Развитие русской юриспруденции во второй четверти XVIII века

 

Статья первая

 

В своих заметках по русской истории XVIII в. А.С. Пушкин писал: "По смерти Петра I движение, переданное сильным человеком, все еще продолжалось в огромных составах государства преобразованного. Связи древнего порядка вещей были прерваны на веки; воспоминания старины мало-помалу исчезали"*(1). Эти слова вполне применимы для общей характеристики того состояния, в котором пребывала во второй четверти XVIII столетия русская юриспруденция. Преемники Петра I на российском императорском престоле придерживались его политики, направленной на развитие в России юридического образования. Вместе с тем и во времена правления Анны Иоанновны, и в царствование Елизаветы Петровны не прекращались попытки систематизации российского законодательства.

Летом 1725 г. в Санкт-Петербург прибыли из-за границы ученые, приглашенные занять места в учрежденной Петром I Академии наук. Среди них был и уроженец Вюртенберга, выпускник Тюбингенского университета философ-правовед Христофор Гросс (Christian Friedrich Gross. Дата его рождения неизвестна, умер в 1742 г.). 1 июля 1725 г. он был определен на должность адъюнкта по кафедре нравоучительной философии, 24 ноября того же года его назначили на должность экстраординарного профессора по той же кафедре.

Указом императрицы Екатерины I от 20 ноября 1725 г. президентом Академии наук был назначен занимавшийся ее организацией Лаврентий Блюментрост (Laurentius Blumentrost, 1692-1755). 27 декабря 1725 г. состоялось первое торжественное публичное собрание Академии наук с участием зятя императрицы герцога Гольштинского, Феофана Прокоповича, князя А.Д. Меншикова и других видных представителей столичной знати. В полученных ими приглашениях посетить данное торжество Академия наук была названа Российской. В начале торжественного собрания Г.Б. Бильфингер (Georg Bernhard Bilfinger, 1693-1750) произнес речь об учреждении и задачах Академии, затем он говорил об измерении градусов и о законах отклонения магнита. После него с научным докладом выступил академик Яков Герман (Jakob Hermann, 1678-1733).

14 января 1726 г. в Санкт-Петербургской типографии был напечатан каталог лекций академических профессоров, занятия начинались спустя десять дней - 24 января*(2). Таким образом, Петербургская Академия наук официально начала действовать и в качестве учебного заведения.

24 июня 1726 г. в Санкт-Петербург прибыл еще один иностранный правовед - Иоганн Симон Бекенштейн (Johann Simon Beckenstein, 1684-1742). Контракт, оформлявший условия его приглашения в Россию, был заключен 3 декабря 1725 г. И.С. Бекенштейн состоял в то время при Кенигсбергском университете в качестве doctor legens, т.е. внештатного лектора. В России же ему была предложена должность профессора правоведения в Академии наук сроком на пять лет и жалованье размером 800 руб. в месяц, а также казенная квартира с отоплением и освещением*(3).

Преподавательская деятельность Х. Гросса в рамках российской Академии наук продолжалась не более двух лет. В течение 1726-1727 гг. он читал здесь на латинском языке лекции по"эфике, по книге Пуфендофской, - яже о должности человека и гражданина"*(4), т.е. преподавал естественное право, основываясь на книге Самуила Пуфендорфа "De officio hominis et civic, juxta legem naturalem, libri duo" ("О должности человека и гражданина согласно естественному праву, в двух книгах"). И вместе с тем готовил письменные сочинения (thesises) на различные этико-правовые темы: "О мере добродетелей и злых дел, и может ли каковая изобрестися и с того какого плода чаять...", "О разуме законов, и разности, и о вменении, следующем по законам...", "О разуме права естественного, права языков и права гражданского, и правдивых между ими разделениях" и др.*(5) В последующие годы Х. Гросс не читал в Академии лекций, причем неясно по какой причине: то ли не было студентов, желавших его слушать, то ли сам немецкий профессор просто не желал читать лекции. Ученый секретарь Академии наук, заведующий ее канцелярией и библиотекой Иоганн Даниэль Шумахер (Johann Daniel Schumacher, 1690-1761) писал 14 июля 1729 г. президенту Академии наук Л.Л. Блюментросту*(6): "Профессора обязаны читать лекции, а между это только исполняют доктор Бекенштейн, Бернулли и Мейер... Другие даже не помышляют о том"*(7). В 1731 г. Х. Гросс был назначен на должность секретаря брауншвейг-вольфенбюттель-бланкенбургского двора в Санкт-Петербурге и вследствие этого вышел из состава Академии наук. Дальнейшая судьба его оказалась трагичной. В 1741 г. он помог первому кабинет-министру графу А.И. Остерману составить донесение регентше Анне Леопольдовне об интригах французского посла маркиза де Тротти де ла Шетради, действовавшего в интересах Елизаветы Петровны. После того, как дочь Петра I взошла на престол, А.И. Остерман был арестован. Среди его бумаг был обнаружен текст указанного донесения, написанного рукою Х. Гросса. Против бывшего академика было открыто уголовное дело. Однако до суда оно не дошло: 2 января 1742 г. ученый застрелился.

