Георелигиозная парадигма региональных исследований

Распад СССР и мировой социалистической системы в начале 90-х гг. ХХ в. означал окончание не только «холодной войны», но и идеологического противостояния коммунизма с либерализмом. Это привело, как показалось некоторым западным ученым, к «концу истории», т.е. окончательному торжеству либеральных ценностей как основы социальной идентичности в эпоху глобализации. Однако этот диагноз, поставленный человечеству, оказался неверным: глобализация сменилась глокализацией, в условиях которой реализация либеральных модернизационных проектов столкнулась с усилением процессов, связанных с наведением национальных, этнических, культурных и религиозных границ между различными локальными сообществами. Религиозные границы оказались особенно непроницаемыми. Это обусловлено, прежде всего, тем, что религия более резко разделяет людей, чем национальная, этническая или культурная принадлежности. Человек по своей этнической и национальной принадлежности может быть французом арабского происхождения. Однако трудно представить, чтобы человек мог быть одновременно католиком и мусульманином. В результате в условиях локализации и порожденной­ ею индогенизации религиозные ценности становятся наиболее устойчивой основой самоидентификации многих людей. Этим объясняется тот религиозный ренессанс, который охватил различные страны в эпоху глокализации не только на традиционно религиозном Востоке, но и на политически светском Западе и в России, пережившей советскую эпоху религиозного безвременья.

Таким образом, окончание противостояния двух мировых систем привело в эпоху глокализации не к торжеству либеральной идеологии, а к идейному вакууму, который стал заполняться религией. Если эпоха модерна прошла под знаком борьбы различных идеологий, сопровождаемой геополитической экспансией Запада и отделением религии от международной политики, то конец ХХ – начало XXI в. было временем «великого возвращения» религии в мировую политику. В результате мировые религии как «плоды» незападных цивилизаций стали возвращаться на то место, с которого их в свое время вытеснили «великие идеологии» современности, бывшие западным интеллектуальным продуктом.

Причины «великого возвращения» религий в мировую политику заключаются, во-первых, в дезактуализации и десакрализации «великих идеологий»­ эпохи модерна, которые или стремились вообще заменить религии, или сами претендовали на роль политической религии, или хотели заставить традиционные религии освящать себя. Во-вторых, причины возвращения религий в политику усматриваются в демографических процессах, благодаря которым «глобальный центр тяжести» постепенно смещается с богатого Севера, со сдержанным отношением к религии, на бедный Юг, где религии не только играют огромную роль в жизни общества, но и носят зачастую «воинствующий» характер. В-третьих, эти причины связываются с провалом глобализационного проекта по созданию общей для всего человечества культуры как своего рода «глобальной религии». Вместо возникновения такого рода религии мир в эпоху глокализации становится геопространством повсеместного «восстания» религий, проявляющих большую или меньшую нетерпимость друг к другу. Поэтому даже сторонники «теории секуляризации», как одного из главных объяснительных конструктов ХХ в., вынуждены признавать, что современный мир, за несколькими исключениями является таким же неистово религиозным, каким он и был всегда.

На рубеже ХХ–XXI вв. религия покидает «гетто­ приватизации», а глокализация, придавая ей новый импульс, усиливает ее влияние в публичном дискурсе стран Запада и Востока, Севера и Юга. Религии становятся «языками» подтверждения коллективных идентичностей. Религиозные центры формулируют собственные геополитические и геоэкономические доктрины. Наблюдается политизация мировых религий, происходит религизация мировой и региональной политики. В связи с этим стало ясно, что ни геополитика, ни геоэкономика сами по себе не способны сделать удовлетворительный анализ и прогноз современных тенденций мирового и регионального развития.

В результате появляется георелигия как особая отрасль научного знания, представители которой полагают, что геополитический и геоэкономический подходы, отдающие приоритет в мировой политике факторам военной и экономической силы, уже недостаточны для понимания тенденций развития в условиях глокализации, поскольку движущей силой этого развития сегодня становятся факторы духовного, среди которых религиозный является одним из главных.

