Правило любви к экстерналу всего одно

 

При каком‑нибудь событии с положительным исходом навязчиво подчеркивать его личный вклад и преувеличивать его роль.

– Надо же, какая удача! – удивленно говорит Котик. – Ну и повезло же мне!

– Ничего подобного! Это исключительно твоя заслуга! А вот нам повезло, что ты у нас такой молодец!

При событии с отрицательным исходом уверять Экстернала, что без него, такого умного и сильного, все было бы еще хуже. И вообще, на него вся наша надежда.

– Мне опять не повезло, – жалуется Котик.

– Но ты что‑нибудь обязательно придумаешь!.. Уже думаешь?.. Молодец!..

Со взрослыми Экстерналами все точно так же, потому что поглаживания и похваливания любят все, не только Котик.

 

Пятница

Обидчивый день

 

Сегодня очень важный день для Кисы и Димы. Жаль только, что их важные дни совпали.

У Кисы сегодня спектакль, а к Диме приезжает Фонд, чтобы принять окончательное решение насчет ЯМР с сосудистой программой.

– Я так и знала, – протянула Киса разочарованно, но не склочно. Киса уже взрослая и понимает, кому придется уступить. И сейчас она пригласит меня на спектакль! Раз уж сегодня звездный час и для нее, и для ЯМР с сосудистой программой.

Я очень надеялась, что Киса пригласит меня, но она сказала:

– Вообще‑то сегодня прогон, можно только родителям приходить. А на премьеру уже можно всем.

И с намеком посмотрела на меня, чтобы я не вздумала попроситься на прогон…

…Надо же, прогон… Как в настоящем театре. Ладно, я пойду, когда будет можно всем.

 

* * *

 

Киса убежала, а Дима еще немного повздыхал по дому и тоже собрался уходить.

– Катя, ты сегодня всю ночь сопела! – обернулся он от двери. – Я из‑за тебя не спал… Ты вообще в последнее время сопишь, как барсук.

И ушел на работу. А я осталась, совершенно ошеломленная и обиженная.

Если честно, я даже заплакала. Неужели я… сопела?.. Как барсук? В это невозможно поверить!

…Как он мог так меня обидеть…

 

Хотя я не очень обидчивая, не такая обидчивая, как Киса, но все же довольно часто обижаюсь. Хотя и знаю, что специально для нас с Кисой существуют способы, как НЕ обижаться.

 

Способ первый, научный

 

Нам с Кисой, и вообще всем людям, свойственно одно заблуждение. Если МЫ с КИСОЙ что‑то делаем, обижаем кого‑то, то считаем, что дело не в нас, просто такая уж у нас сложилась ситуация. А если КТО‑ТО обижает нас, то мы думаем совершенно иначе. Мы думаем, что КТО‑ТО обижает нас, потому что КТО‑ТО – неприятная личность.

К примеру, недавно Киса страшно обиделась на двух своих подружек, которые не позвали ее в кино. Потому что они гадкие и нарочно ее не позвали. А между прочим, сама Киса вчера тоже ходила в кино с одной из них.

А другую почему не позвали? Специально хотели ее обидеть?

– Нет, – удивилась Киса. – Мы просто внезапно собрались и пошли, а телефона рядом не было.

 

Вот так: у нас с Кисой всегда ситуация виновата, а у других нет никакой ситуации, просто они гадкие девчонки.

Если я наступила Кисе на ногу, я думаю: это потому, что тесно и вообще. Случайно. А если Киса наступила мне на ногу, я думаю: фу, какая Киса неуклюжая…

Когда мы с Кисой поймем, что У НАС НЕПРАВИЛЬНЫЙ ПОДХОД, множество наших обид улетучится. Мы больше не будем думать, что КТО‑ТО очень неприятный, а будем спокойно думать, что у него тоже БЫЛА СВОЯ СИТУАЦИЯ.

