Глава 6. Трест, который лопнул: о распаде «Демократической коалиции»

Еще в конце 2015 года, возможно, на фоне орловских событий и моей хорошей работы в Костроме, мне предложили стать частью команды Фонда борьбы с коррупцией на выборах в Госдуму. Как мне показалось, даже несмотря на то, что Волков затаил на меня обиду, в меня тогда поверил директор ФБК Роман Рубанов. Во время разговора с ним я обозначил, что готов идти на выборы и могу решать задачи самого высокого уровня. Все для этого у меня было: и амбиции, и политический опыт, и подходящий возраст, и самое главное, чего не было у других кандидатов от Фонда, – имелся налаженный контакт с людьми. Я занимался развитием Партии прогресса и проектов на её базе. Мой проект «Прогрессивное право» продолжал успешно работать: мы участвовали во всех крупных ивентах оппозиции, будь то марш памяти Бориса Немцова или митинги ФБК. Как, например, в Марьино в конце 2015 года, когда мы взяли всё юридическое сопровождение митинга «За честные выборы» на себя и свели к минимуму все возможные провокации. Мы занимались волонтерским проектом, на который никто не выделял деньги, при этом я находил в команду молодых и квалифицированных специалистов, работавших на полную отдачу. Аналогов этому проекту тогда в оппозиции не было, и все в Фонде это видели.

Меня включили в список кандидатов в Госдуму от ФБК, которых будут готовить на праймериз «Демократической коалиции». Праймериз 2015 года были вялой подготовкой, а вот кульминацией должны были стать именно они, «настоящие» праймериз 2016 года Праймериз 2015 года носили локальный характер и относились только к трем выбранным регионам. Праймериз же 2016-го были федеральными и формировали единый партийный список от коалиции на выборы в Государственную Думу, а также расставляли приоритеты по спорным одномандатным округам, если в них имелась реальная конкуренция (что встречалось только в Москве). Также существовали региональные группы - голосование на праймериз также должно было определить их состав и лидеров. Выборы в Думу рассматривались как решающая репетиция перед президентскими, эдакий захват плацдарма: либо сейчас, либо неизвестно когда. Изначально казалось, что кандидатов у оппозиции в рамках коалиции было много, и ожидалось, что конкуренция будет жёсткой. Но в итоге никакой конкуренции не было, дефицит кандидатов никуда не делся. По большому счёту ФБК и конкурировать-то было не с кем. Был, конечно, ПАРНАС с Михаилом Касьяновым. Касьянов по договоренности с Фондом, занимал безальтернативное первое место, не участвуя в праймериз, но каких-то других сильных или хотя бы мало-мальски узнаваемых кандидатов у партии почти не было. Тем не менее, в рамках праймериз Фонд поставил себе задачу занимать места со второго по седьмое-восьмое (голосовали на праймериз онлайн все граждане, ранее успешно прошедшие верификацию/регистрацию на сайте коалиции), включая тех региональных кандидатов, которые впоследствии отвалились от нас, не поверив в серьёзность намерений Навального участвовать в этих выборах. Таким образом, Фонд тогда потерял Санкт-Петербург, где был серьёзный кандидат Дмитрий Сухарев, который занимался местным «РосПилом». Сухарев стал частью нашей команды, приезжал на многие мероприятия, но когда всё слилось, слился и он, и после этого никаких отношений с Фондом не поддерживал. Хотя, казалось бы, такой надежный питерский форпост, и в Фонде среди сотрудников он пользовался сильным уважением…

Помимо меня, в команде кандидатов не было никаких неожиданных персонажей. Всё те же лица на арене цирка, которые появились еще с Алексеем Навальным в момент зарождения ФБК и идеологически перевоплощались вместе с ним. Грузины перестали быть «грызунами», как было в 2008 году, а превратились в друзей; партия «Яблоко» стала врагом, а сам Навальный из демократического националиста (или «демократа, который не в восторге от либералов», как он себя называл) постепенно стал трансформироваться в либерального центриста. Вся эта «перевоплощённая» команда и сформировала пул кандидатов, которые от Фонда должны были просто «рвать» праймериз и блистать на госдумовских выборах. Навальный заверял тогда, что деньги потом найдутся, все будет отлично, главное — всех «сделать» на праймериз.

