Глава 9. После возвращения с моря

Сокджин

Июня 22 год

После возвращения с моря мы снова зажили своими одинокими жизнями. Мы будто установили правило – не связываться друг с другом. Мы лишь смутно предполагали, как дела у остальных, исходя из уличных граффити, ярких огней заправки и звуков пианино, доносящихся из полуразрушенного здания.

Вернувшись после неудачной попытки найти Тэхёна, сбежавшего той ночью, я застал пустую квартиру. В ней не было ничего, только на полу валялось фото. На нём мы дружно улыбались, стоя на фоне моря. Это было всего несколько часов назад, но казалось, что прошла вечность. Неужели мы так долго и упорно трудились, и всё впустую? Неужели нам суждено вот так разойтись?

Я без остановки проехал заправочную станцию. Однажды мы встретимся снова. Однажды мы будем смеяться так же, как на этом фото. Однажды я наберусь наконец храбрости и посмотрю в лицо самому себе. Но сегодня было не время. Промозглый ветер дул прямо как в тот день. В этот момент что-то пришло на мой телефон, звук походил на предупреждение. Вибрация дошла до фотографии, висевшей на зеркале автомобиля. На экране появилось имя Хосока. «Сокджин, Чонгук попал в аварию той ночью».

Чонгук

Июня 22 год

Я услышал слабые голоса и открыл глаза, увидев перед собой смотрящих на меня Хосока и Чимина. Я заморгал, и их лица то появлялись, то вновь исчезали. «Ты ранен? Что-нибудь болит?» – спросил Чимин. «Всё в порядке. Я не ранен». Это была ложь. Авария была серьёзная, и я чуть не умер. Доктора каждый день предупреждали коллег, что стоит готовиться к наихудшему развитию событий. Я пришёл в сознание на десятый день и стал удивительно быстро восстанавливаться.

«Ты должен был позвонить нам. Кто мы для тебя?» – Хосок словно обезумел. «Хосок, дело не в этом, я..» – я начал говорить, но не смог закончить предложение. С тех пор, как я пришёл в себя в больнице, я всё время о них думал. Если бы я мог хорошо соображать, то сразу бы набрал им. Но в голове была пустота, а мне было больно. Успокоительное, которое мне давали, действовало настолько сильно, что реальность, сны, воспоминания и наваждения – все сплелись воедино в голове и не давали себя распутать.

Невыносимая боль наконец утихла. Но странные видения, вспыхивающие перед глазами во время жара или бессонницы, всё продолжали возвращаться. Я не был уверен, правда ли эти сцены происходили в моей жизни или же они были лишь путанными кошмарами, вызванными невыносимой болью. Я не мог доверять своей памяти. Но я всё ещё не мог наладить с ними контакт. Я не знал, что сказать или даже как начать разговор. Я просто улыбался им. Или же пытался улыбаться – моё лицо, должно быть, было перекошено и выглядело так, будто я вот-вот заплачу.

Хосок

Июня 22 год

Я вышел из комнаты, потому что почувствовал, как у меня наворачиваются слёзы. Видеть, как Чонгук говорит, что у него всё в порядке, было просто невыносимо. Я услышал о том, что с ним случилось, только днём. Бургерная была набита пешеходами, ищущими убежище от дождя. Некоторые из них были одноклассниками Чонгука. «Почему Чонгук больше не показывается?» – я задал этот вопрос просто так, без причины. После возвращения с моря я потерял связь со всеми, включая и Чонгука. Последовал неожиданный ответ: «Ох, его сбила машина, поэтому он не появлялся» – «Сбила? Он сильно пострадал?» – «Мы не знаем. Он не был в школе уже сколько, дней двадцать?»

Я тут же ему набрал, но он не ответил. Я хотел было позвонить ему ещё раз, но решил открыть наш групповой чат. За последние двадцать дней ни одного нового сообщения. Последнее было написано в тот день, когда мы были на море. Это произошло тогда? Той ночью, когда мы все расстались и вернулись домой? Той самой ночью?

Я написал, что Чонгук сильно пострадал и что чем бы вы ни занимались, это просто смешно не узнать за двадцать дней, что с ним произошло. Номер рядом с моим сообщением не сдвинулся, значит, никто не открыл наш чат, чтобы прочитать, что я написал. Наши дни, проведённые вместе, ничего не значили? Неужели мы были друзьями только в хорошую погоду? Я разозлился сам на себя, на то, что не связался с ним раньше и что позволил ему пойти домой одному. Чонгук не был ребёнком. Но он был самым младшим. Он до сих пор был просто учащимся.