 

Способ второй, логический

 

Обида – это ведь такая резкая мгновенная боль, словно нас поцарапали острыми когтями. Обижаясь, мы чаще реагируем не на смысл того, что нам сказали, а на форму – пренебрежительную интонацию, ироничный оттенок фразы или обидное ключевое слово.

 

Как Карлсон, который вдруг узнал, что его называют таинственным предметом. Тому, кто поймает «предмет», обещана награда в десять тысяч крон. Карлсон злился и обижался, и это естественно – мне тоже не нравится, когда меня называют барсуком.

 

* * *

 

Карлсон злился все больше и больше.

– «Кому посчастливится поймать этот таинственный предмет…» – с горечью повторил он снова слова заметки. – «Предмет»! – выкрикнул он, окончательно выходя из себя. – Кто‑то смеет обзывать меня предметом!

<…>

Карлсон сел на скамеечку. Вид у него был мрачный и невыразимо печальный.

– Я так не играю, – сказал он. – Я так не играю, раз ты такой злой и называешь меня предметом…

<…>

В кухне воцарилась тягостная тишина.

И вдруг Карлсон громко расхохотался. Он вскочил со скамеечки и добродушно ткнул Малыша кулачком в живот.

– Уж если я предмет, то, во всяком случае, самый лучший в мире предмет, который стоит десять тысяч крон! Понял? Да?

<…>

– <…> Думаю, мало кто стоит так дорого.

– Никто в мире, – твердо заявил Карлсон. – Спорим, что такой вот глупый мальчишка, как ты, стоит не больше ста двадцати пяти крон.

От избытка чувств он нажал стартовую кнопку на животе, взмыл к потолку и с радостными воплями сделал несколько кругов вокруг лампы.

– Гей‑гоп! – кричал он. – Вот летит Карлсон, который стоит десять тысяч крон! Гей‑гоп!

 

Часто бывает так: человек не обязательно хотел нас обидеть. Ну, или, во всяком случае, мы не уверены, что он ХОТЕЛ, а нам почему‑то обидно, – царапнуло. Чтобы не обижаться, нужно попытаться от царапины перейти к СУТИ обиды.

Тогда получается такой диалог:

– Ты предмет.

– Да, я предмет. Но дорогой предмет, самый лучший предмет на свете.

 

Или:

– Ты мне посторонний человек, а не родитель, поэтому не приходи ко мне на прогон спектакля.

– А когда можно будет прийти всем, не родителям?

 

Или:

– Вам не идет эта прическа.

– Вы так считаете? Возможно, у нас с вами разные вкусы. Кстати, именно этот стиль сейчас очень моден.

 

Есть два способа перехода к СУТИ обиды. Можно все это сказать вслух человеку, который нас обидел. А можно потом подумать и сказать все это самому себе. Но главное, что уже будет не так обидно или совсем не обидно.

 

Кстати, почему меня так задели Димины слова? Я знаю. Потому что сопеть – совсем не женственно.

А что, если попробовать перейти к сути моей обиды на Диму? Или:

– Ты сегодня сопела.

– Да. Это потому что у меня насморк. Прости, что мешала тебе спать.

Что получается? Да, я сопела. В самом факте насморка нет ничего обидного. Насморк может быть у каждого человека. А у меня насморк, потому что я – тонкое нежное существо, которое простужается от легкого дуновения ветерка. Тонкое нежное существо простудилось у открытого окна, когда разговаривало с Карлсоном. Получается, что сопеть, наоборот, очень женственно и Дима сделал мне комплимент.

 

Способ третий, интересный

 

Как было бы хорошо, если бы мы с Кисой были абсолютно уверенными в себе личностями с высокой самооценкой! Тогда нас вообще нельзя было бы обидеть. Как дядю Юлиуса, которого в реалистической манере нарисовал Малыш: в очках и со вставной челюстью.

Малыш даже подписал портрет дяди Юлиуса – «Болван». А дядя Юлиус увидел себя, изображенного на рисунке в очках и со вставной челюстью, и сказал Малышу:

– Плохо ты нарисовал лошадь.

