Un ballo in maschera - 1946-08.05 Grand Teatro Genoeva, Venezia, with Castellane,Biasini,Simionato – Nino Sanconio

Лето 1946 года было первым в череде изу­мительных летних сезонов, и мне удалось насла­диться им сполна, кичливо раскатывая по горо­ду на своем "торпедо". Я купил этот автомо­биль в Неаполе подержанным, но для меня он был словно "роллс-ройс". После Вероны я испол­нял "Турандот" во флорентийском "Джардино ди Боболи". Партнершей моей оказалась Джина Чинья, с которой я уже выступал за год до этого в Венеции. Высокая, с классическими чертами древнегреческой красавицы, она казалась только что сошедшей с Олимпа. У нее был кристальный голос без четких границ. После Флоренции с труппой театра "Сан-Карло" я отправился в Лон­дон. Был сентябрь. В Лондоне еще царила воен­ная разруха, но "Ковент-Гарден" стоял нетрону­тым. Это был мой первый международный де­бют, но я держался вполне уверенно.

La BOHEME - 1946-21 September, Covent Garden, London, with Fineschi, Silveri, Titta, cond.

Franco Patane

Английский зритель встретил нас с большой симпатией. Публика там весьма понимающая и внешне холодная, но способная по полчаса апло­дировать артистам после спектакля. Мои воспоми­нания о Лондоне достаточно отрывочны. Порядок и дисциплина в тогдашней Англии любому италь­янцу представлялись чем-то из ряда вон выходя­щим. Расскажу о таком анекдотическом эпизо­де. Как-то на одной из улиц вечернего Лондона у меня запершило в горле, и я остановился про­кашляться. Вдруг откуда-то вынырнул "бобби". Что ему нужно? А ничего. Просто подошел пре­дупредить с крайней учтивостью, что будет вы­нужден оштрафовать меня на пять фунтов, если плюну на тротуар!

В "Ковент-Гарден" я дебютировал и в "Пая­цах". Приглашенная в последний момент Маргери-та Кароэио, очень красивая и очень известная соро­калетняя певица, разучила партию Недды за одну ночь. В Лондоне же появился еще один признак начинающегося успеха: фирма грамзаписи "His Masters Voice" записала мою первую пластинку.

С тех пор моя карьера продолжалась без перерыва почти тридцать лет. Следующий, 1947 год стал для меня рекордным. Я выступил 107 раз, спев однажды за 50 дней 22 раза, и про­ехал от Северной Европы до Южной Америки. После долгих лет нужды и несчастий все это походило на фантастику. Тогда же мне достался потрясающий контракт на гастроли в Бразилии с невероятным по тем временам гонораром — четы­реста семьдесят тысяч лир за выступление. В те годы Рио-де-Жанейро внешне выглядел сказочно богатым городом. На тех, кто, вроде нас, приез­жал из разоренной войной и мрачноватой Евро­пы, он производил впечатление символа триум­фа жизни и надежд.

В Рио тоже возникли сомнения относитель­но моего хрупкого телосложения. В течение всей первой ночи после нашего прибытия орга­низаторы обзванивали по телефону солистов и маэстро Де Фабрициса, тревожно вопрошая, как сможет юноша, который весит всего шесть­десят пять килограммов, выдержать оперу "Андре Шенье". Поэтому на следующее утро перед ре­петицией маэстро попросил меня не щадить го­лос. Так я и сделал. Моя "Импровизация" бук­вально сразила всех, и после первого показа руководство Муниципального театра попросило удвоить количество спектаклей.

Бразильские гастроли прошли чрезвычайно приятно. В считанные дни я подготовил новый ре­пертуар и спел 'Трубадура", "Мефистофеля" и "Гуарани". В "Гуарани" я понравился настолько, что меня решили увековечить на большой фото­графии, в костюме моего персонажа, одетым, а точнее, раздетым по-индейски, и поместить это изображение в музее Муниципального театра. Не­прерывно кто-нибудь из прекрасного мира "або­ригенов" жаждал заполучить меня в гости. Однаж­ды Габриэлла Безанцони, бывшая певица, кото­рая вышла замуж за бразильского бизнесмена и теперь жила на вилле будто из "Тысячи и одной ночи", пригласила всю труппу в необычный мест­ный ресторан, где подавали куски жареного мя­са колоссальных размеров. То количество мяса, которое лежало у меня на тарелке, можно было съесть в Италии периода войны, пожалуй, месяца за два, Тяга к роскоши вообще отличала высшее общество Рио, в котором Габриэлла занимала вид­ное место. Она владела фантастическими драго­ценностями. Как-то Безанцони потеряла в театраль­ной ложе бриллиант в двенадцать каратов, не выказав при этом ни малейшего беспокойства. Впрочем, все логично: она владела двумя самыми крупными в мире бриллиантами, а также множест­вом изумрудов и рубинов, которые меняла каж­дый вечер в зависимости от спектаклей и платьев.

В 1947 году я выступал и в других странах. В бельгийском городе Шарлеруа я пел для италь­янских шахтеров. В Стокгольме я исполнял "Тос­ку" и "Богему" при участии Тито Гобби и Мафальды Фаверо.

LA BOHEMA 1947-3 & 4 June Royal Opera House, Stockholm, with Favero, Gobbi, Serpo, cond. Grevillius

Из Милана в Стокгольм мы десять часов летели на оставшейся после войны "Дакоте". Сверху был видент Мюнхен. Он все еще пред­ставлял собой обширное нагромождение руин. В Швеции нас принял посол Белэрди-Риччи, милый и любезный человек, которого мне хочется помянуть здесь, так как несколько дней спустя он трагически погиб в своем собственном каби­нете от руки безумца, зарезавшего его ножницами.

Театры уже оспаривали меня. Но я еще не вы­ступал с Тоскамини, Возвратившись из Женевы, где пел в "Бале-маскараде", я повстречался в кафе "Биффи-Скала" с маэстро Вотто, и тот со­общил, что намерен предложить мою кандида­туру Тосканини для участия в концерте, посвя­щенном открытию только что восстановленного театра "Ла Скала". Вотто, первый ассистент Тос­канини, объяснил, что без прослушивания не обойтись. Но я не согласился, будучи убежден, что Тосканини-тяжелый и неприятный чело­век, как гласила легенда. Я не хотел рисковать карьерой, имевшей столь блистательное нача­ло. Моему большому поклоннику Вотто так и не удалось меня уговорить.

Кафе "Биффи-Скала" на рубеже 1940-х и 1950-х годов заслуживает особого упоминания. Здесь собирались музыканты и литераторы. Среди завсегдатаев кафе были и двое будущих лауреатов Нобелевской премии по литературе, Монтэле и Квазимодо. Монтале работал тогда в газете "Коррьере делла сера" и в "Биффи-Скала" реализовал свою любовь к музыке (у него был бас, и, кстати, совсем недурной для любителя).

Впервые я вышел на сцену театра "Ла Скала" в январе 1949 года. Исполнялась "Манон Леско" под руководством Вотто. Спустя несколько ме­сяцев маэстро Де Сабата пригласил меня спеть в оперном спектакле "Андре Шенье" памяти Джордано.