И.С. Бекенштейн оказался более деятельным в своей должности профессора петербургской Академии наук, чем академик Гросс. В соответствии с каталогом лекций от 14 января 1726 г. ему надлежало читать лекции по натуральному праву, "правам общим" германской империи. При этом в каталоге сообщалось, что он "такожде и о институциях права Юстиниана цесаря, буде слушателям полюбится, тщание иметь будет"*(8). В отчете о занятиях академиков в первый год существования петербургской Академии наук, составленном в августе 1727 г., было отмечено, что Бекенштейн преподавал в указанный период "начало права из установлений... держася во всем правил натурального права и политики, закон установляющие"*(9). И кроме того, он составил "историю права публичного" и "вместо диссертаций или рассуждений академических, по приказу превосходительного господина барона Остермана, толкование и призначение на российское Уложение написал, которые в кратком времени рассуждению его превосходительства предложит..."*(10).

Принимая приглашение занять должность профессора правоведения в Санкт-Петербургской Академии наук, И.С. Бекенштейн полагал, что она будет организована на таких же началах, что и германские университеты. Он испытал большое разочарование, обнаружив, что попал на работу в учреждение, которое, хотя и было заполнено выходцами из Германии, оказалось весьма далеким по своей организации и духу от университета германского типа. Академик Герард Фридрих Миллер (Gerard Friedrich Miller, 1705-1783) писал впоследствии в своем сочинении "Zur Geschichte der Akademie der Wissenschaften zu S.-Petersburg" ("К истории Академии наук в С.-Петербурге"): особенно несносным Бекенштейну казалось в Петербургской Академии то, что "здесь не было юридического факультета и никакого предпочтения одной науки перед другой"; что "здесь ученые не принимали какого-либо участия в управлении делами своего общества, а все зависело от произвола президента". По словам Г.Ф. Миллера, когда Бекенштейн "представлял что-нибудь письменно по своей должности или по хозяйственной части, то никогда не подписывал своих бумаг ни на имя президента, ни канцелярии, за которыми он не признавал на то никаких прав, но, по обычаю немецких университетов, обращался к профессорскому собранию следующим образом: "высокоблагородные высокоученые, и пр. господа! Нижеподписавшийся представляет..."*(11).

Несмотря на то что И.С. Бекенштейн добросовестно относился к исполнению своих преподавательских обязанностей, лекции его не привлекали студентов. И он сам это открыто признавал. В кратком отчете о своей преподавательской деятельности, составленном в декабре 1732 г., Бекенштейн заявлял: "Из российской нации у меня в обучении никого не бывало, и для того учения никто ко мне не являлся, а некоторые дети от иноземцев, в России рожденные, у меня обучались"*(12). Г.Ф. Миллер утверждал в своем очерке по истории Петербургской Академии наук, что "Бекенштейн был бы очень прилежный и полезный преподаватель, если бы только у него были слушатели"*(13).

Думается, одна из главных причин, по которой молодые русские люди не шли изучать юриспруденцию к немецкому академику-профессору, таилась в содержании его учебных курсов. "... И обучения мои, - писал Бекенштейн о своих лекциях в Академии наук, - состоят в следующих науках: натуральное право; права общие германской или немецкой империи; описание, как в судах обыкновенно поступать; причем я имел тщание и о лифляндских и эстляндских правах показание чинить; а о российских мне весьма неизвестно. Феудальные права, который я однакоже не окончал, для того, что тому назад больше года, как я взят в юстиц-коллегию, к немецким делам, а затем вступать в другие дела мне уже невозможно было"*(14). Очевидно, что лекции такого содержания не могли вызвать интереса даже у тех русских, которые имели большое желание обучиться юриспруденции: слишком оторваны они были от российского юридического быта.

