Кирххорст, 30 января 1946 г.

 

Вернулся домой после второй поездки к Фридриху Георгу. Юберлинген произвел на меня странное впечатление. В этом городе нашли себе прибежище около ста интеллектуальных и по большей части праздных личностей, что в сочетании с древней каменной основой пористых молассов порождает всепроникающие излучения.

 

Вероятно, этому способствует и то, что во французской зоне сильно голодают. В числе промелькнувших картин в памяти остался наподобие моментального снимка вид бледных, чахлых людей, скопившихся у перекрестка, в середине которого, направляя движение транспорта, стоял чудовищно толстый французский полицейский. В его мундир влезло бы трое таких, как они. Случались там, к сожалению, и расстрелы без суда и следствия, в которых особенно часто участвовали эльзасцы. Из домов, к счастью, разрушен был только один.

 

Среди знакомых, которых я там навестил, был и Леопольд Циглер. Мы поговорили о Гуго Фишере, которого он хорошо охарактеризовал, затем о Бадере[135] и его значении для нашего времени. К сожалению, обширное наследие Бадера, как и многое другое, сгорело дотла в одном из бушевавших городских пожаров. Как утверждают, то же произошло и с литературным наследием Гамана, но оно, к счастью, было в полном объеме — вплоть до последней бумажонки — фотокопировано по инициативе Надлера. Таким образом, здесь мы видим пример того, за что Буркхардт в свое время приветствовал появление фотографии, видя в ней сохраняющую силу.

 

Кстати, на ближайшее время это останется последним таким путешествием. Слишком уж ненадежны пока дороги. Страна, точно в Средние века, разделена на отдельные территории, границы которых сложно, а зачастую опасно пересекать.

 

Мы ехали в требующем ремонта автомобиле, который раздобыл для нас Радемахер, и в таком обществе, какое может собраться в растревоженном муравейнике. Банкир Ферманн настойчиво разыскивается рядом оккупационных властей. Кажется, он особенно насолил англичанам, помешав им перед войной в заключении ряда военных контрактов по поставке оружия в экзотические страны. Интересуются им и французы. При помощи фальшивых паспортов и взяток он подготавливает свое бегство за границу; ближайшая его цель — Лиссабон. Время от времени он упоминает о своих сделках; они дают представление о том уровне, на котором все упрощается и делается почти играючи, по крайней мере для посвященного, который владеет волшебным ключиком, Крупные денежные потоки текут в определенном направлении, у них есть свои ответвления, плотины и шлюзы и свои техники. Есть люди, которые все время зарабатывают деньги, даже когда катаются верхом или завтракают.

 

Гамбургский коммерсант фон ден Штейнен, занимающийся экспортом, тоже ехал на юг по делам. Он искал новых партнеров. На пути туда к нам присоединился д-р Лилье. Я имел случай с восхищением наблюдать его гениальное владение древними и новыми языками. Как говорится: знание нескольких языков во столько же раз увеличивает твою человеческую ценность, что и подтвердилось сейчас к нашей вящей пользе. Английские, американские, французские постовые, подходя к нашей машине, чувствовали в нас чуть ли не земляков и лишь мельком просматривали наши сомнительные бумаги. Он спрашивал дорогу на диалекте той местности, по которой мы ехали, спрашивал на нижнесаксонском, тюрингском, швабском наречии, иногда, чтобы нас позабавить, говорил как коммивояжер из Лейпцига. Это Божий дар.

 

Радемахер,[136] знакомый мне по парижскому Абверу, собрал эту компанию. Он обладает другим даром: держит в голове обширный список адресов, который в необходимом случае оказывается очень полезен. Его память работает как коммутатор, в котором всегда находится нужное соединение. Останавливаемся в каком-нибудь захолустье — нужно найти пристанище, раздобыть удостоверение личности, продуктовые карточки или запасные части, и тут Радемахер, как по волшебству, извлекает из своей памяти имя человека, который может помочь.

 

Машина была одолженная, и чувствовалось, что годы войны не прошли для нее даром. Поездку до места назначения она еще кое-как выдержала. Но обратное путешествие началось с того, что у нас отвалилась выхлопная труба; затем отказали тормоза, по счастью, это случилось в таком месте, где на обочине не было канавы, так что мы благополучно выехали на луг.

