Кровь моя помнит, а разум обязывает

 

Когда я писал вторую книгу этого романа-исследования (она увидела свет раньше первой), я, признаться, не ожидал, что одна моя фраза обратит на себя особенно заинтересованное внимание читателей. Вот эта фраза: «Стремление повторить путь Маклая превратилось в главную, глубоко волновавшую меня цель жизни, которая теперь, правда, диктовалась уже не романтикой, а добровольно взятым на себя долгом».

Многие спрашивают меня в своих письмах, как это «добровольно взятым на себя долгом»? Ведь долг – обязанность перед обществом, а такая обязанность не может быть чем-то доброхотно личным, выбранным произвольно, по собственному усмотрению, она накладывается на человека в соответствии с его возможностями, прежде всего потребностями общества. Добросовестно, а значит, в известной мере добровольно он выполняет просто те из вменяемых ему обязанностей, разумную необходимость которых признаёт, если, к тому же, они отвечают его интересам и доставляют удовольствие.

Вопрос действительно серьёзный.

В суете повседневно бытия и даже в тиши кабинета, когда в одиночестве и мнимом покое сидим за письменным столом, мы часто употребляем слова, пользуясь лишь их поверхностным, как бы назывным назначением, не вникая из-за кажущейся его ясности (вроде всё само собой разумеется) в глубинный смысл и ширь пришедших на ум великих слов-символов. И меньше всего задумываемся над истоками своего духовного начала, во многом предопределяющего всю нашу дальнейшую жизнь, в том числе и словно бы личностно-добровольно взятые на себя обязанности. Нет, конечно же, они выбираются не произвольно, не в одном согласии с «я так хочу». Если тебе и сдаётся, что ты взял их на себя сам, они всё равно зависят от твоего духовного содержания, а оно формируется не тобой только, а с твоим лишь участием.

Но и осознав своё назначение и приняв соответствующие ему обязанности, мы далеко не сразу, не в минуту некоего озарения способны понять себя во всех взаимосвязях мира, в котором появились на свет и живём. Разгадка того, из чего, как и почему всё произошло, требует сложной и длительной умственной работы, большей частью подсознательной, которую мы в общем-то не ощущаем, однако она всегда имеет свою закономерность, вытекающую из всего нашего житейского и душевного опыта, и не столько из-за какой-то суммы знаний, сколько из их характера, поскольку каждый человек всё воспринимает по-своему. Нет двух людей, пусть они и братья-близнецы, которые одно и то же видели бы, слышали, обоняли одинаково. Существуют и разные формы познания и самих знаний, касающихся одного и того же предмета в одной и той же науке, искусстве или жизни. Ничего, однако, и ни в какой форме человек не может до конца постигнуть, преступив ступени последовательности.

Только потом, когда разум мой начал осмысливать то, что прежде лишь вбирала и накапливала душа, и ко мне постепенно стало приходить чувство ответственности за всё сущее, во мне возникло как потребность исповеди желание поклониться своим первородникам.

И тогда я открыл для себя, что моя Мисайловка – село над ещё светлоструйной в годы моего детства и отрочества Росью, откуда, как считают некоторые разыскатели начала Руси, пошла-есть Русская Земля, всегда была, оказывается, «языческой» (Ведической), то есть с верой, если применимо здесь это слово, народной, ибо язык есть народ, следовательно, язычество, относимой почти всеми монотеистическими религиями, кроме индуизма, к поганству, – мировоззрение, определяющее образ жизни, выработанное в длинной череде веков коллективным разумом самого народа, ничем не обязанного законотворчеству подобных библейскому Моисею или мусульманскому Магомету пророков, поучениям апостолов и подвижничеству страстотерпцев, а потому и не считающего их святыми. У народной же мудрости нет отдельных авторов, требующих особого почитания, и она не нуждается для своего утверждения ни в какой-то пропаганде, ни тем более в жертвах мучеников, достойных, как христианские страстотерпцы, лишь сочувствия и сожаления, поскольку смысла в их мученичестве, на мой взгляд, нет никакого. Можно раскаяться в содеянном зле и как-то, праведным ли поступком, деянием ли, исправить допущенное зло и самому исправиться к лучшему, но не тем покаянием, как у нас его понимают, посыпая себе голову пеплом, или будто бы для искупления грехов обрекая себя на страдания. Какой резон в бесплодном самоистязании? В спасении собственной души? Тогда это корыстный эгоизм, не имеющий ничего общего с истинным благом, ибо оно непременно должно приносить пользу людям; притом эгоизм неразумный – нет иной власти, думаю я, чутко внемля голосам своей души, над человеческим духом, кроме воли самого человека.