Сам же Алексей на эти выборы не собирался, основную ставку он делал на предстоящую президентскую кампанию. А в рамках подготовки к думской кампании он вёл себя скорее как Большой брат, наблюдающий и дающий советы. Даже Леонид Волков всё реже брал на себя менторские функции: все по сути осуществлял сам Навальный и невидимый Рубанов, который к 2016 годов, казалось, не только возглавляет ФБК, но и может манипулировать непосредственно Навальным. Рубанов мог принимать судьбоносные для всех наших проектов решения, Навальный ему не перечил и чувствовалось, что «хунта» ФБК подминает под себя своего создателя. Семьи Рубанов-Марус, с «Женсоветом» в придачу, и Волков-Бирюкова тотально управляли Фондом. Сам Навальный был уже не тем Навальным, который вёл Фонд до 2013 года, когда в каждом углу чуть ли не его святой лик висел, а при его появлении все замирали. ФБК, будучи изначально просто монархией, превратился в конституционную монархию, с боярской свитой (или кликой), которая делала короля. Позже случались внутренние коллизии, когда становилось очевидно, что эти люди берут на себя больше, чем Навальным им это изначально позволял. Помню, как на одной из расширенных летучек Елена Марус совсем забудется и в присутствии Навального начнет подвергать обструкции его действия. Он попытается ей возразить, но она, повышая голос, будет продолжать говорить дальше. И выгадав момент, Навальный, используя все чудеса своей обычной дипломатии, скажет: «Елена, помолчи, когда я говорю». В более ранние годы было бы невозможно представить себе подобную ситуацию.

Анна Бирюкова тоже вела себя как небожительница. Когда она начинала говорить на летучках, все замолкали, хотя до этого в коллективе бывала воздушная атмосфера и было принято параллельно с разговорами и смеяться и шептаться. Но она суровым тоном Надежды Крупской начитывала свои мысли. Как будто это не просто Анна Бирюкова, которая пришла совсем неопытной девочкой в Фонд, а львица социологии, такая Стервелла де Виль из мультфильма «101 далматинец».

Другим старым «звездам» было тяжело в новой конфигурации. Прежде всего страдала, наверное, Любовь Соболь. Чувствовалось, что она не могла ни в эмоциональном, ни в управленческом плане найти своё место после того, как в 2013 году Роман Рубанов стал вместо нее директором ФБК и привёл команду новых проект-менеджеров, которые Соболь уже не подчинялись. Кампания в Госдуму была для Соболь новым вызовом и возможностью вернуться в ближнюю орбиту Навального и оппозиционный бомонд в целом, взяв реванш за то фиаско, которое она потерпела в 2014 году, когда не смогла собрать подписи для регистрации кандидатом на выборах в Московскую городскую Думу. Кроме того, тогда в кулуарах ФБК ходили разговоры, что Соболь вообще могут уволить. Рубанов был холоден и совсем к ней не расположен, начал набирать аппаратный вес всегда демонстрирующий Рубанову лояльность Иван Жданов, а с ним у Соболь отношения были довольно натянутыми.

Всё это, конечно, было незаметно со стороны, широкие сторонники об этом знать не знали, но в Фонде бурлили интриги. Завершался этап становления гегемонии Рубанова-Волкова. При том, что последний формально вообще не был сотрудником ФБК: по легенде, он внезапно вернулся из Люксембурга, сказав, что продолжит заниматься своим загадочным бизнесом здесь, при этом он целыми днями «тёрся» в Фонде, строчил посты в блог и подключался к различным кейсам, даже когда его об этом не просили. И если Рубанов — это были финансы и управление, в том числе и над Навальным, то Волков был замполитом, который всегда мог объяснить любую политическую задачу на примитивном уровне (на высоком-то её объяснял Алексей: кого любить, а кого ненавидеть). При этом в кампании по выборам в Госдуму Волков вёл себя достаточно отстранённо. Говорили, что по нему сильно ударил трескучий провал в Костроме. Он чувствовал, что успех 2013 года постепенно улетучивается, и теперь всё больше говорят про злосчастные 2,2% Ильи Яшина в Костроме, которые списывают на Волкова. Все, начиная от последнего волонтёра и заканчивая топовым менеджерами, понимали, что Кострому проиграл тренер, а не команда. Поэтому Леонид Волков не мог снова попасть впросак в выборных делах.

На Любовь Соболь, которая была в команде, возлагались особые надежды, потому что, во-первых, это была единственная женщина в нашей команде, а во-вторых, у нее была сумасшедшая мотивация: находясь в достаточно сложно аппаратном положении, она должна была доказать, что она — лучший кандидат. У Соболь комплекс отличницы, идущий, видимо, со школы, никуда не делся: в любом процессе ей было важно показать себя если не первой, то как минимум самой старательной, самой преданной делу и самой горящей. И на протяжении всей кампании она это и демонстрировала. При этом ее психоэмоциональное состояние было весьма нестабильно: казалось, что еще чуть-чуть и она разразится слезами и истерикой. Чуть позже, когда у нее появится на YouTube-канале «Навальный LIVE» передача «Кактус», Соболь расцветет, а затем станет и директором канала. Она закрепится в Фонде, и даже Рубанов поменяет к ней своё отношение, а все «шестерки» типа Жданова сразу станут относиться к ней предупредительно. Начальница, как-никак.

