Судебный процесс над 87 человеками с момента возбуждения дела до вынесения приговора с десятью расстрельными исходами занял у большевиков всего два месяца. Но бывали случаи и более «оперативные».

9 июня в Царицыне начался судебный процесс над группой духовенства во главе с викарием Донской епархии епископом Нижне-Чирским Николаем (Орловым). Епископ Николай расстрелян.

Епископ Новороссийский Сергий выслан в Туркестан. • Долгое время Туркестан еще будет местом ссылки многочисленного духовенства.

Сюда же сосланы епископы:

Тверской Петр (в Петровск),

Суздальский Василий (в Ходжент),

Переяславский Дамиан (в Пенджиконт),

Полоцкий Даниил (туда же),

Уфимский Алексий (туда же).

В общем, через Самарканд к началу июля 1922 года проследовало в ссылку 16 духовных лиц.

В одном из сел около станции Бурия, между Хабаровском и Благовещенском, в зимнюю стужу большевики вывели местного священника на большак, раздели догола, посадили на пень и поливали водой до тех пор, пока не образовалась из человека ледяная «скульптура».

В селе Спасском Никольско-Уссурийского уезда Приморской области большевики привязали местного священника к кровати и ножом срезали с него кожу. Умер под пытками.

Убит священник Николай Вридьев, из обращенных иудеев (Тобольская епархия).

Протоиерей Димитрий Кузьмин и священник Куклин замучены в подвалах хабаровской тюрьмы ГПУ.

В это же время ревтрибуналом были осуждены епископ Иркутский Анатолий и епископ Томский Григорий.

Летом же арестован архиепископ Харьковский Нафанаил (Троицкий) вместе с лучшими представителями харьковского духовенства.

21 августа «при загадочных обстоятельствах» погиб Уфимский епископ Симон (Шлеев).

Возвращаясь вечером из кафедрального собора, он увидел несколько человек, выходивших со двора его дома. Раздались два выстрела. Уходя, убийцы прихватили с груди мученика золотой крест. Деталь, которая наводит на размышления: накануне был убит комиссар местной ЧК.

В Смоленске в августе выездная сессия Верховного революционного трибунала приговорила к расстрелу за сопротивление изъятию церковных ценностей:

Залесского,

Пивоварова,

Мясоедова,

Демидова.

10 человек приговорены к различным срокам тюремного заключения.

21 октября арестован и выслан в Семипалатинск викарий Петроградской епархии епископ Ямбургский Алексий (Симанский). Это событие из жизни будущего Патриарха не упоминается ни в одной его биографии.

В петроградской тюрьме в это же время томился по приговору Преосвященный Венедикт (Плотников), епископ Кронштадтский.

2 ноября в Москве начался второй крупнейший судебный процесс над 116 обвиняемыми (так называемый «процесс второй группы церковников»). Обвинитель требовал смертной казни всем наиболее активным подсудимым.

В Самаре в декабре арестован епископ Бузулукский Павел (Гальковский), а вскоре был арестован и епископ Самарский Анатолий (Грисюк).

Зимой 1922-1923 гг. по всей территории страны шли нескончаемые судебные процессы над «церковниками». В «судебно-юридической» части выработался трафарет: за сопротивление изъятию церковных ценностей. Привлекался обычно местный архиерей, а для пущей «полноты» церковной — 10-12 почтенных священников и наиболее активных мирян.

В короткий срок ревтрибуналы рассмотрели, как указывалось выше, 250 дел по обвинению в оказании сопротивления изъятию церковных ценностей. В одном Петрограде за полтора весенних месяца создали 41 такое «дело».

Заканчивались эти процессы обязательными расстрелами. А. Введенский в одном из своих выступлений приводил «свежий» случай, когда в результате столичного «судебного» разбирательства к высшей мере были приговорены сразу 11 священников.

Значительная часть русского духовенства в 1922-23 годах была расстреляна или заключена в тюрьмы.

Многих мучеников мы не знаем даже по именам. Но все таки есть некоторые цифры:

99 мучеников Архангельских.

84 мучеников Астраханских.

41 мучеников Барнаульских.

29 мучеников Бобруйских.

72 мучеников Владикавказских.

27 мучеников Вологодских.

97 мучеников Донских.

29 мучеников Екатеринбургских.

69 мучеников Екатеринодарских.

92 мучеников Екатеринославских.

54 мучеников Иваново-Вознесенских.

24 мучеников Казанских.

72 мучеников Костромских.

44 мучеников Крымских.

68 мучеников Курских.

49 мучеников Минских.

61 мучеников Могилевских.

36 мучеников Московских.

68 мучеников Нижегородских.

68 мучеников Новгородских.

