Теперь сядьте, и посоветуемся.

- О чем?

- А вот как нам с вами быть. Может быть, выйдем отсюда? Мне курить

Хочется, а у вас тут нельзя.

Они вышли в полутемный коридор, скупо освещенный синими огнями

Затемненных ламп, и стали у окна. Во рту у Капустина засопела трубка.

Когда она разгоралась при затяжках, его лицо, широкое и задумчивое, на

Миг выступало из полутьмы.

- Я сегодня собираюсь на инструктора вашей группы наложить

Взыскание.

- За что?

- За то, что он выпустил вас в зону, не получив разрешения

командования школы... Ну да, что вы на меня уставились? Собственно,

Мне надо бы и на себя взыскание наложить за то, что я до сих пор с

вами не потолковал. Все некогда да недосуг, а собирался... Ну ладно.

Так вот, Мересьев, не такое это простое дело - вам летать, да... За то

И влеплю я, кажется, инструктору.

Алексей молчал. Что за человек стоял возле него, пыхая трубкой?

Бюрократ, считающий, что кто-то нарушил его полномочия, не доведя

Вовремя до его сведения, что в жизни школы произошло необыкновенное

Событие? Чинуша, нашедший в правилах отбора летного состава статью,

Запрещающую выпускать в воздух людей с физическими недостатками? Или

Просто чудак, придравшийся к первому поводу показать власть? Что ему

Нужно, зачем он явился, когда и без него тошно на душе так, что хоть в

петлю головой...

Мересьев внутренне весь встопорщился, с трудом сдерживая себя. Но

Месяцы несчастий научили его остерегаться поспешных выводов, да  и в

Самом этом нескладном Капустине было что-то неуловимо напоминавшее

Комиссара Воробьева, которого Алексей мысленно называл настоящим

Человеком. Вспыхивал и гаснул огонек в трубке, выступало из синей мглы

И вновь таяло в ней широкое толстоносое лицо с умными, проницательными

Глазами.

- Видите, Мересьев, я не хочу говорить вам комплимент, но, как там

Ни верти, ведь вы единственный в мире человек, без ног управляющий

истребителем. Единственный! - Он посмотрел в дырочку мундштука на

Тусклый свет лампочки и озабоченно покачал головой. - Я не говорю

Сейчас о вашем стремлении вернуться в боевую авиацию. Это, конечно,

Подвиг, но в нем самом нет ничего особенного. Сейчас такое время, что

каждый делает для победы все, что может... Да что же такое с проклятой

Трубкой содеялось?

Он снова принялся ковырять мундштук и казался весь погруженным в

Это дело, а Алексей, встревоженный неясным предчувствием, теперь уже

Нетерпеливо ждал, что ему скажут.

Не прекращая возни с трубкой,  Капустин продолжал, совершенно не

заботясь о том, какое впечатление производят его слова:

- Тут дело не в вас, старшем лейтенанте Алексее Мересьеве. Дело в

Том, что вы без ног достигли мастерства, которое до сих пор во всем

Мире считается доступным только очень здоровому человеку, да и то вряд

Ли одному из ста. Вы не просто гражданин Мересьев, вы великий

экспериментатор... Ага, продулся наконец! Чем это я его засорил?.. Так

вот, и мы не можем, не имеем права - понимаете, не имеем права! -

Подходить к вам как к рядовому летчику. Вы затеяли важный эксперимент,

и мы обязаны вам помочь всем, чем можем. А чем? Ну-ка, скажите сами:

Чем вам можно помочь?

Капустин опять набил свою трубочку, закурил, и опять красный отсвет

Ее, то загораясь, то затухая, выхватывал из полутьмы и снова отдавал

Ей это широкое и толстоносое лицо.

Капустин обещал договориться с начальником школы, чтобы он увеличил

Мересьеву число вылетов, и предложил Алексею самому составить себе

Программу тренировок.

- Так ведь сколько же на это бензину уйдет? - пожалел Алексей,

Удивляясь тому, как просто и деловито этот маленький, нескладный

Человек разрешил его сомнения.

- Бензин - продукт важный, особенно теперь. На кубики меряем. Но

Есть вещи подороже бензина. - И Капустин принялся старательно

Выколачивать о каблук теплую золу из своей кривой трубочки.

Со следующего дня Мересьев стал тренироваться отдельно. Он работал

Не только с упорством, как тогда, когда он учился ходить, бегать,

Танцевать. Его охватило настоящее вдохновение. Он старался

Проанализировать технику полета, обдумать все ее детали, разложить ее

На мельчайшие движения и разучить каждое движение особо. Теперь он

Изучал, именно изучал то, что в юности постиг стихийно; умом доходил

До того, что раньше брал опытом, навыком. Мысленно расчленив процесс

Управления самолетом на составные движения, он вырабатывал в себе