Публично Навальный возлагал на Любовь Соболь большие надежды и строже всех с неё требовал. И если у меня была самая многочисленная и «народная» команда, то у Соболь были лишь остатки с 2014 года. С ней осталась Анна Велликок, пассия Георгия Албурова. На Соболь по-другому, в отличие от нас всех, смотрели волонтёры: такая интересная современная молодая женщина, Хиллари Клинтон российской политики. Внешне бескомпромиссная, пробивная, умница-расследователь, но страшная антропофобка. Про это качество Соболь мало кто знает, но она страшно боялась говорить с людьми. Она была одним из немногих представителей фондовской богемы, кто, даже входя в центральный совет Партии прогресса, долгое время не хотел встречаться с партийцами, чтобы набирать кого-то в команду. Надо признать, что потом у Соболь в команде было очень много волонтёров, люди к ней шли и шли достаточно искренне.

Соболь снова хотела взять себе тот же округ, по которому шла в 2014 году, – Даниловский, с базовым центром в Даниловском районе и Нагатино. Она потихоньку начала вести кампанию, готовить дорожные карты. Но в дальнейшем с Соболь будут связаны многие события, которые формально приведут к разрыву ФБК с ПАРНАСом и к схлопыванию «Демократической коалиции» как таковой.

Ещё одним кандидатом в госдумовской кампании был Георгий Албуров. Куда же без этого непонятного мальчика? «Хвостика», как над ним посмеивались в Фонде, который по пятам ходил за Алексеем Навальным. Хотя Албуров олицетворял расследования ФБК, много пиарился в эти годы и даже вёл свой собственный сайт, это был всё тот же Албуров, как и раньше, который, казалось, вообще не взрослел. Навальный никогда на него не кричал, не предъявлял вообще никаких претензий. Бросалось в глаза, что он относился к нему с особой теплотой, практически как к сыну. Если Навальный и «травил» Албурова, то делал это в шутку, если надо было поругать, то по-приятельски трепал за плечо. Албуров был и оставался на особом положении, ему все сходило с рук, и даже новая гегемония Рубанова в ФБК никак не сказывалась на положении Албурова. Он сам себе выбирал распорядок дня, мог не приходить на работу, опаздывать, в любое время уходить, мог вести себя вызывающе или есть целый день пиццу, закинув ноги на стол. У Албурова была своя отдельная коморка во втором оупен-спейсе, где он работал достаточно скрытно. Несмотря на то, что в 2016 году было много расследований, в том числе и о семье генпрокурора Юрия Чайки, Албуров явно не набирался исследовательского или житейского опыта. В кулуарах Фонда это объясняли тем, что расследование — вовсе не его креатив, а что оно пришло в фактически в готовом виде по линии Андрея Заякина или Романа Анина из «Новой газеты», а Фонд только сделал диджитал-контент для красивой картинки. По другой информации, расследование нам пришло из-за границы: якобы, в Швейцарии есть некий центр расследований, который готовил и этот кейс. Албуров был ширмой для фонда, которую представляли перед публикой. На деле он занимался какими-то тривиальными задачами: снять видео на квадрокоптер, повзаимодействовать с партнерами.

По всему поведению Албурова было видно, что ему в тягость быть кандидатом, что ему не нравятся ни люди, ни выборы, ни голоса, ни «Демократическая коалиция» в принципе. Но Навальный не мог допустить того, чтобы его главный любимчик не участвовал в этом. Позже он говорил: «Жора, Жора, ну, ты посмотри, все работают, один ты ничего не делаешь, ты же лицо фонда, у тебя такие возможности!» Тогда Навальный еще надеялся, что из Албурова можно сделать лицо Фонда, но впоследствии от этой идеи отказались. Албурова обгонит Жданов, который станет более публичным и более ярким фронтменом. Албуров, кажется, и не сопротивлялся, задача стать лицом Фонда тяготила этого неуверенного на публике парня. Позже Анна Велликок его слегка социализирует, но лишь слегка.

