В режиме восприятия вы можете взглянуть на ситуацию со стороны, увидеть общую картину и, не торопясь, понять, что происходит вокруг вас.

 

Рик уже на месте, когда Ханна подъезжает к дому. Он действительно хочет посмотреть пьесу, о которой говорят все на работе. Но обзоры, которые прочитала Ханна, все были единодушно негативными («Пошло жертвовать на благотворительность», — один из отзывов, который ей запомнился). Однако Рик на время выходных часто переходит в режим стимулирования после недели работы юристом в режиме деятельности, и обычно становится инициатором развлечений. Ханна, которая сама не блещет идеями по поводу развлечений в свободное от работы время, рада поразмышлять над задумками Рика, какими бы дикими ни казались иногда некоторые из них (это обычно развлекает ее). Когда Рик настаивает на посещении театра, Ханна задается вопросом: а что, если спектакль будет плохой? Ну, возможно — и если это действительно так, ну, в общем, ее это позабавит. Вообще-то два часа с человеком, которого она любит, даже на плохом спектакле… это все равно два часа с человеком, которого она любит. Поэтому она безропотно идет в театр. Пьеса оказывается действительно ужасной, и с этим соглашается даже Рик (несколько смутившись). Возвращаясь домой, они смеются над этим.

Рик легко засыпает, но Ханна лежит в постели с открытыми глазами. Ее жизнь в основном удовлетворяет ее, но диагноз матери Салли пробудил в ней какое-то смутное чувство отсутствия реализованности, которое появилось ближе к печальному концу жизни ее отца. Ханне скоро будет 60 — она достигнет пенсионного возраста; ее дети — совершеннолетние молодые люди, живущие собственной жизнью.

Она прочла и не раз перечитала «Ешь, молись, люби», и хотя у нее беспроблемный брак, она легко примеряет к себе желание главной героини позволить себе новые увлечения. Застряла ли она в тупике? Влияет ли на нее возрастной кризис? У нее нет планов внезапно что-то менять. Но когда она начинает засыпать, она решает вернуться к этому вопросу в другое время — почитать, поговорить с мужем, с Салли и еще одной своей близкой подругой, Мэгги, — социальным работником.

 

У мышления в режиме восприятия есть явные преимущества: вы можете взглянуть на ситуацию со стороны и увидеть общую картину, не торопясь понять, что происходит вокруг вас. Если вы будете с успехом следовать этому режиму, окружающие вскоре начнут обращаться к вам за мудрым советом. Однако, если вы столкнетесь с проблемой (скажем, потому, что вам не хватает соответствующего опыта, который применим к наличествующим обстоятельствам), вам, возможно, просто нечего будет сказать.

Пребывание в режиме восприятия может быть увлекательным и приятным. Вы сосредоточиваетесь на понимании, но вас не заставляют делать что-то с вашими прозрениями; вы часто стремитесь к знанию ради знания и цените мир вокруг вас. Вы умеете жить в текущем моменте, что совсем неплохо.

Однако есть один потенциальный недостаток этого режима — вы немного пассивны. Вы можете провести так много времени в размышлении, что совершенно потеряетесь в своих мыслях. Это необязательно является результатом того, что вы в большей степени полагаетесь на систему нижнего мозга, нежели верхнего, но такая вероятность есть. Вы можете использовать систему верхнего мозга и двигаться вперед, хотя и не стремитесь иметь тщательно продуманные планы.

В следующей главе мы рассматриваем когнитивный режим, который способствует совсем другому поведению, и у него тоже есть свои плюсы и минусы.

 

 

Глава 11. РЕЖИМ СТИМУЛИРОВАНИЯ

 

Человек, который думает и ведет себя в соответствии с режимом стимулирования, умеет хорошо планировать и следовать собственным планам, используя систему верхнего мозга, но поскольку он мало полагается на систему нижних отделов, он не всегда адекватно оценивает последствия своих действий.

 

Общественный деятель

 

История дает нам пример известного человека, чью жизнь и поступки мы можем использовать для иллюстрации режима стимулирования. Это Эбби Хоффман, антивоенный активист, умерший в 1989 году. Гениальный в своей эпатажности Хоффман может показаться легкомысленным случайному наблюдателю. И в автобиографии Хоффман подробно описывает свои постоянные поиски новых приключений, совершаемые им без оглядки на последствия и начавшиеся с самого детства.

«Я был фанатом боулинга, — писал Хоффман. — Я мог запросто сыграть 25 партий в день. В 11 лет я стал чемпионом Дункана по йо-йо. Я мог делать полтора прыжка кувырком с трамплина и носился как кролик на баскетбольной площадке. Играл в американский футбол. Был капитаном теннисной команды в колледже». После окончания Брандейского университета, Хоффман был принят в аспирантуру Калифорнийского университета в Беркли по специальности «психология».

