Человек, использовав корабль, путешествующий через тишину, перевозит нескольких из нас, и на мгновение мы так близки к дому, что можем чувствовать остальных.

Мир открыт нам ровно настолько, чтобы мы смогли дотянуться и обнаружить, что в этом месте, в отличие от места, где появилось первое маленькое пятнышко, есть много других, подобных человеку с голубыми глазами. Это идеальное место, чтобы учиться. Взять в толк. Чтобы решить, стоит ли изучать их или следует обречь их на темноту.

В трущобах мы обнаруживаем маленькую девочку, и с ней мы открываем для себя сны. Она мечтает о красивых вещах, и будучи ребенком, она не боится нас. Она называет нас своими друзьями. Мы показываем ей океан, который она жаждет увидеть. Она позволяет нам проникать в ее сны, как мы позволяем кораблям передвигаться через неподвижность быстрее света.

В этом мире вокруг нее одна тьма и боль, но в ее снах - красота. За ней стоит понаблюдать. Стоит поучиться. Но однажды она внезапно покинула нас, и мы остались одни.

 

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

ГИДЕОН

 

КАК ЖЕ НЕВЕРОЯТНО ТЕСНО в вентиляционных коробах. Я даже не могу ползти на коленях. Я вынужден пробираться на локтях, что замедляет меня и означает, что я должен рассчитывать каждое движение, прежде чем его сделать. И эта кромешная тьма... я бы облажался, если бы я не подумал на выходе прихватить очки ночного видения. Опущенные вниз очки придают всему жуткий зеленый оттенок, который перекрывает мой страх с сиюминутной искрой ожидания. Сенсорная память - мощная штука, и обычно, когда мир выглядит таким зеленым, я погружен в какое-то преступление. Это там, где я показываю зубы и пополняю свой банковский счет. Так я создал Валета, работая без устали, изучая, что мне нужно, чтобы выискать секреты Лару.

Самые ценные серверы полностью изолированы от внешнего мира, у них нет подключения к гиперсети, мне некуда направить моих электронных шпионов. Единственный способ получить к ним доступ - взломать физически и прикрепить свое оборудование. Но на такой взлом у меня обычно в запасе гораздо больше времени, гораздо больше оборудования и, самое главное, полностью сформированный план.

Лучше бы это сработало, Ямочки. У меня есть только одна идея.

Теперь я достаточно близко и больше не могу шептать команды в гарнитуру, иначе рискую быть услышанным. Я ютюсь в воздуховоде, проходящем над голокомнатой, и тихо вожу пальцем по планшету. Рюкзак натянут спереди, оборудование прижато к груди, чтобы было больше места для ползания по этим слишком маленьким туннелям.

Хотя они могут услышать меня, если я что-нибудь скажу, я позволяю их голосам исчезнуть, выравниваю дыхание и полностью фокусируюсь на экране передо собой, запуская окна, которые мне понадобятся. Затем раздавшееся проклятие подо мной — голосом мужчины - притягивает мое внимание к тому месту, где все происходит, пока я работаю.

— Это правда. – всхлипывает Алексис, склонив голову. - Я клянусь, это правда.

- У тебя был шанс, сладкая. - Похоже, он разозлился, его прежнее спокойствие исчезло. - Если ты собираешься рассказывать нам сказки, мы сделаем это по-другому.

- Но там был ховербайк, я помню его номерной знак, почему вы меня не слушаете? - всхлипывая, вопрошает она высоким голосом, и у меня такое чувство, что нотки, слышимые в ее голосе - настоящее отчаяние. Я мало чего могу разглядеть через камеры систем наблюдения из-за направленности света. Поэтому я медленно протискиваюсь вперед до вентиляционной решетки, чтобы выглянуть наружу и понять, смогу ли я ее снять. Весь свет они направили на Алексис… и на камеры. Неудивительно, что мне было ничего не видно. Но это не то, что заставляет мое сердце начать пытаться выпрыгнуть из груди. Они разгоняют раскол, до этих пор я не видел воочию на что способна эта штука, но Алексис явно знала. И этого было достаточно, чтобы заставить ее побелеть от ужаса.

Дерьмо. Я не готов. У меня нет времени...

Пальцы летают по экрану, сердце стучит в груди. Мне нужно сравнять шансы, вырубить свет, но это займет время, секунды, которых у меня нет. У Алексис нет секунд. Я понимаю, что в любую минуту моя концентрация даст сбой, пальцы промахнутся и я проиграю. И потеряю ее.

Я слышу, как что-то говорят гориллы, и голос Алексис отвечает им, пытаясь убедить их. Она готова петь, как соловей. Нарастающий гул разлома заглушает голоса в вентиляционном тоннеле, чья вибрация передается локтям и коленям. Я стискиваю зубы.

Я не собираюсь это делать.

