей спешки: дорогой ремонт придавал помещению нужный лоск и статус. И тут в день открытия штаба Волкову, Навальному и Ляскину назначили суды за 12 июня. В штабе трактовали такой маневр как трусливую попытку власти пересажать всех лидеров и остановить кампанию. Подобные моменты считались отличной возможностью напомнить миру о существовании кампании, ведь оппозиционные и западные медиа с удовольствием пережевывали каждую деталь и пачками брали интервью. При этом внутреннего напряжения совершенно не чувствовалось. Новички давно привыкли к посадкам после несогласованных ивентов, а бывалые относились к судам как к неизбежному злу и никаких чувств по этому поводу не испытывали. После судов над главными действующими лицами считалось полезным написать в твиттер что-нибудь односложное и с указанием срока: «твари, имярек — 10 суток», «мрази, имярек — 30 суток». Такие твиты удачно заходили и нравились сторонникам, именно ненависть их заводила и подпитывала, а мы умели и знали, как на этом играть. Исключение составляли только уголовные суды над рядовыми активистами. Про них руководство умалчивало: хайп здесь был не дороже денег, а деньгами была кампания, которой вредили страх и паника от посадок в реальную тюрьму и на долгие годы. Про этих ребят старались не писать и ссылки про них не скидывали в чаты сотрудников для дальнейшего распространения.

Отправляясь на суд, Николай Ляскин не готовил штаб к своему длительному отсутствию, особых указаний не было. Нас тревожило, что люди Волкова воспользуются моментом и «отожмут» штаб, прислав кого-то вместо Ляскина. Тогда же мы приняли внутреннее решение, если всё же состоится замена руководителя, к тому же находящегося под арестом, нам в этой кампании больше делать нечего. Всему был предел, и подобное решение не укладывалось в наше представление о самых простых нравственных и моральных принципах.

Открытие, наверное, самого успешного и эффективного из всех московских штабов, которых по итогу будет аж четыре штуки (офис на Гиляровского был вторым по счету) прошло без руководства. Волков, томно ожидавший в Тверском суде своего заседания, очень нервничал и раздавал ехидные интервью. Понимая, что, скорее всего, пропускает открытие, которое готовилось сугубо под него, он всё свел к простой, но несправедливой для обычных сотрудников формуле: штаб волонтерский, вот и открывать его будут волонтеры, справятся. Про сотрудников, которые долго и кропотливо готовились к долгожданному открытию, с самой сердечной заботой вешали каждый плакат, собирали всю мебель и готовы были разорвать рабочих за любой просчет, он практически ничего не сказал. Отчего-то слово «сотрудник» очень пугало Навального и Волкова, потому они старались всегда говорить о «волонтерах». Этот необъяснимый для обывателя страх разрешался достаточно просто: сотрудник обязательно получает зарплату, работает за деньги, а значит, рушится романтический и брутальный образ тысяч несгибаемых в борьбе юношей и девушек, готовых сутками напролет вести «самую лучшую кампанию» совершенно безвозмездно. Звучит диковато, в духе тоталитарных режимов, но такова была наша идеологическая модель. Кругом одни «волонтеры» и никаких сотрудников, по возможности. К такой формуле приучали и региональные штабы.

Волонтеров на открытие собралось не много, и это были все наши старые знакомые. Новых лиц почти не было, что изрядно удручало. Тот же состав, с каким начали кампанию в апреле-мае. Человек сто, на 80% совсем еще молодежь, школьники или первокурсники. Для них не было никакого политического «вчера», а был только Навальный, без его прошлого, в котором не было ютуба. Как говорил сам Навальный в конце 2015 года: «YouTube даст нам невероятные возможности, там нет конкуренции, но есть тысячи людей, которые еще не знают о методах и символах протеста». Этими людьми оказались юноши и девушки. Экономические программы и политические платформы мало их интересовали, они не знали, чем Навальный занимался два года назад. Они смотрели YouTube и внимали красивым жестам и пустым по содержанию обещаниям исправить всё и сразу, убрав любое зло в отдельно взятой стране.