В рамках георелигии как научной отрасли знания сложилась георелигиозная парадигма региональных исследований, проблематика которых обусловлена, прежде всего, представлениями­ о том, что такое георелигия. В настоящее время одни ученые рассматривают георелигию как форму геокультуры, другие – как форму геополитики. Георелигия как форма геокультуры рассматривается преимущественно в отечественной географии, в которой религиозная сфера представлена в качестве подсистемы культурного ландшафта или геокультурного пространства. Это пространство является интегральной природно-социальной геосистемой, в которой взаимодействуют природные и культурные подсистемы, в число которых входит и религиозная сфера как часть культурных ландшафтов. При этом в религиозной сфере выделяются вертикальные и горизонтальные связи между ее сегментами. Вертикальные связи обусловливают иерархическую соподчиненность в рамках религиозных конфессий, а горизонтальные – их территориальную организацию, которая обычно коррелируется с сеткой государственного административно-территориального деления.

В структуре религиозной подсистемы культурного ландшафта обычно выделяют: 1) религиозное наследие как исторически заложенную в этнической, социальной и территориальной самоидентификации людей религиозную память, благодаря которой происходи перманентное возрождение религий, и которая готова­ проявиться в любой момент, особенно в сложных и конфликтных ситуациях в жизни общества; 2) религиозный «базис», состоящий из активной части верующих и различных форм их объединений; 3) религиозную «надстройку», включающую органы управления религиозным объединением и направленную на сохранение основ вероисповедания, воспроизводство иерархической вертикали, обеспечение церковного суда. В рамках георелигии как формы геокультуры различаются мировые и национальные религии, а также выделяются ареалы их геопространственного доминирования.

Ученые, рассматривающие георелигию как форму геополитики, отмечают, что до последнего времени геополитические концепции практически не принимали в расчет массовое религиозное сознание людей, состояние духовной среды, в которой формируется определенное религиозное мировоззрение, доминирование конфессий и религиозных традиций в конкретном регионе и пограничных странах. Однако в настоящее время в различных странах мира усиливается религиозность населения, наблюдается рост религиозных партий и движений, все больше становится религиозных организаций и фондов, деятельность которых носит международный и региональный характер, межнациональные­ и межгосударственные конфликты все чаще приобретают религиозную окраску. Религиозный фактор становится важной составляющей как внутренней, так и мировой политики, потому что общество, которое находит смысл в религии, пытается придать этот смысл деятельности государства как внутри страны, так и на международной арене или противопоставить этот смысл государству (государствам) во имя высших священных принципов. Причем эти высшие принципы могут стать существенным фактором в возникновении геополитических конфликтов даже в том случае, если религиозные группы разделены государственными границами или находятся на другом конце земного шара.

Ученые также подчеркивают, что в условиях глокализации все большую роль, помимо военной силы и экономической мощи государства, играет культурно-религиозная экспансия, благоприятствующая, в том числе политическому и экономическому проникновению. Поэтому геопространство государства сегодня увеличивается не только в результате геополитической или геоэкономической экспансии, но и георелигиозной, в том числе и миссионерской деятельности, а также использования религии как символического капитала власти для культурной мобилизации людей, проживающих на территории других государств.

В связи с этим некоторые исследователи для определения специфики предмета георелигии как формы геополитики предлагают использовать метафору «прозрачных пластиковых схем». Эти схемы, накладываясь на традиционную политическую карту мира, не отменяют суверенных государств, а сосуществуют с ними. Такие «схемы» должны отражать не просто религиозное геопространство, но и его динамику, связанную с процессами политизации религии в различных странах или цивилизационных ареалах.

В георелигии как форме геополитики базовым является понятие политической религии. В настоящее время политическую религию одни исследователи рассматривают как особую форму идеологии, обосновывающую политические действия через апелляцию к потусторонним силам. Другие определяют политическую религию как особую форму религии, которая обусловливает политические действия. Третьи полагают, что политическая религия, представляя собой соединение религии и идеологии, является посреднической формой, позволяющей связать религию с политическим действием.

Политизация и идеологизация религии тесно связаны с таким явлением, как религиозный фундаментализм, выступающий в эпоху глокализации одной из форм противопоставления религиозных традиций ценностям глобализации, представлений об идеальных моделях прошлого современным социальным реалиям, пораженным «вирусом» модернизации и секуляризации. В качестве одной из основных задач представители религиозного фундаментализма рассматривают возвращение религиозным структурам господствующих позиций в обществе и государстве. Характерной чертой современного религиозного фундаментализма является синтез религиозного и политического: утверждая приоритет религиозных, ценностей, фундаментализм придает религиозному импульсу форму теории политического действия. Другой чертой религиозного фундаментализма является революционаризм, связанный с идеей реализации божественного в земном и направленный на радикальное изменение основополагающих устоев человеческого бытия в современном мире. Важной чертой религиозного фундаментализма сегодня является его гибкость, способность адаптироваться к особенностям эпохи глобализации, давая собственный ответ на ее вызовы. Это находит выражение в нацеленности религиозного­ фундаментализма на разработку в рамках актуальной политики программ преобразования общества на основе синтеза религиозных и светских идеологических начал.