«Моя диссертация была посвящена магии, — вспоминал он. — Когда на практикумах [по психологии] все другие студенты покорно делали записи гальванических реакций кожи и воздействовали на крыс ударами тока, я изучал экстрасенсорное восприятие (ЭСВ), моделируя условия стресса. Все копировали эксперименты Б.Ф. Скиннера, а я был на полпути к Ури Геллеру».

После отъезда из Беркли, уже став известным по всей стране, Хоффман по-прежнему казался чем-то вроде случайного наблюдателя собственных действий, человеком, ведущим себя абсолютно спонтанно. Но за этой общественной репутацией стояла личность, разрабатывающая подробные планы на пути к достижению цели. Иначе говоря, Хоффман демонстрировал все признаки того, что способен эффективно использовать свою систему верхнего мозга. Однако, согласно всем отчетам, он часто не обращал внимания на последствия своих действий, не корректировал свои планы должным образом и, следовательно, недостаточно опирался на свою систему нижнего мозга.

Посмотрите на его поведение во время протестного движения 1967 года, когда Америку раздирало на части растущее недоверие к войне во Вьетнаме. Соучредитель Международной партии молодежи («йиппи», от аббревиатуры YIP — Youth International Party), Хоффман организовывал сидячие забастовки и демонстрации и к октябрю 1967-го планировал два дня действий у Мемориала Линкольна и рядом с Пентагоном. Приготовления включали получение разрешения, которое устанавливало лимит в 32 часа для демонстраций. К моменту их истечения организаторы достигли своей главной цели: национального освещения их взглядов. Многие прекратили демонстрацию и начали разъезжаться, но Хоффман с друзьями остались на второе утро — и были арестованы. Это было бессмысленно, учитывая, что протестующие уже добились успеха, и контрпродуктивно для Хоффмана, который мог бы потратить свое время на планирование следующих акций, а не на освобождение себя из системы уголовного правосудия. Всерьез и подолгу участвуя в протестах, Хоффман неоднократно переживал драматические последствия этого, то есть вел себя как человек, который недостаточно использует систему нижнего мозга в процессе принятия решений.

Человек, полноценно использующий систему нижнего мозга, наверно, был бы в состоянии классифицировать и интерпретировать актуальную ситуацию и извлечь выгоду из своего предыдущего опыта. Ключевая часть обработки, проводимой нижним мозгом, — это получение доступа к соответствующим опыту содержаниям памяти. Сам акт классификации событий позволяет вам получать доступ к таким воспоминаниям. Именно поэтому вы понимаете, что в подгнившем яблоке может оказаться червяк (хотя вы и не видите его) и что в пасмурный день лучше взять с собой зонтик. Вы сталкивались с подобными ситуациями раньше и сохранили этот опыт в памяти; когда вы сталкиваетесь с чем-то подобным снова, система нижнего мозга получает доступ к ресурсам памяти и применяет их к текущей ситуации. Хоффман представляет собой хороший пример человека, который не умеет извлекать выгоду из такой активности нижнего мозга.

1968 год был годом президентских выборов, и Хоффман выступал одним из ключевых звеньев в планировании крупных демонстраций (и здесь ему было не обойтись без активного вовлечения системы верхнего мозга). Несколько демонстраций прошло в Нью-Йорке той весной, но самая большая состоялась в Чикаго в августе того же года, когда демократы должны были собраться на свой съезд. За несколько недель до съезда Хоффман занимался курированием изготовления десятков тысяч листовок, плакатов и значков, призывающих протестующих против войны во Вьетнаме присоединиться к нему в Чикаго. Он помогал координировать освещение этих событий в новостях, разговаривал со спикерами и музыкантами, председательствовал на еженедельных собраниях. «День и ночь мы занимались организацией», — писал он позже. И это явно у него хорошо получалось.

Работа Хоффмана окупилась: тысячи людей собрались 28 августа, когда демократы выдвинули Хьюберта Хамфри своим кандидатом в президенты. В присутствии журналистов со всего мира Хоффман получил самую большую из возможных аудиторию — и шанс сделать яркое заявление. Но думал ли он о потенциальных последствиях написания матерного слова помадой на лбу, когда одевался тем утром? Вероятно, нет. Однако последствия не заставили себя ждать: полиция арестовала и задержала его на 13 часов. Хоффман пропустил демонстрацию, которая станет одним из самых знаменательных протестов 1960-х, — и предстал перед судом как один из «чикагской семерки». Это был долгий судебный процесс, который фактически устранил его от управления протестным движением.

