Глава 65. Плохи в разговорах

Он сидел на одном из самолётных сидений, стараясь не чувствовать, что происходит в остальной части самолёта. Время от времени он видел, как другие выглядывают из-за занавески, отделявшей другую часть салона, но никто не беспокоил его и не пытался заговорить с ним напрямую, что служило облегчением.

Он также держал свой свет подальше от неё в душе.

Он нашёл ей место для сна. Оказалось, что занято лишь несколько коек, и все они были маленькими, расположенными ближе к передней части главного салона.

Он помнил, как переоборудовал самолёт для долгих военных вылазок. Они столько времени проводили в воздухе в те несколько первых месяцев, что он провёл с Повстанцами...

Но теперь всё это казалось таким далёким.

Его разум попытался поиграть с тем, что они нашли во время сканирования света Вой Пай, пока ехали от Запретного Города до маленького аэропорта, где его пилоты охраняли самолёт. Он не смог сосредоточиться на этом. В её разуме не оказалось достаточного количества конкретной информации, чтобы действительно отвлечь его от той, что находилась по другую сторону округлой двери.

Вой Пай знала о работодателях Джервикса достаточно, чтобы понимать, что они могут навредить Лао Ху. Она не совсем присягнула им на верность, не так, как присягали на верность Шулерам во времена Пирамиды, или даже Восстанию меньше года назад.

Насколько он мог сказать, это больше походило на отношения дани.

Лао Ху платили охранную дань этим личностям, как иные люди платят синдикатам организованной преступности в местах, которые контролирует этот синдикат. Что в ответ получали Лао Ху, всё ещё не ясно до конца. К сожалению, блоки на свете Вой Пай оказались обширными и грамотно выстроенными — слишком грамотно выстроенными, чтобы Балидор или кто-то другой успели сломать их до того, как они добрались до аэропорта.

Он хотел бы забрать её с собой и узнать больше, но это было невозможно.

А так Элли не ошибалась, говоря, что это приведёт к войне. Лао Ху никогда не простят его за то, что он держал в заложниках их лидера, вывез её из Города, пусть даже ненадолго. Для них это вопрос сохранения репутации, а также демонстративного наказания его за такой поступок. Они никогда не спустят такое с рук. Никогда.

Возможно, они и не могли оставить это без внимания, если не хотели, чтобы кто-то другой попытался провернуть подобное.

Это также означало, что Лао Ху могут посчитать уместным заключить союз с их врагами — ещё один поворот событий, которого они не могли допустить.

Конечно, он ни о чём не жалел. По правде говоря, он мог ощущать лишь облегчение.

Он жалел лишь о том, что они не сумели выяснить, кто держал поводок Джервикса. Он не знал ни одной группировки видящих, которая была бы настолько могущественна, что их боялись Лао Ху.

Ощутив боль, заструившуюся по его свету, он стиснул подлокотники кресла в эконом-классе.

Она убила Джервикса.

Он знал, что это не должно его трогать или вызывать такие эмоции, которые накатывали на него при данной мысли, но он ничего не мог с собой поделать. Тот факт, что ей было не всё равно, и она отреагировала подобным образом, вызывал у него столько чувств, что он едва мог дышать.

А ещё это давало ему проблеск надежды.

Он подпрыгнул, когда дверь позади него открылась.

Повернув голову, он не вставал, пока не увидел её силуэт в дверном проёме, освещённом сзади. Она смотрела не на него, а на свои ступни, возясь с дверной ручкой. Она повернулась к нему спиной, поплотнее закрыв дверь и покрутив ручку, пока механизм не заперся нормально.

Затем она посмотрела на него. В ту же секунду он встал, всё ещё держась за спинку сиденья, на котором сидел.

Косички исчезли, и теперь её волосы лежали на спине, пропитывая влагой тёмно-синюю футболку, которую он ей дал. Её смуглые ноги торчали из-под шортов, в которых он обычно спал — ей они доходили до середины мускулистых бёдер. Должно быть, в Городе она также занималась mulei.

Он пялился на её ноги, не в состоянии отвести глаз, затем почувствовал на себе её взгляд и посмотрел на неё. Он знал, что реагирует, ещё до того как боль заструилась по его свету, отчего стало сложно смотреть ей в глаза.

— Лучше? — спросил он немного неловко.

Она кивнула, перехватив ком одежды, который прижимала к груди.

Затем он заметил, что цепочка с его кольцом опять висит у неё на шее. Его боль усилилась, едва не ослепив его, когда он ощутил реакцию своего тела.

Он заставил себя отвести взгляд от места, где кольцо лежало почти на её грудях. Он ненавидел себя за то, что пялится, особенно видя, что она чувствовала, куда он смотрит.