Характеризуя положение, сложившееся с преподаванием юриспруденции в Петербургской Академии наук, С.Г. Фельдштейн отмечал: "Хотя юриспруденция являлась только одной из сторон научной деятельности Академии, очень скоро, по открытии этого учреждения, последнее стало центром, отражающим довольно полно состояние правоведения в России. Но, культивируемая чуждыми стране людьми, юриспруденция в стенах Академии должна была исключительно сосредоточиться на общих теоретических началах и оставить в стороне обработку русского юридического материала. Вместе о тем, наука в России наталкивалась на дорогу сухого, формального теоретического трактования юридических проблем"*(15).

Число молодых людей, желавших обучаться в Академии наук, было невелико с самого начала ее деятельности. Оно заметно уменьшилось после переезда в январе 1728 г. двора молодого императора Петра II в Москву. Вместе с императором из Санкт-Петербурга выехало много знатных семейств. В результате академическая гимназия лишилась большей части своих учеников.

Другим печальным для Петербургской Академии наук последствием переезда императора и его сановников в Москву стала хроническая задержка выплат жалованья академикам. Перестали выдаваться и денежные суммы, необходимые для материального обеспечения научной деятельности Академии, содержания ее библиотеки и Кунсткамеры, на хозяйственные нужды данного учреждения. С января и до ноября 1728 г. из казны на нужды Академии наук не было выдано ни копейки. Подобные заминки случались и в дальнейшем.

Не дождавшись окончания пятилетнего срока работы в Академии, определенного контрактом, И.С. Бекенштейн стал требовать у И.Д. Шумахера разрешения на свое увольнение из Академии. 6 июля 1730 г. ученый секретарь доносил Л.Л. Блюментросту: "Г. доктор Бекенштейн опять настаивает на своем увольнении. Так как по контракту он обязан пробыть еще один год, то можно к нему написать, что он получит отставку, между тем мне желательно попытаться расположить его к другим мыслям"*(16). 26 января 1731 г. И.Д. Шумахер сообщал в Москву президенту Петербургской Академии наук: "Я убедил г. доктора Бекенштейна остаться долее. Однако ему следует прибавить жалованья, чего он действительно заслуживает"*(17). Размер жалованья был увеличен Бекенштейну только в конце 1732 г., после повторной просьбы об этом Шумахера. Но профессор отказался принять прибавку к своему содержанию. В ответе на указ Сената от 1 декабря 1732 г., которым ему было повышено жалованье, Бекенштейн, напомнив, что просил Академию о своем увольнении, заявил: "Тот абшит между другими причинами просил я и для того: надеюсь, что от меня здесь малая происходить может польза, чего ради и дарованный мне к прежнему моему жалованью прибавок принять не хотел"*(18).

С октября 1731 г. И.С. Бекенштейн, не слишком обремененный занятиями в Академии наук, стал привлекаться вице-президентом юстиц-коллегии Г.К. фон Кейзерлингом*(19) к работе в департаменте эстляндских и лифлиндских дел. В первых числах января 1732 г. ему пришлось участвовать в комиссии, которая была создана в рамках данной коллегии для рассмотрения дела Генриха Фика*(20), арестованного 30 декабря 1731 г. по обвинению в одобрении замысла членов Верховного Тайного совета ограничить самодержавную власть в России. Допросив ряд лиц, слышавших высказывания обвиняемого о кондициях, предложенных "верховниками" Анне Иоанновне перед ее вступлением на императорский престол, и выслушав показания его самого, комиссия уже 12 января вынесла приговор, лишавший Г. Фика всех пожалованных имений и назначавший ему вечную ссылку в Сибирь.

В мае 1735 г. И.С. Бекенштейн был уволен по своему прошению из Петербургской Академии наук. За добросовестную службу он был в июне представлен И.Д. Шумахером к награждению званием почетного члена Академии, дававшим ежегодное жалованье в 100 руб. Диплом, удостоверявший это звание, был выписан ему 25 октября 1738 г. Последние годы жизни И.С. Бекенштейн провел в Кенигсберге, там он, по всей видимости, и умер в 1742 г.