Навальный императивным указом отправил Георгия Албурова на север Москвы, где тот практически никогда не жил. Албуров обитал где-то в Тимирязевском районе, а работать ему нужно было на Соколе. Албуров очень этим тяготился, и ему явно не хотелось куда-то уезжать в сторону от привычного маршрута дом-ФБК-дом. К тому же по округу хотели выдвигаться Юлия Галямина и Галина Хованская, они шли от других партий, но обе были «рукопожатными» для коалиции. Навальный говорил, что только Жоре под силу справиться с этими людьми. Албуров был в абсолютно привилегированном положении, люди задавались вопросом: «За что? Почему он особенный?» И действительно, мы всю дорогу жужжим всем нашим сторонникам и волонтёрам про меритократию, выставляя ФБК как живое воплощение оной, а по факту живём по совсем другим принципам. Албуров был самым антимеритократичным кандидатом, которого только можно себе представить, но было понятно, что именно на него пойдут все ресурсы.

Также в команде кандидатов на выборах в Госдуму был Николай Ляскин. Он был амбициозен и перспективен, ведь его конек – общение с людьми, избирательный процесс, встречи, мотивация. Он был одним из немногих в Фонде, кто понимал жизнь и ходил своими ногами по земле, он мог найти общий язык, что называется, и с бабушками, и с девушками. Хотя над Ляскиным подтрунивали, что его электорат — это тётушки за сорок, у него не было «своей» возрастной группы, он был очень универсален и человечен. И я, сам будучи кандидатом, больше всех ему сочувствовал, хотя руководство и навязывало между нами конкуренцию.

Ляскин взял совершенно нехарактерный для себя округ – Бабушкинский, в него входили районы СВАО, несколько районов ВАО с базовыми районами – Сокольники и Алексеевский-Останкинский. Это были старые районы Москвы, и по приоритетности его округ стоял после албуровского. При этом с самого начала было известно, что по Бабушкинскому округу идёт Сергей Митрохин от «Яблока». Навальный в начале обещал даже по старой памяти решить с ним все проблемы, но так ничего и не сделал. В итоге вышло так, что Николай был единственным из нашего пула кандидатов, кто провел настоящую избирательную кампанию, будучи уже зарегистрированным кандидатом, и не снялся с праймериз.

Ляскин был председателем московского отделения Партии прогресса и наряду со мной активно занимался партийными делами, его авторитет был очень высоким. Он был бессменным и безальтернативным председателем, его достаточно дежурно каждый раз переизбирали, но, несмотря на всё это, команда у него была меньше моей. Коля был человек-одиночка и не стремился наращивать вокруг себя команду. Он был в политике еще с середины 2000-х годов - гигантский опыт, какого не было ни у кого из кандидатов. Николай был мастодонтом оппозиции, но от него чудес никто не ждал, он должен был просто показать достойный результат и ничего не испортить.

А ещё был я, человек абсолютно новый, который жаждал всем и всё доказать. Сам Навальный говорил, что вот, настал твой звездный час, поэтому показывай нам, что ты достоин. У меня была бешеная мотивация: и проявить себя, и сохранить команду, которая у меня уже была собрана и обкатана. Я старался больше работать с людьми, с различными протестными группами, я был единственный, кто начал работать и с дальнобойщиками. Своей повесткой я выбрал защиту людей. Я понимал, что раз уж я занимаюсь правозащитой и у меня есть проект «Прогрессивное право», то надо и дальше следовать выбранной линии.

Леонид Волков, кстати, в пух и прах разнес мою «правозащитную» концепцию избирательной кампании, когда мы в частных аудиенциях презентовали ему свои проекты. Я рассказал о том, что буду строить кампанию на правовых и социальных сервисах, чтобы помогать людям онлайн с помощью сбора жалоб на улицах и донесения до них полезной правовой информации. Я хотел сделать не очередную политическую программу, а как минимум принести пользу людям, понимая, что, скорее всего никто меня никуда не выберет, и желая, так сказать, совместить приятное с полезным. Волков стал смеяться: «Какая помощь людям, какие онлайн сервисы, что ты играешь в карточный домик?». Я понимал, что отношение Леонида ко мне испортилось после моей обструкции Костромской кампании, и он, критикуя, просто показывает свое тотальное превосходство и львиную гордыню. Особо Волков стал издеваться над концепцией правозащиты, было видно, что у него какие-то личные счёт с ней. В какой-то момент он заявил, прямо в духе подзаборного «ватника» (мы так называли наиболее заскорузлых и темных граждан своей страны), что, мол, генерал Павел Грачев во время Первой Чеченской кампании говорил, что правозащитник — это синоним п*дараса. Я испытал легкий шок от того, на какие обороты выходит Волков, какой цинизм и негатив у него в душе скоплен вместе с мужицким императивом, который и не в каждом пролетарии найдешь. Я до сих пор иногда прокручиваю в голове эту фразу, которая Волкова характеризует полностью. Леонид совсем не такой, каким кажется из своего уютного «фейсбученьки», где стандартным рефреном идут посты за права ЛГБТ или приветствующие правозащитную деятельность. На самом деле это человек, который ненавидит вообще всех. По гамбургскому счету, Волков — просто неудавшийся бизнесмен, может, и не проворовавшийся, а просто неудачник, потому что с организационными способностями у него было все плохо, а в Россию он вернулся, чтобы зарабатывать на политике те деньги, которые он не мог заработать в IT-сфере.

