Был ли Ф.М.Достоевский западником или славянофилом?

Через десять лет, вернувшись в конце 1859 года из каторги и ссылки в Петербург, сильно преображенный Ф.М.Достоевский вместе с братом решил заняться просвещением своего народа и задумал издавать свой журнал «Время», а позже – «Эпоху». Ф.Достоевский так объяснял необходимость этого замысла: «Мы убедились, наконец, что мы тоже отдельная национальность, в высшей степени самобытная и что наша задача – создать свою новую форму, нашу собственную, родную, взятую из почвы нашей, взятую из народного духа и из народных начал».

Внимательный Николай Бердяев, внимательно изучая историю России, отметил:

«Славянофильскому самосознанию предшествовало явление Пушкина – русского национального гения… Через Пушкина, после Пушкина могло лишь начаться идеологическое самосознание. Это хорошо понял Достоевский».

Это идеологическое самосознание русского народа после великих русских мыслителей Пушкина и Гоголя и начал формировать Достоевский. Кому противостоял Ф.М.Достоевский - он объяснял прямо:

«Наши западники — это такой народ, что сегодня трубят во все трубы с чрезвычайным злорадством и торжеством о том, что у нас нет ни науки, ни здравого смысла, ни терпения, ни уменья; что нам дано только ползти за Европой, ей подражать во всем рабски и, в видах европейской опеки, преступно даже и думать о собственной нашей самостоятельности; а завтра, заикнитесь лишь только о вашем сомнении в безусловно целительной силе бывшего у нас два века назад переворота, - и тот-час же закричат они дружным хором, что все ваши мечты о народной самостоятельности — один только квас, квас и квас и что мы два века

назад из толпы варваров стали европейцами, просвещеннейшими и счастливейшими, и по гроб нашей жизни должны вспоминать о сем с благодарностию…».

«Неужели и тут не дадут и не позволят русскому организму развиться национально, своей органической силой, а непременно обезличенно, лакейски подражая Европе?» - вопрошал

Ф. М. Достоевский. Как поразительны эти витки истории и повторы, – как эти слова Достоевского актуальны, к сожалению, и сегодня – уже не просто при власти либералов, а при их удушливой гегемонии.

Идея создания своего национального идеологического самосознания – русского, славянофильского, самобытного, самостоятельного была для Достоевского не просто - амбициозным теоретизированием русского интеллигента, а необходимостью и миссией спасения русского народа, одна часть которого в виде большой части русской интеллигенции слепо, заискивающе, по-лакейски подражала «по-петровски» Европе –

««Петровская реформа, продолжавшаяся вплоть до нашего времени, дошла, наконец, до последних пределов. Дальше нельзя идти, да и некуда: нет дороги, она вся пройдена... Вся Россия стоит на какой-то окончательной точке, колеблясь над бездною» - бил тревогу Ф.М.Достоевский.

А другая огромная часть простого народа (особенно мещане, обыватели, чиновники, да и та же интеллигенция) была уже одурманена ложными ценностями «золотого мешка» - теряла духовные ориентиры, неуклонно деградировала. Вначале Ф.М.Достоевский решил основательно разобраться с воззрениями западников, либералов, которые в период после его освобождения действовали ещё более напористо и агрессивно. Ф.М.Достоевский:

«Однажды утром (1862 г.) я нашел у дверей моей квартиры, на ручке замка, одну из

самых замечательных прокламаций, которые тогда появлялись; а появлялось их тогда довольно много. Она называлась "К молодому поколению". Ничего нельзя было представить нелепее и глупее. Содержания возмутительного, в самой смешной форме, какую только их злодей мог бы им выдумать, чтобы их же зарезать. Мне ужасно стало досадно и было грустно весь день… Тут подавлял один факт: уровень образования, развития и хоть какого-нибудь понимания действительности, подавлял ужасно.

Несмотря на то, что я уже три года жил в Петербурге и присматривался к иным явлениям, — эта прокламация в то утро как бы ошеломила меня, явилась для меня совсем как бы новым неожиданным откровением: никогда до этого дня не предполагал я такого ничтожества! Пугала именно степень этого ничтожества».

