Отраслевые бенефициары суррогатных революций

В СМИ и публицистике целеполагание «революций 2.0» связывается с борьбой за углеводородные ресурсы. Однако на практике постреволюционные элиты:

- расторгают связи с традиционными партнёрами по добыче и транспортировке;

- не могут гарантировать инвесторам безопасность добычи и экспорта;

- экономически заинтересованы в быстром получении доходов;

- в идеологическом плане – отягощены «климатическими» предрассудками.

Стереотип «революций 2.0» в ресурсно обеспеченных странах демонстрирует:

- тяготение узлов дестабилизации к контейнерной (а не нефтяной) логистике;

- преследование национальных нефтегазовых элит;

- запустение добывающих мощностей и деградацию инфраструктуры;

- падение промышленного спроса на энергоносители;

- уход экспорта углеводородов в сферу теневой экономики.

Таким образом, крупные игроки углеводородной отрасли в процессе «революций 1.0 и 2.0» становятся чаще не бенефициаром, а жертвой манипуляции.

Перечень реальных отраслей-бенефициаров определяется по социально-экономическому и культурному результату.

1) Прямым бенефициаром «революций 2.0» является производитель их инструментария – участники вышеописанного ГЧП, прежде всего монополисты в сфере коммуникаций и геопространственных технологий.

2) Поставщики сырья (редких металлов) для электроники, особенно для мобильной связи, извлекают сверхприбыли в Центральной Африке (колумбит-танталит, доходы от продажи которого оцениваются выше, чем доходы на рынке контрабандных алмазов). Передел данного рынка сопровождается наиболее брутальными конфликтами, в подготовке которых участвуют коллективные члены AYM, в частности Invisible Children.

3) По итогам двух лет нестабильности в Магрибе статистика демонстрирует беспрецедентный прирост доходов США от экспорта вооружений, в легальном секторе - за счёт повышения спроса в странах, близких к зонам дестабилизации (Саудовская Аравия мотивирована к закупкам «шиитской угрозой», ОАЭ – происками Катара и др.).

4) «Культурные трансформации» в период подготовки «революций 1.0 и 2.0» знаменуются экспансией развлекательного бизнеса, ориентированного на молодёжь и распространяющего унифицированные стандарты масс-культуры. Центры релаксации закономерно становятся центрами распространения СПИДа. В то же время распространение СПИДа формирует источник прибыли для специфической фармацевтики, а также для ключевой в системе «контроля народонаселения» индустрии контрацептивов.

5) Партнёры общественных структур, «сеющих» унифицированную масс-культуру в странах третьего мира, «по совпадению» входят в сообщество лоббистов легализации наркотиков. Самый типичный и известный пример – Quantum Foundation Дж. Сороса. Период «революций 2.0» совпадает со «снятием масок»: в апреле 2011-го частная организация Global Commission for Drug Policy (GCDP), ратующая за разрешение лёгких наркотиков, а также за освобождение от уголовной ответственности лиц, хранящих наркотики или употребляющих их без ущерба для окружающих, обращается к генсеку ООН с петицией Stop War on Drugs («Остановить войну с наркотиками»). Показатели вовлечения глобальных элит в интересы наркорынка: а) фигура Ричарда Брэнсона, спонсора как GCDP, так и «миротворческой» ассоциации глобальных лидеров The Elders (Джимми Картер, Десмонд Туту, Кофи Аннан, Лахдар Брахими и др.), б) вступление в GCDP президента Международной кризисной группы (ICG) Луизы Арбур, в) тяготение «миротворческой» деятельности как ICG, так и The Elders к регионам производства и распределения наркотиков.

Умолчание о связях «гуру» правозащитной и т.н. миротворческой деятельности с нелегальными рынками средств ухода от действительности, равно как и о факторе наркотранзита в локализации «революций 1.0 и 2.0», уместно рассматривать как самостоятельное средство массовой манипуляции.

 

Ружьё на стене»

Ключ к цивилизации»

Арабской весне предшествовал длительный период «культурной обработки» различных религиозных групп Ближнего Востока. Флирт англо-американских стратегов с движением «Братья-мусульмане» восходит еще к 1981 году, когда был учрежден Совет по ближневосточной политике (MEPC) с термином «Большой Ближний Восток» в уставе. Задача, как позже пояснял президент NED Карл Гершман, состояла во «включении исламистских партий в политический процесс – так чтобы сделать их безвредными».

Подготовка т.н. «исламской реформации» осуществлялась через: а) вовлечение богословских кругов в «культурный обмен», б) вестернизацию арабской медиасреды, в) создание витрины «модернизированной» арабской культуры. Проводниками влияния служили: а) юридическое сообщество, б) университетская интеллигенция, в) медиаистэблишмент, г) «прогрессивное» духовенство, д) импортёры «прогрессивных» товаров.