Когда она ничего не сказала, он попытался ещё раз, прочистив горло.

— Хочешь, чтобы я забрал это? — спросил он, протянув руку за одеждой.

Она посмотрела на него, и он уставился в её светло-зелёные глаза, вновь вытесняя реакцию из своего света.

— Куда их деть? — спросила она.

Уязвимость выплеснулась из её света, отчего его язык буквально разбух во рту.

Боги. Он едва мог контролировать свой свет, а ведь он даже не стоял рядом с ней.

Он неопределённо показал на багажный отсек в стене и приоткрытую дверцу возле перегородки. Почувствовав, как к лицу приливает тепло, он показал туда кивком головы и подбородком.

— Можешь положить туда, — сказал он.

Последовав за лёгким тычком его света, она отодвинула дверцу и запихала в круглое отверстие одежду, которую носила раньше. Он наблюдал за ней, затем опять ощутил на себе её взгляд, но не сумел заставить себя отвернуться. Повернувшись, она обхватила себя руками — не совсем скрестила их на груди, но почти.

— Ты сказал, что есть место, где я могу прилечь? — спросила она.

Он кивнул, всё ещё подавляя реакции в своём свете, и показал на одну из коек слева от рядов сидений. Она проследила взглядом за его пальцами.

— Нижняя? — спросила она.

Он кашлянул.

— Любая, Элли. Какую захочешь.

Затем она повернулась, взглянув на него.

Когда её глаза серьёзно посмотрели на него, он опять порадовался, что их разделяет сиденье. Та уязвимость сильнее проступила в её свете, настолько сильно, что он невольно отвёл взгляд.

— Ты устал, Ревик? — спросила она.

Осознав, о чём она его просит, он почувствовал, как к его коже прилил жар. Боль рябью пронеслась по нему с такой силой, что поначалу он не мог ответить или посмотреть на неё.

Когда он наконец заговорил, его голос прозвучал так мягко и тихо, что ему пришлось приложить усилия, чтобы она его услышала.

— Элли, — выдавил он. — Элли, самолёт... весь самолёт... это конструкция, — он заставил себя посмотреть на неё. — Мы не можем. Я хочу... боги. Я хочу, Элли... так сильно. Я даже не могу... — он покачал головой. — Но мы не можем... не здесь...

Воцарилось молчание.

Она не пошевелилась, не изменила выражение лица, но он осознал свою ошибку в ту же секунду, когда она отвернулась, стиснув зубы. Он поднял ладонь в знак извинения, быстро заговорил, чувствуя, как напряглись его плечи, когда он шагнул в её сторону.

— Элли, — сказал он. — Элли, прости. Я не имел в виду тебя, Элли. Я не обвинял тебя...

— Я не предлагала тебе секс, — сказала она.

Теперь её голос звучал бесцветно, почти устало.

— Я знаю. Прости...

— Я не предлагала этого, — повторила она. — Не предлагала, Ревик.

Она посмотрела ему в глаза, и его сердце пронзило болью, отчего он вынужден был замолчать на мгновение.

— Я и не подразумевал, что ты предлагаешь это, Элли, — сказал он наконец. — Клянусь богами, не подразумевал.

Он шагнул к ней, и она попятилась назад, к койке, на которую он показал ранее. Теперь на её лице виднелась насторожённость.

— Элли, — повторил он. — Прости. Боги, мне так жаль. Пожалуйста... пожалуйста, извини меня.

Она уставилась на него, и её зелёные глаза слегка светились.

Он знал, что она ему не поверила — ещё до того, как её взгляд слегка сощурился. Она отвернулась, уставившись невидящим взглядом куда-то в сторону, как будто собирая свой свет. Он наблюдал, как она крепче скрещивает руки на груди.

Теперь он едва мог её чувствовать.

— Чёрт подери, Элли, — хрипло выдавил он. — Дело не в тебе! Дело во мне.

Она покачала головой и ненадолго прикрыла глаза.

— Забудь, — сказала она. — Всё хорошо. Я просто устала.

Затем она посмотрела на него, и он вновь ощутил в ней ту уязвимость. Он заставил себя выдержать её взгляд и не отворачиваться.

— Я хотела, чтобы ты остался, — медленно произнесла она. — Я просила тебя остаться. Я не собиралась ничего делать. Я даже не прикоснусь к тебе, если ты не хочешь, — видя, как он вздрогнул, она опять покраснела. — Ревик. Я имела в виду, не прикоснусь к твоей руке или ещё к чему. Я не имела в виду...

— Я знаю, — перебил он. — Я знаю, что ты имела в виду, Элли.

Несколько секунд они лишь смотрели друг на друга.

Затем он осознал, что она заставила себя сказать это, признаться, что она хотела его присутствия.