Осознание взрывается в моей голове так внезапно, что пальцы начинают дрожать. Вот и все. Они собираются сделать из нее оболочку. Мгновение спустя раскол содрогается и шум затихает. Голубые искры, которые начали собираться по периметру, исчезают.

- Проклятие. - Лидер группы, тот, кто держал Алексис, осторожно подходит к машине, затем поднимает руку к уху. - Нет, сэр, было что-то вроде... Да, я понимаю. Она никуда не денется. - Он опускает руку, а затем бросает взгляд на остальных в комнате. - Приведите сюда команду техников, сейчас же. У нас есть неделя, и если он не будет исправлен к этому времени, я стану не единственным, кого будет винить месье Лару, слышите?

Сердце сбивается с ритма, пока я все еще лежу замерев. Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо. Я даже не знаю, кого или что я благодарю об отсрочке. Напоминая себе дышать, я провожу пальцами вдоль вентиляционного отверстия под собой, пока не становлюсь уверен, что знаю, где находятся точки давления. Затем я изучаю экран, проверяю свой взлом, и еще раз бормочу под нос тихую молитву единственному человеку, который я знаю, может присматривать за мной. Давай не будем сегодня встречаться, брат. Я еще не совсем готов.

Я нажимаю на экран, чтобы запустить программку, и свет по всему зданию начинает пульсировать, погружая голокомнату во мрак.

На мгновение все замирают. Я же немедля выбиваю вентиляционную решетку. Она с грохотом падает на пол, и Алексис поворачивается в сторону звука, вскакивая на ноги с невероятной скоростью. Вспышка от одного из пистолетов горилл на мгновение освещает комнату, и, как совершенно неподвижная картина, я вижу, как их лидер бросается к ней с протянутыми руками. Нет... нет.

Он хватает ее за рубашку, и они оба валятся на пол, сражаясь в темноте… бледно-зеленой с моей точки зрения с потолка. Ее крик прерывается, когда она ударяется о пол. Ее неистовый удар по его руке не приносит ему никакого вреда, что сбивает ее с толку. Он, рвано дыша, перекатывает ее на спину, дабы не дать ей сбежать, но на этот раз вылетает ее нога и... попадает ему в промежность. Он стонет, слепо удерживая ее и прижимая к полу, пока сам сгибается от боли.

Я выдергиваю альпинистскую веревку из своей поклажи и закрепляю ее на своей упряжи на поясе, бросая конец с петлей вниз в комнату. Я расставляю ноги по обе стороны от открытого вентиляционного отверстия, когда она изо всех сил пытается освободиться от своего похитителя. В зеленом цвете ночных очков все движения отрывистые, отчаянные и размытые.

- Сюда! - шиплю я, зная, что в темноте она полностью слепа. Она пинает руку мужчины, когда он пытается схватить ее за лодыжку и вскакивает на ноги. Тремя быстрыми шагами она достигает веревку и ей требуется несколько секунд, чтобы нащупать ее конец, а затем надеть ее на себя. Она маленькая девушка, и это должно было быть легко, но у меня нет рычагов, и только страховочное устройство на моей упряжи может помочь мне затащить веревку обратно. Пока я не почувствовал, что веревка немного ослабла, я не видел, что она одной рукой схватилась за край вентиляционного отверстия, и что теперь я могу наклониться вперед, чтобы подтянуть ее.

Наши ладони находят друг друга, и я хватаю ее железной хваткой, игнорируя боль в плечах, когда я отталкиваюсь от вентиляционного отверстия, таща ее за собой. Она дико скребется, чтобы опереться ногами, когда я тяну себя назад, отпуская ее, как только она оказывается на руках и коленях. Я хочу спросить, все ли с ней в порядке, но не могу отдышаться, чтобы сделать это.

- Уходим, - еле выговаривает она из-за отдышки, глядя широко раскрытыми глазами туда, где, как она считает, в темноте должен быть я. Я засовываю планшет в сумку и отступаю. Она меньше меня и может более спокойно передвигаться по воздуховоду, но я застрял отступать на локтях и коленях, и сейчас вынужден выбирать скорость относительно тихую, пробираясь к перекрестку позади меня. Лазерный выстрел пробивает воздуховод позади нее, и она пригибается к металлическому полу с идеальными рефлексами — опытными рефлексами — на мгновение закрывая глаза. Сразу же позади нее я вижу луч света, сияющий через отверстие. Кто-то включил свет на прицеле пистолета.

Мы добираемся до перекрестка, и я разворачиваюсь, пригибая спину, чтобы не соприкоснуться с крышей, чтобы дальше лезть лицом вперед. Это наш лучший и единственный шанс, и вариантов не так уж много. Воздуховоды змеятся по всему зданию, и если мы сможем заставить себя оставаться медленными и тихими, они не будут знать, какое направление мы выбрали. Теперь настало время затаиться, а не мчаться сломя голову.