Чтобы основательно, ответственно разобраться в сути агрессивно наступающего западничества, Запада, - “школы” Белинского в молодости и кружка Петрашевского для него было мало; да и необходимо было разобраться – правильно ли понимают русские западники западноевропейские либеральные идеи, не переносят ли в Россию исковерканными? Поэтому не просто ради приятного путешествия, но чтобы понять Европу в этом же году (1862) Достоевский совершил тур по 15 европейским городам, и после посещения Парижа пришёл к выводу («Зимние заметки»), что знаменитый лозунг многих французских революций «Свобода, братство, равенство» является ложным, ибо после революции, как и до неё, свободу имели только те, кто имел большие деньги.

«Олигархи имеют в виду лишь пользу богатых, демократия лишь пользу бедных, а об общественной пользе, пользе всех и о будущем всей Франции там уж никто теперь не заботится, кроме мечтателей социалистов и мечтателей позитивистов…» - отметил Достоевский. В этой поездке по Европе Ф.Достоевский сделал несколько любопытных выводов, например:

«Мы учились и приучали себя любить французов и немцев и всех, как будто те были нашими братьями, и несмотря на то, что те никогда не любили нас, да и решили нас не любить никогда. Но в этом состояла наша реформа, всё Петрово дело: мы вынесли из нее, в полтора века, расширение взгляда, еще не повторявшееся, может быть, ни у одного народа ни в древнем, ни в новом мире»

Убедился Достоевский в неприязни большой части европейцев к России, Ф.Достоевский:

«И чего же мы достигли? Результатов странных: главное, все на нас в Европе смотрят с насмешкой, а на лучших и бесспорно умных русских в Европе смотрят с высокомерным снисхождением. Не спасала их от этого высокомерного снисхождения даже и самая эмиграция из России, то есть уже политическая эмиграция и полнейшее от России отречение.

Не хотели европейцы нас почесть за своих ни за что, ни за какие жертвы и ни в каком случае: Grattez, дескать, lе гussе еt vouz vеггеz lе tartаге, и так и доселе. Мы у них в пословицу вошли.

И чем больше мы им в угоду презирали нашу национальность, тем более они презирали нас самих. Мы виляли пред ними, мы подобострастно исповедовали им наши "европейские" взгляды и убеждения, а они свысока нас не слушали…

Всё это намекает на долгую еще, может быть, и печальную нашу уединенность в европейской семье народов; на долгие еще в будущем ошибки европейцев в суждениях о России; на их видимую наклонность судить нас всегда к худшему и, может быть, объясняет и ту постоянную, всеобщую, основанную на каком-то сильнейшем непосредственном и

гадливом ощущении враждебность к нам Европы; отвращение ее от нас как от чего-то противного, отчасти даже некоторый суеверный страх ее перед нами и — вечный, известный, давнишний приговор ее о нас: что мы вовсе не европейцы... Мы, разумеется, обижаемся и изо всех сил таращимся доказать, что мы европейцы...». Опять – как актуально… Это нам хорошо знакомо и по сегодняшней ситуации.

В 1967 году, во время очередной поездки Ф.Достоевского в Европу его, как известного писателя, пригласили на открывшийся в Женеве (9 сентября) масонско - коммунистический Конгресс «Лиги мира и свободы», на котором выступали многие “светила европейской мысли” того периода. Достоевский писал по этому поводу Майкову:

«Писал ли я Вам о здешнем мирном конгрессе?.. Все было глупо — и то, как собрались, и то, как дело повели, и то, как разрешили. Начали с предложения вотировать, что не нужно

больше монархий и все поделать маленьким. Потом, что не нужно веры. Это было четыре дня крику и ругательств…». Это же событие Достоевский описывал своей племяннице С. А. Ива-

новой (29 сентября 1867 года):

«…Гарибальди скоро уехал, но что эти господа, которых я впервые увидел не в книгах, а наяву, социалисты и революционеры, врали с трибуны перед пятью тысячью слушателей,

то невыразимо… Комичность, слабость, бестолковщина, несогласие, противоречие

себе — это вообразить нельзя. И эта-то дрянь волнует несчастный люд работников. Это грустно. Начали с того, что для достижения мира на земле нужно истребить христианскую веру, большие государства уничтожить и поделать маленькие…».

Это также нам знакомо из новейшей истории. «Достоевский сделался врагом революции и революционеров из любви к свободе, он увидел в духе революционного социализма отрицание свободы и личности. Что в революции свобода перерождается в рабство» - верно заметил Н.Бердяев. И мы, например, сегодня наблюдаем – как США, демократы и либералы всей планеты, под лозунгом свободы и демократии самым кровавым образом порабощают на планете народы.