Леонид тогда посоветовал мне не заниматься правозащитой, а формировать больше политических месседжей и выполнять указания ФБК: находить врагов и долбить их. Кстати, сам он собирался идти на праймериз и баллотироваться в Госдуму. Сначала речь шла о Екатеринбурге, потом он стал задумываться о Москве. У Леонида проект («распильный», как считали некоторые в ФБК) «Общество защиты Интернета». Волков начал его форсировать в конце 2015 – начале 2016 года и хотел сделать эту тему своей базовой повесткой: за свободу Сети и против «пакета Яровой». Он создал петицию на Change.org, а Навальный его раскритиковал, назвав такую деятельность «сплошной мистификацией рабочего процесса». У Волкова тогда внезапно появилось (по официальной версии, пришло на «черный ящик») расследование по проекту «Активный гражданин» Правительства Москвы, где за баллы набирали активную молодёжь, которая потом «дизлайкала» оппозицию в соцсетях. Суть расследования заключалась в раскрытии механизма мэрии: якобы, она административными методами привлекала молодежь, а потом тем или иным способом стимулировала.

Кандидатом стал и руководитель юридической службы ФБК Иван Жданов, любимец начальства. Он долго не мог определиться с избирательным округом, от которого он пойдёт. Жданову было важно прежде всего просто участвовать в этом «движе», чтобы формально подтвердить свой политический статус в структуре Фонда. Активной кампании он не вел, команды он не собирал и как потенциальный кандидат меньше всех преуспел на этом поприще. Но Навальный на него рассчитывал, видимо, опираясь на положительные характеристики от Рубанова и Волкова. Жданов, кстати, был единственным в Фонде, кто постоянно носил костюм. Навальный, хотя нещадно критиковал правительственные лекала, всегда стремился к тому, чтобы сделать свою политику более официальной. Жданов был тот самый образец, бывший «жириновец», постоянно носил этот костюм, а также зализывал челку на бок. Он был настоящим провинциальным юристом, который вырвался в Москву, и у него выросли крылья.

Наш полностью сформированный пул кандидатов начал готовиться к тотальной победе на праймериз, а потом к великим кампаниям в Госдуму. Я, конечно, был счастлив оказаться в этой команде. Своим округом я выбрал Тушинский одномандатный, с базовыми районами в Щукино, где я проживал, туда же входил и Митино, где был зарегистрирован. Но потом передумал, потому что там должен был баллотироваться Дмитрий Гудков. Для распределения округов у членов «Демократической коалиции» была в общем доступе таблица в Excel, где в графу каждого одномандатного округа можно было вписать своего кандидата. Как-то Волков предложил включить меня в эту таблицу по округу, где идет Гудков. Дескать, «формально он не в коалиции, но ты с ним уж сам договорись». Начальником избирательного штаба Дмитрия Гудкова был Максим Кац, которого продолжал ненавидеть Волков. Я понимал, что меня Леонид просто использует как орудие борьбы Каца, и никаких электоральных перспектив мне эта войнушка не даст. Тем не менее, я успел сделать расследование, которое было заточено против Максима Каца. Мы нашли закупки в Щукинском муниципалитете, где Кац был в совете депутатов, на платные медицинские страховки в израильской клинике и безумно дорогой стоматологии. Навальный наше расследование полностью поддержал, ведь оно было направлено против «кацевского» коррумпированного, как оказывалось, муниципалитета. Кац, конечно, это оперативно увидел и стал в ответ нападать на меня. С другой стороны, меня подначивали в Фонде: «Давай-давай, мы тебе поможем, найдешь еще что-нибудь по закупкам в Щукино». Подключился и Рубанов, который призывал ходить на муниципальные собрания депутатов с жителями и давить на Каца. Но я всё-таки преследовал благие цели в своей избирательной миссии, поэтому свернул программы по округу в целом и по Щукинскому району, где я вел муниципальные расследования. Я сместился в соседний «свободный» округ с базовым районом Войковский. В округ, кстати, входил Зеленоград, который в ФБК считали городом ученых, поэтому верили, что у меня там есть неплохие шансы.