Место профессора юриспруденции в Петербургской Академии наук занял после И.С. Бекенштейна Фридрих Генрих Штрубе де Пирмон (Frederiс Henri Strube de Piermont, 1704-1790). Он был немцем родом из Ганновера, юридическое образование получил в университете города Галле. С 1730 г. служил секретарем в германских посольствах в Австрии, Англии и Польше. Затем состоял в качестве личного секретаря при герцоге Бироне*(21). В контракте, оформлявшем назначение Ф.Г. Штрубе де Пирмона в Академию наук, он был назван "профессором юриспруденции и политики".

К тому времени им было опубликовано несколько работ по вопросам политики и естественного права. Так, в 1732 г. вышла в свет в Амстердаме брошюра Ф.Г. Штрубе де Пирмона о так называемой "Прагматической санкции" - законе Карла VI Габсбурга от 19 апреля 1713 г., посвященном порядку престолонаследия: "L'eхamen des reflexions d'un patriote allemande au sujet de la garantie de la pragmatique imperial". В том же году и также в Амстердаме была напечатана его брошюра "Recherche de l'origine et des fondements du droite de la nature" ("Исследование о происхождении и основах естественного права"). В 1740 г. Ф.Г. Штрубе де Пирмон представил в Петербургскую Академию наук новый и значительно более обширный труд на тему о происхождении и основах естественного права - "Recherche nouvelle de l'origine et des fondements du droite de la nature". В том же году он был опубликован в виде отдельной книги общим объемом в 448 страниц. В предисловии к основному тексту данной книги автор признавался, что во время своей учебы в университете города Галле был очень увлечен лекциями Х. Томазия. Немецкий правовед и философ-просветитель Христиан Томазий (Christian Tomasius, 1655-1728) являлся последователем Гуго Гроция и Самуила Пуффендорфа.

В феврале 1741 г. Ф.Г. Штрубе де Пирмон был назначен секретарем к графу П.Г. Чернышеву, который отправлялся в Копенгаген исполнять функции русского посланника при датском королевском дворе. По этой причине он вынужден был покинуть должность профессора юриспруденции и политики в Академии наук, но ему было обещано, что данное место будет сохранено для него. Перед отъездом из Санкт-Петербурга Ф.Г. Штрубе де Пирмону удалось выпросить себе звание почетного академика, дававшее в то время жалованье в размере 200 руб. в год. В 1743 г. граф Чернышев был переведен на место посланника российской императрицы в Берлине, и Штрубе де Пирмон последовал за ним. В Германии ему пришлось помимо исполнения секретарских обязанностей преподавать юриспруденцию и политику пребывавшему там графу Кириллу Григорьевичу Разумовскому (1728-1803) - брату фаворита императрицы Елизаветы Петровны Алексея Григорьевича Разумовского*(22).

21 ма 1746 г. 18-летний К.Г. Разумовский занял пустовавшее до этого более пяти лет место президента Академии наук*(23) и помог своему берлинскому учителю-правоведу возвратиться в это учреждение. 1 июля того же года Ф.Г. Штрубе де Пирмон был определен на должность профессора юриспруденции, а на следующий день и на место конференц-секретаря Академии наук*(24). В новом контракте, заключенном с ним, говорилось: "Понеже профессия его (юриспруденция) не такая, в которой частые должно делать изобретения, которые бы вносить можно было в Комментарии (т.е. научные труды Академии наук. - В.Т.), того ради вместо того, чтоб надлежало приносить ему в собрание академическое новоизобретенные пиесы, одолжается он содержать в помянутом собрании протокол ученых дел беспеременно, пока о том новое определение от г. президента учинено будет, и в том совершенно должность секретарскую отправлять, яко то: сочинять все к корреспонденции надлежащие письма на латынском, французском и немецком языке; переводить с одного из сих на другой язык таковые же или же сим подобные пиесы, к должности секретарей принадлежащие. Ежели рассуждено будет за благо в Академии и определено от президента должность секретаря Академии наук положить на кого иного, в таком случае он, профессор Штрубе де Пирмон, обзывается вместо сего снятого труда читать другие лекции, которые Академия наук за благо найдет положить на него"*(25).