Большую часть оставшейся жизни Хоффман провел все так же. Он строил новые планы, которые никак не использовали уроки прошлого. Однако вот комментарии Хоффмана, сделанные им позже. После определенного периода «в бегах», когда он активно работал в сфере экологии, он написал: «Удивительно, но, когда я был беглецом, я увидел то, как живут обычные люди, и это заставило меня понять, насколько не прав я был в прошлом. К тому же я повзрослел. Вы знаете, каково это — когда вы молоды и необузданны. Я хотел бы вернуться в школу и научиться тому, как быть полезным обществу… Возраст накладывает свой отпечаток, и он учит мудрости».

В свои последние годы Хоффман явно проявляет признаки умения мыслить в режиме восприятия. По крайней мере иногда.

 

Все сама

 

Едва ли удастся найти лучший пример мышления в режиме стимулирования, чем Сара Пэйлин — когда-то кандидат в вице-президенты, бывший губернатор Аляски и человек, до сих пор продолжающий влиять на американскую культуру.

Независимо от того, что мы думаем о ней как о политике, немногие будут сомневаться в том, что Пэйлин идет по жизни, ставя цели и последовательно достигая их. Правда, она, как и Хоффман, не слишком внимательна к последствиям собственных действий и не склонна корректировать планы сообразно им. Это контрастирует со стилем таких политиков, как президент Обама, который, похоже, обычно функционирует в режиме деятельности (и иногда, к огорчению его сторонников, в режиме восприятия, демонстрируя некоторую пассивность).

Возьмем избирательную кампанию 2008 года, когда Пэйлин выдвигалась от республиканцев вместе с сенатором Джоном Маккейном. Представленная как смотрящий в народ консерватор, ратующий за сокращение расходов бюджета, она сразу же привлекла внимание.

Избиратели, уставшие от политиков, которые тратят впустую доллары налогоплательщиков, приветствовали губернатора, сократившего затраты на государственное строительство в штате Аляска, продавшего губернаторский самолет и отказавшегося от возмещения своих гостиничных расходов. В то же время, в ходе избирательной кампании, Сара Пэйлин и ее семья приняли от Neiman Marcus, Saks, Fifth Avenue и Bloomingdale's дизайнерскую одежду и аксессуары на сумму $150 000. Кроме того, она позволила себе дорогую консультацию по макияжу. Такая потребительская активность абсолютно контрастировала с ее образом мамочки, отоваривающейся в дешевых магазинах сети KMart. Национальный комитет Республиканской партии брал на себя расходы по ее счетам.

Как она не обратила внимания на подобную непоследовательность? Почему она не учла печальный опыт других политиков, которые щедро тратились на свою внешность? Например, демократа Джона Эдвардса, чьи получившие широкую огласку стрижки за $400 похоронили его президентские амбиции всего годом раньше? Столкнувшись с неприятными политическими последствиями такой расточительности, Пэйлин могла бы скорректировать свою кампанию и оставила бы это противоречие позади. Она могла бы признать, что сделала ошибку, могла бы прекратить носить дизайнерскую одежду и пошла бы дальше. Но потребовалась почти неделя беспощадной критики, прежде чем она наконец упомянула «всю эту шумиху по поводу одежды» и заявила: «Я вернулась к одежде из моего любимого комиссионного магазина в Анкоридже, Аляска», — за десять дней до выборов, но было поздно, и ущерб ее имиджу уже был нанесен. И хотя это было, конечно, не единственным фактором, но тот «модный скандал» повлиял на ее положение в опросах. Она потеряла десять пунктов в шкале способностей к руководству, согласно опросу общественного мнения, проведенному CNN[62].

Вот еще один парадокс Пэйлин. В марте 2010-го она выложила на своей странице на Facebook изображение оружейного прицела, направленного на демократов — участников конгресса (якобы за их поддержку реформы здравоохранения, предпринятую президентом Обамой). И это несмотря на то, что несколько «целей» на картинке, включая члена палаты представителей Габриэль Гиффордс из Аризоны, уже получали угрозы или были жертвами хулиганских нападений.

Человек, функционирующий в режиме деятельности или восприятия, вероятно, предвидел бы, что эта провокационная картинка может бумерангом вернуться к нему, но пэйлинский прицел оставался на ее странице и 8 января 2011 года, когда та самая Гиффордс, публично обсуждавшая это изображение, стала жертвой выпущенной в нее пули. Тут человек, для когнитивной сферы которого характерен режим деятельности или восприятия, вероятно, признал бы свою ошибку и принес извинения, но Пэйлин этого не сделала. Вместо этого пять дней спустя, когда Гиффордс лежала в медикаментозной коме и ее жизнь была под вопросом, Пэйлин разместила у себя на странице видео, в котором обрушивалась на СМИ за их освещение этого инцидента.