Я несколько раз прошёлся туда-сюда по коридору и остановился перед его комнатой. Через приоткрытую дверь я увидел лицо Чонгука. С ним точно было не всё в порядке. Он был бледнее простыни. Внезапно ко мне в голову пришёл образ Чонгука, видимый сквозь дверь нашего опустевшего убежища. Тогда он учился на третьем году в младшей школе. На его наивном лице лежал отпечаток потери, словно он понял, что что-то подошло к концу. Не напоминало ли ему наше существование об этом чувстве потери? Четверо остальных ещё не зашли в беседу и не прочитали моё сообщение. Я отправил ещё одно: «Это разочаровывает».

«Ты? Танцуешь?» Когда я вошёл в комнату, Чимин и Чонгук говорили про танцевальную команду. Чимин сказал, что прошло всего две недели с тех пор, как он присоединился к команде, и смущённо отвернул голову. «И правильно, ты всегда был хорошим танцором. Мы должны прийти и посмотреть, как ты танцуешь».

В этот момент позвонил Тэхён. «Чем ты занимался? Почему раньше не прочитал моё сообщение?» – я пытался звучать злее, чем был на самом деле. Тэхён заикался, а по его хриплому голосу было понятно, что он плачет.

Тэхён

Июня 22 год

«Как Чонгук?»

Это всё, что я мог сказать. Закончив свою смену в круглосуточном магазине, я вышел на улицу и увидел, что тут и там – везде были лужи. Дождь прошёл несколько часов назад. Я заметил это ещё когда повернулся и посмотрел сквозь стеклянные двери на улицу, после того как клиент купил себе зонт. В луже виднелось моё отражение. Глаза застилали слёзы, горло сдавило.

Хосок сказал, что был с Чонгуком и тот выглядит лучше, чем он думал. Я упал. «Я в порядке» – Хосок, должно быть, передал ему трубку. Было понятно, что Чонгук притворяется, что с ним всё хорошо. «А ты как?» – «Беспокойся о себе» – мой ответ прозвучал резко, хотя я не хотел этого. Чонгук робко засмеялся. «Я приеду прямо сейчас».

Я не смог сдержать обещания. В мгновение ока я добрался до больницы, взлетел по ступенькам, чтобы не ждать лифта, и бросился по коридору. Я был уже готов запрыгнуть в комнату Чонгука, как вдруг застыл на месте. Через приоткрытую дверь я услышал голоса. Говорил Намджун, Сокджин тоже был там. Я невольно отступил назад.

«У меня всё так же» – сказал Намджун. Это и вправду было так: он просто продолжал жить своей жизнью. Я свалился на стоящую в коридоре скамейку. Мимо проходили пациенты в больничной одежде, некоторые из них были в слезах. Если бы меня спросили, то я, скорее всего, ответил бы то же самое. Что у меня всё так же. И это было правдой. Я только и делал, что бегал от дома к магазину. Отец всё так же пил и временами устраивал скандалы. Свет в квартире был таким же тусклым, а слив так же часто забивался.

Изменилась лишь одна вещь – кошмары прекратились. Кошмар, в котором умирает Юнги, падает Чонгук и Хосок сходит с ума от отчаяния. Если подумать, то он перестал мне являться после той ночи, когда мы подрались на пляже. И на его место пришёл другой сон: по лицу Сокджина текли слёзы, голубые лепестки в ночи опали на асфальт, их затоптали, они были окрашены чьей-то кровью.

Я направился к лифту. Тот поднимался со второго цокольного этажа. Я оглянулся на палату. Я пока не был готов встретиться с Сокджином и Намджуном.

Намджун

Июня 22 год

Я приехал в больничную палату к Чонгуку посреди ночи. С ним, похоже, всё было в порядке. Он много смеялся и болтал. И я тоже. Мы говорили о заправке, погоде и обо всём другом, так что нам не пришлось обсуждать то, что и правда было важно. Чонгук должен был спросить, но он не спрашивал. Не спрашивал, почему остальные подрались той ночью на пляже, почему мы ушли и почему не вернулись. Да и я ничем не отличался. Я тоже не рассказал ему, почему я, ничего не говоря, ушёл из нашей квартиры и не выяснил, какие проблемы были между Сокджином и Тэхёном. Мы просто замалчивали вопросы, которые должны были обязательно задать. На обратном пути Сокджин спросил меня, всё ли со мной хорошо. «Ты ведь знаешь, что ещё ни слова не сказал?» Я сказал, что не знаю и прошу прощения. Сказал, что я в порядке. Около заправки мы расстались.

Я оглядел ночную улицу перед тем, как войти на заправку. Было безлюдно. На перекрёстке красный сигнал «Не идите» сменился на зелёный «Идите». Я пересёк улицу и пошёл вдоль путей. Четвёртый вагончик с конца. Здесь мы посидели у костра, перед тем как отправиться к морю. С того дня я впервые пришёл сюда.