Все это позволяет рассматривать религиозный фундаментализм не просто как некий анахронизм, пережиток Средневековья и традиционалистскую альтернативу обществу эпохи постмодерна, а как альтернативный постмодерн, учитывающий ценности традиционализма.

Георелигия в качестве фактора региональной политики выступает, с одной стороны, как взаимодействие конфессиональных институтов, с другой – как конфигурация политических религий. В связи с этим в региональной политике различают конфессиональных акторов и религиозных акторов. Конфессия – это «организованная религия», воплощенная в таких, например, социальных институтах, как церковь у христиан, совет улемов (знатоков Корана), умма (община) у мусульман, сангха (монашеская община) у буддистов. Любая религия, даже не имеющая строгой иерархической организации, такой, как, например, в католицизме или православии, всегда обладает определенной институциональной структурой. В этом плане «организованные религии» выступают в качестве конфессиональных акторов региональных политических процессов в мире.

К конфессиональным акторам региональной политики можно отнести также различные международные и региональные объединения политических партий религиозной ориентации, позволяющие вырабатывать общую для этих партий позицию по актуальным вопросам политического развития.
К основным направлениям деятельности конфессиональных акторов в региональной политике можно отнести: 1) непосредственное участие религиозных организаций, в том числе политических религиозных партий, в региональных политических процессах; 2) опосредованное влияние на социальные установки, под воздействием которых формируется внешняя политика государств. В качестве религиозных акторов региональной политики выступают политические религии, оказывающие непосредственное воздействие на людей, приверженцев конкретной религии, которые участвуют в политических процессах и вынуждают руководителей государств считаться с их политико-религиозными взглядами.

Религиозные акторы, действующие на уровне транснациональных связей между религиозными общностями, с одной стороны, ставят своей целью распространение­ вероучения, с другой – стремятся привлечь внимание общества к нравственной оценке происходящих в мире политических процессов. В этом плане религиозные акторы являются той силой, которая способна оказывать существенное влияние на ценностные ориентации и политическое поведение людей и тем самым оказывать опосредованное влияние на принятие политических решений на государственном или межгосударственном уровне.

К основным направлениям деятельности религиозных акторов в региональной политике обычно относят: 1) информационную политику – способность оперативно доставлять политически важную информацию в «нужное время и нужное место», т.е. туда, где ее влияние будет наибольшим; 2) символическую политику – способность формировать в массовом сознании представления и образы в качестве желательных фреймов интерпретации актуальных политических событий, а также ценностные структуры, легимизирующие установки политико-религиозного действия; 3) политику «рычагов» – способность подключать к политико-религиозной деятельности более сильных политических акторов, когда собственных сил недостаточно для изменения сложившейся ситуации в регионе.

В рамках георелигии как­ форме геополитики особое место отводится религиозной экспансии. Одной из форм этой экспансии выступает миссионерская деятельность, которая широко используется государствами путем опосредованного влияния на программы, осуществляемые религиозными организациями за рубежом, для решения мирными средствами собственных геополитических задач. Религиозная экспансия в мире политики, обусловленная географическими факторами, придавая политическим процессам религиозное измерение, порождает целый ряд деструктивных явлений, такие, как: 1) политико-религиозные войны; 2) политико-религиозные конфликты; 3) политико-религиозный терроризм.

Характеризуя политико-религиозные войны, некоторые исследователи считают, что они не являются просто политическими явлениями, которые оправдываются с помощью религии. Эти войны, воспринимающиеся верующими как земное отражение борьбы между добром и злом, связываются с невидимой духовной битвой между светом и тьмой, порядком и хаосом, верой и сомнением. Так, например, Усама Бен Ладен, бывший лидер радикальной террористической исламской организации «Аль-Каида», видел мир поделенным на два лагеря: один лагерь веры, где нет лицемерия, и который составляют мусульмане, другой – неверия, который возглавляют США, и принадлежит он христианству. В последнее время зарубежные исследователи говорят даже о начале четвертой мировой войны (под третьей мировой они подразумевают «холодную войну») – между христианским и исламским мирами.

