Сценарий к фильму «Курьер из Рая» я писал пять лет

Накануне премьеры фильма «Курьера из Рая» корреспондент «АиФ в Самаре» поговорил с автором сценария этой киноленты Андреем Кивиновым

http://www.samara.aif.ru/culture/1033098

АиФ в Самаре: Правда, что сценарий этого фильма создан по вашей книге?

Андрей Кивинов: Да, это повесть, написанная в 2006 году. Она называлась «Черный мерин». Хотя нет, изначально она все-таки называлась «Курьер из Рая», но издатели настояли на более коммерческом названии – тогда был популярен «Черный Бумер», по аналогии с ним и назвали книгу. Но потом я восстановил историческую справедливость, и фильм вышел уже под родным названием. Целых пять лет по этой повести писался сценарий.

— Насколько сложно адаптировать художественное произведение к экрану?

— Бывает по-разному. В этом случае было достаточно сложно: мысли героя, которые я мог в повести совершенно спокойно донести через авторский текст, на экране, как вы понимаете, не напишешь. Соответственно, необходимо показывать его мотивацию иначе. По законам жанра, герой должен меняться: пройдя некие испытания, он становится другим. Что-то преодолевает, получает опыт. Так вот, в книге это было показано через мысли героя. А в фильме трудно было создать сюжет, в котором зритель бы понимал, что же изменилось. И мы долго-долго мучились, а потом поняли самую простую вещь: герой не должен меняться, он и в начале фильма хороший, и в финале остался хорошим. А меняется все окружение, люди, которые с ним контактируют. Вплоть до близких друзей, до отрицательных персонажей. После того, как мы это поняли, работа сразу пошла, и было уже достаточно легко.

— Когда фильм уже готов и выходит на экраны, как по-вашему, кто в больше степени является его автором – автор сценария или режиссер?

— Продюсер. Сейчас же кино продюсерское: человек вкладывает средства, рискует деньгами, и он должен получить результат. Хорошо, если идеи продюсера совпадают с видением сценариста: тогда они работают в одной команде. А бывают же и случаи, когда продюсер с режиссером судятся. У нас было все с этим благополучно, мы до конца работали в связке. Был тяжелейший монтаж, на который полтора года ушло. Каждый день, представляете? Ни разу не было такого, чтобы кто-то стукнул кулаком по столу и сказал «я решил, будет так». Все обсуждалось. Но все равно главный в этой истории – продюсер: последнее слово за ним.

— Это фильм о современных реалиях. Легко ли найти в нашей суете, повседневности такие вещи, посмотрев на которые, действительно можно чему-то научиться?

— Когда я пишу книгу и потом, когда мы пытаемся сделать фильм, мы всегда задаем себе вопрос – что мы хотим показать этим фильмом? Если мы хотим показать бандитскую разборку, это не кино. Зритель про это забудет. Поэтому мы стараемся придумать некий вневременной посыл. Как правило, это какие-то человеческие вещи: порядочность, дружба, испытания. А история с этим мерседесом – это, скорее, фон, на котором, как лакмусовая бумажка, проявляются герои.

— Множество популярных сегодня фильмов, на которые с удовольствием приходят зрители, изобилуют сценами драк, погонь, убийств. Очень много жестокости. Как вам удалось сделать такой добрый фильм и как вы думаете, интересен ли он будет народу?

— Это, действительно, очень светлый фильм. Он идет с категорией 12+: можно смотреть с детьми. И по настроению он как «Каникулы строгого режима» – то есть люди будут смеяться при просмотре, но в конце будут выходить немного грустные. Но я имею в виду светлое чувство: грусть и вместе с этим – надежда, позитив. Думаю, что на комедию, причем именно на хороший, талантливо сделанный фильм, зрители с удовольствием пойдут.

— Вы следите за работами других российских режиссеров и сценаристов? Какие фильмы из последних считаете достойными?