Его боль усилилась до такой степени, что он не мог ничего сказать.

Он наблюдал, не шевелясь, как она повернулась к койке, вделанной в наружную перегородку. Он ощутил, как до его света доносится очередной завиток боли, когда она ушла от него. Она отодвинула занавеску и наклонилась, заглядывая в низкое пространство над койкой. Последовала пауза, во время которой он чувствовал, как она сканирует это место глазами и светом. Он продолжал наблюдать, пока она забиралась внутрь, и её движения всё ещё оставались почти осторожными.

Мгновение спустя она задёрнула занавеску.

Когда она сделала это, он уже не мог её видеть. Но он всё ещё чувствовал её. Он ощущал в ней смущение, граничившее со стыдом, и какое-то раздражение, затерявшееся в уязвимости, которую он замечал, когда она смотрела на него. Но дело не только в этом. Он ощущал там и более тяжёлые вещи: сильную печаль, которая ранила его своей интенсивностью и казалась связанной с ним. Наряду с этим он ощущал прилив злости, которую она адресовала самой себе.

В этом он ощущал шепотки времени, которое она провела с Лао Ху.

Он ощущал в ней и другое, а также те добавочные структуры в её свете, которые он почувствовал, когда искал остатки Дренгов в её aleimi. Конечно, он видел эти структуры и раньше; он увидел их в приёмном зале Лао Ху, в ту же самую секунду, когда его взгляд остановился на ней. Он чувствовал их с той же секунды, когда прикоснулся к ней своим светом.

Он знал, что другие видящие реагировали на то же самое, и не только мужчины.

Одежда, в которую одели её Лао Ху, делала всё только хуже.

Затем он вспомнил, что сказал ей перед тем, как она уехала из тех пещер. Он вспомнил выражение её лица, обречённость, которую он ощутил в ней.

Она, наверное, подумала... Иисусе.

Она, наверное, подумала, что он хочет её из-за этого. Она, наверное, подумала, что он хочет сам испытать, чему её обучили Лао Ху. После того, что он сказал ей в резервуаре, что она видела из его детства, она, наверное, подумала...

Его накрыло такой сильной болью, что он стиснул свою рубашку.

Несколько секунд он лишь стоял там, стараясь продышаться.

Как только он оказался в состоянии двигаться, он пошёл вперёд. Без единой мысли он направился к койке, на которой она расположилась. Он не заговаривал с ней, даже через занавеску, а сбросил пинком свои ботинки, пока стоял снаружи. После этого он стянул с себя куртку, скинул её с плеч и оставил на ближайшем сиденье самолёта.

Он ощутил на себе взгляд и покосился влево, увидев, что Гаренше наблюдает за ним из-за занавески. Гигант-видящий подмигнул ему и показал подбадривающий жест, который лишь заставил Ревика опять стиснуть зубы.

Сделав вдох, он ладонью отвёл занавеску в сторону.

Он увидел, как она вздрогнула и слегка подпрыгнула, а затем обернулась к нему через плечо. Её лицо выражало ошеломлённое удивление и казалось белым на фоне его тёмно-синей футболки. Она свернулась на боку, поджав к груди колени и повернувшись лицом к окнам в перегородке. Лишь одна ставня в окне была открыта, но оттуда лилось достаточно света, чтобы он полностью видел её.

— Можно? — грубовато спросил он.

Она смотрела на него с прежним непониманием в глазах.

Затем он увидел, как она нахмурилась, желая опять поспорить с ним...

Он не стал ждать. Он забрался внутрь, опираясь на ладони и колени, и задержался ровно настолько, чтобы задёрнуть за собой занавеску. Он знал, что Гаренше наверняка скажет остальным, что он ушёл сюда с ней, но ему было всё равно.

Забравшись подальше в низкое пространство, он устроил свой вес так, чтобы лечь на бок. Секунду спустя он перевернулся на спину, улёгшись почти плашмя на жёстком матрасе и одеяле в нескольких футах от неё. Всё это время он не отводил от неё взгляда.

Когда она продолжила смотреть на него, он протянул ладонь в жесте приглашения.

Она не пошевелилась, но он видел, что её взгляд метнулся к его пальцам. Он видел, как она смотрит на кольцо, которое он снова стал носить, и боль пронеслась по его свету, заставив его прикрыть глаза.

— Пожалуйста, — произнёс он, не сумев скрыть боль в своём голосе. — Пожалуйста, Элли. Я ничего не сделаю. Пожалуйста, иди сюда... Прошу...

Сумев вновь сосредоточиться на ней, он увидел сомнение в её глазах.