У Алексис нет проблем позади меня - она маленькая и легкая, и может опираться руками и коленями по краям туннеля, где металл с меньшей вероятностью прогнется с предательским звуком. Из-за того, что ей не видно, иногда ее рука оказывается на моей лодыжке отслеживая где я, и она следует за мной. Я слишком большой для того, что мы пытаемся сделать, и хотя мой мозг на задворках кричит мне бежать, бежать, я заставляю себя проверять каждый дюйм туннеля, прежде чем передвину свой вес. Гарнитура подбрасывает проецируемое изображение схемы туннеля передо мной, и с мучительной медлительностью мы прослеживаем путь, который я взял, чтобы вытащить ее.

Теперь, когда они знают, что мы здесь, шахты лифта в вестибюле будут автоматически заблокированы, даже служебный лифт. Мы не сможем выбраться таким образом. Я пытаюсь вспомнить расположение зданий вокруг нас, особенно новых, которые строятся по соседству. Время от времени я слышу всплеск помех где-то под нами, и понимаю, что мы не можем отсидеться здесь. Они разделились, чтобы найти нас. Мне нужно найти новый выход.

Я хочу спросить, в порядке ли Алексис, но если слышен случайный шум ищеек, я не могу рисковать даже шепотом. Каждый сустав болит, мышцы и сухожилия в огне от принуждения к такому неестественно стесненному передвижению, и я чувствую, как пот стекает по моим бокам.

Проходит почти час, прежде чем мы достигнем шахты лифта, и я сразу же выползаю на выступ обслуживания, чтобы сделать, наконец-то, нормальный вдох. Лампы технического обслуживания на каждом этаже отбрасывают ограниченное количество света. Я поворачиваюсь к Алексис, и вижу, что она зажмуренная сжимает край воздуховода белыми костяшками пальцев.

- Эй, - шепчу я, протягивая ей руку. - Все в порядке, мы все еще впереди них. Но мы должны продолжать двигаться, если хотим выбраться.

Она слегка качает головой.

- Я не могу, - слова даются ей с трудом. - Я... я боюсь высоты.

Я уставился на нее.

- Ты живешь в пентхаусе.

Ее лицо, обращенное ко мне, становится свирепым.

- Да, с окнами, которые невозможно разбить, даже если бросить в них рояль, - ее голос обостряется до раздражения, и хотя нет причин радоваться этому — оно же направлено прямо на меня, и мы торчим здесь вместо того, чтобы подниматься — я обнаруживаю, что мне это нравится. Это, как одна ямочка, кривоватая улыбка… что-то настоящее. Ведь большую часть времени я не могу сказать, что творится на душе у этой девушки. - Вид из пентхауса отличается от... я не могу спускаться вот так, Гидеон!

Ну, не хрена себе! Это намного затрудняет осуществление моей стратегии отступления. У меня перехватывает дыхание.

- Тебе повезло, потому что мы не спускаемся. Мы будем подниматься.

Это заставляет ее открыть глаза, хотя бы для того, чтобы впиться в меня ужасным взглядом.

- И в чем везение? - выдыхает она.

- Доверься мне, это намного легче, чем идти вниз. Нам нужно подняться всего-то на десять этажей, и мы окажемся у перехода в соседнее здание. - Я роюсь в своей сумке, пока не нахожу запасной тонко-волоконный жгут. - Выползай, выступ достаточно широкий, чтобы стоять.

- О, Боже, - шепчет она, ее движения вялы и медлительны, когда она начинает выпускать сначала одну ногу, затем другую из воздуховода. Она держит глаза закрытыми, двигаясь на ощупь и я заботливо протягиваю руку, чтобы поддержать ее.

— Вот так, - шепчу я, желая знать, что лучше сказать ей при такой фобии. За исключением того, что это на самом деле не фобия, потому что иначе это подразумевает абсурд. Мы на двадцать этажей над землей, и падения отсюда могут бояться даже самые логичные умы. Единственный плюс падения отсюда в том, что вы, безусловно, будете мгновенно мертвы после удара, и не будете лежать в агонии со сломанными конечностями. Но не думаю, что Алексис нашла бы в этом утешение.

Я надеваю на нее страховочный ремень… я понимаю, что она напугана, потому что она даже не моргает, когда я проверяю связки, пробегающие вокруг каждого бедра.

- Ты пойдешь первая, - говорю я ей. – Здесь у меня будет трос, привязанный к тебе. - Я позволяю ей посмотреть, как я привязываю трос к ее ремню. - Твоя работа – нести вот это, - я вручаю ей мешок с магнитными захватами, — и проложить нам путь. Ты прижмешь их к стене, вот так, затем сделаешь поворот на девяносто градусов, вот так, чтобы активировать магнит. Затем ты просто протаскиваешь веревку через карабин до щелчка…и всегда с этого направления, чтобы, если мы упадем, веревка не могла сама себя освободить.

