Прямая демократия или демократия Советов?

У левых исторически было два кандидата на замещение парламентаризма – Советы и диктатура коммунистической партии. Последняя функционировала в качестве жизнеспособной политической системы полвека в СССР и Восточной Европе, а теперь потерпела крах, но все равно мало кто на Западе открыто защищал ее. Вместо этого существует сентиментальная приверженность идее Советов. Они рассматриваются как незапятнанная форма пролетарской власти, до того, как она была искажена ленинской диктатурой. Мы намеренно используем слово «сентиментальный», потому что многие из тех, кто говорит, что у них в сердце идея Советов, достаточны «реалистичны», чтобы принять парламентское правление. Идея Советов играет роль моральной страховки. Это не значит, что мы недооцениваем роль Советов как органов восстания, которые могут стать центром свержения парламента. Но исторический опыт позволяет сделать несколько обобщений:

1. Советы начинают формировать только, когда диктатура или абсолютная монархия сброшены. Не похоже, что они могут возникать в парламентских государствах.

2. Рабочие или солдатские Советы представляют собой революционный вызов только, когда они вооружены. Вооруженные советы возникают только в условиях военного поражения –Франция (1871 г.), Россия (1905 и 1917 гг.), Венгрия (1919 г.), Португалия (1975 г.).

3. Они способны свергнуть существующее государство только, когда их возглавляет сплоченная группа сознательных революционеров. В других случаях, как в Парижской Коммуне или рабочих Советах в Португальской революции, они не затрагивают существующую государственную власть, пока их самих не распускают.

4. Они являются идеальным посредником для учреждения однопартийного государства. Это потому, что они основаны на ограниченном праве участия и непрямых выборах из низшего уровня в высший. Это приводит к изначальному преобладанию коммунистов. Такое первенство коммунистов, похоже, в любом случае является предпосылкой свержения буржуазного государства.

Советы – это переходные институты, а не устойчивые государственные структуры. Как только они начинают регулироваться, становится необходимым записать и исправить специальные правила, по которым они изначально были сформированы. Необходимо определить, кому можно голосовать, а кому нет. Советы нельзя создавать только обязательно из фабричных рабочих или солдат. Отсюда давление, приводящее к формированию территориальных округов со всеобщим голосованием, отсюда сталинская Конституция 1936 г. В отсутствие каких-либо ясно сформулированных планов конституции, система Советов стремится эволюционировать либо в сторону однопартийной диктатуры, либо в сторону буржуазного парламентаризма.

Возвращение к до-сталинской (до-ленинской) чистоте советской демократии – это не более, чем бездумная ностальгия, происходящая из некритического восприятия ленинского «Государства и революции». В этой книге Ленин предпринял блестящую попытку защиты Маркса и Энгельса, в частности, их размышлений о Парижской Коммуне, первом рабочем государстве. В российских условиях он выступал за «разрушение всей старой государственной машины, так чтобы сам вооруженный пролетариат был правительством» (ПСС, т. 33, с. 118). К сожалению, это подлинно демократическое государство, государство рабочих и солдатских депутатов, вскоре переросло в нечто совсем другое. Исторический процесс, в котором, если перефразировать Троцкого, большевистская партия заменила собой пролетариат, центральный комитет заменил партию, а вождь – центральный комитет, слишком хорошо известен, чтобы его освещать. Этот процесс, начавшийся при Ленине, завершился при Сталине.

Критики сложившейся системы из числа западных социалистов обычно рукоплескали теории, очерченной в «Государстве и революции», но обращали внимание на конфликт между теорией и последующей практикой. Некоторые обвиняли Ленина и его теорию партии, некоторые – сложные условия России, некоторые – Сталина, некоторые – Хрущева, некоторые – Горбачева. Но мало кто ставил под вопрос исходную модель государства рабочих Советов, описанную Лениным.

Простое противопоставление теории практике, а благих намерений - дурным делам, - это не критика. Мы должны понять, как внутренняя логика модели, изложенной в «Государстве и революции», привела к тому, что случилось с Советским Союзом. Эта модель задумывалась как система Советов фабричных рабочих и солдат, избирающих депутатов через иерархию городских, областных и национальных Советов, в Верховный Совет. Чтобы обеспечить подотчетность депутатов рабочим, делегаты могли быть в любой момент отозваны, а их зарплата – не превышать зарплату среднего рабочего. Последние положения взяты из опыта Парижской Коммуны. Ленин защищал эти меры от Бернштейна, утверждавшего, что они были откатом к примитивному демократизму, ответив ему:

переход от капитализма к социализму невозможен без известного "возврата" к "примитивному" демократизму (ибо иначе как же перейти к выполнению государственных функций большинством населения и поголовно всем населением?) (ПСС, т. 33, с. 43).

Это важный переход и риторический вопрос удачен, но сегодня, спустя три четверти века, мы должны спросить, насколько глубоким было ленинское понимание «примитивности». При условии примитивного демократизма все без исключения граждане должны были выполнять государственные функции, но институты, с помощью которых это осуществлялось, были намного более радикальными, чем всё, что предлагал Ленин.