— Мне понравился фильм «Рассказы», но не весь. Две новеллы очень хорошие, а две непонятные какие-то. «Упражнения в прекрасном» Шамирова – очень хороший фильм. Хотя с точки зрения драматургии такой «капустник» (фильм про актеров на гастролях) – это не совсем правильно. «Игра в правду», тоже Шамирова, – видел спектакль и видел фильм. Если бы я не видел спектакль, фильм бы мне понравился больше. «Легенда 17» я тоже посмотрел, тем более, что я сам хоккеист. С одной стороны, с профессиональной точки зрения, съемки там сделаны здорово. Но фильм очень пафосный. Такой лобовой пафос идет – можно было потоньше все это сделать.

«Палки» – это хоть какой-то стимул для полиции работать»

Писатель, автор «Ментов» Андрей КИВИНОВ – о реформе МВД, современной полиции и криминале в газетах

https://www.proza.ru/2013/11/22/1722

Фото Анны БАЛАХОНЦЕВОЙ
Известный петербургский писатель Андрей Кивинов в начале 90-х создал образы знаменитых «ментов», на которых после развала Союза хотели быть похожими все милиционеры и полицейские во всех бывших союзных республиках, и которые стали нарицательными. Несмотря на то, что сейчас «Улицы разбитых фонарей» превратились в настоящее мыло, превзойти героев Кивинова по степени известности и узнаваемости, пожалуй, так никто и не смог. При этом сам писатель далеко не в восторге от того, во что превратились придуманные им персонажи. В.И.П. отправился в центр Санкт-Петербурга на съемочную площадку нового фильма по книге Кивинова и узнал, почему тот не смотрит современные сериалы о полиции, как литературная деятельность совмещалась с работой в органах и почему Сергей Безруков не получил роль в одном из его фильмов.
«Ничего особенного до работы в милиции в моей жизни не было»
— Давайте вот с чего начнем. Про отрезок времени, начиная с 86-го года, когда вы в милицию пришли работать, достаточно много написано и спрошено. А вот про период до 86-го года как-то скупо написано в Интернете. Наверное, стоит восполнить этот пробел.
— В общем-то, стандартная у меня была молодость (улыбается).

~ Я родился в Питере, на окраине в районе Сосновая Поляна. Родители у меня приезжие. Отец – из Псковской области. Он был приемным ребенком в семье Аршавиных, у которых потом футболист родился. Мама – из Мурманска. Здесь, в Питере, они познакомились – и родился я. Там же в Сосновой поляне я рос и заканчивал школу. Потом решил поступить в пединститут на литературное отделение, так как с техникой у меня было совсем плохо. Но недобрал баллов…
— Где? На сочинении?
— Нет, я все сдал – экзамены не завалил. Просто очень большой конкурс был. По сочинению, кстати, я получил трояк, потому что все темы были связаны с поэзией, а у меня с ней беда просто полная была.
— А если бы еще добавили темы по научному коммунизму и деятельности партии – вы бы, наверное, вообще за голову схватились.
— (смеется) Нет, как раз в таких темах еще можно что-то наплести, а вот с цитированием стихов как-то обычно все тяжело выходит. Поэтому, не поступив здесь и провалив еще несколько конкурсов в другие институты, я поступил в судостроительный техникум. Три года я там проучился, а потом меня распределили в НИИ судостроения плазморезчиком.
— Что это вообще такое?!
— Плазморезка – это такой аппарат специальный, который очень активно применяется в судостроении. И я как раз работал над ее усовершенствованием. Параллельно я учился в «корабелке» – надо было получить высшее образование. Но все равно техника меня не очень привлекала. А НИИ, где я работал, – это колхозы и картошка, как и везде в то время, минимум перспектив, оклад 130 рэ в месяц и какая-то всеобщая уравниловка. Я понял, что нужно что-то менять в своей жизни. А так как в детстве все мальчишки читали детективы, в голове была мысль заняться какой-то серьезной работой в милиции. Я даже ездил в школу милиции, узнавал правила приема. Но у меня были проблемы со здоровьем (глаза болели сильно), и вроде как говорили, что в милицию мне путь заказан. Я все-таки рискнул и уговорил под честное слово врача на комиссии написать «годен» в справке. Потом был год обучения на высших милицейских курсах – как раз в 86-м году – и затем уже милицейская практика.