 

На подъезде к Штуттгарту пришлось возле Леонберга преодолевать длинный подъем. Я сидел сзади и читал рукопись, которую мне дал с собой Фридрих Георг, как вдруг случилось что-то странное. Я почувствовал себя точно оглушенным, моя душа отделилась от тела и взмыла к небесам. Затем она спустилась оттуда и вернулась на прежнее место. Я услышал женские крики на дороге, ощутил удар и увидел, что сижу под открытым небом.

 

Что это было? Какой-то польский грузовик, ехавший навстречу, не послушался руля на обледенелом повороте и срезал наш закрытый верх. Его тяжелый кузов, не задев нас, промчался над нашими головами, но разрушил наш автомобиль. Мое пальто было усеяно стеклянными осколками.

 

Мы вылезли и увидели, как вытекает масло из разломанного маслопровода, зеленея на снегу. У самой обочины начинался крутой откос. Заметно было, что мы еще удачно отделались и можем только радоваться, что все так легко обошлось.

 

Самым удивительным в этом событии для меня было то, что, погруженный в чтение, я тем не менее в самый последний момент, очевидно, заметил опасность; я разглядел ее откуда-то из другого измерения. Нерушимая часть нашего существа удаляется при этом из нашего тела и затем приближается к нему извне, ощупывая его, как инструмент, и проверяя все ли в нем цело. В этот самый момент Перпетуя стояла в Кирххорсте у окна, она сказала Александру: «Сейчас отец попал в аварию». Земля невелика.

 

Поляки проехали, даже не оглянувшись. Мы бросили машину на произвол судьбы и пешком добрались до конечной остановки штутгартского трамвая. Я позвонил в Тюбинген Карло Шмиду, и он нашел нам в городе хорошее пристанище. На следующее утро Радемахер волшебным образом извлек из своей памяти адрес человека, который мог бы нам помочь. Адрес был хороший — самого начальника полиции, который одолжил нам другую машину. В такое время, когда почти невозможно добиться хотя бы стоячего места в поезде, а по дорогам разъезжают одни лишь иностранцы, это было невероятное достижение.

 

Новая машина оказалась лучше старой, так что мы совершили удачную мену. Банкир расстался с нами, и правильно сделал. Я продолжал поездку с фон Штейне-ном и Радемахером, который сидел за рулем. У самой границы русской зоны, под Герсфельдом, мы подъехли к одному из многочисленных шлагбаумов, которые по-средневековому разделили страну. Пришлось остановиться в туннеле под железной дорогой.

 

Маленький чернявый американец подошел к машине и потребовал наши паспорта. Из-за замены номер машины не соответствовал тому, что было написано в документах. Вот где мы почувствовали, как нам нехватает д-ра Лилье с его превосходным английским и духовным облачением.

 

Когда ты недостаточно владеешь каким-то языком, то начинаешь говорить с людьми громче, как с тугоухими; то же самое было и с Радемахером при попытке объяснить, как получилось, что мы сменили машину. Мне показалось, что это не самый удачный тон. Бывает иногда, что главное не в том, прав ты или не прав, а гораздо важнее выпутаться из создавшегося положения. Именно такой случай был и здесь. Туннельный переезд был подозрительным местом. У него были все признаки ловушки.

 

Диалог уже шел на повышенных тонах и достиг того момента, когда постовой прервал переговоры. Теперь он смотрел на нас с усмешкой, которая не предвещала ничего хорошего. Нам было велено выйти из машины и показать багаж. У меня было при себе белье, несколько саженцев, немного хлеба, у фон Штейнена вещей было не больше, чем у меня. У Радемахера обнаружилось несколько пачек сигарет — подарок полицейского начальника. Тут-то мы и попались. Постовой торжествующим тоном воскликнул: «Blackmarketers», т. е. «спекулянты». Другие сбежались на подмогу.

 

Я подивился их негодованию, тому глубокому возмущению, которое они выражали по отношению к нам. Но на пороховом складе достаточно одной искры, стоит только чиркнуть спичкой. Нам было приказано стать к стене. Атмосфера стала угрожающей — в духе встречи новичков в концентрационном лагере. Гигантского роста сержант с лицом щелкунчика из театра «Гранд Гиньоль» расхаживал перед нами взад и вперед. С каждой секундой его гнев распалялся все больше. Теперь уже не имело значения, какой проступок мы совершили. Кажется, он был в сильном подпитии, хотя дело было еще утром. Вдруг я увидел, что он достал пистолет и послал в магазин пулю, с сухим щелчком она встала на место. Этот звук, казалось, еще больше разжег его злость; на щеках у него заходили желваки, как у быка, перемалывающего жвачку.