Когда я открыл дверь вагончика, в воздух поднялась пыль. Какое-то время я ещё стоял, не заходя, чтобы глаза привыкли к темноте. Судя по тому, что я услышал от Чонгука, другие не общались друг с другом. Никто не сообщал мне новости о Тэхёне, да ничего особо бы не изменилось. Этот вагончик был единственным местом, где он мог спрятаться от своего отца. Я знал это, но не заглядывал сюда. Было достаточно трудно метаться между библиотекой и заправкой, что было одновременно и правдой, и оправданием. Где-то глубоко-глубоко внутри я возможно избегал Тэхёна. Я не мог позволить себе бороться с ним – это было слишком морально выматывающе.

Когда мои глаза привыкли к темноте, я разглядел разные уголки вагончика. Все они были наполнены воспоминаниями о нас, вместе идущих по жизни. Я сказал Сокджину, что со мной всё нормально, но, по правде говоря, это было не так. С Чонгуком, попавшим в аварию, не могло быть всё нормально. Не могло быть нормальным и то, что каждый из нас замалчивал произошедшее той ночью. Если бы Тэхён и Сокджин не подрались тогда, если бы я остался с остальными, если бы кто-то был рядом с Чонгуком, тогда этого несчастья бы не случилось.

Но я сказал, что со мной всё в порядке. Я болтал с ним как обычно, словно во всём этом не было моей вины, похлопывал его по плечу, говорил скорее выздоравливать. Я сказал это так, словно это было благословение, или совет, или утешение. Я нисколечко не поменялся. Я всегда колебался, прежде чем задавать вопросы или принимать решения на распутье.

Юнги

Июня 22 год

Я очнулся от странного сна. Мне показалось, что кто-то постучал в дверь, но, проснувшись, я уже ничего не слышал. Должно быть, я услышал это во сне. «Сколько сейчас времени?» Я поднял телефон, но батарея села. Я подсоединил его к зарядке и встал с кровати. Голова болела, плечи ломило. Композиция, над которой я работал до рассвета, прокручивалась снова и снова. Я не спал несколько ночей, но так и не смог разгадать эти загадочные ноты.

Может, это было потому, что фрагмент проигрывался снова и снова, но во сне, в котором я бродил в тумане, следуя за еле слышимым свистящим звуком. Спустя долгое время я приходил в сад возле жилого комплекса, где среди густых кустов находил клавишу пианино. Полусожённая клавиша была покрыта землёй и гнилыми листьями. Я заходил в сад и тянулся к ней. Только я собирался поднять её, как дома, туман и свистящий звук – всё разом исчезало. В следующую минуту я уже стоял посреди мастерской. Издалека я видел, как я же сидел перед пианино с Чонгуком. Он что-то сказал мне, и я засмеялся. Когда же это было? Я не мог вспомнить точную дату, но эта сцена отпечаталась в моей памяти ясно как день. Было множество дней, когда я чётко видел эту картину. Вдруг снаружи темнеет, я брожу по ночной улице. Я возвращался с пляжа. Я засунул руки в карманы, когда говорил о работе с Хосоком, и почувствовал клавишу кончиками пальцев. Сон продолжился так же бессвязно. Моменты наложились один на другой, и фрагменты воспоминаний нагромождались в беспорядке.

Я услышал раздавшийся у входа звук удара, как только выключил музыку. Кто это мог быть? Я открыл дверь, но там никого не было. Я выпил кружку воды и лёг на диван. Последние несколько недель я словно лихорадочно кружился на карусели. Всё просто не могло быть гладко при написании музыки. Сперва было сложно сконцентрироваться, к тому же я не привык работать с партнёром.

Женщина была прямолинейна и говорила начистоту. Она врывалась и выбегала из мастерской, когда ей это вздумывалось. Она никогда не колебалась и не ходила вокруг да около, когда оценивала мою работу. Она забрала мою зажигалку, когда я попытался закурить и вместо этого бросила мне леденец. Доставала меня, заставляя спать и есть. А я не мог спорить с ней, потому что её выступления и композиции действительно впечатляли, а замечания были точными.

Она провоцировала меня, и я начинал проводить всё больше и больше времени в своей мастерской. Я потерял счёт дням и стал просто зависимым от своей работы. Приступив к ней, я мог не спать всю ночь напролёт, мог не отвечать на звонки и не проверять сообщения. Мои нервы были на пределе, и я не хотел ни с кем общаться. Я отключил уведомления от каждого приложения с чатами. Стал бы я таким же искусным и талантливым, как эта женщина, если бы не тратил попусту время и продолжал упражняться в музыке? Я задумался. Я не хотел отставать от неё.

«Очень хорошо, – вот что она сказала вчера вечером, прослушав незаконченную композицию. Это была додуманная версия прежней написанной мной пьесы, – действительно очень хорошо». Мне казалось, что я уже слышал эти слова раньше. Я пытался вызвать их в памяти, когда она достала гитару. Затем она начала гармонизировать и играть вариации на эту мелодию. Я сел за пианино и стал подыгрывать.