Так что ничего особенного в моей жизни до работы в милиции и не было.
«Нюансы «палочной системы» никогда решены не будут»
— Когда вы пришли в милицию, ваши мечты не вступили в противоречие с тем, что вы увидели на самом деле?
— Вы знаете, мне в отделе кадров сказали: не торопись с принятием решения, годик походи, посмотри – нравится тебе или нет. Все-таки это уголовный розыск, работа тяжелая и ответственная. Меня направили в один из отделов милиции, прикрепили к оперативникам, и я целый год, когда было свободное время, с ними выезжал на места происшествий и, что называется, тусовался. Кроме того, я участвовал в допросах, видел, что это за кухня, поэтому в плане соответствия моих мечтаний увиденному мне было проще. Хотя были случаи, когда приезжали ребята из Прибалтики – все такие романтики, – а им говорили, что оперативная работа – это каждодневная рутина. И люди просто писали рапорта, поскольку ждали, что будет что-то похожее на расследования Шерлока Холмса.
— Наверное, их еще поражал и объем бумажной работы милиционеров.
— Да, конечно, писанины много было. Сейчас, впрочем, ребята из органов, с которыми я общаюсь, говорят, что волокиты стало еще больше. Это неизбежно.
— Знаменитые «палки» тоже неизбежны? Они в ваше время возникли?
— Они, мне кажется, возникли сразу же, как возникло само понятие «полиция». Понятно, что это не исчезло и сейчас. Сколько бы от них не избавлялись, «палки» будут всегда, потому что оценивать работу полиции как-то нужно. И ничего другого никто не сможет придумать. Так везде. Я был в Лос-Анджелесе, спрашивал: у вас есть «палки»? – Есть. Вас за них ругают? – Ругают. А как иначе? Ведь если «палок» не будет, то я приду на работу, буду курить сигарету, пить кофе, штамповать заявления – и получать зарплату. «Палки» – это хоть какой-то стимул для полиции работать. Другое дело, как относиться к самим показателям. Но это уже зависит от самой системы. Если за рубежом 9-10% раскрываемости – это нормально, то у нас 50% – это плохо. Поэтому к сотрудникам и руководителям, образно выражаясь, разные требования, как эти «палки» «рубить». И это очень щепетильный вопрос, поскольку ресурс у сотрудников ограниченный, и в ход идут запрещенные приемы. Показатели ведь нужно постоянно улучшать и улучшать – и в результате образуется замкнутый круг, который ломает человеческие судьбы. Так что нюансы «палочной системы» не решены и, я думаю, никогда решены не будут.
«В большинстве случаев мне везет на режиссеров»
— В вашей биографии упоминается о том, что первые повести вы написали «для ограниченного круга людей». А как пришла мысль вывести книги на широкую аудиторию?
— Да не было такой мысли. Я и первую-то свою повесть не хотел публиковать для широкого круга читателей. Издатели уговорили, им попала эта повесть, и они сказали: мол, не бойся, все напечатаем. Материала у меня было много, я дописал и рискнул напечатать. Все просто – мыслей о том, что надо вставать на ноги и становиться писателем, у меня не было.
— Начальство вашу литературную деятельность одобряло?
— Ну, по крайней мере, не запрещало. Тем более, я занимался этим в нерабочее время – тратил на книги отпуск, выходные и отсыпные. Я ведь занимался раскрытием убийств, так что в основное время у меня не было никакой возможности писать книги. Так что начальство не возражало против литературной деятельности в качестве хобби. Кто-то водку пьет, а я вот книжки писал. Конечно, кто-то топал ногами, когда вышла первая книга, потому что она достаточно откровенной получилась. На уровне главка, наверное, ругались, а в районе все нормально отреагировали.
— Как осуществился переход от книги к многосерийным фильмам?