Когда душное помещение оказалось набито битком, я и еще одна наша сотрудница Анна Литвиненко начали церемонию открытия. Мы встали перед толпой и начали речь в стиле Навального. Объяснили, почему нет известных лиц, рассказали про суды, конечно, не упоминая, что Алексей и не собирался приезжать, опасаясь маленькой явки. Прессы было много. Вечный состав на любых мероприятиях Навального – радио «Свобода», «Новая газета», западные СМИ.

В какой-то момент мне поступило указание из суда: держать людей. Аресты не дают, Ляскин и Волков получают штрафы и спешно выдвигаются на открытие. К этому моменту мы уже наговорились с людьми, и они начали расходиться. Я «толкнул» проникновенную речь об особенности нашей исторической миссии для России, о наших 2-3% в океане недоброжелателей и лгунов, о том, что именно мы способны и можем принести спасительные перемены. Молодая публика оказалась благодарным слушателем, я всем своим существом чувствовал, как толпа поддается на уговоры, словно пластилин податливо принимает необходимую мне форму. Стало страшно, прошел адреналиновый озноб. Страшно от ощущения безропотности толпы, легкости внушения и власти, прежде всего от простоты манипуляций. Несколько дней спустя, перебирая в голове эти моменты, я представил Навального, что он чувствует, выступая перед этими юными поклонниками его таланта разжигать в них ненависть и вестись на глобальные обещания. Именно так из политической оппозиции мы быстрыми темпами превращались в гражданскую секту, выбрав себе в паству несформировавшийся, а потому уязвимый контингент - школьников и студентов первых курсов.

Ляскин и Волков таки успели на открытие, под самый конец, но небольшое количество народа еще оставалось. Вся троица получила огромный штраф: Ляскин - 250.000, Навальный и Волков — по 300.000. Тогда волонтеры долго обсуждали, как будет тяжело собирать такую огромную сумму для любимых лидеров, но они постараются и обязательно соберут. Удивительно, но лидеры и в ус не дули «париться» по этому поводу и специальным образом собирать деньги. Вопрос по уплате этих гигантских штрафов замялся сам собой и публично нигде больше не поднимался. Все нужные средства нашлись сами собой. Обошлось без дурацкой показухи, которую Навальный любил устраивать в своих прямых эфирах, зачитывая платные комментарии, тем самым показывая, что ради штрафов для людей кампания готова на любую возможность подзаработать. Вокзальная игра в наперстки выглядит куда честнее, чем подобные авантюры с доверившимися тебе людьми.

За все время существования помещения на Гиляровского, 50, а это были ключевые месяцы кампании, Навальный посетил штаб всего раз. И это была не теплая встреча с волонтерами или официальное выступление кандидата. Это было случайное недоразумение. Навальный заехал вместе с женой и гламурной компанией, явно не смахивающей развязным поведением на наших скромных волонтеров. Выяснилось, что они гуляли по городу, тусовались, благо погода стояла отличная, и неожиданно для самих себя решили заехать в штаб. Юлия Навальная хотела сделать модные фотографии, а всю праздную компанию затащил в штаб друг Навального Александр Хоменко, который занимался вопросами с недвижимостью (в бизнесе и как теневой помощник в кампании) и очень хотел продемонстрировать последние успехи. Сам Алексей был одет как пляжник, в шортах и поло. Юлия сразу же зациклилась на фотосессии с большой надписью «Навальный-2018». Главным разочарованием тут стал даже не тусующийся кандидат в шортах, случайность посещения и даже не его праздная компания, а что поговорить ему с волонтерами было не о чем. С сотрудниками хотя бы состоялся дежурный разговор в стиле «что людям предлагаете», а вот с волонтерами оказалось потяжелее. Отправляющиеся агитировать люди неожиданно увидели предмет своей агитации - беззаботного и расслабленного человека в пляжном «прикиде», не знающего, о чем с ними потолковать. Чувствовалось напряжение. Из положения вышли традиционным для кампании способом: собрали всех волонтеров в кучу и сделали фото. Для твиттера самое то. Из руководства в штабе был только я.

Навальный тогда впервые заговорил об Александре Туровском напрямую, хотя прошло уже больше двух месяцев. Видимо, других тем на ум просто не пришло:

- Мутная какая то ситуация произошла, непонятная, — совершенно отстраненно и флегматично проговорил Навальный, как будто речь шла о мешке картошки или коробке с потерянными листовками.