Приступая к исполнению обязанностей президента Академии наук, К.Г. Разумовский ясно дал понять академикам, что это учреждение нуждается в реформе. "За необходимо вам объявить нахожу, - заявлял он в первой своей речи перед академиками 12 июня 1746 г., - что собрание ваше такие меры от первого нынешнего случая принять должны, которые бы не одну только славу, но и совершенную пользу в сем пространном государстве производить могли. Вы знаете, что слава одна не может быть столь велика и столь благородна, ежели к ней не присоединена польза. Сего ради Петр Великий как о славе, так и о пользе равномерное попечение имел, когда первое основание положил сей Академии, соединив оную с университетом"*(26). Далее К.Г. Разумовский обращал внимание академиков на то, что из двух целей, указанных Академии наук ее основателем, достигнута была только одна - ученая. Университетом же Академия так и не сделалась.

На достижение этой последней цели - создание в России университета - был направлен "Регламент Академии наук и художеств", утвержденный императрицей Елизаветой Петровной 24 июля 1747 г.*(27) Данный акт сохранял заложенное при основании Академии соединение ее с университетом, но для того, чтобы это учреждение стало по-настоящему действовать в качестве университета, он отделял обязанности академиков от функций профессоров. Регламент подчеркивал, что академией называется собрание ученых людей. "Сии люди не только о том стараются, чтоб собрать все то, что уже в науке известно, но и далее трудятся в изобретениях поступать. Видно посему, что такие люди заняты беспрестанным трудом, чтоб делать свои примечания, читать книги и вновь сочинять их; чего ради им времени мало остается на то, чтоб обучать других публично. И так определяются особливые академики, которые составляют Академию и никого не обучают, кроме приданных им адъюнктов и студентов, и особливые профессоры, которые учить должны в университете"*(28).

Регламент допускал в случае необходимости привлекать академиков для лекций в университете, но решение по этому вопросу должен был принимать президент Академии. Количество действительных академиков, как и почетных вне государства, ограничивалось десятью. Каждому академику полагался адъюнкт, т.е. помощник, и оба они обязаны были стремиться к тому, чтобы адъюнкт мог со временем занять место своего академика. При этом следовало выбирать адъюнктов из русских.

Регламент признавал, что первоначально Академия не может не состоять по большей части из иностранцев, но на будущее ставил задачей превратить ее в учреждение, состоящее из природных российских людей. Именно для достижения этой цели, отмечалось в Регламенте, к Академии присоединяется другая ее часть - университет.

Согласно ст. 38 "Регламента Академии наук и художеств", в университете "лекции имеют быть трех классов: математические, физические и "гуманиора""*(29). Статья 45 Регламента называла двенадцать наук, которые надлежало преподавать в университете. В их числе были: латинский язык, греческий язык, латинское красноречие, арифметика, "геометрия и прочие части математики", география, история, генеалогия и геральдика, логика и метафизика, физика теоретическая и экспериментальная, "древности и история литеральная". Последними среди университетских наук назывались "права натуральные и философия практическая или нравоучительная"*(30).

 

Статья вторая

 

Преподавание юридических наук в академическом университете, реорганизованном в соответствии с "Регламентом Академии наук и художеств" от 24 июля 1747 г., было поручено Ф.Г. Штрубе де Пирмону. Для привлечения внимания публики к своим лекциям профессор написал на латинском языке пояснение к ним. В январе 1748 г. оно было напечатано на языке оригинала и в русском переводе. Последний вариант назывался "Программа, в которой равную пользу военной и судебной науки показывает; и купно желающих упражняться в основательнейшем учении на свои лекции призывает Фридрих Генрих Штрубе, Императорской академии наук профессор".

Автор пытался доказать, что изучение права является для русских более важным делом, чем усвоение военной науки. Далее профессор Штрубе де Пирмон сообщал, что при Академии наук существует кафедра юриспруденции и что обязанность преподавать эту науку возложена на него. "А понеже должность сия на меня положена, - продолжал он свое пояснение, - то о точнейшем исполнении оныя крайнее буду иметь рачение. А пока еще не могу пользоваться таким щастием, чтоб правы и законы Российской империи, которым в рассуждении их справедливости никаких других предпочесть нельзя, иметь в одной книге собранные и надлежащим порядком расположенные (чего желать весьма бы надлежало); то между тем, в публичной аудитории, в определенные часы со всяким прилежанием буду обучать и изъяснять первые основания натурального и народного права, ибо сие должно почитать за источник всех прав и законов гражданских, потому что без онаго сих сочинить, разуметь и надлежащим образом употреблять никак невозможно. А как я в то время, которое мне от академических трудов оставаться будет, назначил к наставлению благородного юношества, то я в пользу тех, которые желание имеют учиться тому, что принадлежит до отправления при чужих дворах публичных дел, дома учить и изъяснять намерен. 1. Знатнейших европейских государств и республик состояние, внутреннее их расположение и политическое между ними соответствие. 2. Должность и привилегии тех, которые для отправления публичных дел отсылаются в чужие земли с так называемым церемониальным правом, по колику оно касается до таких дел. 3. Сочинение писем и речей, особливо в означенных делах случающихся, на французском языке, который ныне при оных больше употребляется. Того ради всех, которые охоту имеют в помянутых науках пользоваться моим наставлением, с благосклонностью прошу приходить в мой дом или пожать мне другой какой способ, чтобы я им пространнее объявить мог о расположении моего учения"*(31).

