Особенности международных отношений в пост-биполярном мире.

В последние два-три десятилетия мы оказались свидетелями уникального стечения и переплетения гигантских по масштабам явлений и процессов, каждый из которых в отдельности можно было бы назвать эпохальным событием с точки зрения его последствий для всего мирового сообщества. Но взятые в совокупности, в комплексе, они создали поле такого прямо-таки вселенского напряжения, что переживаемое нами время с полным основанием можно назвать осевым временем (в том смысле, как это понимал К.Ясперс),временем смены самих цивилизационных основ жизнеустройства, периодом перехода от привычного для большей части ХХ века миропорядка к качественно новой инфраструктуре международных отношений. На наших глазах происходят широкомасштабные и глубокие изменения в геополитических структурах мирового сообщества и трансформации социально-политических систем, которые дают основание говорить о завершении одного исторического периода и вступлении современного мира в качественно новую фазу своего развития. К числу основных вех этого перехода относятся:

Во-первых, конец т.н. двухполюсного, биполярного миропорядка.

Во-вторых, наступление качественно нового этапа НТР, получившего название информационной или телекоммуникационной революции, в результате которой в промышленно-развитой зоне мира постиндустриальное общество постепенно трансформируется в информационное общество.

В-третьих, конец евроцентристского мира и тенденция к формированию единого мирового сообщества на началах органического сочетания единства и неделимости мирового сообщества, с одной стороны, диверсификации и плюрализма центров, народов, культур, религий и т.д., с другой.

Очевидно, что, когда говорят о вступлении современного мира в качественно новую стадию своего развития, имеются в виду не только такие вещи, как переход от эпохи индустриализма к постиндустриальной эпохе, на смену которой, в свою очередь, приходит информационное общество. Особенность нынешнего этапа состоит в том, что процесс изменений и сдвигов глубоко затронул наряду со сферой экономики, политическую, социокультурную и духовную сферы.

Подобно тому, как новейшие тенденции в развитии науки и техники, ускорение научно-технического прогресса, развертывание информационной и компьютерной революций привели к качественно новой ситуации в социально-экономической сфере, в политической сфере по сути дела также возникло новое положение, характеризующееся несоответствием традиционных идейно-политических установок и ориентаций реальным проблемам современности.

Распад Советского Союза и вызванное этим падение Берлинской стены, положившее конец жесткому разделению мира на два противоположных лагеря, по времени совпали с началом широкомасштабных качественных изменений не только в геополитической структуре, сложившейся в послевоенные десятилетия, но и в самом евроцентристском (или точнее, евро-американо-центристском) миропорядке нового и новейшего времени. Мы являемся свидетелями окончания евроцентристского мира и, одновременно, биполярной конфигурации геополитических сил, построенной на инфраструктуре холодной войны.

Вместе с тем, обращает на себя внимание то обстоятельство, что нынешний период времени как бы не имеет названия. Ранее мы имели дело с послевоенным периодом, часто отождествляемым с периодом “холодной войны”. А теперь мы говорим о периоде “после холодной войны”, подразумевая под этим отсутствие глобального противоборства между двумя сверхдержавами или военно-политическими блоками. Однако содержание переживаемого нами времени значительно богаче, нежели просто отсутствие противоборства и противостояния двух блоков и двух сверхдержав.

Логика отношений внутри нарождающегося нового мирового порядка существенно отличается от принципов организации международных систем прошлого. Процесс трансформации, протекающий ныне в сфере международных отношений, выходит за рамки привычного клише формирования “постялтинского” или “постпотсдамского” миропорядка. Думается, сегодня имеются все основания для того, чтобы вести речь о формировании принципиально новой, поствестфальской по своей сути системы международных отношений. Как не без иронии отметил в этой связи Г.Киссинджер: “Буш и Клинтон говорили о новом мировом порядке, словно он находится за ближайшим углом. На деле он все еще проходит период вызревания, и окончательно его формы станут зримы лишь в пределах будущего столетия”. При этом не всегда четко прочерченные ныне контуры нового миропорядка во многом будут определяться совокупностью политических и неполитических факторов, среди которых необходимо, прежде всего, выделить эффекты глобализации, конец “евроцентричного” или точнее “западноцентричного” мира и характер взаимодействий на стыке мировых цивилизаций, в рамках лимитрофных геополитических, геоэкономических и геокультурных пространств.

