Пусть убьют меня твои облик и красота

6. Что есть, как если бы сказала: Раз уж такова радость видения Твоего бытия и красоты, что не сможет вынести её душа моя, иначе как умерев в созерцании, пусть убьют меня Твои облик и красота.

7. Известны два зрелища, убивающие человека, за невозможностью вынести ему силу и воздействие увиденного: первое есть видение Василиска, от вида которого, говорят, умирают тут же; второе есть видение Бога. Однако, они весьма различаются по причинам: поскольку первое зрелище убивает великой ядовитостью, а второе - безмерным здоровьем и благостью Славы. Через то не творит душа мно­гого здесь, в желании умереть от видения красы Божией, чтобы ра­доваться ей всегда; тогда как если бы душа имела хотя одну догадку о высоте и красоте Божьих, то не единой только смерти пожелала, ради вечного уже лицезрения Его (как здесь желает), но тысячу жес­токих смертей прошла бы зело весело, ради узрения Его на один лишь миг, а, после того, как увидела бы, просила бы о перенесении дру­гих таких же, ради того, чтобы ещё раз увидеть.

8. Для лучшего уяснения этого стиха, следует знать, что душа здесь говорит условно, когда молвит, что убьют её Его облик и кра­сота, предполагая, что не возможет лицезреть Его, не умерев; так что, если бы без этого смогла жить, то не просила бы, да убьёт её; потому что желать умереть - это неестественно. Но, предполагая, что не может сия жизнь тленная человека совместиться с другой, не­увядаемой жизнью Бога, молвит: пусть убьёт, и т. д.

9. Это учение даёт уразуметь Святой Павел коринфянам, говоря: Не хотим быть совлечёнными, но хо­тим быть облечёнными, чтобы смерт­ное поглотилось бы жизнью (2Кор. 5,4); то есть: Не хотим быть совлечёнными плоти, но - облечёнными Славой. Но, знающе, что невозможно жить вместе во Славе и плоти смертной (как мы сказали), молвит Филиппийцам, яко желал бы развязаться и быть со Христом (1,23). Имеется, однако, здесь одно сомнение, и состоит оно в следующем: отчего сыны Израиля издревле избегали и боялись видеть Бога, чтобы не умереть, как говорил Мануй своей жене (Суд. 13,22), а сия душа хочет умереть от видения Бога? На это отвечается, что по двум при­чинам. Одна из них та, что во время оно, хотя умирали в милости Божьей, не видели Его вплоть до прихода Христа, и много лучше для них было жить во плоти, накапливая, заслуги и радуясь жизни естест­венной, нежели пребывать в лимбе без заслуги и перенося мрак и духовное отсутствие Бога. Отчего и считали многие лета жизни сей за великую милость Божию и преимущество своё.

10. Вторая причина - по части любви; потому как те, что не столь сильны в любви и не слишком приблизились к Богу любовью, боятся умереть от вида Его. Однако, ныне, в законе благодати, по

которому в умирании тела может душа лицезреть Бога, более здраво есть желать прожить недолго и умереть ради видения Его; а если бы и не так, то душа, любящая Бога, как эта любит Его, не убоялась бы умереть от лицезрения Его, потому что истинная любовь всё, что приходит ей от Возлюбленного, будь то неблагоприятное или благопри­ятное, и самые наказания, как вещь, которую Он желает свершить, при­нимает равно и одинаким образом, и они приносят ей радость и удоволь­ствие, ибо, как говорит Святой Иоанн, совершенная лю­бовь отбрасывает всякий страх (1Ин. 4, 18). Не может существовать для любящей души огорчения смерти, поскольку в ней обретает все сладости и удовольствия любви; не мо­жет быть опечалена и память её, так как находит в ней собранную ра­дость; не может также быть отягощённой и утруждённой, так как Он есть удаление всех её отягощений и трудностей, и начало всего её блага; воспринимает её, как подругу и супругу и памятью своей раду­ется, как дню своей помолвки и свадьбы; и сильнее желает наступле­ния того дня и того часа, в который должна встретить свою смерть, как цари земные желают царств и подданных. Оттого об этом жребии смерти молвит Мудрец: 0, смерть! Благ приго­вор твой для человека знающего нужду (Эккл. 41,3). Итак, ежели для человека, нуждающегося в вещах посюсторонних, смерть есть благо, хотя она нисколько не восполняет его нужды, но скорее отнимает и последнее, то насколько же луч­ше будет приговор её для души, нуждающейся в любви, так как не толь­ко не отнимает у неё того, что имеет, но скорее служит причиной для исполнения любви, которой хотела, и удовлетворения всех её нужд? Имеет, стало быть, резон душа, осмеливаясь говорить без страха: пусть убьют меня твои облик и кра­сота, ибо знает, что в тот самый миг, в который увидит её, бу­дет восхищена и поглощена этой самой красотой, и преобразится в эту самую красоту, и станет сама красивой, как эта самая красота, и снабжена и обогащена, как эта самая красота. Так что об этом молвит Давид, яко смерть святых драгоценна пред Господом (Пс. 115,15); чего не было бы, если бы не были они причастны Его величиям, ибо пред Богом нет ничего драгоценного, кро­ме того, что Он есть в Себе самом. Оттого-то душа не боится умереть, когда любит, но скорее желает этого. Грешник же всегда боится смер­ти, так как предчувствует, яко смерть понудит его оставить все бла­га, а все худа получить; ибо, как молвит Давид: Смерть грешников - наихудшая (Пс. 33,22); и через то, как молвит Мудрец, горька им память их (Еккл. 41,1), ибо оттого что любят много жизнь века сего и мало грядущего, сильно боятся смерти. Но душа, которая любит Бога, больше живёт в другой жизни, чем в этой, поэтому душа больше живёт там, где любит, чем там, где прозябает, и так немного ценит сию жизнь преходящую. Оттого и говорит: пусть убьёт меня твой облик, и т.д.

Призри на болествие любви

Что не лечится,