Подготовка «фондовских» кандидатов была достаточно простой. Раз в неделю во вторник или в среду мы собирались в кабинете Алексея Навального подальше от любопытных глаз. На первом этапе присутствовали только кандидаты, потом стали допускать и проект-менеджеров. На каждом собрании Навальный кого-то хвалил, кого-то ругал и идеологически накачивал всех нас. Практически на каждой встрече мы подвергали обструкции всю структуру «Демократической коалиции», упражнялись в ругательствах в отношении наших партнёров их ПАРНАСа. Все, конечно, друг перед другом красовались и пытались выслужиться перед Навальным, это была игра, но, признаюсь, я тоже в неё играл. Такие собрания могли идти от двух до пяти часов. Значительная часть этого времени была занята перемыванием косточек партии Михаила Касьянова.

Для того, чтобы выиграть праймериз, нам нужно было прокачивать свои соцсети. Навальный говорил, что мы должны были стать онлайн-знаменитостями, чтобы в решающий момент мобилизовать сторонников и «порвать» всех на праймериз, показав, кто в доме хозяин. Для Навального это был самый принципиальный вопрос. Видимо, он понимал, что никаких выборов не будет, а «Демократическую коалицию» он не считал жизнеспособной, поэтому действовал по ницшеанскому принципу «падающего — толкни».

Задания на летучках нам раздавали примитивные: прежде всего, писать много-много постов, а лучшие посты Алексей обещал репостить. Репосты от Навального были для нас такой радостью восточной женщины из «Белого солнца пустыни»: «Господин назвал меня любимой женой!» Была создана таблица, которая висела у Алексея в кабинете, и на каждом собрании мы подсчитывали и вписывали, кто сколько постов написал за неделю. И в зависимости от этих показателей нас ругали или хвалили, причем по-серьёзному никто не разбирался в качестве этих постов, главное было «гнать контент». Я, надо сказать, с задачей справлялся и «гнал» как надо.

Тогда же я понял по-настоящему смысл личности Алексея Навального. На этих кандидатских летучках он был очень откровенен и раскрывался, как будто специально провоцировал нас и проверял, в том числе, персонально меня. Те вещи, которые говорил там, он не говорил больше нигде: мог грубо оскорбить, мог, резко склонившись над столом, просто пристально уставиться в глазу человеку, разглядывая его зрачки. Это с одной стороны, отталкивало, но, с другой, вызывало уважение, когда он совершенно звериным образом показывал главенство в стае, хотя никто этого главенства и не оспаривал. Я поначалу на этих летучках садился напротив Алексея, на подоконнике. Там обычно никто не садился, потому что это были «расстрельные» места: людей, сидящих на них, Навальный постоянно «сканировал». Не всем, даже из близкой команды, это было по душе. Со временем, впрочем, мне подобная терапия тоже надоела, и я старался садиться сбоку, куда он не смотрел.

Многое Алексей говорил и про других членов коалиции, открывая своё истинное отношение к людям. Он постоянно повторял оскорбительные вещи про Наталью Пелевину: «Ну что это за кандидат от ПАРНАСа, который постоянно вешается на Касьянова?». Когда он впервые назвал ее «сисястой с*кой» (потом это оскорбительное выражение станет крылатым в окружении Алексея), мне это сильно резануло слух: я всегда хорошо общался с Пелевиной, прилюдно она никогда не говорила ничего плохого в отношении Алексея. Определение, данное Навальным, никто, кроме меня, особо не смутило. Наоборот, все подхватили, что, мол, она вообще на всех вешалась. Навальный добавил, что был период, когда она и к нему «сиськи подкатывала». А сейчас, значит, она нашла Касьянова и «доит его как лоха». Все посмеялись, похлопали, закрепив тем самым такое отношение к ключевым партнерам по коалиции.

Помимо Пелевиной успевал Навальный чихвостить и Илью Яшина, которого он любил приводить в качестве дурного примера: «Почему его никто не любит? А все потому, что у него нет дела, он нигде не работает, и нет направления, чем бы он мог похвалиться. Эдакий мальчик-бездельник, который все равно умудряется быть на ведущих ролях за счет немцовского наследия. Не будьте такими пустыми, как он».

Другим антипримером у Навального была та же Пелевина:

— Что делает Пелевина?

— Ничего не делает!, — мы все хором отвечаем как мальчики-зайчики.

— Правильно! Она ничего не делает, зато много говорит. Вот мы должны были быть такими, только еще что-то делать.