Он уже собирался попытаться ещё раз, но увидел, как сомнение померкло, сменившись чем-то вроде смирения. Он всё ещё наблюдал за её выражением, когда она повернулась к нему лицом. Поколебавшись ещё мгновение, она подвинулась к нему — так близко, что он сумел обнять её рукой за плечи и окончательно притянуть к месту, где лежал он сам.

Он прижал её к своей груди. Он погладил её по руке, обнимавшей его тело, затем запустил пальцы в её волосы. Несколько секунд он не мог дышать.

Он подавил очередную реакцию в своём свете, крепче прижимая её к себе.

— Спасибо, — произнёс он.

— Ревик, — позвала она. — Всё хорошо. Ты не обязан оставаться. Я серьёзно.

— Я знаю.

Воцарилось очередное молчание. Он пытался подобрать слова, перебирал сотни вариантов того, что он хотел сказать ей в то время, когда её не было рядом.

— Прости меня, — сказал он наконец. — Мне так жаль, Элли.

Она покачала головой, не отрываясь от его груди. Он чувствовал в её свете много всего, но она не заговорила.

— Я хотел остаться, — сказал он. — Я хочу поговорить с тобой. Я просто не хочу...

Он поколебался, опустив взгляд и гладя её по волосам.

— Я хочу быть с тобой наедине, Элли, — сказал он. — По-настоящему наедине.

Возникла очередная пауза, затем она кивнула. Он ощутил, как какая-то часть её света расслабляется в нем.

— Я люблю тебя, — сказал он, чувствуя, как усиливается боль в его свете. — Я люблю тебя, Элли. Мне так жаль. Я прошу прощения за всё, что я сделал, — он старался найти слова, крепче обнимая её. Он прижал её к изгибу своего тела, пока его свет пытался ещё сильнее вплестись в неё. — Всё, что ты для меня сделала... в резервуаре. До этого. Я не знаю, как ты сможешь простить меня... но мне нужно, чтобы ты меня простила, Элли. Боги, я знаю, как это несправедливо, но я так сильно в этом нуждаюсь.

Она напряглась в его руках. Поначалу ему пришлось приложить усилия, чтобы не отреагировать, затем он почувствовал, что она борется со своим светом, стараясь контролировать свою реакцию на его слова. Её пальцы стиснули его руку, хватаясь за ткань его рубашки.

Поцеловав её, он обнял её ещё крепче.

— Я скучал по тебе, — пробормотал он, лаская её лицо. — Так сильно. Я не хочу расставаться с тобой... даже здесь. Дело не в тебе. Я себе не доверяю. Прошу, поверь мне, — он поколебался, всё ещё прикасаясь к её коже. — Все те вещи, что ты видела обо мне. Они по-прежнему здесь, Элли.

Боль выплеснулась из неё волнами, заставив его обнять её ещё крепче, и что-то в его свете полыхнуло, пытаясь дорваться до неё, когда его самоконтроль соскользнул.

Вспомнив о других в соседнем помещении, он заставил себя подавить этот порыв, гладя её по волосам, целуя в макушку, лаская той же ладонью её плечи, а затем и голую руку ниже рукава футболки, и её пальцы. Боль струилась по его коже, но он игнорировал это чувство, прикасаясь к её лицу.

Мгновение спустя она подняла голову и посмотрела на него. Его боль усилилась практически в то же мгновение, как их взгляды встретились. Если она и заметила это, то не выдала лицом.

— Ревик, — начала она. Он наблюдал, как она думает, словно тоже с трудом подбирает слова. После небольшой паузы она покачала головой, кончиками пальцев гладя его подбородок. — Я не могу остаться здесь, — сказала она. — Я не могу остаться с тобой. До тех пор, пока...

Ощутив, как он вздрогнул, она сжала его волосы пальцами и покачала головой, заставляя посмотреть на неё.

— Нет. Я не в том смысле. Это не угроза, и не отказ. Я просто не хочу, чтобы мы оба на что-то рассчитывали, — она сглотнула. — Я не хочу ни на что рассчитывать, если мы не сумеем это преодолеть. Я не смогу быть частью твоей команды. Если мы не...

Она умолкла, помрачнев в то же мгновение.

Закрыв глаза, она опять покачала головой и тихо щёлкнула языком.

— Я не вынесу, если мы вечно будем ссориться из-за этого, Ревик. Правда, не вынесу. Я понимаю, если ты злишься на меня, или если ты не можешь принять то, что я посчитала нужным сделать. Если ты не сможешь это забыть, я не стану винить тебя. Но мне нужно знать, что в этот раз ты уверен, насколько это вообще возможно. Мне нужно знать, что ты настроен серьёзно, и мне нужно знать, что ты сможешь простить это... то, что я делала с Лао Ху.

