Окрестности Волыни, лето 6449 от Сотворения мира, червень

Вашко перевалился на живот. Устаешь лежать в одном положении несколько часов подряд. Он же не снайпер, в конце концов. Да и пусто сейчас в округе. Гости далеко. Им еще идти и идти...

Сквозь переплетение веток ухоронки, небо видно было замечательно. Раскаленный диск Солнца почти над головой. Перевернутый купол ярко-голубого цвета. Безжизненный. Жарко... В полдень все живое норовит укрыться от палящих лучей. Лишь черным крестом раскинулся силуэт пустельги. Сокол высматривает добычу. А может, и нас. Только хорошее зрение - не подмога. Надо знать, где искать, кого искать. А найдя, не обмочить с перепугу перья.

Весеннее половодье натащило на своей мокрой спине громадную кучу лесного мусора, соорудив внушительный даже на вид «бурелом». Река журчала где-то впереди. Даже не река – ручей. До того, как начнут таять многосаженные сугробы, еще надо выпасть снегу. А нам до снега - дожить. Если будет на то удача и судьба.

Но, чтобы дожить, есть все возможности. Послезнание, опыт. И замечательная позиция, выходящая точно на переправу, через которую совсем скоро пойдут на Киев враги…

Когда Вукомил ткнул пальцем в карту, Вашко засомневался. Но, оказавшись на месте, понял, что зря он не поверил скрытнику.

Вашко перевернулся обратно. Поерзал, устраиваясь поудобнее. Поморщившись, выгреб из-под живота сучок, норовящий впиться в брюхо. Тяжела ты судьба догоняющего или ждущего.

Хорошо сейчас тем, кто хазарам неразумным мстит, или с ромеями в прятки играет в черноморских степях и дунайских перелесках, маршируя пыльными шляхами к Босфору. Болгары молоком угощают, хлеб на расписных полотенцах выносят, танки цветами забрасывают… Какие, к бесу, танки? Совсем перегрелся ты, Вашко, сын Серого. Точно. Это все жара гребаная. Последняя соображалка в пот уходит. А если бы тебя на Аравию послали, арабцев примучивать? Наша удача будет, если не стукнет такое в голову ни Игорю, ни Яру. И вообще, жара – не для русского человека. Это Мбумбе за счастье. А нам прохладу подавай. Или хотя бы пиво холодное…

***

Вот у Вукомила в службовых покоях было именно так, как Вашко любил. Прохладно, не ослепительно ярко. И мух не было. Трудно им, звонкокрылым, пробраться в потайные горницы, где ковалась днем и ночью державная безопасность. Предшественники Вука, как он просил себя называть, когда кругом никого не было из посторонних, были те еще кроты. Точной глубины Вашко не знал, но по количеству ступенек, да и по внутреннему ощущению, мог сказать, что саженей на пятнадцать вниз заглубились.

В горнице, кроме пары объемистых кувшинов пива, стоял здоровенный мешок из рогожи, набитый плотно уложенными сухарями. И свисала с потолочной балки кабанья нога. Тщательно закопченная по всем правилам. Вкусная…

Кроме еды, в горнице хватало интересностей. Когда Вашко первый раз сюда попал, то долго стоял перед огромной мордой, висящей на стене. Морда по всем параметрам была похожа на кошачью. Только размерами превосходила любого «прошловременного» тигра раза в полтора. И у тигра нету кокетливых кисточек, венчающих уши. И клыков таких нет. Не помещающихся в пасти. На естественный вопрос, Вукомил скривился, мол, нашел чему удивляться. Лютый зверь, он и есть лютый. И любого бабра, не говоря уже про рысей или пардусов, жрет по паре штук на завтрак.

Лютый оказался не единственным чучелом, которого Вашко, вроде бы ладивший и с зоологией и с палеонтологией, опознать не сумел. Всяческих «коркодилов» разнообразнейших видов, в подвале ровным счетом пяток висел, лежал и стоял. Даже снежного человека следы обнаружились. Вернее, не следы, а дубина в человечий рост. «Дивова зброя», уточнил Вукомил.

Вообще, как ни странно, но Вашко стал частым гостем здесь. Общий язык нашелся мгновенно. Вукомил не всю жизнь плел интриги и врагам зубы напильником стачивал, а Вашко, оставшийся за старшего в деле подготовки молодого пополнения, не забивался в ракушку воинского умения, почитывая, временами, умные книги. Ну и пиво оба уважали. Особенно, холодное… Вот и раза два-три в седмицу собирались. Лясы поточить, языки почесать.