Я поднимаю взгляд и вижу, что она смотрит на меня, словно я сказал ей выстрелить мне в лицо.

- Да ты шутишь.

Я медленно выдыхаю.

- Не в этот раз.

Она сглатывает, прижимаясь спиной к стене шахты лифта, будто может избежать всего этого одной только силой воли. Ее волосы в беспорядке, и на одном виске виднеется красное пятно, которое выглядит так, как будто скоро это будет величественный синяк. На щеках до сих пор виднеются ручейки размытой туши и остался след крови на опухшей нижней губе, с того момента, как ее преследователь ударил ее. Я не ожидаю укола боли где-то внутри себя, при виде ее. Потом она фыркает.

- Тогда чего же мы ждем?

Плечи снова начинают болеть, прежде чем мы преодолеваем этаж, в немалой степени из-за того, что с Алексис подъем занимает вдвое больше времени. Но, несмотря на боль, это не совсем плохие новости. Вид, когда я смотрю вверх, чтобы проверить ее прогресс - больше утешает. Я держу это наблюдение при себе. К ее чести, она справляется со своей задачей без жалоб, хотя в какой-то момент я слышу, как она вздрагивает при вдохе, и я понимаю, что она плачет с каждым дрожащим движением вверх.

Когда мы добираемся до тридцатого этажа, она подползает на коленях к краю выступа обслуживания и дрожа заползает на него, прижавшись к стене. Я позволяю ей оставаться там и продолжаю подниматься, ставя еще несколько магнитных захватов, пока не добираюсь до панели управления в верхней части. В идеале я бы просто взломал панель, но чип в кармане, а карман под упряжью, а моя упряжь — это все, что удерживает меня от падения на тридцать этажей до… по общему признанию, очень быстрой смерти. Я собираюсь сделать это физически, и это не сильная моя сторона.

Я снимаю крышку и прослеживаю проводку, когда какой-то шум вторгается в мою концентрацию.

- Гидеон... - зовет меня Алексис. - Гидеон!

- Что?

- Лифт... он должен двигаться?

Я смотрю на нее, а затем перевожу взгляд вниз, чтобы обнаружить, что лифт под нами плавно поднимается. О, черт! Хотя сначала он движется медленно, но затем быстро набирает скорость. Я снова на долю секунды встречаюсь взглядом с Алексис, а затем сильно ругаясь склоняюсь к панели. Пальцы дрожат, дыхание замирает, ладони потеют, и я не могу ухватиться за провод, ногти слишком короткие, чтобы сорвать с них изоляцию, а Алексис кричит что-то рядом со мной, и, наконец, наконец, я скрепляю два провода вместе и двери лифта на уровне талии со скрипом открываются на шесть дюймов.

Я тяну руку к Алексис, крича ей, чтобы она двигалась, и на этот раз она не колеблется. Я направляю ее стопу на свою ногу и слегка подталкиваю ее вверх. Тело кричит о лишнем весе, и хватка в моей другой руке слабеет — один зажим замкнутого страховочного устройства начинает отказывать. Она карабкается в отверстие, извиваясь, царапая себя, когда протискивается внутрь. Затем я вижу ее снова, когда она толкает ногой одну из дверей и заставляет ее открывать еще несколько дюймов. Затем она наклоняется - Боже, какого черта ты делаешь, иди! — и я понимаю, что она тянется ко мне.

Лифт пыхтит под нами, как встречный поезд, и я понимаю, что она что-то кричит мне, потому что я вижу, как ее губы шевелятся. Ее руки хватаются меня за запястье, и я отказываюсь от страховочного устройства, позволяя веревке ослабнуть и хватаясь за захват другой рукой. На один ужасный момент я понимаю, что не смогу этого сделать, мышцы судорожно дрожат, но затем я двигаюсь, карабкаюсь, ноги кратковременно повисают в воздухе, прежде чем мы с Алексис оба растягиваемся на полу, когда лифт начинает визжать. Искры выскакивают из открытых дверей, когда лифт срезает мои захваты со стен шахты, как листья со стебля.

Задыхаясь, кашляя, запутавшись вместе, потея и трясясь, мы с Алексис растянулись на полу. Я прижимаюсь лицом к холодному мрамору, постепенно приходя в себя и возвращаясь в окружающий мир. Окна в дальнем конце зала говорят мне, что настал рассвет. Первые намеки на свет пронизывают небо и золотят оконные рамы. Выход к переходу прямо за углом, и как только мы окажемся в соседнем здании, будет делом минуты взломать систему и спуститься до уровня улицы. Мы спасены.

С этим приходит осознание того, что Алексис лежит на мне. На мгновение у меня возникает соблазн замереть, чтобы как можно дольше оставаться там, где я нахожусь, потому что теперь, когда угроза неминуемый битвы прошла, я мог бы привыкнуть к этому. Но когда мы оба медленно садимся, я понимаю, что она не отстраняется, потому что слишком сильно дрожит, чтобы двигаться.