А открылось с запозданием потому, что и слова «язычество» в Мисайловке моего детства я не слышал и не помню, чтобы у нас велись какие-то разговоры на эту тему. Вся жизнь в селе казалась обыкновенной, простой и естественной, как цветение вишни. И, конечно, я не испытывал никакого душевного трепета. Когда в свои четыре года заучивал, как таблицу умножения, вот эту азбуку россичей, которая относится к первой половине 2 тысячелетия до н.э. и которой у нас будто бы не существовало, пока более чем 2,5 тысячелетия спустя не появилась кириллица. Якобы только она, кириллица, принесла нам письменное слово.

Седобородый, но ещё с полными лучистым светом голубыми глазами Учитель Зоран, носивший подпоясанную плетёным ремешком длинную белую рубаху, расшитую на груди и по ободкам рукавов рядочками восьмиконечных васильковых звёздочек, пока не говорил мне, а сам я по малолетству не мог догадаться, что он открывает передо мною какие-то важные страницы нашей древней культуры. Даже когда объяснял он чертёж Малого Сварожья (Малого Космоса или Мира и Антимира), созданный нашими пращурами в том же 2 тысячелетии до н.э., всё воспринималось мною просто с любопытством, и, хотя Зоран делал свои объяснения на древнерусском языке, вышедшего у нас из официального письменного употребления с крещением Руси и почти всеми давно забытом, у меня, малого, не возникало мысли, что язык этот какой-то особенный, как будто я знал его всегда. Всё ясно и понятно.

 

Наша часть Малого Сварожья представляет собою три Кола (круга). Внизу слева Коло Молока (Галактика), справа – Коло Суры (туманность Андромеды), а над ними и как бы между ними – Коло Ярила (Солнца), в котором десять планет: девять постоянно движутся каждая по своей дороге (орбите), а десятая никак места себе не определит, носится по Колу Ярила то там, то сям, потому и называется странником (Фаэтоном).

У Кола Молока больше женской силы, а у Кола Суры – мужской, а у Кола Ярила – одинаково и мужской, и женской. Женская сила тянется к мужской, и все три Кола, как планеты в Коле Ярила, тоже всё время двигаются слева направо по часовой стрелке или виткам естественной спирали.

Если по касательным трёх Кол провести по одной линии, получится равносторонний треугольник. Та (другая) часть Малого Сварожья, которая на чертеже показана ниже и обведена пунктирными линиями, точно такая же, как наша. Вместе на чертеже мы видим их в двух одинаковых, прилегающих друг к другу треугольниках. Но в действительности никакой линией-перегородкой они не разделены. Нарисовано так, чтобы нагляднее показать две взаимосвязанных и взаимозависящих один от другого триединства внутри гигантского небесного восьмигранника (октаэдра). Это его плоский вертикальный разрез, вид сбоку.