Из приведенных слов следует, что Ф.Г. Штрубе де Пирмон имел намерение устроить у себя на дому специальную школу для подготовки дипломатов из молодых людей знатного происхождения. По замечанию В.Э. Грабаря, эта частная инициатива профессора российской Академии наук на год опередила аналогичную инициативу известного международника-позитивиста Иоганна Якова Мозера, основавшего в 1749 г. в г. Ганау (Hanau) свою Академию "для подготовки... принцев, графов, кавалеров и других лиц к европейской, особенно к германской государственной мудрости, к обычному ныне европейскому международному праву в мирное и военное время"*(32).

Видимо, лекции Штрубе де Пирмона не заинтересовали русских юношей. Этот вывод напрашивается при чтении доношения, поданного им руководству Академии 10 декабря 1748 г. Сообщив в начале его, что во всех чужестранных университетах должность профессора юриспруденции состоит в том, чтобы обучать цивильному праву (jus civile), и что в заключенном с ним контракте ему вменено в обязанность "быть профессором гражданской, и притом публичной и натуральной юриспруденции", Штрубе де Пирмон писал далее: "А понеже в Российской империи гражданского права древних римлян или какого-нибудь другого народа юношеству публично изъяснять неприлично, и следовательно, положенная на меня должность касается наипаче до гражданской юриспруденции, поколику оная в одних российских правах упражняется; но сей должности совершенно исполнить невозможно, ежели наперед сочинено не будет краткое руководство к российским правам, которое бы как учащие, так и учащиеся во основание их упражнения полагать могли. Итак, сие дело на себя принять осмеливаюсь, ежели токмо во оном я, как для покупки потребных книг и писем, так и для награждения таких людей, от которых нужнейшие при таком сочинении известия получить могу, без помощи оставлен не буду..."*(33). Таким образом, Ф.Г. Штрубе де Пирмон полагал, что для русских студентов интересными могли быть только лекции, посвященные российскому праву, и именно поэтому предлагал написать краткое наставление по русскому праву - так называемый "Compendium juris ruthenici".

Руководство Академии наук приняло это предложение Штрубе де Пирмона и добавило к его 860 руб. годового жалованья еще 140 руб. В феврале 1749 г. профессор был уволен от должности конференц-секретаря Академии. В соответствующем распоряжении президента Академии наук графа К.Г. Разумовского говорилось: "А ходить ему только, яко члену, в историческое собрание и при том излишнее свое время от университета с крайним тщанием и поспешением полагать к сочинению обещаемой от него книги так, как он расположение об оной к г. президенту в Москву прислал, дабы прибавка жалованья ему не вотще употреблена была..."*(34).

В течение 1749 г. Штрубе де Пирмон делал выписки из сборников печатных указов русских царей, изучал юридический сборник великого князя Ярослава, сопоставлял Кормчую книгу с Номоканоном. В августе 1749 г. им была направлена в канцелярию Академии наук просьба о предоставлении ему следующих сведений, необходимых для написания "Компендиума русского права": "1. В какой новгородской истории находятся ярославовы законы и имеется ли такая история в академической библиотеке, или можно достать ее где инде? 2. Потребна исправная копия законов великой княгини Ольги и великого князя Владимира из Степенной книги и из других летописцов. 3. Известны ли и имеются ли еще какие другие старинные российские законы, изданные прежде Судебника царя и великого князя Иоанна Васильевича? 4. Потребна исправная копия императорских указов, или жалованным грамотам, данным в пользу чужих вер. 5. Потребна копия с указов, публикованных о изгнании жидов и иезуитов"*(35). Правитель академической канцелярии И. Д. Шумахер поручил извлечь все эти сведения из академической библиотеки в срок до 15 сентября 1749 г.