— Ну, если брать первые «Фонари» («Улицы разбитых фонарей» — прим. авт.), то все тоже достаточно прозаично. Насколько я знаю эту историю из интервью Вити Бычкова (Виктор Бычков – актер, игравший в сериале «Улицы разбитых фонарей», но больше известный по роли Кузьмича в фильме «Особенности национальной охоты» — прим. авт.), он шел по книжному развалу, и ему понравилось название «Кошмар на улице Стачек». Он взял книжку, прочел, пришел к Рогожкину (Александр Рогожкин – режиссер первых серий «Ментов» — прим. авт.) и сказал: давай снимать, готовый сценарий. Рогожкин сначала скептически отнесся: мол, бульварное чтиво. Но все-таки отнес книгу продюсеру Капице (Александр Капица, первый продюсер «Улицы разбитых фонарей» — прим. авт.), и тот уже сам потом приехал ко мне. Это был 95-й год, «Ленфильм» стоял, ничего не снималось, поэтому актеры были готовы играть с легкостью. Пока снимали первую серию, я дописывал какие-то книги. В результате в первой части «Фонарей» вышло 25 серий по моим книгам. А уже во второй части экранизаций почти не было.
— А вам все серии нравились?
— Да нет, конечно. Не буду обижать никого конкретно – в каких-то случаях были неудачные серии. Но в большинстве случаев мне везет на режиссеров и на продюсеров – так что грех жаловаться.
— Как вы поняли, что от «Улиц разбитых фонарей» пора отходить к той же «Убойной силе»?
— В какой-то момент сериал превратился в конвейер, произошла своеобразная девальвация. Продюсеры начали приглашать авторов, которые вообще не разбираются в работе милиции. Я понял, что, даже если и буду писать какие-то сценарии, они растворятся в общей массе. Для статистики опять же: в год снималось по двадцать четыре серии «Улиц разбитых фонарей», а мы с Олегом Дудинцевым стали делать «Убойную силу» по десять серий в год – то есть старались штучный товар производить. Не просто детектив, а кино о чем-то. Не просто стрелялка, а фильм с идеей. И когда было снято уже шесть сезонов «Убойной силы», мы поняли, что герои показаны со всех сторон, и прекратили писать сценарии – несмотря на то, что продюсеры предлагали снимать и дальше.
— А героев, которые в этом конвейере остались, вам не жалко?
— Есть, конечно, сожаление. Но мне, например, больше жаль, что «Улицы разбитых фонарей» до сих пор с моим именем ассоциируют. Хотя, с другой стороны, пусть лучше с чем-то ассоциируют. Так что я к этому отношусь философски.
— Правильно ли вас определяют как прототип главного героя «Ментов» Андрея Ларина?
— Нет-нет. Цикл повестей о капитане Ларине от первого лица был написан вообще отдельно. Просто эти истории взяли в «Фонари», поэтому так получилось, что Ларин появился. На самом деле это собирательный образ.
— И что, не было никакого внутреннего протеста у вас, когда в пятой части «Ментов» вашего же героя вообще убили?
— Да были и протесты, и судебные разбирательства. Но только ни к чему это не привело.
«Больше всего мне нравятся «Реальные пацаны»
— Можно ли сегодня написать книгу о полицейских героях через призму романтики?
— Я думаю, можно. Другое дело, что надо, наверное, находиться внутри этой системы и знать достоверно обо всем, что там происходит. Я вот, например, не берусь. Да, я напишу без ляпов и, может быть, с увлекательным сюжетом. Но вот психологического стержня современной полиции я боюсь не уловить, поэтому не решаюсь писать.
— Как вы отнеслись к реформе МВД в России?
— Спокойно. Я думаю, что переименование ничего в принципе не дало. Назови грушу ананасом – она от этого не изменится. Что касается внутренней перестройки – то результатов нужно будет долго ждать. Ведь нужно полностью менять менталитет, а для перековки сознания нужны годы.
— Видимо, времени должно пройти чересчур много, раз через два года после реформы случились пытки в отделе «Дальний» в Казани.
— Вот именно. Тому же коррупционеру опять-таки, сколько ни заплати, он все равно будет брать взятки. Так что только перемена сознания, а не большие зарплаты, будет настоящей реформой.
— Вы ощущаете ответственность и вину за то, что полицейских сериалов стало так много?
— (смеется) Что значит ответственность? Я просто написал книгу и никогда не думал, что по ней будут сниматься какие-то сериалы. И потом, не надо все равнять под одну гребенку. Есть, наверное, какие-то хорошие милицейские кинопроекты, а есть обычная «клюква» и эпатаж. О каждом проекте просто надо говорить отдельно.
~ — Из того, что сейчас есть на телевидении, что вам больше всего нравится?
— (смеется) Если откровенно, мне сейчас нравятся «Реальные пацаны».