«Спустя несколько часов после этой трагедии журналисты и эксперты тем более не должны вытаскивать на свет этот кровавый навет, служащий лишь разжиганию той самой ненависти и насилия, которые они якобы осуждают», — заявила Пэйлин[63]. И опять ей, по всей видимости, не удалось учесть последствия своих действий. Многие не оценили выражения «кровавый навет»[64] — формулировка, которая исторически использовалась для обвинения евреев (Гиффордс была еврейкой). Вместо того чтобы свести на нет скандал с картинкой, Пэйлин только усугубила его.

Независимо от намерений Пэйлин — хочет ли она скандальной славы или действует в соответствии со своими убеждениями, — она часто ведет себя как человек, функционирующий в режиме стимулирования.

«Я первая, кто скажет, встряхнись или сиди дома», — написала Пэйлин в своей автобиографии «Пуститься во все тяжкие». — Только вы выбираете, как реагировать на обстоятельства».

Действительно, у людей есть такой выбор. И на этот выбор может влиять предыдущий опыт, но, похоже, Пэйлин часто не учитывает его.

Она заканчивает свою автобиографию политическим советом, который акцентирует внимание на составлении и воплощении планов и обходит вниманием вопрос их изменения, если что-то идет не так. «Идти вперед — значит встать и бороться, — написала Пэйлин. — Осаждайте Капитолийский холм. Пишите письма редактору. Баллотируйтесь — вы никогда не знаете, куда это может привести».

Может, это и верно, но в режиме стимулирования человек мало размышляет над пересмотром своих планов, когда что-то идет не так. И иногда это создает препятствия на пути движения вперед.

 

Энди, парень с радио

 

В качестве иллюстрации функционирования в режиме стимулирования можно привести многих других известных людей: певицу и композитора Кортни Лав, которая много раз приводила свои группы к успеху, но постоянно теряла над ситуацией контроль; Тайгера Вудса, который явно функционирует в режиме деятельности на поле для гольфа, но не всегда в своей личной жизни; ведущего ток-шоу Гленна Бека, который не смог справиться со своей одержимостью теорией заговора, несмотря на негативные последствия (в том числе снижение его рейтингов, что побудило Fox News уволить его).

А вот Стивен Колберт, с другой стороны, использовал видимость пребывания в режиме стимулирования в свою пользу, и многие творческие личности, похоже, тоже извлекают из этого выгоду.

Сделаем шаг из мира знаменитостей и познакомимся с Энди, персонажем, которого мы создали. Это мужчина лет сорока, который обычно думает и действует в режиме стимулирования. Он поможет нам ярче показать особенности этого когнитивного режима, его недостатки и достоинства.

Энди было всего три года, когда его родители развелись. Его мать воспитывала единственного ребенка, работая официанткой и выступая вокалисткой неполный рабочий день вместе с одним музыкальным ансамблем. Энди был хорошим учеником, но школа навевала на него тоску. Ему было 12, когда он взял в руки гитару, в 14 лет он сформировал свою первую гаражную группу, а в 17 лет закончил среднюю школу. Его мать настояла, чтобы он поступил в местный университет. Он так и сделал — и возненавидел его. Там у него не осталось возможности для занятия музыкой, но он стал работать на университетской радиостанции и увлекся радиовещанием. Когда менеджер небольшой коммерческой радиостанции предложил ему работу, он бросил колледж. С тех пор он работал на рок-радиостанциях.

В этот понедельник Энди встает по будильнику в 6.00, как всегда. Он прокручивает в голове свои планы на день, параллельно готовя кофе, и, уходя, оставляет записку с пожеланием доброго утра для все еще спящей Пэм, его подруги, которая недавно переехала к нему.

Сейчас ему нужно добраться до супермаркета Target, где он закупит все необходимое для вечеринки-сюрприза в честь дня рождения девушки-диджея, которая ведет передачу с полудня до трех на радиостанции классического рока, где Энди вот уже шесть лет работает менеджером программ. Энди заполняет свою тележку воздушными шарами, свистками, шляпами, бумажными тарелками, пластмассовой посудой и всем, что может потребоваться. Последняя его остановка — у холодильников, а цель — торты из мороженого, обожаемые той девушкой-диджеем (она постоянно говорит о своей слабости к ним). Но в Target их не оказывается, и это выходит за рамки его планов. Энди придется идти с обычным тортом, что его совсем не радует.