Перед дебатами Навального с журналистом Владимиром Познером, которые должны были пройти на «Дожде», у нас была очередная кандидатская летучка. Алексей был уже в костюме, наряжен и собирался выезжать. На наш вопрос о том, готов ли он к дебатам, Алексей ответил: «Да, сейчас поеду и порву этого старого п*дора». Все тогда посмеялись, поддерживая этот пацанский задор, нараставший в Навальном, но в этой фразе было все его истинное отношение к оппоненту. Познера он терпеть не мог, и не то сам себя подбадривал подобными уничижительными высказываниями, не то нас провоцировал. А мы, конечно, были рады, что босс с нами так откровенен и что мы такие крутые и плевали на все морально-нравственные рамки, а «старый п*дор Познер» сегодня точно получит по заслугам.

Аналогичный случай произошёл и с Иваном Ждановым, который всячески пытался скрыть свою провинциальность. Когда он только пришёл в Фонд, он мог одеться даже как сельский староста: белая рубашка, белые брюки и странные белые туфли. Иван со временем сильно эволюционировал, превратившись в такого столичного денди. Однажды он заявился на собрание в костюме с ярким кашне на шее. Навальный, когда это только увидел, начал его пристально буравить своим «терминаторским» взглядом, а потом и расхохотался. Вместе с ним расхохотались и мы, не смеялся только один Жданов, он растерянно стоял и заглядывал всем в глаза как в советском кино, ища поддержки или ответа. Потом Навальный говорит:

- Иван! Что у тебя на шее?

- Кашне.

- А… А знаешь, почему пидоры носят кашне?

- Почему?

- Чтобы узнавать друг друга.

Жданов тут же залился краской и сорвал с себя это несчастное кашне.

Навальный показывал нам себя таким альфа-самцом, который не идет на компромисс со своими собственными взглядами, а заодно еще и самоутверждается за наш счёт. Раньше он мне казался более цельным и самоуверенным человеком, но тогда выяснилось, что все эти психологические игры с испытующим взглядом, все эти фразы про кашне и «сиськи Пелевиной» шли от неуверенности. К тому же он любил рассказывать, каким «крутарём» он был в «Яблоке», как он всех там напрягал, каким он был боссом и мужиком, что ему даже Яшин коробки с агитацией таскал. Он вообще, когда вспоминал кого-либо из «Яблока», часто повторял, что ему таскали коробки с агитацией.

Навального не как публичную персону, а как живого человека, никто на самом деле не знает. Почти никто. Все рассуждают о нём, как о каком-то инопланетянине или железном политике, у которого нет нервов, пристрастий, который не подвержен человеческим страстям. Многим кажется, что он не может никого предать. Человек без пороков. На самом деле, это совершенно не так. Так кто же он такой – руководитель одной из самых закрытых организаций в России, которая проводит свои громкие расследования, а её сотрудники бессменно сидят на своих должностях и не перед кем не отчитываются?

Лучше всего о человеке говорят его поступки и окружение. Итак, Любовь Соболь. Один из ведущих сотрудников Фонда борьбы с коррупцией. Человек, который действительно верит Алексею Навальному и искренне любит его. Но чем он отвечает ей? Взаимностью? Отнюдь. Навальный пользуется её доверием, регулярно унижая этого человека перед всем коллективом ФБК. Она робко копирует стиль его поведения, перенимает манеры, но помимо этого всего для Соболь Навальный - это объект обожания, в том числе и как мужчина.

Вспоминается фотосессия кандидатов в Госдуму в 2016 году, когда собрался весь бомонд ФБК, только приближенный круг лиц: Роман Рубанов, Елена Марус, Леонид Волков и его вездесущая жена Анна Бирюкова. И тут входит Любовь Соболь, которая, кстати, в этом окружении чувствует себя весьма некомфортно. Эти люди её не воспринимают, ведь сам Навальный относится к ней как к дурочке-школьнице, которая как слепая фанатка всегда будет с ним. Она зашла, одев своё лучшее платье, подходит к ним и спрашивает: «Как думаете, я похожа в этом платье на Юлию Навальную? Это платье понравится Алексею?». Это был искренний порыв, который в ФБК никто никогда не оценит. Леонид Волков, Роман Рубанов – все они относятся к ней с презрением, настраивая против этой девушки даже внешнее окружение.