Поколебавшись, она посмотрела ему в глаза.

—...Если мы попытаемся, имею в виду. Хоть в каком-то отношении.

Он всё ещё смотрел на неё, пытаясь понять, когда она вновь покачала головой и отвела взгляд. Ревик почувствовал, как по его коже пронеслась боль, едва не парализовавшая его. Он попытался прокрутить в голове её слова, осознать, но он не был уверен ни в одном, ни в другом. Теперь она опять закрывалась от него щитами, и он не мог отвести взгляда от её лица.

Он ощутил очередной шёпот боли от неё, когда она погладила его по волосам.

— Ты не обязан отвечать прямо сейчас, — сказала она. — Знаю, мне, наверное, не стоило говорить это сейчас...

— Что, если мы поженимся? — внезапно выпалил он.

Она медленно подняла взгляд.

Он увидел там непонимание и покачал головой, тихо щёлкнув языком.

— Я имею в виду церемонию, Элли, — он гладил её по лицу, вкладывая свет в свои пальцы. — Что, если мы начнём с чистого лица? Мы оба, — поколебавшись, он добавил: — Вэш говорил, что нам, возможно, всё равно придётся сделать это в некоторых отношениях. Наш свет... он другой. У тебя пробудились части, которые ранее были не активны. А мой... — он умолк, увидев понимание в её глазах. — Это ничего не сотрёт. Я это знаю. Но мы можем начать с чистого листа.

Её ладонь скользнула под его рубашку, лаская его грудь. Он чувствовал, как она робко сливается с ним, изучая пальцами его кожу. На мгновение он не мог пошевелиться.

Ещё мгновение спустя он постепенно взял свой свет под контроль.

— Элли, — позвал он. — Ты об этом меня спрашивала?

Она посмотрела ему в глаза. После небольшой паузы кивнула.

— Да.

— Ты всё ещё хочешь... — он крепче сжал её пальцы. — Элли, это «да»? Это согласие на то, о чём я просил?

После очередной кратчайшей паузы она кивнула. Он чувствовал, как её свет начинает расслабляться вопреки напряжению, которое всё ещё искрило в них обоих.

— Да, — сказала она.

Что-то в его груди расслабилось, отчего он просто лежал и опять не мог пошевелиться. Её ладони продолжали изучать его кожу, а он мог лишь прикрыть глаза и пытаться контролировать себя, когда её пальцы скользнули по его плечу. Его же ладонь забралась под её футболку, массируя спину, но он так и не мог посмотреть на неё. Его свет курсировал по его ладоням, притягивая её свет, становясь нетерпеливее, когда она прильнула к его боку. Он знал, что уже затвердел — и не просто затвердел, а полностью удлинился и испытывал столько боли, сколько не испытывал с самого детства, но он не мог заставить себя отпустить её.

Он обхватил ладонью её бок под футболкой и уложил её руку на своё тело, побуждая обнять его, хотя бы чтобы не дать прикасаться к его голой коже.

— Так нормально? — грубовато спросил он. — Так нормально, Элли?

После очередной паузы он ощутил, как она вновь кивает.

Он пытался решить, надо ли сказать что-то ещё, когда её свет начал робко открываться для него. Не просто свет в её руках и теле — в этот раз он ощущал другие её части, более глубинные уровни её света, слои, которые он чувствовал в последний раз тогда, они были вместе в той хижине. От этого его сердце замерло, разум опустел, и он едва не всхлипнул, но подавил и это, заставив себя расслабиться. И она тоже расслабилась, чувствуя, как что-то в его груди раскрывается в ответ.

Постепенно ему становилось проще контролировать свой свет по мере того, как её сердце раскрывалось для него.

После этого он начал нежно притягивать её, уговаривать глубже вплестись в него своим светом. Одной ладонью он подвинул к себе её ногу, потянул за колено и заставил частично обхватить его. Он ощутил почти обессиливающее облегчение, когда она просунула ногу между его ног, плотнее прижимаясь к его груди и боку, а рукой обвила его спину посередине.

Он почувствовал, как она закрыла глаза, держа свой свет таким же открытым и тёплым в его груди.

Он тоже закрыл глаза, повелевая своему телу расслабиться на матрасе. Очередной укол боли застал его врасплох, когда мышцы его спины разжались, расслабившись на плотном матрасе.

Затем он просто лежал там, терпя боль, но ощущая такое облегчение, что на глаза наворачивались слезы.

Прошло ещё несколько секунд, прежде чем он понял, что ощущает в ней то же самое.

Эпилог. Тень

Старший из шести стоял на каменном балконе. Он прислонялся костлявым бедром к замшелой резьбе в форме цветов. Его лицо наполовину скрывалось капюшоном плаща, который покрывал его голову и коротко стриженые волосы с проседью.