 

Я стоял у стенки между Радемахером и фон Штейненом. Поразительно, как быстро события приняли роковой оборот, почти без перехода и повода, точно во сне. «Хотел бы я знать, как мы отсюда выберемся». Вот-вот что-то должно было произойти. Сердце зажило своей независимой жизнью, начало быстро и громко стучать. Это было неприятно, но не зависело от моей воли.

 

Вдруг на дороге показался направляющийся к нам пешеход в синем пальто. Он еще издали старался обратить на себя внимание: «I am the first person in this place».(Я первое лицо местного управления (англ.)) Это был местный ландрат.(Начальник окружной администрации в Германии) С его машиной случилась авария, но он сказал, что шофер сейчас с нею подъедет. Может быть, это и будет появлением Deus ex machina.(Букв.: бог из машины (лат.). Развязка вследствие непредвиденного обстоятельства.) Но не тут-то было: «Shut up! Молчать! А ну к стенке! Снять шляпу!» Пришлось ему встать рядом с нами, не в добрый час, видно, его сюда занесло, однако это все же означало некоторую паузу и немного отвлекло.

 

Спектакль продолжался; другие солдаты тоже вынули пистолеты и принялись ими махать. Было очевидно, что искушение привести их в действие очень велико; достаточно было неосторожно шевельнуть рукой. Возможно, и этого уже не требовалось; если прозвучит выстрел, это будет означать, что мы оказывали сопротивление, это не вызовет ни малейших сомнений. Бывают такие положения, когда самый факт существования является сопротивлением.

 

Я взглянул налево и направо. Немцы неподвижно стояли у стены; прохожие приближались и отворачивали голову, торопясь поскорей пройти мимо. Взглянув на фон Штейнена, я увидел, как тот побледнел, покачнулся и упал ничком. Сердечный приступ. Должно быть, и у него колотилось сердце.'Мы подняли его и усадили на камень. Это происшествие в чем-то пошло нам на пользу; оно как бы означало, что жертва принесена, и это дало разбушевавшимся людям чувство удовлетворения, утолив их ярость. Они убрали пистолеты. Чернявый коротышка даже сам стал отпаивать сердечника. Затем они взяли под стражу «спекулянта» Радемахера и увезли его на машине, оставив нас дожидаться в тоннеле. У нас было такое чувство, что нам, как и при столкновении, в очередной раз повезло и мы опять легко отделались.

 

Я отвел фон Штейнена в город, и нам удалось найти номер в маленькой гостинице, битком набитой солдатами, девицами и беженцами. Из комнат доносился шум и гам. В вестибюле я столкнулся с пьяненьким негром, который вцепился в мой лацкан, с доверительной настойчивостью бормоча: «Lokos?»(Искаженное Lokus — уборная (разг. нем.)) Я показал ему дверь искомого помещения; он ее открыл, и попытался втащить меня за собой. К счастью, мимо проходила немецкая девица, она знала его и разрешила это недоразумение, объяснив ему его заблуждение. Оказалось, что он поджидал спекулянта по имени Лукас, с которым у него была назначена встреча. Гостиница была подозрительным местом, словно нарочно созданным для пера Петрония, там бурлила та лихорадочная, паразитическая жизнь, какая обыкновенно заваривается за счет побежденной стороны при участии местной закваски. Слава богу, фон Штейнен понемногу оправился; мы ушли в свой номер и заперлись на ключ.

 

Наутро я разыскал контору ландрата. Здесь тоже царила суматоха; коридоры были забиты беженцами из русской зоны. Секретарша заявила, что ни в коем случае не пропустит нас к ландрату; у него и без того дел по горло. Я передал ей маленькую записочку: «Участник вчерашнего неприятного происшествия». Меня тотчас же пригласили войти, он встретил меня как товарища по несчастью и спросил, что мне нужно. Я узнал, что Радемахер вместе с машиной был сдан на руки немецкой полиции. Двух-трех телефонных звонков было достаточно, чтобы развязать этот узел. Мне разрешили забрать Радемахера из переполненной тюрьмы, где он провел тяжелую ночь, конфискованная машина также была нам возвращена. Можно было продолжить путешествие с новыми удостоверениями.

 

В окрестностях Касселя, на границе английской зоны, у нас опять было несколько неприятностей. Повод обычно бывает самый пустяковый, но часто он чреват опасностью самых неожиданных последствий, вплоть до длительного заключения. Поэтому я до поры ограничусь своим садом, а свои поездки — такими местами, куда можно добраться на велосипеде.