«Не забудь, что мы встречаемся в больнице завтра утром» – через два часа она собрала гитару и встала. Я посмотрел на неё непонимающим взглядом, от чего она закатила глаза. А затем я вспомнил: она давала бесплатные концерты в больницах и школах и на прошлой неделе сказала мне пойти с ней на следующее выступление. Я тогда правда не ответил, но она сама доработала свой план. Она сказала, что позвонит мне рано утром и что я должен убедиться, что возьму трубку.

Когда она ушла, я снова сел за пианино. Было неплохо, но мне всё казалось, что я упустил что-то важное. Я отчётливо помнил, что, работая над этой композицией в последний раз, я почти понял, в чём дело. Я сделал пару изменений, но так ничего и не щёлкнуло. Я встал с банкетки и почувствовал, как в груди всё сжимается. Возможно я придавал слишком большое значение этому «чему-то», потому что оно никак не приходило ко мне. Может, было бы лучше просто немного доработать эту мелодию и не ждать, когда появится это «что-то». Я посмотрел в окно. Вставало солнце.

Зарядившийся телефон завибрировал. Она ещё не звонила. Я лёг на диван. Через несколько минут зазвонил телефон, и на экране высветилось имя Чимина. Это тотчас напомнило мне сцену из сна, приснившегося мне прошлой ночью. Дом полыхал. Кто-то спросил меня: «Внутри кто-нибудь есть?» Я ответил: «Нет, там никого нет». Сцена сменилась, и я уже сидел у мамы в неосвещённой комнате. Мама говорила: «Если бы у меня не было тебя…Если бы ты не рождался…»

Я не знаю, как из мастерской я очутился в больнице. Когда я пришёл в себя, я понял, что как сумасшедший взбегаю по ступенькам. Коридор был необычно длинным и мрачным. Мимо скользили пациенты в рубашках. Сердце билось в груди. Их лица были бледнее смерти. Они ничего не выражали и казались мёртвыми. В голове я слышал своё дыхание.

Через приоткрытую дверь я увидел, как Чонгук, одетый в больничную форму, лежит на кровати. Он, должно быть, спал, но всё выглядело так, будто он был мёртв. «Он почти умер. Врачи сказали, что это чудо, что он выжил. Это случилось той ночью, той ночью, когда мы вернулись с пляжа». Голос Чимина до сих пор звучал в моих ушах.

Я повернул голову. Я больше не мог на него смотреть. Перед глазами, словно панорама, пронеслось множество картин: пламя, потрескивающее в бочке на строительной площадке, мамина вечно не освещённая комната, звуки пианино, идущие из огня, спина Чонгука, пока тот неумело играет на пианино в музыкальном магазине, Чонгук, лежащий без сознания на пустой улице и тот страх и ужас, через которые он, должно быть, прошёл тогда…

Она сказала: «Это всё из-за тебя». Сказала: «Если бы ты не рождался…» Мамин голос. Или это был мой? Или чей-либо другой? Меня всю жизнь мучили эти слова. Я хотел верить в то, что это всё неправда. Но Чонгук лежал здесь. Он лежал в больнице, по которой пациенты бродят будто живые мертвецы. Если бы я тогда плюнул на него и пошёл прочь из того магазина, если бы просто погиб тогда в пламени, ничего бы этого не случилось?

В тот момент в мой разум проникли мелодии, которые та женщина играла на гитаре. Звук гитары перекрыл треск пылающего огня, звуки пианино и бесчисленное множество других звуков. Я закрыл голову и уши руками, но звук гитары только нарастал. Я повернулся и бросился прочь по коридору. Я врезался в идущих мне навстречу людей, но у меня не было времени оборачиваться и просить прощения. Они бросали мне вслед проклятия, но я не оглядывался. Я должен был сбежать от этого голоса и галлюцинаций. Голова раскалывалась. Я растерял всю свою уверенность. Спотыкаясь и шатаясь, я всё же добежал до конца коридора и выбрался из больницы.

Чонгук

Июня 22 год

Шум за дверью пробудил меня ото сна. Мне снился странный сон, но всех его деталей я не помнил. Ночь автомобильной аварии проигрывалась как запись видеонаблюдения в чёрно-белом цвете. Я почувствовал, как сердцебиение замедлилось, а потом ускорилось с невероятной быстротой. Кто-то вкрадчиво зашептал и внезапно нахлынула боль. В следующую минуту я проснулся, корчась от боли.

Я весь был мокрый от пота. Солнечный свет проникал сквозь окно и падал мне на лицо. Я вышел в коридор и увидел там привычную картинку. Я впервые пошёл с костылями. И хоть к ним ещё надо было привыкнуть, на них было удобнее, чем на инвалидной коляске. Я вышел наружу через главный вход. Было ветрено. Из-за быстро остывшего пота по затылку побежал холодок. Сидя в палате, я думал, что на улице теплее.