В горах было холодно — осень начинала превращаться в зиму.

Однако он не дрожал, даже стоя за пределами натопленной комнаты, хотя под плащом он был одет всего лишь в лёгкие брюки и льняную рубашку. Он стоял идеально неподвижно, словно высеченный из камня, и смотрел на долину внизу.

Слуга не видел выражение старика, но воображал, что там виднелось некоторое удовлетворение, если не откровенный триумф.

Никто из них не сказал ни слова, пока он разгружал поднос с их ужином.

Слуга время от времени поднимал взгляд, сервируя стол вручную расписанным фарфором, поправляя серебряные ложки и вилки, вытирая собственные отпечатки пальцев с оснований бокалов, которые выдули в горнах небольшого городка за каменными воротами горного шато.

Он гадал, смотрит ли древний видящий на тот самый город прямо сейчас, наблюдая, как свет солнца отражается от мощёных улочек, слушает ли он мычание коров, которых гонят с полей, а также звон их треугольных медных колокольчиков, позвякивающих на кожаных шнурках вокруг их шей.

Вечер подкрадывался к зазубренным вершинам, которые кольцом окружали каменное здание и как длинные пальцы тянулись к долине. Последние лучи этого света индиго померкли на горизонте с обеих сторон к тому времени, когда слуга закончил работу. И всё же он видел другую сторону колониальной постройки из Барьера, видел океан, лижущий недружелюбное побережье, которое стерегли высокие скалы, перемежавшиеся редкими каменными пляжами.

Эти скалистые берега отгоняли даже решительно настроенные корабли. Большинство песчаных участков находилось дальше к югу или северу от этого изолированного уголка Патагонии.

Никто не приезжал в эту часть света ради туризма. Более того, сюда в принципе очень мало кто приезжал, поскольку большая часть земли на протяжении почти тысячи миль принадлежала частным лицам, которые не приветствовали никаких посетителей.

Во многих отношениях городок внизу не отличался от предыдущей крестьянской или campesino деревеньки, которая некогда располагалась за пределами этих ворот. Хоть предыдущий хозяин земли и жил здесь несколько сотен лет назад, но отношения между городом и его хозяином оставались прежними, нетронутыми временем или историей.

В этой части мира такое соглашение некогда лежало в основе системы гасиенды. Слуги и работники отдельно взятого патрона селились снаружи его ворот, изображая своеобразную свободу и верность, которая исходила скорее от классового неравенства и истинной зависимости, нежели из чего-то, похожего на настоящие финансовые отношения.

В Европе такое называлось феодализмом.

И всё же слуга знал, что такое соглашение отнюдь не ужасно для жителей деревни. В нынешние дни это кормило их семьи, давало чувство общности, которым они в противном случае могли и не насладиться. Это также избавляло многих из них от излишков городской жизни.

Здесь система бартера оставалась нетронутой, хотя по обе стороны каменных ворот использовалась и современная валюта. Гарнитуры и новостные терминалы, возможно, были в дефиците среди данного поселения, но мир оставался полностью доступным внутри, за воротами шато, в его гостевых помещениях, доступных для использования теми горожанами, у которых возникла потребность.

Что ещё важнее, здесь они будут в безопасности.

Здесь они переживут надвигающийся шторм.

Поскольку никому из людей не разрешалось заботиться о личных нуждах или телах патрона и его гостей, слуга мало что чувствовал по этому поводу. Он не знал лично никого из жителей деревни. Ну, за исключением редкой шлюхи, присланной для бизнес-партнёра, но они редко задерживались в его присутствии и от силы обменивались парочкой слов.

Он сам был обучен на куда более высоком уровне, чем предполагало его нынешнее положение. Присутствие шести древних видящих в комнате делало эту позицию незаслуженной честью.

К тому же, что ещё важнее, слуга знал, что они именно так это и воспринимали.

Они доказывали это каждый день, не цензурируя свои разговоры в его присутствии.

Слуга, большую часть своей жизни притворявшийся человеком, знал ценность секретности. Он был вынужден скрывать свою истинную расу не только от человеческих кузенов, но и от других видящих, что временами было, мягко говоря, сложно — особенно в присутствии братьев и сестёр с более высоким рангом.

И всё же у него была помощь, и притом самая экспертная помощь.

Ему удавалось избегать разоблачения на протяжении многих лет, с помощью его патрона и друзей его патрона, включая пятерых древних видящих, сейчас находившихся в комнате, а также тех, кто им служил.

Успех слуги в таком сложном деле, учитывая количество лет, заслужил ему почётное место. Он невольно гордился этим местом. Он знал, что сейчас слушает их в результате того, что он сам заслужил за эти годы.