- Да, для всех в штабе это до сих пор шок. Непонятно, он ведь всегда был отличным парнем.

- Мутная история, конечно.

Словарный запас был, видимо, тоже исчерпан, так как фразочка-паразит «мутная история» употреблялась Алексеем регулярно и была одной из самых повторяющихся в частном общении.

Тут в разговор вмешался довольный от успешной демонстрации штаба Хоменко:

- Да наркотики подбросили в карман и заставили выступить. Делов-то.

Навальный в эфирах и видео и Навальный в реальной жизни, без помощников, которые готовы скакать вокруг и развлекать толпу, как это часто делал Ляскин, — это два совершенно разных человека. Странная кампания, страдавшая от дефицита содержания и большого смысла, только усугубляла этот внутренний момент.

По очередному случаю крайней несамостоятельности Навального и его нежелании что-то делать самому, между фондовскими сотрудниками, знавшими Алексея не первый год, как-то состоялся забавный разговор. Перебрали все возможные варианты и всё мимо: за едой и кофе ходят помощники с секретарями, машину водит водитель, фактуру для постов готовят райтеры, тезисы для выступлений готовят менеджеры. И тут Любовь Соболь уже в смешном отчаянии воскликнула:

- Ну, бороду-то он сам себе стрижет!

- Боюсь, Люба, что и ее ему стригут.

Это Ляскин поставил неутешительную точку в этом милом обсуждении. Старые сотрудники приклонялись перед Алексеем, и обсуждение подобных деталей его жизни доставляло им видимое удовольствие. Данный разговор и много других похожих напоминали натуральное сюсюканье над избалованным ребенком, умилявшим всех теток в семье своей беспомощностью.

Тем временем появление нового помещения вселяло некоторый оптимизм, так как вовсю готовился запуск систем СЫЧ, призванных спасти кампанию и наконец-то подарить ей практическую осмысленность. Система состояла из монитора, миниатюрного процессора и супер-секретного ноу-хау кампании - специального сканера для фиксации персональных данных. У СЫЧа была только одна, но очень важная функция - обработка персональных данных будущих подписантов, то есть фактически сбор подписей, только не в подписной лист, а предварительно в базу данных кампании. Систему разработали еще в апреле и на тогдашних «летучках» Волков показательно интересовался у Рубанова: когда же система будет запущена, времени то немного. И вот только в августе забрезжили надежды о скором внедрении СЫЧа в массовое использование. Впоследствии, с системой СЫЧ будет связано самое большое и неоспоримое разочарование в плане стратегической и технической связки всей кампании.

Штабные специалисты разумно полагали, что система автоматизирует и сделает реальным настоящий сбор подписей, который начнется сразу после гипотетической регистрации кандидата. Объемы предстояли гигантские, а сроки мизерные. Более трехсот тысяч подписей за какой-то месяц, еще и в разгар зимы. СЫЧ должен был внушить рядовым сотрудникам, в особенности региональным менеджерам, что с помощью технических хитростей мы обманем время и совершим невозможное - предварительно верифицируем нужное количество подписей, а потом ловко и быстро перенесем их в подписные листы. На словах общий план звучал превосходно. Рассказывая про него в собственных эфирах, Волков просто сиял.

В техническом представлении менеджеров и презентациях разработчиков система длительной верификации будущих подписей выглядела так:

1) Региональные штабы пропускают через систему СЫЧ всех зарегистрированных на сайте сторонников.

2) В системе остаются сканы необходимых персональных данных человека, автоматически идет проверка на действительность паспорта через базу ОУФМС.

3) Всё это надежно сохраняется, систематизируется и ждет своего решающего часа. Решающий час - это сбор подписей в специальные бумажные листы, которые сдаются в Центральную избирательную комиссию. СЫЧ должен был сформировать подписной лист специально для каждого человека, прошедшего предварительную верификацию. Верифицированному человеку оставалось всего лишь прийти второй раз и только оставить подпись.

4) Профит. Сроки соблюдены. Никаких столпотворений в штабах. Жизнь прекрасна.

