Супружеская измена и сексуальная ревность

Ревность, с основанием или без оного, и супружеская измена суть те два фактора племенной жизни, которые подвергают наибольшему испытанию брачные узы. По закону, обычаю и всеобщему мнению сексуальное обладание имеет исключительный характер. Не существует ни временного одалживания жен, ни обмена ими, ни отказа от своих супружеских прав в пользу другого мужчины. Любое подобного рода нарушение супружеской верности так же сурово осуждается на Тробрианских о‑вах, как оно осуждается христианскими принципами и европейскими законами; действительно, самое пуритански настроенное общественное мнение в нашей среде не будет более строгим. Нет нужды говорить, однако, что эти правила столь же часто и столь же легко нарушаются, обходятся и забываются, как и в нашем собственном обществе.

На Тробрианах нормы строги, и хотя отклонения от них нередки, последние не являются ни открытыми, ни – если оказываются обнаруженными – неискупимыми; разумеется, они ни‑ когда не воспринимаются как нечто само собой разумеющееся.

К примеру, в октябре 1915 г., во время одной из длительных заморских отлучек вождя, деревня Омаракана подпала под обычное табу. После захода солнца жителям не полагалось покидать свои дома, молодым мужчинам из соседних поселений не разрешалось проходить через деревню, выглядевшую пустынной, если не считать одного‑двух стариков, которым предписывалось нести стражу. Ночь за ночью, когда я выходил на поиски информации, я находил улицы пустыми, дома – запертыми; не было видно никаких огней. Деревня как будто вымерла, и я не мог добиться того, чтобы кто‑нибудь из Омараканы или из соседних деревень пришел ко мне в палатку. Однажды утром, прежде чем я поднялся, большое смятение поднялось на другом конце деревни, и я смог расслышать громкую перебранку и вопли. Удивленный, я поспешил узнать, что происходит, и в разгневанной горланящей толпе сумел найти одного или двух из моих близких друзей, которые и рассказали мне о том, что случилось. Токвайлабига, один из менее знатных сыновей вождя То'улувы, не сопровождавший своего отца, покинул Омаракану и отправился в гости. Вернувшись раньше, чем его ожидали, он получил сведения, что его жена Дигийягайя в его отсутствие спала с другим сыном То'улувы – Мвайдайле, и что они именно в это самое утро отправились вместе на огороды, при этом женщина в качестве предлога взяла свои бутыли для воды. Он бросился вслед за ними и обнаружил их – в полном соответствии со сплетнями – при компрометиру‑ ющих обстоятельствах (хотя как все было в действительности, никто никогда не узнает). Токвайлабига, не слишком кровожадный человек, дал выход своим чувствам и сам отомстил своей жене, разбивши вдребезги все ее бутыли для воды. Явный философ в духе мсье Бержере*, он не хотел причинить каких‑то серьезных неприятностей и тем не менее не собирался совершенно подавлять свои оскорбленные чувства. Суматоха, привлекшая мое внимание, была тем приемом, который ждал мужа и жену по их возвращении в деревню – из‑ за того, что было нарушено табу, и все граждане высыпали из своих домов, став на сторону того или другого из супругов. Тем же вечером я увидел оскорбленного супруга сидящим подле своей жены в совершеннейшей гармонии[42].

* Мсье Бержере – профессор‑эрудит и скептик из произведений А. Франса. – Прим. ред.

Еще один случай супружеской неверности был ранее упомянут в рассказе об изгнании Намваны Гуйа'у. Обоснованно или нет, он заподозрил Митакату, племянника и наследника своего отца, в том, что тот находится в преступной связи с его женой Ибомалой. Но он также не простер свою супружескую месть далее того, что обратился с этим делом к белому судье, а после того, как покинул столицу, его и его жену можно было видеть в его родной деревне, и они явно находились в превосходных отношениях.

Однако зафиксированы и более серьезные случаи супружеской неверности. В маленькой деревне около Омараканы жил мужчина по имени Дудубиле Каутала, который скончался в 1916г., по всей видимости, в пожилом возрасте, и на похоронах которого я присутствовал. Я помню его жену Кайяву, страшную старую каргу, высохшую как мумия и всю измазанную жиром и сажей в знак траура; и я до сих пор ощущаю ужасную атмосферу, наполнявшую ее маленькую вдовью клетушку, когда я нанес ей визит вскоре после ее тяжелой утраты. Однако история говорит нам, что некогда она была прекрасна и соблазнительна, так что мужчины доходили из‑за нее до самоубийства. Молатагула, вождь соседней деревни, был среди тех, кого покорила ее красота. Однажды, когда муж отправился за рыбой в деревню на берегу лагуны, истомленный любовью вождь проник в дом Кайявы, зная, что она находится там, – грубое нарушение обычая и правил приличия. История гласит, что Кайява спала обнаженной в своей постели, являя собой наиболее соблазнительное зрелище для незваного гостя, как туземцы довольно грубо об этом рассказывают. Он приблизился к ней и воспользовался ее сном и беспомощностью, без – как гласит известная мне версия, все же в какой‑то степени почтительная к упомянутой даме, – какого‑либо поощрения с ее стороны. Но когда вернулся муж, пыхтящий под тяжестью рыбы, он застал их вместе. Оба были без одежды, и было много чего и помимо этого, чтобы их скомпрометировать. Соблазнитель попытался выдержать хорошую мину, бесстыдно заявив, что он зашел только позаимствовать огня, однако очевидность была против него, и когда муж схватил топор, обидчик проломил большую дыру в тростниковой крыше и удрал. Общественное мнение было возмущено, и жители деревни оскорбляли и высмеивали Молатагулу. Поэтому он принял рыбьего яду, к которому на самом деле прибегают те, кто хочет оставить себе лазейку, когда их принуждают к самоубийству. И действительно, с помощью рвотных средств он был спасен и какое‑то время после этого жил в полном почете и в добром здравии.