Большая часть их разговора, конечно, происходила где-то в Барьерных складках.

Конструкция над недвижимостью и прилегающими землями вмещала столько слоёв и мини-конструкций, что образовывала лабиринт намного масштабнее подземных пещер и катакомб под шато.

И всё же слова просачивались, то тут, то там.

«Это произойдёт скоро, сестра», — послал самый молодой из шестерых, отвечая на вопрос, который, скорее всего, происходил из более высокого потока. Его глаза полыхнули, когда лампы вокруг них зажглись, отвечая на сигнал светового уровня, записанный в сенсоры органических стен.

«Мы должны выждать правильный момент. Мы это обсуждали».

«Послание отправлено? — спросила старшая из женщин. Повернувшись к другому, она приподняла бровь. Её лицо не улыбалось. — Мы можем на неё рассчитывать, не так ли?»

«Она согласилась, — подтвердил другой со своего места в углу у стены. — Она напрямую свяжется с Мечом, как только они достигнут их пункта назначения».

«Им нельзя знать, что грядёт, — пробормотал другой, чьё худое тело размещалось в зелёном кресле цвета леса. — Мы должны сделать это сейчас, пока они не начали подозревать, что у нас есть. Небрежно было позволять им узнать, что образец вируса сохранится. Было бы лучше, если бы они думали, что всё уничтожено, что операция завершилась чисто...»

Слуга услышал упрёк в этих словах и вздрогнул, хотя видящий не смотрел на него, и выражение его лица не изменилось.

Другие, похоже, не заметили.

«Важно правильно высчитать время, — подчеркнул первый, и его слова эхом разнеслись в Барьерном пространстве. — Даже если это означает задержку».

«Но к чему задержка? — спросила старшая из женщин. — Они сейчас выбиты из колеи. У них практически нет людей... кучка необученных беженцев, совсем немного разведчиков с рангами. Теперь их выслеживает ещё и Лао Ху в поисках мести. Большинство её последователей желают её смерти. Люди вскоре тоже нацелятся на неё... и на него тоже, как только узнают, что он жив. К тому же, они знают, что они уязвимы. Сам страх может сыграть нам на руку».

«Нам нужно нечто большее, сестра», — предостерёг другой.

«У нас всё ещё есть люди внутри...»

«Ничего из этого не будет достаточно, чтобы захватить его, — предупредил один из мужчин. — Рейвен должна убедить его. Она должна по-настоящему убедить его».

«Разве это будет иметь для него значение, если она это сделает? — спросил другой мужчина с сомнением в голосе. — Разве у них нет в прошлом драки из-за женщины? Соперничества, даже помимо всего этого?»

Пожилая женщина улыбнулась поджатыми губами, и резкий взгляд её глаз метнулся к их лидеру на балконе.

«Это будет иметь для него значение, брат, — тихо послала она. — Поверь мне, это будет иметь значение. Посредник или нет, это будет для него очень важно».

«В любом случае, мужчину теперь будет сложнее контролировать...» — начал один.

«Возможно, — послала другая женщина, которая до сих пор хранила молчание. Её свет был задумчивым, улавливал впечатления от других, пока она говорила. — А возможно, и нет. Мы всё ещё можем использовать её, чтобы добраться до него. Вместе они столь же уязвимы, что и порознь».

«Мы по-прежнему будем пытаться захватить их обоих? Вместе? Или...»

«Мы даже не знаем, переживут ли они вирус, — напомнил ему другой мужчина. — Мы тестировали его только на Сарках».

«Они его переживут. Она была в Гонконге во время демонстрации».

«В помещении, — пояснил первый мужчина. — Не в зоне поражения».

Пока другие пятеро говорили, слуга чувствовал, что их внимание преимущественно сосредоточено на старшем, который стоял у перил каменного балкона и пока не сказал ни слова.

Каждый из них связывался с ним в какой-то манере, прикасался к его свету, ждал, когда он положит конец разногласию или сделает заявление, которое изменит направление их дискуссии. Слуга тоже наблюдал за ним, слушая других иной частью своего света.

«Его всё равно можно найти. На нем всегда будет наша метка...»

«Но будет ли это иметь значение сейчас, если он под её защитой? Она может не позволить ему приехать сюда. Она определённо не пустит его одного. Есть лидер Адипана, а также старик. Они ей помогут. Старик тоже имеет над ним власть».

Тут старший из них наконец-то повернул голову.

Они все умолкли, посмотрев на него и ожидая, когда он заговорит.

Его глаза находились в тени от опускавшейся темноты, и всё же они все каким-то образом могли их видеть. Эти глаза сияли из глубин лица с кожей, туго натянутой на костях.