В дополнение профессор Штрубе де Пирмон получил в начале 1750 г. рукопись первой части составленного В.Н. Татищевым "Собрания законов древних русских". Данная рукопись, незадолго перед этим переданная русским историком в библиотеку Академии наук, содержала подготовленный автором к печати текст Краткой редакции Русской Правды, разбитый на статьи и снабженный комментариями. 6 февраля 1750 г. Штрубе де Пирмон сообщил И.Д. Шумахеру о том, что узнал из комментариев В.Н. Татищева, что "законы великого князя Ярослава находятся в летописи Авраамия Ростовского", и просил правителя академической канцелярии распорядиться, чтобы ее выдали из академической библиотеки его служителю*(36).

Собирая материалы для руководства по русскому праву, Штрубе де Пирмон в то же время вел разработку его структуры. В 1749 г. он набросал краткое оглавление своего произведения, а в начале 1750 г. составил полное оглавление. Текст последнего сохранился среди бумаг, отражающих историю создания указанного руководства. Он обозначен как "реестр краткого руководства к российским правам, сочиненного г[осподином] профессором Штрубе"*(37). Содержание руководства разделялось, согласно данному "реестру", на две книги. Первая из них посвящалась общим понятиям права и закона, праву лиц, институтам вещного и обязательственного права, наследованию и суду. Вторая была названа "книгой о публичном праве".

Общая часть, с которой начиналась первая книга рассматриваемого руководства, состояла из пяти глав:

1) "О правах и законах вообще";

2) "О различии прав и законов";

3) "О правах и законах сея империи";

4) "О юриспруденции и о способах, как основательно оной научиться";

5) "О главнейших правилах, при толковании и употреблении прав и законов наблюдаемых".

Вторая часть первой книги, в которой шла речь о правовых нормах, касающихся персон, также включала в себя пять глав:

1) "О персонах и о различии их вообще";

2) "О христианских собраниях и о особах духовного чина";

3) "О супружестве и о бракосочетающихся персонах";

4) "О фамилии и о принадлежащих ко оной персонах";

5) "О вольных и невольных людях".

Третья часть посвящалась правовым нормам, касающимся имений. Она делилась на десять глав:

1) "О имении и о праве владения вообще";

2) "О различии имения";

3) "О персонах, которым позволено владеть собственным имением";

4) "О способах к приобретению имения, а особливо о снискании имения собственным старанием";

5) "О ремеслах и торговых промыслах";

6) "О способах, по которым друг от друга получают имение, а особливо о договорах и крепостных делах";

7) "О векселях";

8) "О приданном";

9) "О духовных";

10) "О разделении имения".

В четвертой части первой книги, в которой описывались правила, касающиеся суда, было девять глав:

1) "О судах вообще";

2) "О разных судах Российской империи";

3) "О делах в судах судимых, а особливо о обидах и преступлениях";

4) "О таможенном и вексельном суде и о решении дел по прошениям";

5) "О форме суда";

6) "О решении розыскных дел";

7) "О поступках и онеправдах в судных местах";

8) "О подозрительных судьях и апелляциях";

9) "О полюбовных примирениях и о третейском суде".

Вторую книгу своего руководства по русскому праву Штрубе де Пирмон предполагал составить из двух частей. В первой из них ("О должностях, касающихся до императорского величества") выделялись пять глав:

1) "О присяжной должности";

2) "О титулах императорского величества";

3) "О челобитчиках";

4) "О великих делах, також о бесчинствах и о бранях в государеве дворе";

5) "О доносах и великих делах".

Вторая часть второй книги - под названием "Об отправлении государственных дел в разных коллегиях, канцеляриях, конторах и прочих судных местах Российской империи, и о принадлежащих туда генеральных должностях, также и о прокурорском чине" - должна была включать в себя всего две главы:

1) "О множестве и разности государственных дел и об отправлении оных в разных коллегиях и прочих судных местах сея империи";

2) "О генеральных должностях".

В процессе написания текста руководства Штрубе де Пирмон внес в предварительно разработанную схему некоторые изменения. К двум частям второй книги он добавил третью часть - "О военных делах". Раздел "О правах, касающихся до суда" он переместил из первой книги на место четвертой части второй книги.