Криминальные сериалы я почти не смотрю.
— «Переели»?
— Да, пожалуй. Да и потом, часто начинаешь смотреть сериал, и понимаешь, что ни автор сценария, ни режиссер не имеют никакого отношения к полиции, так что и смотреть дальше незачем.
«Мне тоже поднадоела милицейская тематика»
— В 2009-м году вышла комедия «Каникулы строгого режима», сценарий к которой написали тоже вы. Это же, как я понимаю, чистой воды смена и стилистики, и тематики.
— Это тоже экранизация. У меня есть цикл абсолютно не милицейских произведений. Еще до «Каникул» была повесть «Роман под псевдонимом», где главный герой – журналист. Возможно, в этом году она тоже будет экранизирована и появится на широких экранах. И это абсолютно не криминальная история, а комедия. Еще был фильм «Трудно быть мачо», который вообще является любовной драмой, хоть главный герой там и милиционер. И потом были «Каникулы». Я не скажу, что это смена моего амплуа – просто история хорошая получилась.
— Вы ожидали, что ее так раскрутят?
— Ну, я уже лет десять работаю с Дирекцией кино, а они снимают обычно фильмы мощные. Они и «Турецкий гамбит» делали, и «Адмирал», и «Высоцкого». Сейчас вот снимают «Курьер из рая» – тоже экранизация моей книги, кстати. Там тоже главный герой, между прочим, курьер.
— А я уж подумал, что главный герой – Безруков.
— (улыбается) Безруков пробовался, но у него не получилось. Там Гоша Куценко снимается.
— Неужели есть фильмы, в которые Безруков не проходит?
— Ну, вот так получилось. Что касается «Курьера из рая» и тех же «Каникул», то мне тоже поднадоела милицейская тематика, и захотелось чего-то нового.
— Мы с вами сидим в кафе, которое сейчас является съемочной площадкой очередной экранизации. Если не секрет, что это за фильм?
— Это экранизация книги «Кома». Тоже, кстати, милицейская история, которая датирована 2000-м годом. Единственное, что я сделал, – адаптировал ее на современный лад. Это драма, которая, на мой взгляд, актуальна и сейчас. Молодой парень приходит на работу в полицию по романтическим системам, но потом система в силу своего несовершенства его ломает, и он становится оборотнем. Но он не совсем антигерой – просто находится на пограничном состоянии. В конце, впрочем, герой делает выбор в сторону добра.
— Это будет полный метр?
— Четыре серии.
— А по актерскому составу что? Звезды есть?
— Да нет. Главную роль тут играет Сергей Шарифуллин, а все остальные актеры – питерские, и звезд первой величины тут нет.
«В описании криминала в газетах нужен нейтральный взгляд»
~ — Нужно ли вернуть смертную казнь?
— Ну… (задумывается). Пожизненное заключение – это, по-моему, равноценная замена. Есть огромное количество примеров, когда введение смертной казни на уровень преступности совершенно не влияло. Я не думаю, что смертная казнь остановит какого-нибудь маньяка.

Так что резона возвращать казнь я не вижу.
— А как же наказание за такие преступления, как совращение малолетних, например?
— Ну… пусть лучше сидит в тюрьме до конца жизни.
— Вам нравится, как современные журналисты пишут о криминале?
— Очень мало аналитики по этой теме. Давным-давно в том же «Коммерсанте» еще были какие-то криминальные расследования. А сейчас я этого что-то не замечаю вообще.
— Хорошо, спрошу по-другому. Нужны ли вообще материалы о криминале в газетах?
— В качестве хроники да, наверное. Но педалировать эту тему не надо. Особенно мне не нравится желтая черта некоторых газет совершенно бытовую историю расписывать до маньячных ужасов и таким образом в погоне за рейтингом превращать все в истерию. А в этой теме, по-моему, нужен взвешенный нейтральный взгляд на вещи.
больше фото и текстов на https://vk.com/public61533830

Вячеслав Половинко, 2013