Я обнимаю ее одной рукой и мне становится тревожно.

- Как ты? Ранена?

Она молча качает головой, и я вижу ужас на ее заплаканном лице. Она не шутила о том, что боится высоты. Если бы я знал, что у нее такая фобия, я бы ни за что не стал бы заставлять ее подниматься. Я бы... я не знаю, придумал бы что-нибудь. Как, ради всего святого, ей это удалось?

Моя рука сжимается вокруг нее, прежде чем я понимаю, что прижимаю ее к себе.

- Ты сделала это, - бормочу я, склоняя голову, чтобы говорить ей на ухо. - У нас все хорошо. Мы почти выбрались.

Она на мгновение замирает в моих объятиях, а затем резко прижимается ко мне, обхватывая мою грудь, прижимаясь лицом к футболке. Она все еще дрожит, тяжелое дыхание приглушено моим телом, и я обхватываю ее другой рукой, чтобы крепче сжать. Это не один из ее номеров. В этот момент она не играет со мной, я в этом уверен.

Я внезапно становлюсь уверен во многих вещах, и первая из них заключается в том, что у меня много проблем.

- Мы должны идти. Как только мы попадем в переход, нам по дороге нужно спланировать наш следующий шаг.

Как будто мои слова — это сигнал, и она, прочищая горло, отдаляется от меня, и достаточно долго поворачивает голову в мою сторону, чтобы незаметно вытереть глаза. Я притворяюсь, что не замечаю этого, и мы поднимаемся на ноги.

- Мне нужно вернуться в свою квартиру, - говорит она, усталость сквозит в ее надтреснутом голосе.

- Ямочки, ты не можешь туда вернуться. И ты это знаешь.

Покрасневшие глаза резко спиваются на меня.

- Ты не понимаешь, у меня... у меня там есть вещи, вещи, в которых я нуждаюсь.

- Твоя жизнь тебе нужнее, - шепчу я и мой голос срывается, когда осознание начинает накрывать меня. Я знаю, куда мы пойдем.

Ее глаза наполняются слезами, но она кивает.

- Я знаю, – сглатывая, она повторяет: - Я знаю. Но куда еще мы можем пойти? У меня нет денег, даже моего наладонника или какого-либо удостоверения личности.

Я знаю ответ, но даже когда слова собираются вырваться, я их проглатываю.

Я не могу. Моя берлога священна. Никто, не может находиться там кроме меня. Никто. Это правило поддерживало во мне жизнь последние пять лет. Это правило держало мою личность в секрете. Я не могу пренебречь им ни для кого, ни по какой причине. Мне слишком много еще надо сделать, прежде чем они поймают меня.

Но я втянул ее в это, именно меня они хотели, когда схватили ее. Когда я медленно встаю на ноги, тщетно ища любой другой ответ, который будет держать ее в такой же безопасности, я чувствую, как что-то меняется в воздухе. Я чувствую, что курс, который я задал себе, меняется.

- Ко мне. - Я слышу как говорю это. - Мы пойдем ко мне.

 

«Еще один тест», - говорит голубоглазый. – «Еще один, и вы отправитесь домой».

Мы сделаем, как он просит. Мы будем держать эту новую планету молодой и юной, поддерживая такой ход и подавляя ее рост. Земля останется сырой, а небо - непроглядным. Когда мы украдкой заглядываем в мир глазами тех, кто здесь живет, это место всегда серое.

«Вы должны оставаться незамеченным», - говорит голубоглазый. Сохраняя молодость планеты, мы будем молчать. Никто и не подумает нас искать. Но здесь тоже темнота, как и в прошлом месте. Страх следует за нами. Этот вид зол, всегда зол, и нам это больше не интересно. Мы желаем вернуться домой. Мы хотим закончить это испытание.

Но здесь есть сны.

 

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

СОФИЯ

 

ДВЕРИ ЛИФТА ПОД воздействием теплого пара открываются на уровне трущоб, и влажный воздух отбрасывает назад мои волосы с лица. Я стараюсь не сморщить нос, так как в его пазухах смешиваются вонь грязи и запахи уличной еды, но, несмотря на все мои старания, живот начинает урчать. Воздух здесь не похож ни на сухой, много раз очищенный воздух без запаха в моем пентхаусе, ни на воздух торфяных болот Эйвона. Здесь пахнет людьми. Будто много, много людей собрались все вместе в одном пространстве, слишком малом, чтобы вместить даже половину из них.

Рядом со мной Гидеон поднимает голову, и мои глаза подмечают почти незаметный подъем в уголке его рта. Для него это настоящий дом.

