Чистая» теория права Г. Кельзена.

Австрийский и американский юрист Ганс Кельзен (1881-1973 гг.), работавший в Венском (Австрия), Кельнском (Германия), Женевском (Швейцария) и Калифорнийском (США) университетах, явился одним из основателей нормативизма в праве.

Основной труд Кельзена называется «Чистая теория права» (1934 г.), второе расширенное издание, которого увидело свет уже в американский период творчества ученого, в 1960 г.

«Чистая» теория права Кельзена заранее отказывалась от познавательных усилий в отношении всех, элементов, являющихся чуждыми позитивному праву. Четко фиксировалось, что специальная наука права (юриспруденция) должна быть отделена от философии справедливости, социологии и политологии. Предметом изучения общей теории права у Кельзена оказываются исключительно законодательные нормы, их элементы и взаимоотношения, правопорядок (позитивный законный порядок) как целое, его структура, отношения между различными правопорядками, единство права в плюральное правопорядков.

В таком определении предмета правовой теории Кельзен в целом следует за «аналитической юриспруденцией» одного из основоположников юридического позитивизма Джона Остина (1790-1859 гг.), основавшего и возглавившего в 20-х гг. XIX в. кафедру юриспруденции в Лондонском университете. Понимание Дж. Остином права явно выражается даже в названии его важнейшего труда - «Лекции о юриспруденции, или философии позитивного закона».

Цель правовой теории - снабдить практикующего юриста пониманием и описанием позитивного права. Эта теория конструирует свои понятия, только исходя из содержания позитивных законодательных норм, не должна поддаваться воздействию заинтересованных субъектов в какой бы то ни было форме, при этом она должна описывать свой объект (правопорядок), как он есть, а не предписывать (например, законодателю), каким он должен или не должен быть с точки зрения некоторых ценностных предпочтений.

Изучаемой реальностью в правовой науке является не природа (как в естественных науках), а специфическая правовая реальность, заключающаяся в позитивности закона, причем сама правовая реальность не зависит от своего соответствия либо несоответствия справедливости или естественному праву.

В отличие от естественных наук, где успехи познания во многом обязаны мощному социальному интересу и поддержке, социальная теория, как полагает Кельзен, не ведет к такой прямой выгоде, как физика, химия или биология.

«Чистая» правовая теория Кельзена видит в праве не что-то сверхчеловеческое, а специфическую социальную технику, основанную на опыте, она отказывается быть метафизикой права. Кельзен пишет по этому поводу: «То, что не может быть обнаружено в содержаниях позитивных юридических норм, не может войти и в правовое понятие».

Основание теории права Кельзена лежит в логико-юридической гипотезе о базисной норме, установленной логическим анализом реального юридического мышления. Согласно этой гипотезе базисная (основная) норма является универсальным логическим предположением (и одновременно оправданием) значимости позитивного права. Эта норма призвана вводить все официальные действия должностных лиц в контекст правопорядка, а также придавать юридически значимым актам должностных лиц и граждан общезначимый характер. Основную норму Г. Кельзен представляет как «самую первую из конституций».

Государство в теории права Кельзена выступает в двух измерениях - как господство и как право. Государство является «законным правовым порядком», при котором одни приказывают и правят, а другие подчиняются и управляются.

Право не может существовать без власти, а потому трактуется Кельзеном как «специфический порядок власти или организации власти».

Кельзен полагал, что социальная теория зачастую оказывается жертвой политических интересов и притязаний и, пока в правовой науке все еще отсутствует влиятельное противодействие такому преобладающему интересу, время чистой теории права еще не наступило. Ученый с сожалением подчеркивал, после окончания Второй мировой войны (намекая, по-видимому, прежде всего на Советский Союз), что «в великих и важных странах, находящихся под началом партийной диктатуры, некоторые из самых выдающихся представителей юриспруденции не ведают более высокой задачи, чем служить - со своей «наукой» политической власти».

Наука в отличие от политики, в конечном счете, направлена на познание, объяснение явлений, а не на управление ими. Ученый не должен априорно склоняться в пользу какой-либо ценности, даже господствующей на данный момент в обществе. Он должен ограничивать себя объяснением и описанием объекта своих исследований и не обсуждать его с позиций добра и зла, справедливости и несправедливости. В статье «Что такое справедливость? Справедливость: право и политика в зеркале науки» Г. Кельзен писал по этому поводу следующее: «Научные суждения есть вывод относительно реальности; они по определению своему являются объективными и независимыми от пожеланий и опасений субъекта, делающего определенный вывод, потому эти суждения являются верифицируемыми (проверяемыми) опытным путем. Они либо истинные, либо фальшивые. Ценностные суждения, однако, предстают субъективными по своему характеру, поскольку они базируются, в конечном счете, на личности оценивающего субъекта вообще и на эмоциональном элементе его сознательности в особенности».

Кельзен выступил критиком естественно-правовой концепции (его аргументы по этому поводу наиболее систематизированным образом представлены в статье «Доктрина естественного права перед трибуналом науки»). Кельзен утверждает, что естественно-правовая концепция не учитывает существенные различия между научными законами природы и социальными нормами. Он подчеркивает, что под названием «естественного права» скрываются лишь субъективные оценки того или иного определенного мыслителя, принадлежащего к естественно-правовой школе. Получается, что в реальной научной жизни существует не одна-единственная доктрина естественного права, а несколько доктрин, содержащих подчас прямо противоположные постулаты. Например, идею Томаса Гоббса о естественной неограниченности государственной власти совершенно не разделяли Дж. Локк и Ж.-Ж. Руссо. Кельзен считает, что тяга к естественно-правовой доктрине коренится в психологической потребности правоведов оправдать собственные субъективные ценностные решения и попытаться выдать их за основанные на высших объективных принципах, единственно истинные.