В той части Малого Сварожья тоже есть жизнь, и вокруг него, как и вокруг нашей части, образовались два одинаковых взаимопересекающихся Кола живой силы, матки (энергетические центры) которых находятся на пересечениях Кол живой силы и срединных вертикальных линий (экваторов) Кола Ярила и планетного Кола той части Малого Сварожья. Всё же Малое Сварожье удерживается как бы в яичной скорлупе, которая так и называется – Яйцо Малого Сварожья. Но Яйцо это, конечно, не всамделишное, а имеющая такую форму огромная сила, благодаря которой сохраняется порядок движения небесных тел во всём Малом Сварожье.

Вот этот чертёж

 

1. Матка живой силы нашей части Малого Сварожья.

2. Коло живой силы нашей части Малого Сварожья.

3. Наша часть Малого Сварожья.

4. Яйцо Малого Сварожья.

5. Коло Ярила.

6. Коло Молока.

7. Коло Суры.

8. Та часть Малого Сварожья.

9. Матка живой силы той части Малого Сварожья.

10. Коло живой силы той части Малого Сварожья.

 

В селе говорили, что Зоран приехал в Мисайловку с какого-то Памира специально, чтобы учить меня. Вот это сначала меня немножко удивляло, но потом разговоры про нас с Зораном утихли, я привык к нему и к тому, что я должен у него учиться, и мне не приходило в голову, что он открывает мне известные нашим пращурам 4 тысячи лет тому назад великие истины, которые современные астрономы и астрофизики начнут открывать только во второй половине, а математики – в последней четверти XX века.

Лишь теперь, читая о новейших достижениях науки, я узнал, какие копья ломают учёные по поводу не только 26-размерной, но и 11-размерной геометрии. Пользуясь древнейшими чертежами и символикой, Зоран очень доходчиво объяснил мне этот предмет в 1940 году, как и то, что Яйцо Малого Сварожья представляет собою 7-размерную сферу, возможности сделать все вычисления в которой тоже, оказывается, открыты совсем недавно.

Уже в наше время с помощью мощного 3-метрового телескопа Ликской обсерватории в Калифорнии удалось сфотографировать Нептун с его спутником Тритоном (см. фото справа). В древнейших же дохристианских книгах россичей сказано, что за седьмым, считая по удалённости от Ярила, Эми- том (Ураном) находится восьмая планета, которая называется Рогач, потому что у неё как бы четыре громадных светящихся рога. А девятая, самая крайняя в Коле Ярила планета – Чаклун (Колдун), тоже открытый современными учёными лишь в 1930 году Плутон.

Я, естественно, не думаю, что у наших далёких пращуров были телескопы, но как-то «разглядеть» протуберанцы Нептуна они всё же смогли и точно сосчитали их количество.

Только потому, что, копаясь в недрах спецхрана, я нашёл книгу польского учёного Фаддея Воланского, на которую в дальнейшем мне придётся не раз ещё ссылаться, и я увидел в ней факсимильно опубликованную найденную в Приазовье накаменную надпись россичей XVI века до н.э., позволю привести её и здесь.

 

 

ПОТШЕМОСIА СЧIРIЯ ОПЕЦЕ ГРАДIЖI ДОМ ТАЖДIЯ КОЛУНIЯ СДРУГIА ЗЕЛIЯ НЕХЕЙ ЯАТВГЯ РОЖЕ У НЕХЕЙ ЛЕЛЕЛIЯ У НЕХЕЙ ЖIIЯ СВЕТЛЕСIА

«Постараемся искренней опекой построить дом, а также подворье супругам молодым. Пусть детей рожают и лелеют, и пусть жизнь будет светлой.»

Кроме текста надпись имеет также пять знаков-символов, которые я сейчас поясню.

Буква «Я» в окружности означает духовность, а восьмиконечная звезда – высший дар: в Природе существуют семь творческих принципов и восьмая – энергия, которая даёт возможность каждому проявить себя в своей области. Это и есть высший дар, которым старшие желают молодым людям пользоваться не бездумно, а непременно сначала обогатив себя духовно, чтобы каждым их поступком руководили душа и разум.