Только я сел на скамейку и открыл свой скетчбук, как ко мне подошёл мой лечащий врач. Он сказал, что я чудом поправился и он не думал, что это возможно. Похлопав меня по плечу, добавил, что я теперь живое доказательство чуда.

«Теперь с тобой ничего не случится до конца жизни». Я повернул голову и увидел стоящую там девушку, которую вчера встретил в коридоре. Она сказала, что просто в восторге оказаться рядом с чудом и спросила, как я себя чувствую. Я ответил, что чувствую себя неплохо.

Я опустил взгляд обратно на альбом. Не успел я опомниться, как стал рисовать то, что увидел тогда во сне. Воспоминания расплывались словно сошли с экрана видеонаблюдения. Было сложно сосредоточиться на рисунке или же на памяти, потому что она всё время заваливала меня вопросами. Через некоторое время я поднял глаза. Играла знакомая мне мелодия. Где-то вдалеке кто-то давал концерт. Я совершенно точно знал эту песню. Юнги иногда играл её у себя в мастерской. Опираясь на костыли, я подошёл к сцене. На гитаре висела зажигалка с надписью «Y.K.»

Чимин

Июля 22 год

С тех пор как Хосок навестил Чонгука, он всегда был в плохом настроении. Если кто и был в силах связать нас семерых воедино в «мы», так это был он. Он как защитник заключал в свои объятия и оберегал «нас». Но внутри себя он не всегда был таким светлым и радостным, хоть и старался казаться таким для нас. Это было сродни чувству ответственности. Он инстинктивно считывал раны и боль находящихся рядом с ним людей и был не в состоянии всех их вынести. Вот почему он и прикидывался живее и жизнерадостнее, чем был по натуре.

Даже сегодня Хосок долго сидел в углу танцевальной студии и затем ушёл, не проронив ни слова. Я присоединился к «Just Dance» и стал учиться танцевать сразу после того, как вернулся с моря. Хосок дал мне эту возможность. Я чувствовал себя неловко, встречаясь с новыми людьми, после такого количества времени, проведённого в больнице. К тому же он нашёл партнёра по танцам – девушку, с которой подружился в детдоме.

Она была единственным человеком, способным рассмешить его, когда он был в таком настроении. Они смотрели в телефон, она что-то пробормотала, и он посмеялся. «Ага, засмеялся! Засмеялся!» – она подколола его. Он отвернулся, говоря ей перестать это делать, и снова засмеялся.

Студия мигом замолкла, как только я выключил музыку. Я просто лёг на полу. Я любил танцы, когда был маленьким. Я много танцевал и меня за это хвалили. Но больничная палата была не самым лучшим местом для танцев. Приходя в школу после каждого пребывания в больнице, я ходил втянув голову в плечи, чтобы избежать взглядов своих одноклассников. Спустя какое-то время моё тело потеряло гибкость. Сейчас я уже не мог выполнить всех движений, так легко дающихся Хосоку. Мне оставалось лишь одно – продолжать тренироваться, даже если все уже ушли.

Я снова включил на телефоне видео с записанными мной движениями, которые я учил. Движения Хосока всегда словно перетекали одно в другое, но на видео были чёткими. Я знал, что они были результатом долгих лет тренировок и что такому новичку как я потребуется много времени, чтобы достичь такого же уровня. Это было принятие желаемого за действительное, я мог только вздыхать.

Я пришёл в «дом родителей» в день, когда один вернулся с пляжа. Посмотрев в залитые светом окна, я невольно подумал: «Это место когда-нибудь было нашим домом?» Я позвонил в наружную дверь, её открыли не сразу. Я подождал лифт и поднялся на 17 этаж. Хотя дверь была открыта, никто меня не встретил.

Родители сидели на диване в гостиной и смотрели чёрно-белый мультик по телевизору. «Я не хочу возвращаться в больницу» – выпалил я после минутного колебания. «Не переживайте, я не буду делать необдуманных поступков. Но туда я больше не вернусь» – «Где ты был?» – спросила мама. «С моими друзьями» – «Друзьями? Иди в душ и ложись спать. Нам нужно время, чтобы подумать, что с тобой дальше делать» – вмешался папа.

Я поклонился и пошёл в свою комнату в конце коридора. Как только за мной закрылась дверь, я рухнул без сил. «Нам нужно время, чтобы подумать, что с тобой дальше делать». В голове звенел голос отца. Я пытался взять себя в руки, но это было нелегко. Я почти не спал ночью, а вместо этого принял два важных решения: я найду, чему себя посвятить, и докажу, что хорош в этом.

