Из февральского эдикта 1771 года.

С самым глубоким сожалением мы видели, что члены нашего Парижского парламента проявляют непослушание, одинаково осуждаемое законами, их присягой и общественным интересом, — что они возводят в принцип произвольное прекращение своих функций и, наконец, открыто присваивают себе право препятствовать исполнению нашей воли; чтобы прикрыть свои притязания благовидным предлогом, они пытались вызвать среди наших подданных тревогу за их положение, честь и собственность, и даже участь законов, устанавливающих наследование короны, как будто бы обыкновенное дисциплинарное распоряжение могло распространяться на эти священные предметы, на учреждения, которых, к счастью, мы не можем изменить, и постоянство которых будет всегда гарантировано нашим интересом, непрерывно связанным с интересом нашего народа. Мы долго откладывали проявление нашей власти, в надежде, что размышление заставит их возвратиться к своим обязанностям; но наша доброта только послужила к поощрению их сопротивления и умножению беспорядочных действий, что поставило перед нами альтернативу — или наказать их, или же пожертвовать самыми существенными правами нашей короны. Будучи обязаны давать нашим подданным судей, мы сначала обратились к членам нашего Совета, способности, знания и служба которых всегда оправдывали наше доверие; но, позаботившись о потребностях момента, мы обратили наш взор дальше и удостоверились, что интерес нашего народа, благо правосудия и даже наша слава требовали при этих обстоятельствах искоренения злоупотреблений в отправлении правосудия. Мы признали, что продажность должностей, введенная благодаря несчастиям прошлого времени, являлась препятствием для выбора наших служащих и часто удаляла от судейского звания тех, кто по своим способностям и заслугам был вполне достоин; мы признали, что должны предоставить нашим подданным скорое, истинное и бесплатное правосудие, — что самая легкая примесь выгоды может только оскорбить совесть магистратов, уполномоченных поддерживать неприкосновенные права чести и собственности, — что чрезмерная обширность округа нашего Парижского парламента была бесконечно вредна для подсудных ему лиц, которые были обязаны покидать свои семьи, чтобы искать медленного и дорогого правосудия, — что, после того, как они уже были разорены расходами на путешествия и поездки, медленность и многочисленность судебных процедур завершали их разорение и часто принуждали их жертвовать самым законными требованиями; наконец, мы приняли в соображение, что практика, принуждающая сеньеров нести расходы по преследованию преступлений, совершенных в округе их юстиции, являлась для них очень тяжелым бременем и иногда оказывалась мотивом, благоприятствовавшим безнаказанности. Вследствие этого мы определим учредить в различных провинциях верховные трибуналы, члены которых, назначаемые вами бесплатно на основании знания их талантов, опытности и способности, не будут иметь другого вознаграждения, кроме жалованья, присвоенного их должностям. Сближая этим судей и подсудных, мы облегчим доступ к трибуналам; мы сделаем их еще более полезными и ценными для вашего народа, упростив формы и уменьшив издержки судебной процедуры. Наконец, мы обеспечим спокойствие наших подданных, сохранение общественного порядка и наказания за преступления, найдя для сеньеров высшей юстиции частную выгоду в наказании виновных и доставив им средства сложить с себя расходы, которые влекут за собой уголовные процедуры. Если для исполнения этих намерений мы были вынуждены ограничить административно-судебную юрисдикцию нашего Парижского парламента, то мы сочли своим долгом сохранить за ним в других отношениях все его права и прерогативы. В качестве блюстителя законов, уполномоченного обнародовать их, приводить их в исполнение, осведомлять нас об их неудобствах и доводить до нашего сведения нужды нашего народа; наконец, в качестве судьи во всех вопросах, которые касаются нашей короны и прав пэров, он также будет пользоваться там, более ценным уважением, какое дают доблесть, знания, усердие и бескорыстие. В силу этих причин мы повелеваем, и нам угодно нижеследующее. I. Настоящим эдиктом мы установили и устанавливаем в городах Аррасе, Блуа, Шалоне, Клермон-Фэрране, Лионе и Пуатье, в каждом один судебный трибунал под названием высшего совета, который будет высшей и последней инстанцией для всех гражданских и уголовных дел на всем пространстве бальяжей, которые образуют его округ, согласно росписи, приложенной ниже скрепительной печати настоящего эдикта, однако за исключением дел, касающихся пэров и пэрства, и прочих дел, в которых мы оставляем компетенцию за нашим Парижским парламентом.

Названный выше совет будет состоять из первого президента, двух президентов, двадцати советников, одного адвоката, одного нашего прокурора, двух товарищей прокурора, одного секретаря для уголовных дел, двадцати четырех прокуроров и двенадцати приставов.