 

Третий знак «ВЕДИ» – познай. Что? Два триединства мирозданья: большое триединство неорганической Природы и очень маленькое по сравнению с ним – органической, которое обозначено буквой «Ж»-»ЖИЗНЬ» и находится как бы в центре неорганического мира. И пятый знак – пожелание потомства, которое тоже составило бы своё триединство и души у которого были бы возвышенны.

Выбито на камне более 3,5 тысяч лет назад, а сказано словно о нашей мисайловской толОке – самом радостном празднике, когда после уборки урожая всем селом строили молодожёнам не просто дома, а именно целые подворья и не по какому-то стандарту, а по индивидуальным, так сказать, заказам молодых. Кому какая из них придёт фантазия, такими и должны быть дом и вся усадьба. Свои сельские архитекторы, столяры, плотники, резчики по дереву и прочие мастера обязаны были угождать и самым привередливым. Платы же ни за стройматериалы, ни за труд на толоке с молодых или с их родителей не полагалось никакой. О прокорме толокчан также заботилось село. Загодя собирали деньги на покупку мясной живности, несли со своих огородов и садов овощи, фрукты, арбузы, дыни, глечики мёда, паляницы хлеба и, разумеется, четверти (два с половиной литра) крепчайшего первака. Но пьяных на толоках не бывало. Напиться допьяна по любому случаю в селе считалось позором.

Когда дом и все хозяйственные постройки были готовы, на пред- новосельном пиру в новом дворе молодожёны благодарили толокчан и торжественно обещали жить в мире и согласии, любви и ладу, троепоклонно целуя при этом землю, что значило: они обещают хранить верность не только друг другу, но и этой земле-праматери.

Потом распорядитель толоки от имени всех сельчан, не одних толокчан – от имени всего села желал молодой семье счастья и строго наказывал:

– Сберегайте сердцами сокровенно: не убий!

В этой его фразе должно было быть три и два слова: одно триединство и один корень (мужчина и женщина), а всего слов пять, как пять лучей в знаке человека. Смысл они имели отнюдь не библейски буквальный, а куда более обширный: не убий самоё себя, то есть свою душу, и помни об этом всегда, помни сердцем.

В два слова «не убий» вмещалось всё, весь неписаный свод нравственных законов, нарушить который в чём-нибудь, не рискуя вызвать всеобщее презрение, никто не смел. Оттого, наверно и кстати, в Мисайловке, а в ней насчитывалось 2,5 тысячи дворов, неблагополучные семьи были крайней редкостью, а разводы случались ещё реже. На то нужны были очень веские причины, чтобы разведённых или по меньшей мере одного из них село не осудило, поскольку будущие жених и невеста в большинстве знали друг друга с детства, и становиться на рушник (в этом заключался главный атрибут бракосочетания) их никто не принуждал. Женитьбу или выдачу замуж по воле родителей в Мисайловке, по рассказам стариков, порицали во все времена, так как видели в этом хотя и родительскую, но всё же постороннюю корысть, и не достойное уважения безволие парня или девушки.

За тысячу лет христианство, принесшее в наши пределы великую веру в единого всемогущего и всемилостивейшего Бога, но вместе с ней и замешанную на жестокосердии великую ложь, страх правды и нелепого для былинных пращуров наших ада, алчбу своекорыстия, прикрытого то лукавством любви ко всякому ближнему вместо потребного от нас обыкновенного межчеловечьего уважения, то пропитанными тщетой гордыни призывами к переустройству мира вместо познания изначальной гармонии данного нам мироустройства и отыскания в нём возможностей, чтобы наилучшим образом следовать своему призванию, обусловленному необходимостью развития такой же гармонии в нашем человеческом сообществе, не смогло разрушить в Мисайловке ни вековечных духовных устоев, ни памяти народной, ни народных понятий. Потому не угорело село моё и в чаду оргий воинствующих безбожников. Не нашлось в Мисайловке объектов или предметов для их чумных глумлений. Храны святынь, воздвигнутые в сердцах людских, к счастью, невидимы.