Я поднялся и встал напротив зеркала. Я неплохо имитировал повороты, но мои ноги всё время запутывались и я продолжал совершать ошибки. На следующий день я должен был тренироваться с моей новой партнёршей и хотел произвести хорошее впечатление. Хотел, чтобы меня принимали за равного, вместо слов «неплохо».

Чимин

Июля 22 год

Я пришёл в себя у раковины и до крови натирал руку, сдирая кожу. Руки дрожали, я слышал своё тяжёлое дыхание. По одной из рук стекала тонкая струйка крови. В отражении зеркала я увидел, что мои глаза налились кровью. В голове пронеслись отрывки только что случившегося.

Я потерял равновесие, танцуя с партнёршей. Ноги запутались. Я повалился на неё, упал и ободрал руку. Выступившая кровь напомнила мне о Дендрарии. Я стал задыхаться. Я не мог вспомнить, как встал, выбежал из студии и добрался сюда. Как сумасшедший я тёр и отмывал царапину, и всё больше и больше пугался крови, стекающей в канализацию. Я думал, что смогу преодолеть это. Я думал, что буду в порядке. Но я не был. Я должен был бежать. Я должен был смыть это с себя. Я должен был найти другой способ. Затем я вдруг понял, что моя партнёрша тоже упала.

Я стремглав бросился обратно в студию, но там никого не было. Её пальто и сумка Хосока валялись на полу. Я выбежал на улицу. Шёл сильный ливень. Вдалеке я увидел со всех ног бегущего Хосока с моей партнёршей на спине. Она, казалось, была без сознания, её руки безвольно раскачивались в разные стороны.

Я последовал за ним держа в руках зонт, но остановился. Я пытался вспомнить момент, как она падает, но не мог. Как только я увидел кровь, всё вокруг меня исчезло. Я никак не смогу помочь, даже если сейчас догоню его. Я причинил ей боль, толкнув на землю, но даже не остановился и не проверил, всё ли с ней хорошо, потому что стоял и трясся как желе от вида собственной крови.

Я развернулся. При каждом шаге на кроссовки попадали брызги дождя. Фары машин проносились мимо по лужам. Так же как сегодня лил дождь и в день пикника много лет назад. В тот день я убегал из Дендрария Цветов и Трав. Моё тело было покрыто грязью, похожей на кровь. Я ни на малость не вырос из того восьмилетнего ребёнка.

Хосок

Июля 22 год

Моя лодыжка плохо заживала. Пару дней назад случился небольшой инцидент. Теперь я могу сказать, что он был небольшим, но тогда он был серьёзным. Чимин и эта девушка врезались друг в друга во время тренировки одного движения и оба сильно упали. Я вскинул её на спину и побежал в больницу. Она была недалеко, но шёл сильный дождь. Девушка была без сознания.

Пока её осматривали, я ходил взад-вперёд по коридору. Стояла поздняя ночь, но коридор перед отделением скорой помощи был полон людей, пьющих кофе из автомата или смотрящих в свои телефоны. С волос стекали капли дождя и пота. Садясь на скамейку, я одной рукой встряхнул волосы и случайно уронил её сумку. На пол высыпались монеты, шариковые ручки и разлетелись носовые платки. А ещё вылетел билет на самолёт. Я знал, что она подавала заявку на прослушивание в международную танцевальную команду, а билет, видимо, значил, что она получила там место.

В этот момент меня подозвал врач. Я положил билет обратно в сумку и подошёл к нему. Врач сказал, что она ударилась головой и получила сотрясение и что мне не стоит сильно переживать. Снаружи всё ещё шёл дождь. Я стоял с ней у входа. «Хосок» – девушка позвала меня. Она, казалось, хотела мне что-то сказать. «Подожди здесь, я пойду куплю зонт». Я выбежал под ливень. На глаза попался круглосуточный магазинчик. Я не хотел слышать то, что она собиралась сказать. Я не был уверен, что смогу поздравить её.

Чимин с тревогой ждал меня в студии. Я сказал, что с девушкой всё в порядке, но он выглядел подавленным и стоял с низко опущенной головой.

На следующее утро лодыжка распухла. Той ночью я несильно споткнулся, пока нёс её на спине. Лил дождь, а я бежал. Но я даже не упал – просто немного поскользнулся. Я наклеил пластырь для снятия боли и постарался ходить осторожнее. Я подумал, что этого будет достаточно. Поначалу она не особо опухла, но становилось всё хуже и хуже. Я должен был весь день проводить на ногах в бургерной и я никак не мог пропускать репетиции.

Тэхён

Июля 22 год

Я бежал по уходящим вниз дорогам и пробегал по узким переулкам. В этом районе я жил почти двадцать лет и знал здесь каждый закуток. Каждый угол был наполнен историями и навевал воспоминания, но сейчас было не время предаваться им. Меня преследовала полиция. Я не мог позволить себе затеряться в воспоминаниях. Но пробегая один поворот за другим, перепрыгивая забор за забором, мне казалось, что время поворачивает вспять.