Если бы дядя Юлиус втайне подозревал, что похож на лошадь, он бы точно обиделся. А он совсем не обиделся, потому что абсолютно не мыслил себя в лошадином контексте.

 

Если мы обижаемся на что‑то, значит, именно это что‑то у нас очень болит. И тогда наша обида – хороший повод, чтобы разобраться в себе.

Ну, а если у нас нет склонности к самоанализу, а, напротив, есть склонность поскандалить, тогда, конечно, другое дело – можно обижаться самому или обидеть в ответ.

 

Способ четвертый, старый

 

Старый способ – это выразить свои чувства. Проговаривая обиду, мы перекидываем ответственность с себя на партнера.

Не то чтобы я такая злопамятная, но сегодня я так обижена, что другие примеры не приходят мне в голову.

– Ты сегодня сопела.

– Мне так неприятно это слышать… Так больно думать, что я как барсук… – могла бы сказать я. И пусть бы Дима мучился.

Может быть, я так и скажу вечером… Посмотрим, что он ответит!..

 

Я сидела и обдумывала свою обиду и вдруг собралась на спектакль к Кисе. Не потому что я родитель, а чтобы посмотреть и потом рассказать Диме.

Школа совсем рядом, нужно только перейти Невский, но я решила поехать на машине, вдруг у Кисы будет много цветов.

Школа совсем рядом, но нужно переехать Невский…

В общем, пока Киса играла главную роль, я сидела в машине в пробке и тупо смотрела в окно, без книжки, без питания, с разряженным телефоном. А спустя полтора часа пробка закончилась, и мне вдруг стало так грустно, злобно и обидно, что я повернула назад – все равно я барсук и все равно Киса меня не ждет, все равно я соплю и никому не нужна…

Когда я вернулась с большим пакетом, Киса уже была дома.

– Что это у тебя? – спросила она.

– Подарок тебе и мне тоже.

Киса бросилась к пакету:

– Покажи‑покажи‑покажи! Открывай скорей! Ах, какая прелесть!

Я купила Кисе чудный красный шарф, а себе чудный зеленый.

Киса схватила красный шарф и вдруг заплакала.

Плачет… не притворяется!..

– Ну что, что?.. Хочешь, зеленый тебе, а красный мне? – спросила я. – А хочешь, зеленый тебе и красный тебе?..

Киса все‑таки сказала мне, почему она плачет: она больше хочет зеленый шарф, но ее устраивает и красный. Но не устраивает, что я без уважительной причины не пришла на ее спектакль…

– Но ты же сама сказала – только родители! И ТАК посмотрела…

– Я не ТАК посмотрела, а по‑другому…

Неужели Киса хотела, чтобы я пришла к ней на спектакль как РОДИТЕЛЬ? Почему она не сказала?..

А я почему не спросила?.. Мы с Кисой всегда думаем, что это МЫ стесняемся и боимся, а ДРУГИЕ нет. А может быть, пока мы стесняемся и боимся, ДРУГИЕ тоже стесняются и боятся НАС?..

 

Я представила, как Киса выглядывала меня в зале, и никто к ней не пришел, а я в это время сидела в пробке с разряженным телефоном, без книги и без питания… И заплакала.

– Ты из‑за меня плачешь? – передернула плечами Киса. – Да я и не расстроилась вовсе… Подумаешь…

– Да, из‑за тебя, – честно ответила я, – и еще из‑за себя. – И я рассказала Кисе, что я сегодня сопела, как барсук.

– Ну и что? – удивилась Киса.

– Как что?! Разве я барсук? Барсук – неприятное животное.

– Нет, нет, – вдруг бросилась ко мне Киса и тоже заплакала, – я не потому плачу, что ты не пришла на спектакль, а потому, что ты не барсук…

– А кто же? – глупо спросила я.

– Ты очень приятное животное, – сказала Киса, и мы засмеялись.

Киса не сказала мне, как в кино, потупившись: «А можно я буду называть тебя мама…» Да и какая я мама – она же выше меня в два раза. И в четыре раза худее… К тому же я не могла родить ее в детстве.