В этой связи нелишним, наверное, будет вкратце сказать о нашей Богуславщине, одним из сёл которого является Мисайловка. Было бы неразумным противопоставить её историю другим районам Киевщины, а тем более Украины, но всё же история Богуславщины по-своему весьма и весьма уникальна.

Как подтвердили недавние археологические раскопки, произведённые в Горчаковом лесу у села Медвин, такого же большого на Богуславщине, как Мисайловка, в середине 1 тысячелетия до н.э. именно там находилась, очевидно, легендарная административная столица россичей Голунь. Кроме остатков различных строений, могильников и т.д., богуславские археологи-энтузиасты обнаружили во время раскопок два некогда врытых в землю прямоугольных столба, выступавшая над землёй обработанная часть которых примерно одинаковой высоты – около полутора метров.

Один столб повреждён, вероятно, с умыслом. Обе его стороны, на которых были выбиты письмена и, очевидно, карта звёздного неба с календарём, кто-то старательно продолбил, но всё же несколько слов текста можно разобрать, хотя некоторых букв в них не хватает, а от большинства других остались только отдельные их детали. Уцелевшие фрагменты календаря тоже дают возможность его восстановить по аналогии с тем сельскохозяйственным календарём, который академик Б. А. Рыбаков опубликовал на стр. 39 своей книги «Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв.», снабдив рисунок, должно быть, по незнанию предмета надписью, совершенно не отвечающей его содержанию: «Славянские «календари» для языческих обрядов (Среднее Поднепровье IV н.э.)».

Вот этот рисунок.

 

Ничего «языческого» и «обрядного» в том смысле, как это толкует Б. А. Рыбаков, здесь нет. Верно только то, что на рисунке изображён не один календарь, а совмещённые календари без всяких кавычек: лунный, солнечный и часть зодиакального, которая приходится на страдную пору от мая по август. По- моему, тут совершенно понятно, что перед тобой календарь крестьянина, на котором ясно показаны приметы времён года и когда что происходит в поле: в апреле – пахота, в мае – косьба и стогование сена, в июне на сенокосах подрастает отава и колосятся хлеба на нивах, в июле с первой по пятую полудекады хлеба наливаются, а в шестой полудекаде – созревают. Она обозначена плоским изображением шести вершин октаэдра, то есть на последнюю неделю июля приходится пик солнечной энергии.

В первой декаде августа ужинки – начало жатвы, но пока она идёт выборочно, по закраинам, где хлеба созревают быстрее; сплошная жатва – во второй и третьей августовских декадах. В сентябре хлеб остаётся в поле в суслонах, подсыхает, а пока тем временем идёт уборка другого урожая – фруктов и овощей. В октябре хлеб должен быть в овинах, в ноябре – молотьба, в декабре – весь урожай в закромах.

В январе – праздники: идущие из нижних углов в противоположные верхние две четырёхлинейные полосы, скрещиваясь, образуют осьмиголосицу – октаву, что означает полный достаток во всём и радость триединства жизни – оно показано над осьмиголосицей тремя линиями, изломанными острым углом книзу. И тогда на столах в домах выставляются вот такие кувшины с сурой (в клеточке января они показаны двумя маленькими как бы загогулинками) – бодрящим напитком, который приготовлялся из наброженной на сухом твороге сыворотки, полученной при взбитии коровьего масла.

Праздники не долго длятся. В феврале надо уже думать о новом урожае, готовить к посеву семена. Об этом напоминает занимающий всю нижнюю половину февральской клетки хлебный колос и копны над ним.

В марте снова радость, но теперь без суры. На первый взгляд клетку марта на календаре пересекают такие же полосы. Но нет, не такие, присмотритесь повнимательней.