Более трагичную историю рассказывают в Омаракане о мужчине по имени Тайтапола, принадлежавшем к поколению, ныне уже ушедшему. Он застал свою жену Булуквау'укву непосредственно в момент совершения акта супружеской измены с Мо‑луквайявой, мужчиной из той же деревни. Любовнику удалось убежать. Муж преследовал его с копьем в руке, но, не сумев догнать, вернулся назад в свою хижину и затрубил в раковину. Его родственники по материнской линии (veyola) собрались вокруг него, и они отправились на тот конец деревни, где жил его враг, и они выдвинули обвинение против преступника и оскорбили его перед его субкланом. В деревне в результате этого произошла драка, два основных участника при поддержке своих сородичей схватились друг с другом. Обидчик был поражен копьем и умер.

По‑видимому, в данном случае правонарушитель стал основным объектом нападения, а его защитникам не хватило стимула в виде убежденности в своей правоте.

Коута'уйя, вождь деревни‑компаунда Синакета, отправился в экспедицию kula на Гумасилу[43]. У одной из его жен, Богонелы, был любовник по имени Каукведа Гуйа'у‑ Оба мужчины еще живы и хорошо мне известны. Старшая жена отсутствующего вождя, Питавийяка, подозревала свою более красивую товарку и следила за ней. Услышав шум однажды ночью, она пошла в хижину Богонелы и обнаружила там двух любовников вместе. Грандиозный скандал разразился в деревне. Провинившаяся жена подверглась публичным обличениям и оскорблениям со стороны родственниц ее мужа: «Ты слишком любишь плотские наслаждения; ты слишком неравнодушна к мужчинам». Богонела сделала то, что требовали от нее обычай и идеал личной чести. В своем лучшем наряде, надев все свои ценные украшения, она взобралась на высокую кокосовую пальму на центральной площади деревни. Ее маленькая дочь Канийявийяка стояла под деревом и плакала. Собралось много людей. Она поручила своего ребенка заботам старшей жены ‑ и прыгнула с дерева. Погибла она сразу.

Есть много подобных историй, которые доказывают существование сильных страстей и сложных чувств у туземцев. Так, мужчина из Синакеты, по имени Гумалуия, был женат на Кутавоуйе, но влюбился в Илапакуну и вступил с ней в постоянную связь. Его жена отказалась готовить ему пищу и приносить воду, так что ему пришлось получать все это от своей замужней сестры. В один прекрасный вечер, в то время, когда деревня находится в состоянии общего оживления в связи с тем, что все семьи сидят за ужином или болтают, Кутавоуйя устроила публичную сцену, и ее брань разносилась над всей деревней: «Тебе слишком нравится беспутная жизнь; ты все время в состоянии сексуального возбуждения; ты никогда не устаешь совокупляться», – таковы были долетавшие до меня фрагменты ее яркой и цветистой речи. Она распалила себя до бешенства и оскорбляла своего мужа в таких ужасных выражениях, что он также потерял самообладание от ярости, схватил палку и избил ее до бесчувствия. На следующий день она покончила с собой, приняв содержимое желчного пузыря рыбы‑soka (разновидности рыбы‑шара), – яд, который действует молниеносно. Исакапу, привлекательная молодая женщина, добродетельная и трудолюбивая, была абсолютно верна своему мужу (если верить рассказчикам), и тем не менее совершенно необоснованно была им заподозрена. Однажды, возвратившись домой после продол‑ жительного отсутствия, он впал в бешенство от ревности, обрушил на нее обвинения и оскорбления и безжалостно избил ее. Она плакала и стенала, восклицая: «Я вся больная, моя голова болит, моя спина болит, мой зад болит. Я влезу на дерево и прыгну вниз». Через день или два после ссоры она нарядилась, забралась на дерево и громко крикнула своему мужу: «Кабвайнака, иди сюда. Посмотри на меня, ибо я тебя вижу. Я никогда не совершала супружеской измены. Ты побил меня и оскорбил безо всякого основания. Теперь я убью себя».

Муж попытался добраться до нее, чтобы остановить, но, когда он был на полпути, взбираясь по стволу, она прыгнула вниз и таким образом закончила свою жизнь. По какой‑то причине Болобеса, одна из жен Нумакалы, предшественника нынешнего вождя Омараканы, оставила на некоторое время своего мужа и вернулась в родную деревню Ялумугву. Ее дядя по матери, Гумабуди, вождь той деревни, отослал ее обратно к мужу. Она отказывалась идти и с полпути опять повернула назад, хотя, как мне говорили, и намеревалась в конечном счете вернуться к мужу. Ее дядя настаивал и оскорблял ее так грубо, что она покончила с собой.

В каждом из этих случаев для женщины была возможность просто уйти от мужа или, как в последнем приведенном случаевернуться к нему. В каждом из них она явно отказалась от того, чтобы 7принять это простое решение, по причине сильной любовной привязанности или же из‑за amour propre*9 и чувства личной чести. Смерть была предпочтительней жизни в той деревне, где женщина оказалась обесчещенной, и так же предпочтительней жизни была она в любой другой деревне. Невыносимо было жить с данным мужчиной, и невозможно жить без него, то есть имело место то состояние души, которое – хотя это может показаться невероятным в отношении дикарей, чья сексуальная жизнь такая простая и плотская, – способно‑таки оказывать реальное влияние на их семейную жизнь.