Вехами начального этапа «операции Большой Ближний Восток» были:

- открытие в Лондоне благотворительного фонда Islamic Relief Worldwide в партнёрстве с египетским движением «Братья-мусульмане»;

- закладка Города образования в Катаре (публично озвученная миссия – «поддержка пути Катара от углеводородной экономики к экономике знаний (sic!) посредством раскрепощения человеческого потенциала»;

- выдвижение духовного лидера движения «Братья-мусульмане» Юсуфа аль-Кардави на пост главы Европейского совета по фетвам и исследованиям;

- запуск телеканала «Аль-Джазира» – трибуны как для Кардави, так и для выразителей взглядов как исламского, так и западного «альтернативного пути»;

- привлечение Тарика Рамадана, внука основателя «БМ» Хасана аль-Банны, к деятельности Совета за парламент мировых религий.

Вехи второго этапа операции «Большой Ближний Восток»:

- подготовка докладов Программы развития ООН (UNDP) и Арабского форума по экономическому и социальному развитию (AFESD) «Об арабском человеческом развитии» (2000) и «Построить общество знаний», где «количество демократии приравнивается к количеству Интернета» (основной автор Надер Фергани – консультант египетского Совета по народонаселению);

- учреждение «Академии перемен» (Academy of Change) в Лондоне (январь 2001). В 2005-м она предлагает услуги египетскому движению «Кефайя» и дополняет рецепты Шарпа методиками нейролингвистического программирования;

- открытие новых центров исламских исследований в RAND Corp., Brookings Institution, Duke University, Georgetown University, Wilson Center (под предлогом событий 11 сентября 2001 года), учреждение Ближневосточной мирной инициативы (MEPI);

- запуск радиоканалов SAWA и Alhurra, приобщающих молодёжь исламских стран к современной культуре и одновременно внедряющих «новое понимание» религии;

- учреждение организаций «прогрессивных мусульман» – Levantine Cultural Center, Muslims for Progressive Values, American Society for Moslem Progress (ASMA) и др.;

- создание структур по обработке исламской молодёжи под эгидой RAND Corp., Brookings, Центра молодёжного межрелигиозного диалога (прославляющего Далай Ламу).

«Ключ» ассоциируется с «зажиганием». Методики воспламенения коллективных эмоций в арабском обществе обкатывались много лет, но «технологии 2.0» открыли более мощные рычаги. Театроведы именуют общее эмоциональное состояние публики, потрясённой спектаклем, термином «синтония». Зрительный образ воздействует на эмоции сильнее речевого сообщения.

В июне 2010-го представитель Google в Каире Ваэль Гоним, прошедший стажировку в AYM, сочинил формулу «Мы все – Халед Саид» и получил вал однотипных реакций на зрительный стимул (фото тела юноши, убитого полицейскими). Следующим сюжетом в Египте, Тунисе, Алжире стал не труп, а ещё живой человек, корчащийся в огне. Рядом с ним оказывается «участливый» наблюдатель, методично фиксирующий мучения на видео, вместо того чтобы сбить пламя. Далее оперативно подключается блогосфера. Так, о самоподжоге торговца Буазизи в глухой провинции Туниса спустя час узнает калифорнийский блоггер Бешир Благи (позже рассказавший, что ему помогла хакерская сеть Anonymous).

На пике «эпидемии суицидов» на площади Тахрир студентка Асма Махфуз произнесла монолог, где в шести фразах подряд повторялось словосочетание «акт самосожжения». После этого сеанса внушения Махфуз перешла к теме коррупции. В том же стиле апеллировала к массам йеменская активистка Тавакуль Карман.

На созданном сотрудниками US Institute for Peace портале Meta-Activism, где анализируется опыт актива Арабской весны, достаточно откровенно разъяснялась роль видеотрансляции горящей плоти как генератора синтонии: «Это наглядно, и это шокирует. Брутальность на снимках сделала зверство достоверным и произвела висцеральный (т.е. до ощущений во внутренних органах) эмоциональный эффект. Секрет прост: образ говорит сам за себя, и в мире, где кусочек контента является заразительным (viral), это всё, что требуется. И это соответствует мощной культурной рамке». Топ-менеджеры «весны» не удержались от самопохвалы: они не только успешно применили п.158 по Шарпу («предание себя стихии воды или огня»), но и воспользовались исламской культурной рамкой для поражения исламской же мишени с закреплением протестного стереотипа, в дальнейшем сметающего со сцены в том числе и «обезвреженные» религиозные политические силы.

В феврале 2013 года стереотип массового самосожжения был впервые воспроизведён в православной культурной рамке – в Болгарии, что осталось незамеченным в российских СМИ.