Полагаю, если ты вырос в таком месте, как это, все казалось бы не таким ужасным. Возможно тогда, постоянный шум: выкрики продавцов, торгующих своими товарами; рекламные щиты, прокручивающие ролики по кругу над головой; калейдоскоп велосипедов, пешеходов, полицейских сирен, грузовых дронов – казался бы комфортным. Но я привыкла к окутанным туманом, мягким и тихим ночам Эйвона, и первые пару месяцев, которые я провела на Коринфе, здесь, в подземном городе, мне было недостаточно, чтобы привыкнуть к шуму. Но если бы это было все, что вы знали по мере взросления…

Это если предположить, что Гидеон вырос здесь. У Кристины он обращался со «СмартВэйтэ» словно привык к первоклассной технике, а когда я вышла, он безошибочно обратил внимание на самый дорогой предмет роскоши во всей квартире – на работы Миске. Он может передвигаться в толпе с легкостью местного, но и я могу. Два месяца было достаточно, чтобы узнать многое. Тем не менее, мы все откуда-то пришли, и что важно для меня сейчас, так это то, что здесь он может обеспечить себе безопасность... обеспечить безопасность нам. И не сводя глаз с его шеи, чтобы не потерять его в толпе, я должна признать, что приятно видеть, как он немного расслабляется.

Во время спуска в лифте он не сказал ни слова, делая вид, что проверяет небольшое портативное устройство, которое немного похоже на наладонник. Я могу сказать, что по слишком равномерной скорости с которой он прокручивал его, он притворялся. Большой палец двигался вверх и вниз по экрану, как часовой механизм. Я вижу правду в его напряженных плечах, несмотря на то, как он небрежно откинулся на стенку лифта; в отсутствии усмешки, в вытянутом в тонкую линию рте и в карих глазах, которые едва поднимаются, чтобы встретить мой взгляд.

Мы делаем небольшой крюк, чтобы Гидеон мог купить мне пару дешевых ботинок. Ходить босиком по городу — это рецепт заработать некое количество безымянных болезней. Но крюк… это нечто больше - он не хочет приводить меня в «его место». Что совершенно очевидно. Не знаю, предложил бы он это, если бы я не была потеряна после того, как мы выбрались из шахты лифта. Было нетрудно найти эти слезы. На самом деле, это было тревожно легко, учитывая, как сильно я дрожала и как сильно паника охватила меня, но это просто заставило их казаться более реальными.

Я поняла, что он у меня в кармане, когда мы оказались за пределами шахты лифта, когда я почувствовала, что он обнимает меня. Наполовину растянувшись на полу в холле, моя щека прижалась к выемке чуть ниже его плеча. Мы подходим друг другу. Как и те кулоны, которые продаются в сувенирных магазинах, что образуют символ Инь-Янь, если сложить их вместе.

Я делаю краткий, глубокий вдох через нос, морщась от симфонии разномастных запахов. Те кулоны - просто дешевый пластин с шелушащейся краской. Они разваливаются почти так же быстро, как дружба, которую они должны символизировать. Сосредоточься. Просто потому, что это было легко, не означает, что ничего больше не надо делать.

— Оно прямо здесь, - говорит через плечо Гидеон, его голос возвращает меня обратно в настоящее как раз вовремя, чтобы я повернулась боком и пропустила особенно целеустремленного велосипедиста, нагруженного кувшинами домашнего саке.

Желудок снова урчит, хотя на этот раз в ответ на самый слабый запах чего-то соленого и терпкого. Я вытягиваю шею, но все, что я вижу — это тележка фалафеля в половине квартала отсюда. Все равно где-то кто-то готовит лапшу. На мгновение я чувствую запах сои, чеснока и лайма. Затем Гидеон тянется ко мне рукой, затаскивая меня в переулок, и все, что я чувствую — это склизкий мусор и старые пищевые упаковки, засоряющие сточные канавы.

Здесь нет уличных указателей или вспомогательных карт, как наверху. Что в сочетании с дрянным приемом наладонника, означает, что если вы не знаете, куда вы идете, вы уже, вероятно, потерялись. Я пытаюсь мысленно запоминать каждый поворот, но мне легче запоминать маршруты с высоты птичьего полета. С помощью карты или модели я могла бы изучить весь этот сектор за несколько дней. Здесь же я оказываюсь в замешательстве, вкупе с грязью, забрызгивающею мои ботинки и шумом повсюду, и с фонарями, качающимися на ветру от воздушного движения над головой.

Не до тех пор, когда я снова вижу тележку фалафеля на другой стороне улицы, и я понимаю, почему. Он пытается сбить меня с толку. Он хочет убедиться, что я не смогу вернуться сюда. Моя грудь сжимается с каждым нашим шагом.

Стоит почти полдень, когда Гидеон, наконец-то, останавливается у выцветшей, зеленой двери с облупленной краской и наполовину оклеенной распадающимися листовками, слишком старыми для чтения. На ней нет номера, хотя, когда я осматриваю фасад здания через ресницы, я вижу крошечную камеру, не больше, чем тюбик помады, расположенную у пожарной лестницы. Этого достаточно, чтобы сказать мне, что это должно быть место Гидеона.