Короткий стук в дверь. Вернее, даже не стук, а так, намек. В горницу ввалился паренек, исполняющий обязанности старшего по подземному поверху. Ошалело пуча глаза, кивнул обоим «старшакам», вручил Вукомилу маленький, замусоленный кисет, и убежал, дробно колотя пятками по деревянному полу.

Скрытень не торопясь отставил запотевший кубок, по боку которого тут же сползла тоненькая струйка. Развязал завязки кисета, вытащил «посланку», вчитался, пробежал взглядом еще раз. И, молча, кинул Вашко. Тот долго смотрел на кусочек бересты, плотно-плотно испещренный мелкобуквием. Кое-какие значки угадывались, будучи схожими с написанием в родной кириллице, и не менее родной, но не такой близкой глаголице.

- Это что?

- Это? - переспросил Вукомил, вынырнувший обратно из задумчивости. – Это – «звиздец», как любит говорить один наш общий знакомый.

- …? – Всем своим видом изобразил Вашко.

- Это западные поляне с князем Лешеком во главе, решили нас потрогать за вымя…

- Звиздец... – Только и нашел, что ответить Вашко. А потом, мигом собравшись: - Откуда, какими силами, в каком направлении?

- Из Гнезно, много, на Киев, конечно… В дупу твою маты - курву йматы! – выругался на сиверском спокойный обычно Вукомил. – Не ожидал от Льстимира. У нас всех войск – ополчение, да новиков чуток. Не остановим.

- А по времени? Подучить… Засаду поставить…

Скрытник только головой покачал.

- Даже за стенами не отсидимся. И чудо-харалуг ваш не поможет. Смотри…

Вук рассказывал, водя пальцем по русинской «карте», обрисовывая варианты, намечая направления обходов и ударов, а Вашко мрачнел с каждым новым словом, не видя выхода. Кроме одного. Почти запрещенного. А потом решился. Для этого и брали. На крайний случай. Прямая угроза разрушения Киева – крайний? Решился. И стало легко и просто.

- Знаешь, - вдруг улыбнулся русин, – не так уж все плохо.

И пропел, глядя на непонимающе уставившегося на него скрытника:

«На любой их вопрос,

У нас есть свой ответ.

У нас есть пулемет,

А у них его нет!!!»

И оскалился столь многообещающе, что привычного ко многому Вукомила даже передернуло.

- Что, еще прикопаны какие русинские штучки?

- А то! С тебя, друже, три десятка коней докупно к нашим. И людей своих дашь. Нет, твои в Киеве нужны. Франка возьму с его ребятами. А ополченцы — пусть дома сидят!

- Почему?

- Драпать будут быстрее пшеков. - пояснил Вашко. - Только те обратно, а наши в другую сторону. А вообще, я, наконец, понял, за что с детства пшеков не люблю. Нет, не за «марш сифилитиков»! «Исчо Пшекська не сгинела, но вже трохы-трохы…».

- Вот как скажешь чего порой, так хоть в окошко сигай… - криво усмехнулся Вукомил. – Опять ваши русинские штучки? Велес в свидки, лучше бы богами прикинулись! Голову бы ломать не пришлось.

- Задача толкового воина не прыгать геройски в окошки. А противника туда выкинуть. Можно тоже геройски, - ответил Вашко, проигнорировав окончание фразы.

- Дурак ты малолетний, вот что сказать хочу.

- От волхва слышу…

***

И пиво не допили, вспомнилось вдруг с горечью. Так, наверное, и простояло, пока не закисло. И вылил его Вукомил, брезгливо морщась, в дырку местной канализации…

***

Робберу де Крайону тоже осточертело лежать на одном месте. Но франк куда старше русина. Умения умениями, а десятилетия боевого опыта ничем не заменишь. Не первая засада, и будет на то воля Господня, не последняя.

«Давно уже привык с подругой аркебузой

в безумный час ночной постель свою делить.

Но призрачные дни нанизаны, как бусы,

на тоненькую жизнь, непрочную, как нить»,

- по-русински вполголоса пропел Роббер.