Впервые за долгое время я нарисовал баллончиками граффити на автобусной остановке. Я снова взял их в руки из-за одной девушки. Я столкнулся с ней несколько дней назад, когда она пыталась стащить еду из магазина, где я работал. Она не могла заставить себя посмотреть на свои пустые руки. Было видно, что она боялась этих пустых рук. Я не хотел признавать, что на своей шкуре знал, что она чувствовала. Тебе нужно смотреть прямо на собственные пустые руки, и никто не может это сделать за тебя. Но я не мог отвернуться от неё. Я узнал это выражение на её лице – выражение, возникающее тогда, когда тебе нигде в мире нет места, когда боишься, что во всём плохом, случившимся в твоей жизни, виноват ты сам, когда ты одинок и тебе некуда идти и негде остановиться.

После того дня мы время от времени виделись с ней. Мы ничем особо не занимались: торчали на улице или ходили вдоль железнодорожных путей. Как-то мы вместе нарисовали граффити. Сперва она неуклюже держала баллончик в руке, но старалась изо всех сил и следовала тому, что делал я. Наконец мы дошли до остановки. На этой остановке выходил Намджун, полиция тоже частенько показывалась здесь. Однажды меня поймали здесь за рисованием. Девушка пыталась считать, что написано у меня на лице, пока я стоял, держа баллончик в руке.

Мы не общались с Намджуном с тех пор, как я увидел его в больнице. Но ночью, несколько дней назад, я как-то прошёл мимо его вагончика. Я был на улице, чтобы держаться подальше от папы и его запоя. Я вслепую сбежал из дома, бесцельно бродил по округе и увидел, как в вагончике горит свет. Там кто-то был, и, скорее всего, это был Намджун. Я хотел войти, но не мог. Подойдя ближе, я услышал слабую мелодию и похрапывание. Я сел на землю перед вагончиком и посмотрел вверх на небо. Оно было чёрным словно смоль и без единой звёздочки.

Полиция быстро нагоняла меня. Я прятался в переулке, оканчивающимся тупиком. Выхода оттуда не было. Это должно было случиться. Даже если бы я прекратил предаваться воспоминаниям и стал раздумывать, как бы мне сбежать, меня бы всё равно поймали. Этого стоило ожидать. С пустыми кулаками проблему не решишь. Я вышел из переулка и поднял руки. Я сдавался.

Намджун

Июля 22 год

Я упаковал сумку и вышел из библиотеки. Я уже больше месяца работал на заправке на ночных сменах, а днём шёл в сюда. Приходя домой после ночи работы, я чувствовал себя разбитым. Но я не сидел сложа руки после прозвеневшего будильника. Не то чтобы я чего-то достиг за последний месяц. Я смотрел в окно или как в тумане просматривал страницы журналов. Мне, конечно, не терпелось осуществить всё задуманное, но я понимал, что мне стоит двигаться в своём темпе. это оказалось не так легко, как я думал. Что все эти люди делали в библиотеке? Смогу ли я когда-нибудь нагнать их? Но я не знал, с чего начать и как подступиться.

Я прильнул к окну автобуса. От библиотеки до заправки. Каждый день. За окном мелькал уже наскучивший пейзаж. Смогу ли я когда-нибудь вырваться из этой рутины? Даже мысли о лучшем завтра казались мне невыполнимыми.

В поле зрения попала женщина, сидевшая передо мной в автобусе. Её плечи вздымались, словно она вздыхала. Это она раздавала листовки в пешеходном переходе, а ещё я знал её по библиотеке. Весь последний месяц мы занимались в одном зале и уезжали домой на одном автобусе. Я никогда не начинал с ней разговора, но мы наблюдали один и тот же пейзаж, проходили через одни и те же испытания и одинаково вздыхали.

Я видел, как она дремала в углу читательского зала и как у неё шла кровь из носа около автомата с кофе. Я не искал её специально, но она привлекала мой взгляд время от времени. В моём кармане до сих пор лежала резинка, который я купил у уличного торговца, после того как увидел, что её волосы завязаны обычной канцелярской резинкой.

Автобус подъезжал к месту, где она обычно выходила. Кто-то нажал на кнопку остановки и несколько пассажиров встали с мест. Но она не встала. Она, должно быть, заснула. Мне разбудить её? На мгновение я засомневался. Мы наконец доехали до остановки, но она всё не двигалась. Пассажиры вышли, двери захлопнулись, и автобус поехал дальше.

Автобус доехал уже до моей остановки, но женщина ещё не проснулась. Выходя из чёрных дверей, я снова замешкался. Никто не обратит на неё внимание. Она уже пропустила свою остановку и не проснётся, пока не проедет ещё несколько. Всё это добавит ещё каплю усталости в её жизнь.