В реальности, однако, всё оказалось не совсем так, вернее, совсем не так. Система СЫЧ оказалась пустышкой без важнейшей начинки. Работники региональных штабов, включая московский, на протяжении многих месяцев как идиоты рассказывали людям сказку. Сказка была нужна, чтобы банально затащить хоть кого-то в пустеющие штабы. Суть сказки заключалась в комбинации обещаний, подготовленной Волковым. «Приходите в штаб и верифицируйте свою подпись», — говорил он. Здесь сразу надо отметить, что штаб умышленно не конкретизировал тот факт, что людям надо будет прийти зимой еще раз. Многие удивлялись, зачем они приперлись сейчас, и задавали резонный вопрос: а что, и второй раз приходить придется?

Тут начиналось самое интересное. Работники штабов принимались пересказывать сказку Волкова: «Вы пришли не просто так. Сейчас мы возьмем ваши персональные данные и сформируем из них подписной лист, подготовленный специально для вас. Да, вам придется посетить нас еще раз, но анкетировать и брать ваши паспортные данные мы больше не будем. Вам останется только оставить живую подпись в готовом подписном листе». Люди успокаивались.

Что же оказалось в итоге? Хваленая система СЫЧ не была приспособлена для автоматического заполнения подписных листов персональными данными. Проще говоря, она только собирала данные. Мы врали людям, что им останется только оставить подпись и у их нынешнего визита есть целесообразность. Если бы произошла регистрация кандидата, штаб попал бы в щекотливую ситуацию. Не было бы никакой разницы между ранее верифицированным сторонником и впервые пришедшим. Операционист заново и вручную вбивал бы паспортные данные человека в пустой подписной лист. Позора и серьезных скандалов было бы не миновать.

И тут встает резонный вопрос: на что рассчитывал Волков? Всё просто. Руководство кампании изначально воспринимало возможные итоги кампании реалистично и, следовательно, строило всю систему без расчета на регистрацию. Обыкновенный «лохотрон» по своей сути и содержанию: успеть хорошенько набить базу свежими сторонниками, чтобы потом использовать ее на региональных выборах, «бомбить» просьбами о донатах, играть мускулами перед основными спонсорами и уничтожать демократических оппонентов на праймериз. Ни про какую «регистрацию кандидата» никто всерьез в руководстве не думал.

Важным моментом здесь было и занять сотрудников в регионах, показать видимость и цикличность работы. И самое важное - затащить людей в штабы. К середине лета в подавляющем большинстве штабов было, что называется, хоть шаром покати. Редкие и скучающие местные сотрудники, крохотные объемы агитации. Картину хоть как-то спасали нечастые инциденты с полицией.

Политическое содержание «верификации будущих подписей» вызывало еще больше вопросов. Федеральный штаб запустил большую медийную волну: «люди, срочно езжайте в штабы и верифицируйте свою будущую подпись». Тогда уже почувствовался некий диссонанс: надрываются все, кроме главного. Навальный был очень умерен в призывах идти и «оставлять подпись», как будто это был не решающий момент во всей кампании. Обсуждая это между собой, сотрудники списали это явление на желание «выстрелить» хорошими темпами ближе к октябрю. Мол, и за два месяца успеем всё собрать.

Далее федеральный штаб планировал начать тотальный пиар с цифрами верифицированных сторонников. Основной мотивацией для поднятия увядших волонтеров на уличную активность рассчитывали сделать показательные темпы в ведущих регионах, где эти волонтеры хоть в каком-то количестве ещё остались.

С момента начала верификации и до последнего дня кампании штаб усиленно скрывал любую статистику по верификации. Замалчивались федеральные и даже отдельные региональные показатели. Хвалиться было нечем. Раскрой тогда штаб те темпы, на любом этапе до самого декабря, и даже самый упертый оптимист пал бы духом.

Активные волонтеры были очень удивлены такому развитию событий. Из эфиров «Навальный LIVE» их порядком успели приучить, что кампания «Навальный-2018» — самая открытая и честная, соответствующая лучшим мировым стандартным. А тут такое. Волков словно в рот воды набирал, когда следовал очередной вопрос - что с верификацией, сколько уже? Следовали размытые и общие ответы в стиле «всё по плану, верификация успешно шагает по стране». Не будучи дураком, Волков бравировал не актуальной статистикой, а привычным козырем - количеством штабов, в которых верификация была запущена. Количество открытых штабов и задержания волонтеров останутся единственными козырями Волкова, его личным роял-флэшем на случай любой критики кампании.