Непривычные слова. По-росски Ребер говорит, а этот язык другой, хоть и похож. Но уж больно понравилась песня, случайно услышанная еще в Шаркиле. И понял-то, дай Бог, одно слово из трех, но ведь зацепило! Как закончил договариваться со Снежко, разыскал того парня, что пел, и вытряс текст под запись. И пусть часть оказалась непонятной, но… Про него оказалась песня. Про де Крайона, наемника, солдата, перекати-поле. Про него и его бойцов. Про Джамаля и Сейфуллаха, братьев из Багдада. Про датчанина Харальда и венецианца Маттео. Про васконца Истуэту и черного, как уголь, Мбумбу, двадцать лет назад бежавшего с ромейской галеры… Так и напевал де Крайон с того момента почти непрерывно…

«Удачи не сыскать. С другим Удача блудит.

Кумира не найти. Кто платит, тот велик.

Мы не один престол преподнесли на блюде.

И не один костёр на троне развели!»

А если эта засада и последняя в его жизни, то Вашко обещал, что Шарля русины возьмут в обучение. Вырастет сын бойцом похлеще отца. Только этот вопрос и задал наемник, когда Вашко предложил задержать армию полян силами его отряда. Виданное ли дело, ввосьмером на сотни. Или тысячи? Какая разница...

- Почему мы? – спросил тогда Сейфуллах.

- Мне нужны те, кто не боится схватиться с чертом, - сказал тогда русин. – Или с шайтаном.

- Вах! – картинно закатил глаза араб. – Сразиться с шайтаном – работа для меня. Не зря меня зовут мечом Аллаха*! Но остальным тоже нужно оружие богов!

- Будет. – заверил Вашко.

Обманул. «Пулеметы» вышли из рук людей. Непонятно, кто и где придумал такое, но ни бог, ни черт не имеют к ним отношения. Людьми и для людей создана эта квинтэссенция смерти, воплощенная в металл и дерево. Трудно обмануть того, кто всю жизнь провел с оружием в руках. А это всего лишь оружие. Очень большой и скорострельный арбалет. Вернее, тот самый, поминаемый в песне аркебуз. И стреляет так же кусочками металла. Только нет «плеч» и прорезей для тетивы в стволе. Кто умеет обращаться с одним оружием, освоится и с другим, похожим. Если, действительно, хорошо умеет. И грохот не помеха, и та самая «отдача»…

«Теперь за жизнь свою я и гроша не дал бы.

Фортуна, подмигнув, ушла гулять с другим.

Седое вороньё давно привыкло к залпам.

И колокол устал петь похоронный гимн».

Не верил де Крайон, что кто-нибудь выберется из этой переделки. Да и русин не верил. Видно было по тому, как глядел на стены города, оставшиеся за спиной… И «пулеметы» не спасут, и те «мины», что разложил Вашко по берегам реки. Сильное оружие, но не всемогущее. И у князя Лешека хватает людей, не боящихся ни бога, ни черта. Прорвутся, не считая убитых, и через взрывы «мин», и через «пулеметный огонь». Прорвутся, и обрушат мечи на головы стрелков. Вот только тяжелой ценой достанется Льстимиру победа. Настолько тяжелой, что придется поворачивать домой. Не до Киева станет «пшеку». Смешное слово. Много у русинов смешных слов… Остановить западников можно. А вот насчет выжить… Только на Бога и надежда. Или на богов…

«Рубаху на бинты! Бог даст, не околеем,

Ты видишь этот дым большого очага?

Там пир идёт горой, там вороны - лакеи.

Огонь уже развел зловещий кочегар».

Не рассчитывает Вашко выжить. Хочет от Киева беду отвести. Ценой их жизней. И свою кладет. Хороший командир не прячется за спинами подчиненных. Вашко хороший. Русины все такие. По крайней мере, все, кого видел Роббер. Что ж, франк – наемник. И ему авансом заплачено за смерть. Всем заплачено. Отсрочка, полученная в Шаркиле, подходит к концу. Пришло время отдавать долги. Раскусил их Вашко. Будто знал слабое место. У наемников редко бывают дети. Нет, у каждого есть... И много. Где-то, неизвестно где. Плоды права победителя или мимолетной любви, перехваченной на коротком ночлеге. Но дети, живущие с отцом – огромная редкость. И такой ребенок большое счастье и большая беда. Мало кому из наемников повезет встретить старость. И дети ненадолго переживают отцов. Что может де Крайон дать Шарлю? Не этот бой, так следующий. Или через один. Раньше или позже весь отряд ляжет под дерновое одеяло. И тогда дети, все трое, умрут от голода. Но сегодня можно купить им жизнь. Долгую и хорошую. Слово русины держат, уж в этом бургундец успел убедиться. А значит, осталось не ударить в грязь лицом. Показать: наемные бойцы умеют сражаться и умирать как никто другой.