191 мучеников Одесских.

19 мучеников Омских.

78 мучеников Орловских.

42 мучеников Пермских.

36 мучеников Петроградских.

124 мучеников Полтавских.

31 мучеников Псковских.

61 мучеников Самарских.

52 мучеников Саратовских.

12 мучеников Семипалатинских.

47 мучеников Симбирских.

62 мучеников Смоленских

139 мучеников Ставропольских.

36 мучеников Таганрогских.

41 мучеников Тамбовских.

94 мучеников Тверских.

61 мучеников Тульских.

49 мучеников Уральских.

28 мучеников Уфимских.

98 мучеников Харьковских.

20 мучеников Челябинских.

78 мучеников Черниговских.

37 мучеников Черноморских.

Только в 1922 году было расстреляно более 8 тысяч духовных лиц — священников, монахов и монахинь. А как скоро духовные лица среди осужденных составляли одну треть (остальные — народ), то получаем, что за сопротивление изъятию в этом году было уничтожено не менее 25 тысяч человек.

Эффективное средство разрушения церковной организации представлял собой декрет ВЦИК от 10 июля об административной высылке, позволявший в несудебном порядке ссылать на срок до трех лет лиц, «пребывание коих в данной местности... представляется по их деятельности, прошлому, по связям с преступной средой, с точки зрения охраны революционного порядка, опасным»

Что переживало священство в тюрьмах — не поддается описанию. Глумились над их совестью, оскорбляли человеческое достоинство, издевались физически, подвергали пыткам.

А. Введенский рассказывал:„Я... говорил с одним человеком, который три года сидел в «Крестах», и когда он был, наконец, выпущен..., свобода его так опьянила, что он все стал видеть в неправильном свете, у него все двоилось в глазах. Его взяли под руки и должны были вести".

С начала декретированного изъятия церковных ценностей, и весь 23-й год тюремную чашу пьет митрополит Петр (Полянский), будущий местоблюститель Патриаршего престола.

Весной 1923 года арестован и выслан в Коми-Зырянский край епископ Петергофский Николай (Ярушевич). Первые сведения о нем появятся только в 1927 году. Впереди у Владыки Николая будет все: и опасность нового ареста, и апогей славы.

Летом, вскоре после тайной хиротонии, арестован викарий Новгородской епархии епископ Любажский Кирилл (Васильев). Находился в ссылке вместе с епископом Николаем.

В первых числах октября арестован ближайший помощник Патриарха Тихона архиепископ Илларион (Троицкий). Сидел в ярославской тюрьме, известной под названием «коровник».

Однажды его в камере посетил упоминавшийся уже Тучков и предложил ему свободу ценой «пустячных добрых услуг».

— Я хотя и архипастырь, но вспыльчивый человек. Очень прошу вас уйти. Я могу потерять власть над собой, — ответил Владыка.

Он категорически отказался от всяких «добрых услуг» советской власти. Встречи с представителями известных органов повторялись несколько раз. Владыку и просили, ему и угрожали, и обещали полную свободу, но ничто не могло поколебать его церковной позиции.

— Я скорее сгнию в тюрьме, но своему направлению не изменю, — сказал он однажды. И опять Соловки... Владыка Илларион скончался в 1929 году, так и не увидев свободы, но оставшись светлым маяком для всех истинно церковных людей.

Вскоре, после оставления Севера Белой Армией, Соловецкий монастырь превращен в концентрационный («трудовой») лагерь. Многие годы здесь «трудились» (и умирали от этого «труда») сотни священнослужителей. С этого времени здесь перебывали десятки архиереев, в том числе:

Амвросий (Полянский), епископ Подольский.

Гавриил (Абалымов), епископ Осташковский.

Евгений (Зернов), архиепископ Приамурский.

Иларион (Троицкий), архиепископ Верейский.

Иувеналий (Масловский), архиепископ Курский.

Игнатий (Садковский), епископ Белевский.

Иоаким (Благовидов), епископ Алатырский.

Киприан (Соловьев), епископ Семипалатинский.

Мануил (Лемешевский), епископ Лужский.

Митрофан (Гринев), епископ Аксайский.

Нектарий (Трезвинский), епископ Яранский.

Павел (Введенский), епископ Сердобский.

Пахомий (Кедров), архиепископ Черниговский.

Платон (Руднев), епископ Белгородский.

Рафаил (Гумилев), епископ Александровский.

Софроний (Старков), епископ Селенгинский.

Софроний (Арефьев), епископ Якутский.

Серафим (Протопопов), епископ Колпинский.