Автобус отправился тут же, как я вышел. Я не оглянулся. Я положил резинку ей на сумку – и всё. Я был здесь пару дней назад и видел какое-то граффити, нарисованное на стене перед остановкой. Я на автомате посмотрел по сторонам, но Тэхёна нигде не было. Я полагал, что он в спешке оставил это место, потому что баллончики были разбросаны по земле. Какое-то время я ещё смотрел на это граффити, нарисованное во всю стену.

Сокджин

Июля 22 год

Я сел на лавочку в крытом баре рядом с Намджуном. Было за полночь, но бар был полон гостей, приходящих завершить свой день горькими напитками. Он позвонил мне после полудня. Намджун попросил встретиться с ним после смены на заправке, но до сих пор не сказал ни слова. Он просто осушал стакан за стаканом. Когда я спросил, не случилось ли чего, он лишь улыбнулся и помотал головой. «Просто-напросто моя жизнь ни капли не изменилась с самого рождения и не становится ни лучше, ни хуже».

Намджун сказал, что его силы иссякли. Сказал, что притворялся другом, когда сам был не в силах ничего для нас сделать и поэтому не мог встретиться с Тэхёном и больше не навещал Чонгука. Что даже в этот самый момент он просто придумывал себе оправдания и что был никем.

После нескольких напитков мне вспомнились наши школьные годы, проведённые в старшей школе. Тот случай, правду о котором рассказал тогда Тэхён на пляже. Почему он тогда защищал меня? «Почему ты тогда это сделал?» Вместо того, чтобы ответить, он задал мне встречный вопрос. Почему я сделал то, что сделал? Мамина смерть, детство у бабушки по маме, проведённое в Лос-Анджелесе, папин холодный приём, когда я вернулся в Корею. Я никогда не чувствовал семейного тепла. Может, из-за спиртного, а может, из-за ночного воздуха, но я поведал тогда ему те тайны, которые раньше никому не рассказывал.

«Теперь я знаю о тебе всё, но разве остальные не ждут, что им ты тоже расскажешь свою историю? Не ждут, что дашь им подсказку о том, что произошло тогда?» – сказал Намджун после того как выслушал мою исповедь. Я попрощался с ним и направился домой. Я ещё немного побродил по улице, слегка шатаясь. Ночной ветерок освежал, луна на небе сияла. Я остановился напротив граффити, нарисованным на автобусной остановке. Если я во всём признаюсь, поверит ли мне Намджун? Если бы мне кто-нибудь признался в том, в чём собирался признаться я – смог ли я поверить этому человеку?

Несколько дней назад я проезжал мимо круглосуточного магазинчика, в котором работал Тэхён. Через окно машины я увидел, как он улыбается. Он общался с покупателем и громко смеялся с той самой улыбкой, придающей его рту квадратную форму. О чём он мог говорить и при этом так смеяться с клиентом? Что ж, Тэхён всегда был таким. Он трясся от смеха над шутками, которых никто не находил смешными, и заливался слезами из-за вещей, которых никто не считал печальными. Как мне помириться с Тэхёном? Будущее открывалось безрадостное.

Хосок

Июля 22 год

Я листал страницы скетчбука. Мы вместе улыбались в нашем классе-кладовке, в туннеле и на фоне моря. Чонгук в одиночестве лежал на асфальте. По дороге текла кровь. Высоко в ночном небе висела луна.

«Ты ушибся?» Я оглянулся и увидел Чонгука, входящего в свою палату. Вначале я танцевал, обернув лодыжку тугой повязкой, теперь же на ней красовалась гипсовая. «Кажется, я в лучшей форме, чем ты». Я со всей нарочитой драматичностью ответил на его слова и сказал, что его здоровье вне конкуренции. Чонгук сказал, что на следующей неделе ему устроят тщательный осмотр, после которого, если не будет проблем, его отпустят домой.

Я решил, что мы должны устроить ему вечеринку. Мы уже устраивали одну в вагончике Намджуна в день, когда Чимин сбежал из больницы, с гамбургерами, колой и тортом, который принёс Сокджин. Мы боролись за право надеть единственный праздничный колпак, пока не порвали его. Этот дорогущий торт мы размазали друг другу по лицу. Намджун тогда всё жаловался, что ему придётся убирать весь этот беспорядок самому. Но это было весело. Мы впервые встретились все всемером после окончания старшей школы. Мы смеялись над каждым словом и каждым движением. Каждая минута, проведённая вместе, приносила радость и захватывающие эмоции, хотя мы много не болтали и ничего особо не делали. Хотел бы я устроить такой день. День, в который мы встретимся и снова будем вместе смеяться.

«Эй, той ночью…» – заговорил Чонгук, когда мы вышли из лифта и направились к центральному входу больницы. Его взгляд был устремлён куд