Он вытаскивает устаревшее кольцо для ключей с настоящим металлическим ключом, который он всовывает в замок, взглянув на меня одной из своих дерзких усмешек. Здесь даже засова нет. Я открываю рот, чтобы выразить протест, указать, что здесь вряд ли безопаснее, чем в моем пентхаусе — по крайней мере, я могла бы настроить оповещение в лифте — когда он проводит меня в подъезд, немногим больше, чем одна из информационных кабин наверху. Стена завешана почтовыми ящиками, хотя если судить по грязи и пыли в углах, никто не живет в этом здании кроме Гидеона, я думаю… годами. Иногда, запечатанные за такими дверьми, забываются целые здания. Гидеон тянется к одному из ящиков и прижимает пальцы к цифровой панели. Раздается щелчок. Крышка почтового ящика отрывает наружу для того, чтобы явить оптический сканер и три разных клавиатуры. Неудивительно, что снаружи все выглядит как дешевая квартира - с такой охраной, как у Гидеона, это будет большой мигающий неоновый знак для всех, у кого есть глаза, что здесь живет кто-то важный. Или кто-то, кому есть что скрывать.

Он прижимает большой палец к одной из клавиатур - замаскированному сканеру отпечатков пальцев - и наклоняется к камере, чтобы просканировать сетчатку глаз.

- Дорогая, я дома, - бормочет он. Распознавание голоса? Или просто Гидеон есть Гидеон? На другой клавиатуре он достаточно быстро вводит цифровой код, но я, стараясь изо всех сил, не успеваю за ним, хотя он и не удосуживается скрыть его от меня. В конце концов, если у меня не будет его большого пальца и глазного яблока — и, возможно, его голосовых связок — я все равно не смогу войти без приглашения.

После веселого звукового сигнала о принятии вся стена лязгает и сдвигается. Гидеон протискивается внутрь и встает боком, что становится видно ведущую вниз металлическую лестницу, подсвеченную тусклыми, мерцающими огнями.

- После вас.

- Прекрасно, - отвечаю я, скрывая свое истинное беспокойство под сарказмом. Лестница ведет в темную, маленькую комнату, обставленную небольшим количеством мебели с завешанной экранами стеной. Оборудование и кресло - одно из тех эргономических вещей сделанных на заказ - на что он явно потратил деньги. Красно-голубой коврик на полу - единственное, что придает этому месту чувство дома. Кровать в углу - немногим больше, чем детская кроватка с перекинутым через нее древним матрасом. Я вздыхаю. - Полагаю, что на тайный дворец здесь мне нечего было надеяться.

- Мне многого не нужно, - отвечает он легкомысленно и совершенно беззаботно. Он прыгает вниз на цементный пол, пропуская последние ступеньки, затем протискивается мимо меня, чтобы наклониться над столом, глядя на свои экраны. Некоторые из них он закрывает, прежде чем я успеваю заметить, что он делает. Другие показывают закодированную тарабарщину, которая для меня ничего не значит. Остальные, похоже, заняты чатами и сайтами заговора. Наверное, у каждого есть какие-то тайный страсти, припрятанные от остальных.

Здесь негде сесть, кроме компьютерного кресла, поэтому я осторожно опускаюсь на край провисающего матраса. По крайней мере, хоть он и древний, но кажется, относительно чистым. Другая сторона комнаты пуста, но потолок полон всяких приспособлений. Я узнаю турник и веревки.

- Так вот где ты тренируешься лазить по шахтам лифтов? - спрашиваю я, сохраняя голос легким. Все еще пытаюсь восстановить равновесие с ним.

Угол рта Гидеона поднимается, когда он отворачивается от экранов компьютера.

- Нет, на самом деле просто тщеславие. Знаешь ли, нужно много работать, чтобы выйти на пик физического совершенства.

- Я бы притворилась, что верю тебе, но у тебя явно не часто бывают девушки. - Изношенный матрас и невзрачный ковер на холодном цементном полу тому пример.

- Подловила, - говорит он, осматривая свое логово, будто никогда раньше его не видел. – Большая часть того, на что я нацелен, изолирована. Никаких подключений к серверам, никаких шансов на удаленный взлом. Приходится наносить визит, если хочешь знать, что там, а это означает, что иногда приходится лазить.

- Получается, ты взламываешь и входишь.

- Ну, как только ты встаешь на этот путь, небольшое проникновение - наименьшая из твоих проблем. Хотя, Ямочки, я специализируюсь на шахтах лифта в особых случаях. Они крутые.

- Я предпочитаю проникать по-своему, а не вламываться.

Гидеон ухмыляется мне, но я замечаю намек на то же напряжение, которое имелось у него в маг-лифте до трущоб.