Де Краньон всем телом ощутил еле заметную дрожь земли. Хорошо знакомую дрожь, вызываемую слитным ударом множества шагающих ног. Подал знак отряду и повернулся к русину, собираясь сообщить и ему. Но Вашко кивнул, предупреждение стало ненужным.

«Мы ждём, когда судьба ударит в барабаны,

К прицелу бомбардир, прищурившись, приник.

Уже горит фитиль и наготове банник.

Ликует вороньё, а колокол охрип».

Роббер еще раз проверил необычное, но уже знакомое оружие, убедился, что меч лежит именно там, где должен, и приник к прицелу…

 

Примечание

Сейфуллах – Меч Аллаха (араб.)

 

Книга

«Картину гибели Вашко пришлось восстанавливать по крупицам. По уму, стоило бы прошерстить место боя плотной сетью, выискивая любые следы, могущие указать на истинный рисунок. Но вести следствие на границе чужой территории достаточно сложно. Хоть и подробностей сохранилось множество, ведь боестолкновение такого масштаба надолго меняет окрестности. Свежие могилы там, воронки…

Поисковую группу сумели послать через два месяца, по возвращению из Царьграда. В общих чертах силуэт набросали, но не более. Мы, всё же, не эксперты-криминалисты.

Еще могли что-то дельное рассказать люди. Но вот с ними было сложнее. Из отряда выживших не было. Гражданское население в тех краях сроду не водилось, а если какое и водилось, то, почуяв приближение полянского войска, благоразумно растворилось в окружающих лесах.

Оставались победители. Но после победы, они нырнули в тину, и не поднимали головы. Уже потом, когда взялись основательно, то, как не рыли, все равно, не удалось найти никого, участвовавшего в схватке. Может, свидетели не верили в обещанные амнистию с вознаграждением. А может, и в самом деле, никто из участников не пережил следующие три года. Непростые времена были у западно-славянских земель. Да и всю Европу лихорадило.

Больше всего подробностей узнали от князя Лешека. Его не пришлось ни пытать, ни подвергать любимым психологическим фокусам Изяслава и Вукомила сотоварищи – «Ты убил Ваньку?!» и тому подобное. «Бабушка» к князю западных полян приехала до нас. Вашко привез. Вернее, его последний бой…

Вукомил и Игорь, видевшие предводителя «пшеков» раньше, опознали пленного с трудом. Немудрено - трясущийся от последствий контузии седой старик, ежеминутно норовящий бухнуться на колени, дабы вознести молитву Христу, ничем не напоминал уверенного в себе сорокалетнего мужика. Лешек свято верил, что угодил в лапы к чертям. И что черти сами все знают, а подробностей допытываются, лишь бы поиздеваться над честным христианином. Хочу заметить, что излить душу и поделиться пережитым ужасом ему явно требовалось. Так что говорил князь много и охотно. Притом, был готов поддерживать разговор на любую интересующую собеседников тему. То ли боялся скатиться в сумасшествие окончательно, то ли банально не мог находиться в тишине. Второе вероятнее. Охрана докладывала, что князь даже в «одиночке» продолжал бормотать. В общем, большую часть информации, находившейся в голове у князя, мы знали. Добавив ее к материалам из других источников, на выходе получили крайне неприятную ситуацию…

Сосредоточившись на войне с каганатом и Византией, мы недооценили Европу. Было бы неправдой сказать, что не принимали в расчет, но думали, что лет десять относительного спокойствия и тишины есть точно. Предпосылки к такому выводу имелись. На Оловянных островах саксы, англы и бритты мерялись длиной половых признаков, выясняя, кто в доме хозяин, и с переменным успехом отражая налеты данов. Наличных сил данов хватало только на набеговые операции, и даже в союзе с прочими скандинавами, они никак не представляли серьезной угрозы. Франкские герцогства соревновались в неповиновении королю. Испания под арабами. Оттон Первый, будущий император Священной Римской империи, гонял собственных родственников и думать «наружу» начнет лет через несколько. Вот пройдет десять лет, и Оттон станет опасен. А через двадцать – очень опасен. Но минимум через этот срок. Который никто давать не собирался.