По техническим причинам, в главах «Кровавый путь» и «По тому же кровавому пути» во многих случаях не оказалось ссылок на следующие источники:

1) Протопресвитер М. Польский. Новые священномученики. Том. Джор-данвиль,1957;

2) Журнал «Православная Русь». 197. № 9;

3) Журнал «Православный путь». 1980 год;

4) «Крестный путь Церкви в России (1917-1987)», изд. «Посев», 198.

 

ЗОЛОТЫЕ МАКОВКИ

 

Отношение большевиков к памятникам культуры весьма емко характеризует постановление, подписанное Лениным 12 апреля 1918 года:

«Памятники, воздвигнутые в честь царей и их слуг, подлежат снятию с площадей и улиц и частью перенесению в склады, частью использованию утилитарного (разр. наша — В. Р.) характера»

Совет народных комиссаров распорядился, чтобы уже ко дню первого мая по всей стране были сняты «наиболее уродливые истуканы»⁴ и поставлены модели новых, революционных, советских памятников.

Дошедшие до нас гравюры, рисунки и фотографии говорят о том, что за каждым таким «уродом» скрывались подлинные шедевры искусства.

Ни один император во всяком случае, да и «его слуги», не позволили бы устанавливать свои изображения такого качества, какие буквально натыканы по всей необъятной России в советское время.

На обломках старой большевики построили новую «культуру», выросло новое «искусство», появились новые, революционные «памятники». Но...

«Как правило, все первые (революционные — В. Р.) памятники и бюсты изготавливались из гипса или бетона и не сохранились до нашего времени».

Ради вот таких «памятников» большевики сокрушали вековое наследие лучших мастеров России и Европы, которые в своих творениях запечатлели память о выдающихся представителях России и важнейших событиях российской истории.

Родина подобна огромному дереву. Но всякое дерево имеет корни. Корни питают дерево, связывают его с землей. Корни — это то, чем жили вчера, год назад, сто, тысячу лет назад.

«Без преемственности не может быть никакого искусства, никакого новаторства».

«Неуважение к предкам — это первый признак дикости и безнравственности».

Глупая гордость, когда гордятся тем, что за последние 50, к примеру, лет Москва стала неузнаваемой. По-настоящему можно гордиться, когда общими усилиями сохраняются «лицо» города, его памятники.

«Не быть творцом, когда тебя ведет

К прошедшему одно лишь гордое презренье.

Дух создал старое: лишь в старом он найдет

Основу твердую для нового творенья».^

Никто не позволяет себе, публично, во всяком случае, глумиться над родителями, но большевики не задумываясь совершили омерзительный плевок всем нашим предкам тем, что варварски отнеслись к творениям их рук, к творениям, в которые они вложили свою душу и которые заставляли изумляться весь мир.

Строки популярных революционных песенок типа:

«весь мир насилья мы разрушим...»,

«мы наш, мы новый мир построим...»

для советских руководителей стали руководящими в их отношении к российской старине. И уж конечно, и особенно, — к церковной.

Отношение к старине, которая дошла до нас в церковных куполах и монастырских стенах — по сей день остается больным вопросом для советской власти.

Увидеть в памятниках «устарелого культа» всю их непреходящую красоту и бесценное содержание — трудная, а порой и неразрешимая, по их собственному признанию, задача для атеистов.

Храмы, монастыри, иконы... Бесценные памятники...

Наши предки понимали, что делали. Церкви ставили на видных местах, украшая ими местность. Строили с невиданным нигде архитектурным разнообразием.

Чуть ли не каждый крупный город древней Руси создавал свои архитектурные формы, свой стиль. Возникали разнообразные типы храмов, звонниц.

Поражают упорство и напряженность творчества, изобилие таланта, вложенного в эти постройки.

Буквально каждое здание, построенное древними мастерами, каждая церковь, часовня или звонница, оставаясь в рамках общего местного стиля, имеет свой характер, свое неповторимое лицо.

Храмы и монастыри росли постепенно, подобно живому организму. Каждое последующее поколение зодчих продолжало замысел своих предшественников.

Идущие вслед учитывали размеры, форму, расположение всех построенных до них сооружений с такой степенью точности, что сегодняшний зритель воспринимает монастырский ансамбль, возводившийся в течение 400, к примеру, лет, как единое целостное сооружение.

На протяжении многих веков Церковь имела возможность возводить выдающиеся по размерам, по форме, строительному материалу и эстетическим достоинствам постройки, каждая из которых теперь безусловно должна рассматриваться, как произведение искусства.

При классификации необозримого многообразия архитектурных памятников, даже атеисты на первый план теперь ставят церковь и монастырь.

Большинство сохранившихся у нас старинных построек представляет собой не светскую, а церковную архитектуру.

