Лесик: «Не подпускай ко мне этого гондона»

Человека, который возглавил команду после исчезновения Бульдога, звали уютно и по‑доброму – Лесик. Это был наголо бритый здоровячок, излучавший оптимизм и обычно легко шедший на контакт по вопросам, которые не касались служебной деятельности. Правда, когда Розовский увидел его на фоне остова догорающего особняка, оптимизма у Лесика поубавилось, а румяное лицо слегка осунулось. Возможно, сказались ночные события, о которых журналист пока не имел понятия. Четыре трупа – из них два зверски изуродованных – лишили бы спокойного сна кого угодно. Все четверо были хорошо подготовленными и специально подобранными профессионалами. Это обстоятельство не являлось бы столь значимым, если бы с ними расправились при помощи гранаты или снайперской винтовки, – но двое из четверых оказались застреленными практически в упор из табельного оружия, голова одного превращена в месиво, а еще одного убили голыми руками… и, похоже, там не обошлось без зубов.

Получив в наследство такие проблемы, Лесик понял, что неожиданное повышение по службе – не подарок судьбы, а настоящая подстава. Он был недоволен собой, недоволен своими ребятами, которых давили, как кроликов, недоволен этим сраным проектом, который грозил обернуться не просто головной болью, а долгими разбирательствами – и хорошо еще, если обойдется без отсидки.

Поэтому появление журналюги, прославившегося скандальными репортажами, бывшего, по непроверенным слухам, платным осведомителем одной знаменитой спецслужбы и имевшего непосредственное касательство к организации проекта, вызвало у Лесика вполне объяснимую реакцию. Ему захотелось сделать с Розовским то, что неизвестный сделал со Шведом и Рустамом, а затем устроить ему кремацию, благо огонь еще не загасили. Но желания желаниями, а действовать пришлось в рамках закона. Лесик подозвал к себе одного из своих людей. В более или менее цензурном виде приказ звучал так: «Не подпускай ко мне этого гондона».

Розовский был уже достаточно близко и, возможно, кое‑что услышал, а если не услышал, то прочитал по губам. Он не подал виду, но мысленно поставил отметочку против фамилии Лесик – на будущее. К гонениям и притеснениям ему не привыкать, в прошлом он неоднократно оказывался в куда более опасных для здоровья ситуациях. Он не сомневался, что является тут нежеланным гостем, и почти не надеялся услышать ответы на свои вопросы, однако в своем деле он тоже был профессионалом, а значит, имел гибкий позвоночник и на редкость толстую шкуру.

Увидев перед собой ходячий шкаф с хмурой антресолькой, он свернул в сторону и пошел по другой стороне дороги, оставив пожарище слева по курсу. Придраться было не к чему: пообщаться с Лесиком он не стремился и с каждым шагом удалялся от эпицентра событий. Он тянул время, надеясь заметить что‑нибудь такое, чего не разглядишь в бинокль.

Особняк выгорел дотла. Пожарники не очень‑то напрягались; правда, и спасать от огня уже было нечего – оставалось следить, чтобы пламя не перекинулось на соседние участки, а с этим они справлялись. Розовский замедлил шаг, рассматривая не столько обугленные стены, сколько машину «скорой», и прикидывая, чем занята бригада. В том‑то и дело, что бригада торчала на виду и откровенно скучала, а вот мальчики из команды Лесика что‑то уж слишком суетились.

Чутье не обмануло Розовского, да и терпение не подвело: задние дверцы одного из фургонов были открыты, и он заметил внутри черный пластиковый мешок соответствующего размера, явно не пустой. «Есть труп», – сказал он себе. Оставалось выяснить – чей. Он надеялся, что сумеет сделать это очень скоро и без особых хлопот – например, при помощи ноутбука.

Потеряв интерес к ритуальному сборищу возле угасающего костра, он вернулся к Машке, которая как раз закончила обход дома. Очевидно, гнездышко пришлось ей по вкусу, но Розовский всё не мог забыть мертвую белку в бассейне. Отчего‑то он вспомнил, как ему пришлось свалить из отеля «Европейский». Похоже, рано или поздно наступает момент не то чтобы истины – скорее компенсации за былые неудачи, маленькие и большие.

Забравшись на заднее сиденье «ровера», он разослал сообщение, в котором не было ни слова правды и единственный смысл которого заключался в самой рассылке. Даже если не все отзовутся, вычислить, чьи останки лежат в черном мешке, будет нетрудно.

Закончив, он вылез посмотреть на Машку, которая с азартом предалась странной, на его взгляд, забаве. Обнаружив где‑то в доме инвентарь для гольфа, она лупила клюшкой по мячикам, отправляя их в безвозвратный полет с четкостью и силой катапульты. Вскоре Розовский догадался, что для нее это далеко не забава, а тоже своего рода компенсация. С каждым следующим ударом свист клюшки, рассекавшей воздух, становился всё яростнее.

– Возьми их с собой, если хочешь, – предложил он, подлизываясь. Клюшек для гольфа в ее арсенале прежде не было.