И кто остается в сухом остатке вероятных противников? Братья-славяне? Ободриты с венедами? Бросьте, не до того им. И опять же, братья по крови и по духу… Против них даже разведка работала спустя рукава, народ настолько усиленно курсирует туда-сюда, что и так всё известно…

Если точнее, то недооценили мы не всю Европу. А Оттона и одну небольшую страну, нынешнее существование которой историческая наука категорически отвергала, соглашаясь лишь на союз племен. Княжество Западных полян, породившее через пару веков Польшу. Заслуженное в нашей истории звание «гиены Европы», можно было присваивать прямо сейчас. И даже сто лет назад. А что населяли ее не поляки, а западные поляне, ситуации не меняло. Желудь от дуба недалеко падает.

Начнем с того, что снова сели в лужу историки, уверенно утверждавшие о крещении полян в 966 году, при Мешко, внуке нашего невольного гостя. Болт на пятьдесят восемь с левой резьбой! Христианином был не только Льстимир (в крещении Алексей), но и его дед - легендарный Пяст. Не зря же легенда связывала его с Иоанном и Павлом! Легенда тоже оказалась насквозь лживой, хотя в этом случае нечто подобное и ожидалось. Ни бортником, ни земледельцем Пяст не был. Мелкий «можновладец», глава захудалого рода. Власть захватил с помощью немецких «штыков», полученных от Генриха Птицелова в обмен на принятие христианства самим князем и населением. Как нынешним, так и тем, что прирастет по завершению. Крестили «огнем и мечом», но поскольку крещение происходило параллельно драке со старым князем, то прошло сравнительно незаметно. Больше трупов, меньше… Кто там считал, когда города и села вырезались полностью?

Миф же, о происхождении прародителя из низших слоев, придумали и запустили в оборот уже при Лешеке. Князь расчитывал в дальнейшем избавиться от германской зависимости и культивировал «славянскость». Соответственно, принимал все меры, чтобы в головах полян напрочь исчезли воспоминания о германской крови в подвластном народе. Женщин ведь наемники Пяста рассматривали сугубо утилитарно…

Второй ляп нашей исторической науки заключался в том, что характер польского дворянства сложился в период «монархической демократии». Чушь собачья! И сам Пяст, и его потомки являли собой практически классический образец шляхтичей более поздних времен. Признать идеальными мешала личная храбрость, не затронутая еще вырождением и «либерум вето». Но по большинству прочих признаков совпадение имело место быть. Та же спесь, нахальство, жуткий эгоцентризм. И как обойтись без «от можа до можа»!? Все земли к востоку, югу и западу от Гнезно поляне считали своей собственностью, временно занятой «клятыми москалями, германцами и прочими гадами». Не сумели обойтись без любовно выпестованной и холимой потомками ненавистью к восточным соседям… Насчет «москалей», прошу прощения – не называли. Исключительно по причине отсутствия в лексиконе даннного слова. Но было много других. Нас не любили особенно. И вовсе не потому, что восточные славяне являлись «погаными». С насквозь языческими мазовшанами же умудрялись вполне неплохо ладить. Тут скорее присутствовало что-то другое… В общем, поляки поляками, не хочу копаться в их отклонениях.

За семьдесят лет, поляне под руководством трех поколения династии мало-помалу подмяли под себя окрестные племена - поморян, куявов, вислян... Вот с дальнейшим продвижением на восток получилось хуже.

Впервые поляки пытались влезть к волынянам в 914 году. Древляне, союзники Волыни, как раз замутили очередную бучу. Игорь, молодой и горячий, помчался твердой рукой приводить к уставному порядку. Тогдашний правитель Земовит, углядев оголенный фронт, решил воспользоваться моментом. Заруба была масштабной и кровавой. По итогам, князю накостыляли полную дупу поджопников. Получил и от волынян, и от древлян, и от Игоря. Чего у предков не отнять, так умения задвигать в дальний угол местечковые свары при появлении малейшей внешней угрозы. И куда это потом ушло в нашей истории?