Киса сказала мне:

– Возьми зеленый шарф.

 

В Кисиных глазах светились участие и понимание, и жалость… И мне очень захотелось воспользоваться этой хорошей минутой и спросить Кису – почему она разрешила нам с Димой пожениться, а потом вдруг возненавидела меня? Что же это все‑таки было?..

Но я не стала спрашивать ее, – зачем?..

Причин может быть много… Может, я ее чем‑то обидела, может, Киса решила, что никому не нужна в этой семье, кроме Котика, может, у нее тогда просто все гормоны разом взорвались, и она сама не знает. А может быть, Киса просто хотела привлечь к себе мое внимание, как будто взорвала паровую машину, чтобы я все время думала только о ней… Зачем спрашивать?

Главное, она меня простила. За что?

Это не важно, за что. Потому что, если на нас кто‑то обиделся, не важно, что мы не имели в виду ничего плохого. Человеку же все равно больно, несмотря на наши лучшие намерения.

Думаю, Киса тогда вдруг решила обидеться, что я вышла замуж за ее папу. Ну разрешила сначала, а потом обиделась, – просто не сообразила, что я всегда буду мелькать у нее перед глазами.

Кстати, чтобы люди смогли полюбить друг друга, им нужно чаще встречаться. Это научный факт. Мы с Кисой постоянно встречались, вот мне и пришлось полюбить ее.

 

– Эй, барсучок, я принес тебе ингалятор. – С этими словами Дима вошел в дом.

Хм… барсучок звучит лучше, чем барсук…

– Завтра ты пойдешь к лору. Тебе выпишут много лекарств, – мечтательно сказал Дима, – я договорился…

Хорошо, я согласна, – некоторые обиды мы сами себе придумываем.

– А пока я тебе дам молоко с луком.

Сначала Дима мелко резал лук, потом толок его в специальной посуде, затем кипятил лук в молоке и два раза процеживал через марлечку. Все это продолжалось с 11.30 до 12.15 ночи. Ну, и кому в этом доме нужен врач?..

А вообще‑то это правильно – выходить замуж по расчету: хорошо иметь в доме врача. И еще человека, который уступит тебе зеленый шарф.

 

Суббота

Все хорошо

 

Жужжит‑жужжит! Прилетел‑прилетел!

Сегодня призналась Карлсону, что он пока еще не написал свою книгу «Здоровое питание по Карлсону, который живет на крыше». Чтобы утешить его, сказала, что и я свое «Здоровое питание для застенчивых» не написала…

– Не расстраивайся. Можешь меня потрогать, – предложил Карлсон и протянул мне пухленькую ручку. – Зато ты прикоснулась к прекрасному. Ко мне, такому красивому, упитанному, в расцвете сил.

 

Послесловие

 

Вот и закончилась книга для Кисы и для меня. Конечно, можно было бы бесконечно писать и подсовывать листочки Кисе под дверь, но теперь мы и так можем все обсудить. Мы с Кисой подруги, я красивая и упитанная, а Киса просто красивая, и обе мы в расцвете сил.

К тому же мне пришлось писать «Здоровое питание для застенчивых». Издательство применило ко мне технику повышения значимости партнера: уверило меня, будто бы застенчивые люди вообще не могут без меня полноценно питаться.

…Карлсон больше не прилетает… Правда, время от времени мне кажется, что я слышу жужжание в детской. И эта подозрительная беготня с подносами…

…А однажды в комнате у Котика что‑то взорвалось.

– Что? Что это было?! – с надеждой спросила я.

– Мы играли, – объяснил Котик. – Он обещал вернуться.

Я никогда не спрашиваю, прилетал ли Карлсон, только изредка, всего несколько раз в день, подхожу к окну. Но это же мое личное дело, где стоять, чтобы посмотреть на небо, на звезды…

 

[1] Здесь и далее цит. по: Линдгрен А. Три повести о Малыше и Карлсоне. М., 1974.