В 90-е гг. прошлого века в структуре МО произошли по-настоящему тектонические изменения. Не только утратил прежнюю роль, но и исчез с карты мира СССР, выступавший на протяжении предшествовавших 40 лет одним из полюсов в рамках существовавшего биполярного миропорядка. РФ, заявившая претензии на наследование места и роли СССР, явно не вписывается по параметрам социально-экономического развития и весу в мировой экономике в число ведущих центров силы современного мира. Достаточно сказать, что по состоянию на конец 90-х гг. доля ведущих держав в мировом ВВП распределялась следующим образом: США - около 20%, ЕС - 21%, КНР - 9%, Япония - 8%, РФ всего 1,7%. Расчеты показывают, что в рамках углубляющейся региональной экономической интеграции к 2015 г. США (с учетом потенциала НАФТА, т.е. Канады и Мексики) будут иметь около 19% от мирового ВВП, ЕС - до 18%. Россия же согласно вполне оптимистическому прогнозу (при ежегодном экономическом росте за 15 лет на 5-6%) повысит свою долю с 1,7 до 2% мирового ВВП. Данные показатели уступают тому относительному весу страны, с которым Российская империя вступала в XX век.

Имея столь скромную долю в мировом ВВП, России в обозримой перспективе будет отнюдь не просто претендовать на роль одного из ведущих “центров силы”, “полюсов” современного мира. Причем это относится как к политическому влиянию за счет роли в мировой торговле и финансах, так и к политическому весу, обусловленному военной мощью, на которую определяющее влияние в долгосрочном плане оказывает экономический потенциал. Достаточно сказать, что уже сегодня, по расчетам специалистов ИМЭМО РАН, РФ уступает по военным расходам не только крупнейшим державам НАТО, но и Китаю, Индии, Японии, Турции. При сохранении подобной тенденции эрозия и деградация военной мощи, а следовательно и опирающегося на эту мощь политического влияния страны практически неизбежны.

Помимо распада СССР, обусловившего наиболее драматичные изменения в МО, 90-е гг. принесли весьма серьезные изменения в балансе сил в рамках “большой тройки” западного мира - США, ЕС, Японии. Если в 70-х - начале 80-х гг. общераспространенным стало представление об ослаблении позиций США и относительном усилении роли двух других центров силы западного мира, то минувшее десятилетие опрокинуло все расчеты подобного рода. Предполагалось, что Япония и далее сможет обеспечить устойчивый социально-экономический рост опережающими по отношению к США темпами, а Европа едва ли сумеет преодолеть трудности, связанные с проблемами углубления интеграции. Предполагалось также, что темпы роста в Соединенных Штатах будут продолжать замедляться.

Между тем в 90-е гг. стало очевидно, что этим прогнозам не суждено сбыться. Япония оказалась неспособной превратиться в локомотив развития стран Азии, что наглядно было продемонстрировано в ходе азиатского финансового кризиса 1998 г. Кроме того, никак не прогнозировалась заранее глубокая рецессия, поразившая экономику этой страны. Европа на удивление быстро пошла по пути не только создания единой экономики, но и институционализации действительно единой и достаточно эффективной политической системы. А США довольно неожиданно для сторонних наблюдателей совершили настоящий рывок в экономическом развитии и прорыв в технологической области, что позволило им вновь “уйти в отрыв” от своих основных конкурентов и существенно увеличить свой и без того огромный вес и значение в мировой экономике и политике. Достаточно сказать, что доля США в ВВП развитых стран с 1990 по 1999 г. возросла с 37,5% до 39,3%, в то время как Японии и стран Западной Европы снизилась соответственно с 15,5% до 14,8% и с 40,6% до 39,5% (Европейский союз на пороге XXI века. Выбор стратегии развития. М., 2001, с.273). В условиях распада биполярного мирового порядка и исчезновения с политической карты мира единственной сопоставимой с США по параметрам военной мощи державы (СССР), пропорционально экономическим успехам увеличивалась и лидирующая роль Соединенных Штатов в западном мире.

Коллапс СССР, волна глобализации, технологические прорывы в области информатики и телекоммуникаций революционизировали систему МО. США при этом получили основные дивиденды от развернувшихся в 90-е гг. драматических перемен на международной арене. Главной задачей Соединенных Штатов стало закрепление собственного доминирующего положения за счет усиления позиций в технологическом и экономическом состязании ведущих центров силы при сохранении подавляющего военного превосходства над любым из возможных противников и даже их коалицией. Об особенностях американского лидерства и о том, как к этому лидерству адаптировались ведущие центры силы современно го мира, и пойдет речь в этой главе.