Из победоносного похода Игорь вернулся с молодой женой, названным сыном-заложником, кучей полянского золота германской чеканки и заверениями в вечной дружбе от всех заинтересованных сторон. С того разгрома «пшеки» (словечко уже было в ходу) на Русь не совались. Пахали землю и гонялись по чащобам за пруссами и ятвягами. Их возня настолько не воспринималась всерьез, что даже, до тошноты занудный и дотошный, Вукомил посматривал на западных соседушек сквозь пальцы…

А пять лет назад король Оттон вспомнил про крестников отца. Поляне же германцев и не забывали. Так что под крыло пошли без малейшего сопротивления. Но немец не стал присоединять полянские земли к империи, а оставил в роли буфера на восточной границе. Что, впрочем, совершенно не противоречило роли Польши в нашем мире… Да, потомок, не люблю я поляков. Так не люблю, что даже кушать не могу, пока пшека на кол не водружу. «Поляка на гылляку!». Шутка.

Освободительный поход на Царьград показался императору удачным поводом для проверки русских окраин на прочность. Да и Ватикан забеспокоился, предчувствуя омывание копыт печенежских и мадьярских коней в теплых волнах Адриатики. Сам германец на тот момент был несколько занят подавлением очередных мятежей в своей лоскутной империи, но есть же Лешек! Трудно не справиться, когда на Руси практически не осталось войск. Игорь и остальные в Вифинии. Ополчение не считается. Оно всегда служило лишь смазкой для мечей. Да и собрать еще надо.

Задача Льстемиру предлагалась несложная: пройти ускоренным маршем, сжечь Волынь, Искоростень, Киев. И пусть войска русов вернутся к пепелищам и трупам родных. И усиленно размышляют над своим поведением. А если решатся на ответный рейд, то князь должен засесть в глухую оборону и ждать прихода императорских войск. Пришел бы Оттон или нет, вопрос номер два. Западные властители всегда отличались «честностью» с вассалами.

Если судить трезво, пользуясь не эмоциями, а сухими цифрами – могло получиться. Если бы не два «но!».

Первое. Вукомил, хоть и сквозь пальцы, но присматривал за Лешеком.

И второе. Вашко решил сыграть ва-банк, перехватив Войско Польское чуть западнее Волыни.

Почему Вашко выбрал именно этот, самоубийственный вариант, понять несложно. Подготовить к обороне Киев достаточно. Но удержать город средствами десятого века, когда на стены могло выйти всего-ничего «курсантов» да пара тысяч ополченцев - нереально. Повыбрала мужиков мобилизация, повыбрала…

Оставалось чистить загашники и шукать по заначкам. В заначке у Вашко нашлись четыре пулемета с боекомплектом в пару тысяч патронов на ствол. И всё необходимое для сооружения толковых фугасов.

Так что под Киевом шляхту ждал бы большой сюрприз. Можно сказать, огромный. Вот только по дороге, Лешек не миновал бы древлян. А отдавать на растерзание верных союзников…

Встретить врага под стенами Волыни? Тоже не вариант. Нет гарантии, что пан ясновельможный не решит обойти волынян лесом, да и двинуться на столицу.

И были еще некоторые нюансы. Немаловажные. Как отреагирует население на взрывы и пулеметные очереди? Вся наша легенда шла форсированным маршем коту под хвост. Это не скальпели медицинские вкупе с самострелами. Если Вукомилу с Буревоем или Светлену, к примеру, можно что-то втолковать, то простым жителям, да еще толпой… И ходить нам после того богами до самой смерти. А у богов судьба незавидная. Либо распнут, либо преклоняться станут. А скорее, сначала попреклоняются, а потом распнут. Здесь, конечно, не только на кресты тащили. И свои методы были… С другой стороны, и такую ситуацию можно перекрутить как угодно. Но терялась основная наша задача. Весь прогресс рухнул бы моментально: простой человек становится равным богу лишь в сказках…

Вот и удумал Вашко поймать супостата в открытом поле. Вернее, в точке, кою тому никак не миновать. Поймать и устроить светопреставление для одной, отдельно взятой армии. Чтобы независимо от исхода боя, уцелевшие остатки пшеков, даже волынянское ополчение могло разорвать в клочки. Тем более, пока суд да дело, Вуковы орлы не только Волынь подняли.