- Спорим, ты жалеешь, что не узнала больше деталей, прежде чем проникнуть сюда. Если бы я знал, что ты придешь, я бы купил занавески или еще что-нибудь. - Несмотря на полное отсутствие окон в его подземном логове. Его глаза встречаются с моими, легкое высокомерие успокаивается на мгновение, становится задумчивым, размеренным. - Ты меня не предупредила.

Я сглатываю, мой взгляд сползает с его.

- Как ты меня нашел?

- Получил твое сообщение, подключился к системе безопасности у тебя дома. - Он опускается на кресло и расслабляется, а все вокруг начинает двигаться, приспосабливаясь к форме его тела. - Я оттуда следил за тобой.

- Служба... - внезапно, все, о чем я могу думать, это то, что я разделась догола посреди гостиной, в то время как эти люди заставили меня переодеться там, а камера безопасности находится посередине потолка. - Ты мог просматривать записи с камеры в моей квартире?

Гидеон смеется, не особо успокаивая внезапное жжение на моем лице.

- Не волнуйся, Ямочки. Если я захочу увидеть тебя без одежды, я сделаю это по старинке.

Я закатываю глаза, внезапно осознав, что сижу на его кровати. Но встав сейчас, я бы выдала себя, так что я остаюсь там, где нахожусь.

- Хорошо. Слушай, я благодарна, что ты пришел за мной. Просто не настолько благодарна. Моя одежда останется на месте.

Гидеон снова смеется, хотя и более мягко на этот раз, звук прерывается скрипом кресла, когда он наклоняется вперед, чтобы упереться локтями в колени.

- Как скажешь, Ямочки.

Не очень тонкое напоминание о том, что он до сих пор не знает моего имени, заставляет меня долго чесать кожный пластырь, скрывающий мой генный маркер. Я медленно и тихо выдыхаю, и мои глаза переключаются на экраны. На одном из них я вижу запущенную функцию поиска... я не могу сказать отсюда, что он ищет, но я вижу, как он расчесывает гиперсеть в поиске информации, собирает данные здесь и там, сопоставляет их для легкой обработки. У меня бегут мурашки по коже, внезапно одолевает зуд на предплечье.

Какого черта я связалась с хакером из всех людей? Мне следует просто сбежать, когда он в следующий раз откроет дверь. Когда я только приехала на Коринф, сойдя с бесплатной поездки на орбитальной станции «Иванофф», я думала, что способна очаровать любого, кого встречу, заставляя его сделать все, что мне нужно.

Но моя первая попытка аферы здесь стоила мне почти половины моих с трудом заработанных сбережений и оставила меня в бегах от парня по имени Тор. В течение недели было два шага вперед и один шаг назад. Я брала все, что могла найти, все, что могла получить, пока не построила доверительные отношения с моими первыми контактами, а затем использовала их как ступеньки к следующим.

Начать с нуля, выстроить свои контакты заново… это займет месяцы. Месяцев у меня может и не быть, теперь, когда «Компания Лару» нацелена на меня.

Было достаточно плохо, когда они просто думали, что я могу сдать им Валета... теперь они точно знают, что я видела разлом и что он может сделать. И этого достаточно, чтобы они преследовали меня по всей Галактике. Я должна найти способ добраться до Лару быстрее. Прежде, чем он доберется до меня.

Возможно, хакер — это именно то, что мне нужно.

- Смотри, - говорю я тихо, не сводя глаз с пола, опустив ресницы. - Я хочу доверять тебе, Гидеон. - Я позволила ему услышать тоску... что достаточно легко, потому что это правда. Но хотеть и делать — это две совершенно разные вещи. - Ты спас мне жизнь. И ты... ты мне нравишься.

- Ага. – Голос звучит плоско, сухо... скептически. Не идет ни в какое сравнение с тихим бормотанием на крыше.

Ладно, это не сработает. Перегруппировываемся. Мне придется раскрыть ему пару карт, если я хочу узнать, что у него в рукаве. Частично правду, частично ложь.

- Я серьезно. - Я гляжу сквозь ресницы, затем поднимаю подбородок, как бы бросая ему вызов, чтобы он поверил мне. - Ты знаешь, что я лгунья, ты знаешь, что я накалываю людей... ты не глуп. Прошло очень, очень много времени с тех пор, когда у меня был кто-то, кому бы я могла доверять.

Правда.

Глаза Гидеона встречаются с моими, затем он откатывается к дальней стене. Язык его тела портит кресло, но лицо его, по крайней мере, выглядит противоречивым.

- У меня так же.

- Может, тогда мы сможем помочь друг другу. Мне нужна информация о смерти отца, информация, которая находится где-то в «Компании Лару». И ты тоже что-то там ищешь, иначе в тот день тебя бы не было в их главном офисе.

Правда.

На этот раз он не отвечает, но я вижу, что он размышляет. Он хочет довериться мне. Легкая мишень всегда хочет доверять тебе... легкая мишень хочет, чтобы ты обманул его. Зрители хотят,