Литургия во времена Максима Исповедника

Два века, последовавшие за епископским служением Златоуста, привнесли в столичную литургию целый ряд нововведений. Начать с того, что сама Великая церковь, пострадавшая еще в 404 г. от вызванных смещением Златоуста беспорядков, окончательно разрушена была в правление Юстиниана (мятеж «Ника», 532 г.), и на ее месте вознеслась величественная Святая София, матерь всех церквей византийского христианства, чем дальше, тем больше задававшая тон в литургическом богослужении. В стенах этой новой Великой церкви обрел архитектурное оформление литургический обряд, на протяжении последних веков неизменно вбиравший в себя новые молитвы и формулы и столь же неизменно развивавшийся в сторону церемониальности. Об этих веяниях нам сообщают разнообразные исторические свидетельства. Главным источником сведений о сформировавшемся обряде служит Тайноводство (Мистагогия) Максима Исповедника, датируемое началом VII в.

Все эти изменения протекали на фоне непрекращающихся доктринальных споров, которые не проходили бесследно для литургического обряда в Константинополе, население которого всегда проявляло живейший интерес к вероучению и к богослужению. На сей раз споры шли вокруг учения о природах Христа, и антагонистами в нем выступали представители александрийской и антиохийской богословских традиций. Первые были склонны подчеркивать божественную природу Христа в ущерб, как считали вторые, полноте природы человеческой. Вторые же, напротив, с такой силой выделяли его человеческую природу, что в глазах первых умаляли совершенное единство обеих природ. В начале V в. патриарх Константинопольский Несторий высказал сомнение, правомерно ли называть Марию словом «Theotokos», означающим по-гречески «Богородица» («родившая Бога»). Будучи сам антиохийцем, он предпочитал слово «Christotokos», то есть «Христородица» («родившая Христа»). III Вселенский собор 431 г. в Эфесе подтвердил правильность термина «Theotokos», и тот сразу стал употребляться в контексте византийской традиции, которая всегда быстро воспринимала новейшие догматические определения.

Решение проходившего в 451 г. в Халкидоне IV Вселенского собора, провозгласившего единство божественной и человеческой природ в одном лице Иисуса Христа, было попыткой примирить александрийскую христологическую позицию с антиохийской. По ряду причин не только доктринального, но и политического характера это решение оказалось приемлемым отнюдь не для всех, и противников его одна сторона стала впоследствии называть монофиситами, а другая — несторианами. Между тем ближе к концу V в. монофиситские тенденции приобрели немалое влияние по всему церковному Востоку и стали пользоваться поддержкой императора. Этой тенденции положило конец восхождение на трон в 518 г. императора Юстина. Четыре Вселенских собора были внесены в читаемые на литургии диптихи, а имена промонофиситски настроенных столичных патриархов, наоборот, удалены.

При Юстине церковь предпринимала попытки примирить монофиситов с халкидонским православием. С одной идеей такого рода выступил Леонтий Византийский: хотя человеческая природа Христа не имеет собственной ипостаси, или центра личного бытия, она находит такой центр в ипостаси Божественного Слова, то есть воипостазируется. V Вселенский собор 553 г. (II Константинопольский) своим авторитетом подкрепил учение Леонтия и осудил некоторые аспекты учения Феодора Мопсуестийского, Феодорита Кирского и Ивы Эдесского, чьи последователи не приняли доктрину Леонтия. Так и вышло, что восточносирийские христиане Персидской Месопотамии отделились от Византийской церкви и образовали новую Восточную церковь, которую православные стали называть несторианской.

Между тем и монофиситы начали образовывать свои обособленные церкви и в империи, и за ее пределами. Как раз этим временем датируется начало независимого существования Коптской и Сирийской церквей. Имперские власти попытались было найти примиряющую платформу, выдвинув идею о том, что в Иисусе Христе две природы, но одна энергия — божественная и вместе с тем человеческая. Моноэнергизм оказался для последовательных халкидонитов неприемлем, как и возникшее в ходе порожденных им споров монофелитство. Борьбу против попыток имперских властей навязать церкви учение о наличии во Христе единой воли возглавляли, среди прочих, Максим Исповедник и патриарх Иерусалимский Софроний. Максим отказался подчиниться имперскому эдикту 648 г., запретившему дискуссии на эту тему, но оставившему вопрос открытым. За это его сначала сослали, а потом подвергли жестокой каре — отрезали язык и кисть правой руки. Впрочем, до этого он успел провести какое-то время в Риме и стать одним из авторов учения о соединенных во Христе двух волях и двух «образах поведения». Позже, в 680 г., эта доктрина получила одобрение VI Вселенского (III Константинопольского) собора.