Из тех же соображений секретности и компанию подбирал. Почему только восемь человек – понятно. Достаточно для четырех пулеметных расчетов. Брать в прикрытие хоть сотню бойцов, хоть десяток – плодить лишние трупы. А вот почему наемников, которые и в Киев пришли без году неделя? Да тоже объяснить можно. Чужие люди в Киеве. Выживут – болтать не будут. Погибнут – ничего объяснять не надо.

Другое непонятно. Почему наемники пошли? Понадеялись на «оружие богов»? Так не верил де Крайон в сказки. Ушлым мужиком франк был. И воякой не из последних. В нашем оружии сразу разглядел человеческую работу. Переоценили себя и вооружение? Сомнительно. Не подростки ведь. Решающим фактором стало, что детей в Приют пристроить обещали? Так детей трое, а бойцов семеро! Да и кто ребенку важнее: какой-то сиротский дом или отец родной? Что же заставило на верную смерть пойти? Не узнать. Но пошли. И не просто пошли. Дрались, как звери, ни один шагу назад не сделал… Вот тебе и «сражаюсь за деньги»…

Впрочем, Вашко героически, но бесполезно, помирать не собирался. Место для «огневого мешка» подобрал на переправе через небольшую, но достаточно глубокую речку, тщательно заминировав оба берега. Установил гнезда и стал ждать. Разветвленного строительства с ходами перекрытия и запасными позициями не требовалось - ответного огня от полян не ждали. Когда часть пшеков переправилась, рванули фугасы на обоих берегах. Первая волна частично шла с замедлителями, чтобы войско попало под перекрестную взрывную волну. Не успела развеяться пыль после первых взрывов, как по ошалевшим полянам, начали бить «станкачи». Дистанция прямого выстрела. По скоплению живой силы, защищенной лишь домотканым полотном рубах да дедовской славой. Доспехи, и те одевали перед боем… Да и толку с доспехов… Судя по тому, как при одном упоминании о том моменте, начинали синеть губы у заходящегося в падучей Лешека, психологический эффект оказался что надо…

Те, кто остался на том берегу, плюнули на все и бросились наутек. Беглецов понять можно – не вплавь же бросаться, торопясь к невидимой смерти. Да и шли там, преимущественно, не обитатели «коронных земель», а поморяне и надвислянские племена. А вот поляне, плюнули на невольное предательство союзников, и, очертя голову, бросились на пулеметы. Который раз повторю – храбрости у них было с избытком, этого не отнять. До позиций около четырехсот метров. Прятаться от пуль «пшеки» не умели. Но их было много. Очень много. Хоть и меньше, чем патронов у неопытных стрелков. Вашко с наемниками, тоже ведь, не миллионами жег боеприпас на Киевском полигоне... И патроны кончились раньше, чем враги. Бежать, если кто и собирался – стало поздно. Настало время рукопашной.

Лешек клялся и божился, что восемь «дьяволов», пока их не порубили, мечами уложили сотню или две бойцов. Но князю в таком вопросе верить... «Братскую могилу» для дополнительных подсчетов и экспертиз мы не вскрывали, но, судя по площади захоронения и прикидкам участников, цифра полянских потерь измерялась не десятками и даже не сотнями. Сколько из них от чего погибло – какая разница. Все равно добавлять и то, что и сепсис наработал, выстелив свежими крестами обратную дорогу...

Кто пал первым – неизвестно. Но Вашко - последним. Пока кто-то сражался, он не подорвал бы мины на позициях отряда. Взрывы лишили противников остатков мужества. А может, вообразили, что воюют с богами. Во всяком случае, после подрыва, поляне в панике отступили, не вспомнив о собственных убитых и раненых. Тем не менее, один искореженный ствол они с собой прихватили.

Убирать пришлось волынянам, мобилизованным Вукомилом. Не дождавшись результата в Киеве, он рискнул выехать на разведку. Собрал стволы, похоронил парней. Вернувшись, развил бурную деятельность. К нашему приходу выяснил многое.

И то, что Лешек с остатками своей армии заперся в замке, прикопав дезактивированный близким взрывом пулемет в подвале, и другие известия, посерьезней. Германский король всерьез воспринял неслыханный разгром вассала. В Саксонии и Лужицкой Марке готовились к отражению нашей атаки. Для похода сил королю не хватало. Но и мы не были готовы к новой войне. Но на небольшую диверсионную операцию добровольцев долго искать не пришлось. Заодно и затрофееный ПК вернули на базу. А то еще попадет в плохие руки…»