Если на настоящее время под контролем государства находится приблизительно 20 тысяч памятников архитектуры, то 13 тысяч из них — «были или являются храмами».

Храмы и молитвенные дома Декрет об отделении Церкви от государства признал собственностью не общества верующих, а «всего народа».

А поскольку большевики считали себя наиболее «сознательными» представителями народа, да еще обладающими полнотой власти, то судьба храмов была всецело в их руках.

Началось их интенсивное закрытие. И по закону, и без закона, и в нарушение закона, и по произволу. Не за горами — следующий естественный и логичный для большевиков шаг — разрушение.

Перед революцией в России насчитывалось более 8.00 соборных, приходских, кладбищенских, домовых и других храмов. Осенью 1918 года начали работу особые комиссии по ликвидации церквей.

За четыре года было закрыто или уничтожено почти 2.00 тысяч храмов.

За 1922 год Русская Православная Церковь потеряла еще 1.00 храмов.

Процедура закрытия выглядела до крайнего предела просто: священника-«контрреволюционера» арестовывали, храм — опечатывали.

Картины, подобные краснодарской, можно было встретить по всей России.

Двери единственного в городе православного Ильинского храма опечатаны.

Настоятель, о. А. Маков, совершает богослужение в сторожке, в которой и живет. Огромная толпа молящихся заполняет церковный двор.

После того, как эти «сборища» были запрещены, литургия в сторожке совершалась ночами. Приверженцы православия часто причащались тайно, запасными Дарами.

К 1923 году в Русской Православной Церкви оставалось менее 5.00 храмов.

Появляется несуществовавший доселе термин, неологизм, рожденный советской действительностью: «открытый, или действующий», храм, потому что сказать просто «храм» — это значит ничего не сказать. Храм в советской России может быть и клубом, и складом, и заводом, и... чем угодно.

В Троице-Сергиевой Лавре, «сердце» Русского Православия, прекращено богослужение. Храмы превращены в музеи.

В Троицком соборе открыто лежат мощи одного из величайших русских святых — преподобного Сергия Радонежского. Комсомольцы хихикают, отпускают ядовитые иронические замечания. Юнцы демонстративно стоят в шапках.

Рядом — сотни людей, не только русских, преклонив колена, молятся и в глубоком благоговении лобызают поруганные мощи преподобного.

Москва. В дни революции здесь насчитывалось 700 храмов, из них 215 были построены до Синодального периода (до 1700 года), т. е. безусловно представляли собой памятники старины.

В течение нескольких революционных дней большевистские пушки обстреливали Московский кремль, величайшую святыню России, с его соборами — хранилищами чудотворных икон, мощами всероссийских святых, российскими древностями.

Пушечным снарядом пробита кровля «Дома Богоматери» — Большого Успенского собора, поврежден образ святителя Николая, уцелевший на Никольских вратах даже во время войны 1812 года. Большие разрушения пушечным обстрелом произведены в Чудовом монастыре, хранившем мощи святителя Московского Алексия.

Были закрыты и уничтожены многие кремлевские храмы:

церковь Благовещения,

храм «Спас на Бору»,

Чудов монастырь,

Воскресенский монастырь,

храм святых Константина и Елены,

храм Николая Чудотворца «Гостунского»,

храм Рождества Иоанна Предтечи,

храм ап. Андрея Первозванного,

храм ап. Филиппа,

храм святителя Алексия.

21 ноября 1917 года Москва пережила последнее православное церковное торжество в Успенском Кремлевском соборе — интронизацию новоизбранного Всероссийского Патриарха Тихона.

Торжество интронизации тоже не обошлось без омрачения. Архиепископ Новгородский Арсений при встрече Патриарха Тихона в Соборном доме 22 ноября говорил:

„Не забудем мы этого момента, тех часов, когда утру глубоку (ранним утром — В. Р.) подходили мы к священному Кремлю — сердцу России. Не сразу пустили даже нас — священнослужителей для участия в этом святом торжестве. Под разными предлогами чинили нам всякого рода препятствия (разр. наша — В. Р.)"

Свободный доступ верующих в Кремль был запрещен, кремлевские храмы были закрыты, богослужения в них прекратились.

К январю 1920 года в Москве из общего числа действующими оставались только 262 храма.

Разрушены или обезображены уродливой перестройкой сотни московских храмов — памятников архитектуры. На месте одних — пустая площадка, на месте других — стоянка автомобилей или торговые палатки, вентиляция метро или сквер... Множество золотых маковок уступили место школам, жилым домам, а часто — тротуару или спрямленной улице.

В Андрониковом монастыре древние постройки долго служили складами и сараями. Колокольня и кладбище вместе с могилой преподобного Андрея Рублева снесены.