Даже после окончательного закрытия кампании любые цифры по верификации остались под грифом «секретно». Понимавший всё с самого начала Навальный на финишном отрезке сосредоточился совсем на другом аспекте кампании. В эфирах начался пересказ басни про двести тысяч волонтеров, готовых в любой момент оставить подпись. Картишки посыпались из широких рукавов, как будто и не было долгих месяцев томительной верификации, наглядно показавший всю неэффективность и призрачность кампании. Когда разразился скандал с московским штабом — мое откровенное выступление в декабре 2017 года, — я специально раскрыл реальные цифры собранных подписей по Москве. Их было всего около 14 тысяч. Ничтожно маленькая цифра, учитывая, что помимо 7.500 «своих» подписей Москва должна была собрать не менее 100.000 так называемых «региональных», тем самым выступив спасительным «федеральным хабом» для регионов с низкими показателями по подписям. И вот, в общей сложности 14.000 подписей по Москве, на которые ушло больше трех месяцев.

По регионам итоговая статистика была еще более удручающая. Большую роль здесь сыграла внутренняя коррупция в управлении и клановость федеральных менеджеров. Раздутые показатели из отдельных регионов на фоне общего упадка кампании не могли не радовать Волкова, привыкшего воспринимать только сухие цифры. Окончательно превратившееся в хитрых офисных клерков молодые «волковцы» успешно раскручивали конвейер с «нужной» статистикой из не самых лучших регионов. Впереди планеты всей шел главный фаворит двора – Сергей Бойко из Новосибирска, затем регионы «миловцев» Александра Тагирова и Олега Снова. Естественно, когда пошел процесс внедрения системы СЫЧ, приоритет получили именно они, самые «стабильные» регионы. В первую очередь дефицитное оборудование отправлялось к ним, остальным регионам оставалось только завидовать.

Не нужно пояснять догадливому читателю пагубность таких явлений. Уверен, очень многие, кто прочитает эти строки, сталкивались с подобным в своей жизни. Показатели по верификации оказалось «раздуть» сложнее, что уже поздней осенью 2017 года вынудило Волкова к отчаянному плану - собрать минимум 150.000 региональных подписей только в Москве, а то и все 200.000. Абсолютно сумасшедший план, совершенно не реальный, но в последние месяцы осени, когда стало окончательно ясно, что регистрации не будет, Волков мог себе позволить такие жирные «утки». Всё равно дальше заявлений дело бы не пошло.

Характерная история показывает беду с запуском верификации в Москве. Еще в мае в федеральный штаб постоянно поступали наши просьбы выделить несколько ноутбуков для работы ресепшена и юристов, а также обеспечить штаб необходимой для работы оргтехникой. Главный штаб сначала просто игнорировал наши кровные просьбы, а потом начались бюрократические отписки в духе «ожидайте главного». Как итог, принтерами и сканерами нас обеспечили простые активисты, с ноутбуками случилось примерно также. Особенно тяжело стало после изъятия всей техники правоохранительными органами в июле. Бывало, что приходилось натурально выкручиваться, имея в распоряжении по два ноутбука на весь ресепшен. Федеральный штаб отвечал на все просьбы лаконично и емко: денег нет. Нам оставалось только «держаться».

Куда уходило финансирование и почему пустовали такие важные статьи бюджета, осталось тайной. Наиболее искренние волонтеры открыто возмущались: переводим деньги, казна не пустует, так почему же нет достаточного количество листовок и вменяемой оргтехники? В связи с этим многие сторонники справедливо предлагали учредить целевые взносы - самым частым предложением было внести точечный взнос на производство газет. Позже Волков начнет списывать любой дефицит и недостатки финансирования на дорогостоящие турне Навального по регионам, при этом через раз называя разную стоимость таких поездок, что стало поводом для насмешек с разных сторон.