— Старик долго не протянет, — прокомментировал он, заговорив вслух. — Нам нечего страшиться Совета, друзья мои. Как только их лидер погибнет, они прекратят существование.

Все они помедлили, задумавшись над его словами.

Как обычно, именно его заместительница заговорила первой.

— А что насчёт неё? — спросила пожилая женщина. — Она не захочет, чтобы он приезжал сюда. По какой бы то ни было причине.

Старик улыбнулся.

— Она не станет с ним спорить. Не в этом. Как только он поговорит с Рейвен, всё остальное встанет на место. Он приедет сюда, и тогда я поговорю с ним.

— Когда, сэр? — спросила она. — Когда начнётся следующая фаза?

Задумавшись на мгновение, он кивнул своей заместительнице, затем посмотрел на остальных.

— Моя возлюбленная сестра права, — решительно сказал он. — Мы не должны ждать. Мы должны сделать это немедленно. Пока они не организуются. Пока они не привлекут больше людей к своему делу. Как только это начнётся, и последствия станут ясны для всех них, Рейвен свяжется с ним. Она доставит его сюда. Если вирус уже будет активен, это даст ему дополнительный стимул обсудить условия.

— А женщина? — спросил другой с осторожным почтением в голосе.

Взгляд этих глаз метнулся, впившись в лицо более молодого видящего.

— Это может подождать, — сказал он. — Мы должны сначала разобраться с ним и уменьшить их численность. Они должны быть изолированы ещё сильнее, чем сейчас. Мы должны проследить, чтобы все союзы разрушились, — он улыбнулся, и это выражение странно выглядело на его лице, натягивая кожу на впалых щеках. — Они уже и без нашего вмешательства на полпути к этому.

— То есть, ты уже не хочешь видеть его с нами? — осторожно спросил другой.

Старший повернулся, встречаясь с ним взглядом. В его глазах сиял огонь, холодный и совершенно бескомпромиссный.

— Мы никогда не бросим нашего посредника в руках врага, — сказал он. — Никогда.

— Но мы позволяем, чтобы эти коленопреклонённые манипулировали его светом и меняли его, — произнёс другой с явным отвращением. — Это не подобает существу его ранга.

Его заместительница ни на секунду не отводила глаз от старшего.

— Что мы будем делать с ним, если он не изменится?

Старший улыбнулся, но улыбка не ушла дальше его бледных губ.

— Тогда мы убьём его, моя возлюбленная сестра. Даруем ему другую жизнь, чтобы служить тем, кто поистине любит его, — он с сожалением пожал плечами. — К сожалению, это окажется единственным даром, который мы сможем ему дать.

— Это не убьёт и её тоже? — спросил самый младший из них.

Старший сделал пренебрежительный жест.

— Что нам нужно от Моста? Разве мы не творим свою эволюцию? Не создаём своё будущее сами?

Он помедлил, глядя на всех остальных.

—...Но для этого мы тоже должны выждать, — добавил он. — Думаю, наши посредники могут дать нам ещё кое-что перед тем, как мы отошлём их обратно в земли их Предков, — тот проблеск улыбки вернулся, и он развёл ладонями в просящем жесте. — Но друзья... братья и сестры... я ещё не перестал верить в нашего возлюбленного сына. Советую вам тоже не делать этого. И возможно, она ещё пожелает последовать за нами, если мы дадим ей соответствующий стимул.

Остальные пятеро погрузились в молчание.

И вновь его нарушила пожилая женщина.

— Где? — спросила она, впиваясь в него пронизывающим взглядом. — Как только почва будет заложена, как ты хочешь применить болезнь, отец... и где? Ты намереваешься распространить её глобально на начальном этапе, чтобы не дать им снова разработать лекарство? Или ты предпочтёшь начать в нескольких ключевых городах?

Его голос сделался задумчивым.

— Лекарство для них — не ценный вариант. Уже нет. Думаю... — он постучал пальцем по губе. — Думаю, мы начнём в одном месте, сестра. Думаю, хорошо, если поначалу у них будет надежда, которую они потом утратят.

— В земле наших предков? — спросила она. — Если пойдёт по плану, то всё распространится быстро. Достаточно быстро, чтобы нам уже не пришлось работать с людьми в Пекине.

Тихо щёлкнув языком, он показал отрицательный жест одной бледной рукой.

— Нет, — тихо сказал он. — Думаю, я бы хотел более драматичное начало. Западные земли для этого более пригодны. Восток иначе справляется с испытаниями.

— Нью-Йорк? — предложил один из видящих.

— Рио, отец? — сказал другой — Мы также можем использовать Париж... их водные запасы сами сыграют нам на руку.

— Как насчёт Рима? — сказал другой.

— Берлин?

Старший видя