Примечательно, что Навальный издевается над Соболь и в присутствии других сотрудников своей организации. В 2016 году на одном из закрытых собраний, которые обычно проходили по четвергам и включали в себя не более пяти человек, произошло нечто. В очередной раз Навальный начал нещадно чихвостить Любовь при всех, хотя для этого не было существенных причин. По словам Алексея, она вела плохую предвыборную кампанию, мало старалась: «Люба, да кто ты такая?! Неужели должны прийти какие-то гномики, которые сделают за тебя всю работу? Будешь ты, в конце концов, заниматься чем-нибудь или нет?» Затем он хватает стакан кофе со стола и натурально так, во всю величину, замахивается на неё. Соболь отчаянно закрывает лицо руками, на глазах появляются слёзы, она бежит по коридору, но её никто не догоняет. У Алексея на лице не дёрнулся ни один мускул. Атмосфера накалённая, всем жутко неловко, но авторитет Навального приковывает свиту к стульям. А Алексей, перейдя на спокойный и дружественный тон, продолжил совещание как ни в чём не бывало. Обычная картина для ФБК. В издевательствах над Соболь есть что-то изощрённое. Навальный как фрустрированный мужчина (когда вся твоя жизнь проходит под объективами камер, в том числе скрытых, нужно быть очень осторожным) терзает свою поклонницу всё новыми способами.

Другой пример. В рамках подготовки кандидатов к выборам в Госдуму у нас была программа по «прокачке» фондовских кадров к предполагаемым предвыборным баталиям. В ФБК мы устроили тренировочные дебаты. Сначала каждый определял соперника по дебатам, потом уже жребий решал пары дебатирующих и то, кто какую сторону в обсуждаемой проблеме будет представлять. Каждый был в образе, но это было очень интересно, чтобы понять, кто и как может подстраиваться под заявленную повестку, даже если она противоречит его собственным взглядам. В дебатах участвовал и сам Навальный с целью продемонстрировать пропасть между нашим уровнем и его высотой. Соперников он выбирал себе сам из числа наиболее лояльных: Соболь, Албурова…

Однажды Навальный дебатировал с Соболь по теме смертной казни. Соболь выступала против, а Навальный с удовольствием вжился в роль сторонника применения данного наказания. Соболь, с позиции женщины, начала эмоционально его давить, и «навальновская» публика стала с большим сочувствием проникаться к ее позиции. Когда Навальный почувствовал, что победа уходит, то начал психовать и упирать на гендерные различия: мол, Соболь, спекулирует на том, что она на политических дебатах выступает как женщина, ничего из себя не представляя в политическом плане, и вообще это какой-то «гнилой феминизм». Алексей был в образе, но было видно, что он говорил совершенно искренне. В этом плане дебаты раскрывали всех нас и, играя, мы показывали много личного. Навальный окончательно перешёл в наступление на Соболь. Она, уже находясь на грани нервного срыва, душимая слезами, сказала, что у нее был дедушка, который сидел в лагерях, и его расстреляли. Всем вдруг стало очевидно, что, находясь в образе, она уже рассказывает какую-то совершенно личную историю. Понял это и Навальный и выпалил: «Да правильного твоего дедушку расстреляли, он был преступником!» В этот момент он просто хотел растоптать Соболь, сделать ей больно, и это были уже не дебаты, а настоящая рабочая ситуация, в которой раскрылся Навальный по отношению к Соболь. Всегда чувствовалось, что в нем была к ней внутренняя агрессия, блок неразделенных им отношений. Он видел и понимал, что она относится к нему не как к лидеру, а как к сверхчеловеку, как к идеальному мужчине. И он не мог, находясь под постоянным наблюдением, ей в этом плане потворствовать. Данное положение вызывало в нём бурю мужицкой злобы, которая трансформировалась в такие хабальские выкрики, что не зря ее деда расстреляли. Соболь разрыдалась, весь зал молчал — никто не рискнул ни одернуть Алексея, ни прекратить издевательство. Соболь стояла напротив Навального, слёзы катились по ее щекам, и было понятно, что она сломлена. Но видя, что Соболь уже не может с ним дебатировать, он продолжил ее добивать. Мол, видишь, как тебя растоптали, как ты не готова, и что бывает, когда ты «включаешь женщину», пытаясь взывать к жалости. Алексей явно гордился тем, что он смог доказать ей свою правоту.

Я, будучи членом пула кандидатов от ФБК, тоже участвовал в дебатах. В первый раз я дебатировал с Иваном Ждановым на тему участия в выборах. Я защищал позицию «за» участие, Иван – «против». В дебатах я смотрелся ничуть не хуже Жданова, моё выступление даже Навальному понравилось, но при подавляющем большинстве победил Жданов. Он был руководителем юридического отдела, и его мстительную и сплетничающую натуру многие боялись. Мне же было немного обидно, но ребята в частных беседах разводили руками и говорили, мол, ты был лучше, но ты же сам все