Из левых углов, верхнего и нижнего, наискось выходят по пять линий, но они не пересекаются, а образуют перевёрнутую вниз, к правому углу, своей длинной боковой стороной нашу дохристианскую букву «Д»-»ДОМ-БЛАГОПОЛУЧИЕ». Справа тоже такое же «Д», но длинная боковая сторона у него из одной линии, а короткая – из четырёх. Над ними от верхней стороны месячной клетки опускается острым углом вниз заштрихованная семью линиями буква «А».

Чтобы подробно объяснить эти три символа, надо вспомнить законы биофизики, существующие в Природе биоритмы, от чего они зависят, как и где себя проявляют, и других не менее важных вещах, но это заняло бы слишком много места. Если же коротко, то речь идёт о прибытке в хозяйстве. Ведь март – это месяц окота мелкого и отёла крупного рогатого скота. Потому и радость, но с хлопотами, а не просто весельем, как в январе, который назывался просиньцем – месяцем без забот, а март – кохан: от древнерусского слова «кохать». Выкохивать, значит, брать на себя с любовью заботу о потомстве. В данном случае о молодняке скота.

Наверное, академик Б. А. Рыбаков древнерусского языка не знает (я не имею в виду смесь иллирийского и булгарского наречий, на которой писались на Руси христианские летописи и которая неоправданно называется древнеславянским языком) и не понимает нашу дохристианскую символику, иначе он не написал бы, что керамическая миска с календарём – «сосуд для новогодних гаданий», а кувшин, на котором изображены 14 ромбиков с крестиками внутри – знак покоя семи творческих принципов в живой Природе и семи – в неживой, предназначен «для летних молений о дожде».

Что же касается того, что публикуемые календари, вернее, один сельскохозяйственный календарь, совмещающий в себе три астрономических, относится к IY веку н.э., то очень возможно, что миска с ним была найдена в культурном археологическом слое, датированном этим веком, но тот же медвинский каменный столб, на котором сохранились остатки такого же сельскохозяйственного календаря, был вытесан никак не позднее середины 2 тысячелетия до н.э., так как уцелевшие на нём фрагменты письма выбиты спиральной строкой и ещё не разделены на слова. Писать прямой строкой слева направо и разделять письмена на отдельные слова наши пращуры начали в XY-XIY веках до н.э., а здесь строка идёт вот так.

Восстановив сначала буквы, потом видишь, каких из них недостаёт. Полностью тут не было только первых двух «Б» и «У» и двадцать второй «Е». В итоге получили:

 

«БУДIА ГОЛУНIА СЕРЦIА СЕРЦIСIМIА НАСIМIА»

«Будет Голунь сердцем сердца нашего», что вполне соответствует» греческому

(метрополис – матерь-город). У Геродота так и написано:

– Голониа. А переводчики на русский язык умудрились перевести это слово как «Гелон» и по созвучию с (Гелиос – Солнце) объявили наших праотцев солнцепоклонниками, хотя по крайней мере в пору Голуни они не поклонялись ни планетам, ни идолам, противоположное чему нам чрезвычайно гросбухно внушает академик Б. А. Рыбаков, больше доверяясь, очевидно, не отечественным первоисточникам, а и французской энциклопедии, которые, в свою очередь, черпали сведения у лукавых византийцев,.

Геродот тоже нередко баснями грешил о слов`янах, но всё же у него немало и правды:

«Над алазонами (то есть на Среднем и Верхнем Днестре.

- А. И.), – пишет он в своих «Музах», – живут так называемые скифы- пахари, которые сеют хлеб не для собственного потребления, а для продажи». То же самое касается Поднепровья и всего Поросья. И это в то время, когда Эллады как таковой ещё не существовало, и египтяне называли греков не эллинами, а «дикими данайцами», которые только и умели, что служить наёмными пращниками во вспомогательных войсках фараонов.

Не особенно лестно сказано о них и в надписи на втором медвинском столбе, которая читается отчётливо и относится, видимо, уже где-то к концу 1 тысячелетия до н.э.