Приведенный план свидетельствует о том, что задуманное Штрубе де Пирмоном руководство по русскому праву не могло быть "кратким". В результате осуществления этого плана должен был появиться весьма обширный трактат по русскому праву. Но Штрубе де Пирмон не сумел выполнить задачу, которую поставил перед собой.

В какой-то мере ему помешал правитель академической канцелярии.

Оказывая Штрубе де Пирмону всяческое содействие в его работе над руководством по русскому праву, И.Д. Шумахер одновременно требовал от него постоянных отчетов о результатах данной работы. 11 января 1750 г. профессор вынужден был представить в канцелярию Академии наук в качестве отчета о сделанном им незавершенный (черновой) вариант начального раздела своего произведения. Спустя пять месяцев, а именно 18 июня 1750 г. правитель канцелярии потребовал от Штрубе де Пирмона, "чтобы он то, что сочинил, немедленно подал в канцелярию для переводу..."*(38). В результате Штрубе де Пирмон поспешил представить в Академию первую книгу своего руководства по русскому праву*(39). До конца 1750 г. ее текст был переведен на русский язык переводчиком Василием Лебедевым. Данный перевод так и не был напечатан: его манускрипт, обозначенный как произведение Штрубе "Краткое руководство к российским правам", списанное в 1750 г. in folio в двух переплетах, был отдан на хранение в рукописный отдел библиотеки Академии наук*(40). В январе 1753 г. Штрубе де Пирмон представил в канцелярию Академии наук "Гражданских прав часть вторую об отправлении государственных дел в коллегиях и прочих судебных местах Российской империи и о принадлежащих туда генеральных должностях, также и прокурорском чине". Правитель академической канцелярии дал произведению Штрубе де Пирмона, призванному служить руководством при изучении русского права, отрицательную оценку.

В протоколе канцелярии было записано: "А что им, г. Штрубе, того руководства сочинено и подано, хранить до времени в канцелярском архиве, понеже при точнейшем рассмотрении оказалось, что она книга сочинена не тем образом, как он обещался и ее назвал, т.е. кратким руководством, ибо в оной ничего более не учинено, как только что под краткими заглавиями расположены материи и содержания указов, регламентов и прочаго во всем их пространстве от слова до слова, как напр. весь вексельный устав, весь воинский устав с процессом; бoльшая часть Уложенья и указной книги и пр., почему упомянутая его книга к тому намерению, для которого приказано было ему оное сочинять, т.е. российскому юношеству вместо краткого руководства, явилась неспособною и еще меньше того для внесения в оную от слова до слова всего того, что в особливых напечатанных уже книгах содержится, - оную таким образом, как от него подано, в печать произвесть за излишне признано..."*(41).

На основании этой оценки 17 мая 1755 г. профессору Штрубе де Пирмону перестали выплачивать добавочное жалованье в 140 руб., назначенное за подготовку "Compendium juris ruthenici". Так завершилась история разработки краткого руководства по русскому праву для студентов академического университета. Ф.Г. Штрубе де Пирмону не удалось в полной мере осуществить свой замысел. Тем не менее его труды в этом направлении не должны быть забыты: они представляли собой первую попытку научной обработки русского права с помощью исторического и догматического методов.

Основному содержанию своего руководства по русскому праву Штрубе де Пирмон предпослал общую часть, в рамках которой старался прояснить понятия права и закона вообще, дать классификацию прав и законов, показать задачи юриспруденции, ее взаимосвязи с другими науками.

Слово "право" Штрубе де Пирмон определял как выражение сходства "всякого морального или свободного действия со всеобщим человеческим сохранением и благополучием". Слово же "закон" обозначает, по его мнению, "те правила, которые людям, в обществе живущим, чрез главу того общества даются... чтоб по ним располагать и вершить все их дела, как чтоб оные со всеобщим сохранением и благополучием согласны были".

Законы различаются, отмечал Штрубе де Пирмон, по трем критериям: "отчасти законодавцем, отчасти делами, до которых они касаются, а отчасти и образом, как оные объявляемы бывают". По различию законодавцев (законодателей) он делил законы на "естественные (натуральные)", "божеские" и "гражданские". С точки зрения дел, которых законы касаются, должно различать, по мнению профессора, законы "государственные", т.е. затрагивающие непосредственно пользу всего государства или его главы, и законы "земские или народные", касающиеся непосредственно "собственной пользы каждого члена общества".

По образу объявления Штрубе де Пирмон различал, с одной сторон