Политико-религиозный конфликт как форма религиозной деструкции характеризуется следующими признаками: 1) наличие исторических религиозных корней, уходящих вглубь веков, в силу чего конфликт носит длительный характер; 2) присутствие в массовом сознании религиозных панидей, выступающих установками к политическим действиям; 3) всплеск националистических идей, усиливающих религиозную составляющую конфликта; 4) активное участие политических религиозных организаций фундаменталистского толка. Особенность политико-религиозного конфликта состоит в том, что его участники стремятся не к компромиссу, а к его эскалации что придает конфликту затяжной характер. Таким образом, одним из факторов конфликта является способность политической религии инициировать массовую политическую активность, а придание этой активности сакрального характера может служить оправданием для любых, в том числе и антигуманных, действий.

Политико-религиозный терроризм является ультрарадикальной формой религиозных деструкций, приобретшей в конце ХХ – начале ХХI в. перманентный характер в региональных политических процессах.
Следует отметить, что политико-религиозный терроризм существенно отличается от «секулярного». «Секуляристы» предпочитают убивать чиновников, религиозные – просто стремятся уничтожить как можно больше людей; «секуляристы» в целях самосохранения склонны сводить число жертв среди мирного населения к минимуму, религиозные – стремятся к максимальному количеству жертв; человеческая жизнь для них, включая жизнь соратников, – ничто. Поэтому политико-религиозный терроризм сопровождается постоянным ростом суицидальных террористических актов. Причем эти акты не являются спонтанными – они всесторонне готовятся, решения о подготовке террористов-смертников принимаются руководством террористических сетей.

Экзистенциальным основанием такого терроризма выступают деструктивные паттерны политико-религиозной доминанты, внедренные посредством идеологического­ и психологического воздействия в сознание террориста. Рационально-ценностным обоснованием политико-религиозной доминанты выступает образ непримиримого врага, которого необходимо уничтожить. Иррациональным основанием политико-религиозной доминанты выступает самопожертвование террориста, придающее террористическому акту сакральный характер в силу того, что его стремление к смерти ради религиозных ценностей – это путь к вечной жизни.

В связи с тем, что большинство террористических актов совершают группы, действующие от имени ислама, возник вопрос, связано ли это со спецификой ислама как религией или это обусловлено другими обстоятельствами? Некоторые исследователи, в частности С. Хантингтон и его последователи, отвечают на этот вопрос утвердительно, подчеркивая, что ислам всегда был «религией меча», поскольку он прославляет военную доблесть, чего нет в других мировых религиях. Мухаммеда в исламе, кроме всего прочего, еще и помнят как закаленного воина, чего нельзя сказать о Христе или Будде. Коран содержит отдельные запреты насилия, но целостная концепция отказа от насилия в исламе отсутствует.

Другие исследователи, отмечая неполиткорректность постановки такого вопроса,­ считают, что международный терроризм связан с борьбой не религий, а идеологий, в которой одна из сторон просто использует религиозную риторику, имеющую самое отдаленное отношение собственно к исламу. В подтверждении своей позиции эти исследователи ссылаются на имеющуюся в западных спецслужбах версию о том, что никакой «Аль-Каиды» как религиозной организации не существует. Это – идеология, вдохновляющая других на осуществление террористических актов. Кроме того, исследователи отмечают, что многие исламские фундаменталисты позиционируют себя в качестве революционных лидеров, послания которых в содержательной части носят не столько религиозный, сколько идеологический характер. В связи с этим они рассматривают ислам как революционную идеологию, способную изменить современное общество и культуру подобно тому, как он изменил общество в VII веке.

Ответ на вопрос о том, почему международный терроризм в общественном сознании ассоциируется с исламом, некоторые исследователи видят в следующем. В последней четверти ХХ в. очевидным стало, что внутри ислама происходят существенные изменения. В частности, эти изменения проявляются в том, что в исламском мире стали повсеместно возникать многочисленные религиозно-политические группировки, активность которых чаще всего носит насильственный характер. Так как эти группировки позиционируют себя в качестве исламских, то в общественном сознании, а также средствах массовой информации эта активность стала ассоциироваться с исламом. То, что крупнейшие религиозные деструкции конца ХХ – начала XXI в. так или иначе связаны с исламом, это не случайно, поскольку исламский мир больше других пострадал от негативных последствий глобализации. В связи с эти следует отметить, что именно мусульманские страны одними из первых дали сигнал человечеству о несостоятельности универсалистских проектов общественного развития по одному (западно-либеральному) образцу.