Несмотря на то, что Москва должна была дать максимальное количество верифицированных подписей, Волков по-прежнему предвзято относился к столичному штабу, «задвинув» Москву в соответствии со списком эффективности регионов, составленном на основе статистических показателей, на периферию. Составляли этот список очень просто. Была самая обычная таблица в Excel, которую собственноручно заполняли федеральные координаторы. Отсюда и возникал рейтинг регионов. Несложно догадаться, что, конкурируя между собой и борясь за место под солнцем у привередливого начальства, клерки преувеличивали заслуги своих регионов либо закрывали глаза на очевидную «липу», шедшую в федеральный штаб. Проверить или опровергнуть недостоверность сведений было практически нереально, да и никто не стремился этого делать. Было невыгодно.

В итоге московский штаб получил долгожданные СЫЧи гораздо позже многих регионов, в большинстве своем отсталых и показушных. И это еще помог счастливый случай. Несколько комплектов СЫЧей было запланировано отправить куда-то на Дальний Восток, но что-то пошло не так и они остались лежать в Москве. Ляскину удалось использовать этот момент и вырвать их для столицы. Здесь надо отдать должное Николаю: он до последнего пытался пробить стену офисных интрижек и делал для работы московского штаба, что мог, находясь в уязвимом положении. Если бы не такая удача, Москва бы еще долго просидела без верификации подписей.

С оснащением московского штаба системами СЫЧ начался новый виток борьбы за федеральное управление над всем московскими столичными процессами. Волкова продолжал чем-то серьезно не устраивать Ляскин, основные причины были не ясны, но все это понимали и казалось, что развязка вот-вот наступит. Недовольством Волкова пыталась манипулировать группа близких к нему сотрудников. Время кампании истекало, но «волковцы» так и не смогли интегрироваться в общие тренды штаба, оставаясь отдельной группой. Дополнительно накалял обстановку тот факт, что Навальный тоже относился к ним прохладно. В особенности он недолюбливал самого активного члена этой группы Олега Снова — за доходящее до неприличия желание угождать лестью и верноподданничеством Волкову.

Формально у московского штаба не было своего федерального координатора. Москва с самого начала считалась неким «спецпроектом», при этом не получая никаких особых преимуществ в оснащении или снабжении, а скорее наоборот, уступая многим регионам из-за их раздутых рейтингов. Запуск систем СЫЧ в многомиллионном городе давал возможность выгодно «выстрелить» перед самым носом руководства любому федеральному координатору, особенно близкому к первым лицам. Волкова начала «греть» его группа, чтобы он назначил кого-то из них «смотрящим» за Москвой. Ляскин был против таких раскладов, разумно осознавая, что за этим действием последует его отставка и разгон сплоченной команды, научившейся вытягивать на собственных плечах ключевые задачи.

Тогда из положения удалось выбраться без потерь. В федеральном штабе успешно работала Ольга Гусева, которая была наглядным исключением из не лучших кадровых правил, царивших в штабе. Ее должность была весомой в общей иерархии и формально звучала как «менеджер федеральных проектов». Эта была ее первая работа в политической структуре. Неимоверно ответственной и въедливой до любых рабочих мелочей, не по годам разумной и рассудительной, Гусевой стали быстро доверять самые объемные и сложные проекты. Она охотно справлялась, показывая чудеса выносливости и работоспособности. Именно она станет тем менеджером, который осуществит единственный сработавший проект кампании - турне кандидата по регионам. Гусева с уважением относилась к сотрудникам московского штаба, видя, как они отдаются общему делу. Как федеральный менеджер Гусева обладала необходимым аккаунтом в электронной программе штаба. Этим и воспользовался московский штаб. Вся наша статистика и отчетность теперь были привязаны к ее аккаунту в штабной системе, следовательно, нам не приходилось сотрудничать с «волковцами» и, в частности, с навязчивым Олегом Степановым-Сновым. Мы были спасены, как оказалось ненадолго, до конца осени, но продолжить свою работу мы могли.

Шел всего лишь август, кампания только приближалась к своему временному экватору, а внутренние интриги и чиновничьи болезни уже давно разъедали хрупкий организм штабной системы. Из луча света в темном царстве, романтического образа борьбы за «прекрасную Россию будущего» мы превращались в совсем другого исполина, мешавшего жить России испокон веков, — исполина бюрократии и кумовства.