После этих путешествий последние сомнения Ф.М.Достоевского о ситуации в Европе и в России исчезли, и он занял твёрдую национальную и славянофильскую позицию, о которой поведал открыто, и этим более 130 лет назад разоблачил современного лживого либерала и “великого современного ученого” И.Евлампиева, - в конце «Дневника писателя» (1881 г.) Ф. М. Достоевский написал сам о себе:

«Краткие биографические сведения, продиктованные писателем А. Г. Достоевской:

“По убеждениям своим он открытый славянофил; прежние же социалистические убеждения его весьма сильно изменились». Ещё раньше в «Дневнике писателя» Ф. Достоевский объяснял подробнее:

«Я во многих убеждений чисто славянофильских, хотя, может быть, и не вполне славянофил. Славянофилы до сих пор понимаются различно. Для иных, даже и теперь, славянофильство, как в старину, например, для Белинского, означает лишь квас и редьку. Белинский действительно дальше не заходил в понимании славянофильства. Для других

(и, заметим, для весьма многих, чуть не для большинства даже самих славянофилов) славянофильство означает стремление к освобождению и объединению всех славян под верховным началом России — началом, которое может быть даже и не строго политическим.

И наконец, для третьих славянофильство, кроме этого объединения славян под началом

России, означает и заключает в себе духовный союз всех верующих в то, что великая наша Россия, во главе объединенных славян, скажет всему миру, всему европейскому человечеству и цивилизации его свое новое, здоровое и еще неслыханное миром слово. Слово это будет сказано во благо и воистину уже в соединение всего человечества новым, братским, всемирным союзом, начала которого лежат в гении славян, а преимущественно в духе великого народа русского, столь долго страдавшего, столь много веков обреченного на молчание, но всегда заключавшего в себе великие силы… Вот к этому-то отделу

убежденных и верующих принадлежу и я». Ф.М.Достоевский:

«Россия вовсе была не Европа, а только ходила в европейском мундире, но под мундиром было совсем другое существо. Разглядеть, что это не Европа, а другое существо, и приглашали славянофилы, прямо указывая, что западники уравнивают нечто непохожее и несоизмеримое, и что заключение, которое пригодно для Европы, неприложимо вовсе к

России...».

Были (и есть) две группы народа, и соответственно были (и есть) две большие проблемы-задачи – первая: разоблачения западников(либералов) ради спасения - просвещения русской интеллигенции, чтобы она была - не пресмыкающейся, лакейской и манипулируемой с Запада, а - самостоятельной, самобытной и по интеллектуальному уровню не уступала западноевропейской. А вторая, возможно, ещё более важная - противостояние западникам ради спасения всего русского народа, потому что огромная часть простого народа (особенно мещане, обыватели, чиновники, да и та же интеллигенция) была уже одурманена ложными ценностями «золотого мешка» - теряла духовные ориентиры, неуклонно деградировала.

После поглощения Польши и вместе с ней миллиона евреев тенденции развития ростовщических, коммерческих мировоззренческих “ценностей”, по поводу которых бил тревогу в своих «Мертвых душах» великий русский мыслитель Николай Гоголь (Яновский) и М.Салтыков-Щедрин («Пропала совесть» и др.) - через несколько десятков лет ещё более усугубились, и Ф.М. Достоевский с большой болью и горечью объяснял:

«Носится как бы какой-то дурман повсеместно, какой-то зуд разврата. В народе началось какое-то неслыханное извращение идей с повсеместным поклонением материализму. Материализмом я называю, в данном случае, преклонение народа перед деньгами, пред властью золотого мешка. В народ как бы вдруг прорвалась мысль, что мешок теперь всё, заключает в себе всякую силу, а что всё, о чем говорили ему и чему учили его доселе отцы, — всё вздор. Беда, если он укрепится в таких мыслях; как ему и не мыслить так? (если никто не пропагандирует альтернативные ценности, духовные – Р.К.)…

Мешок у страшного большинства несомненно считается теперь за всё лучшее… Ведь фактическое теперешнее преклонение пред мешком у нас не только уже бесспорно, но, по внезапным размерам своим, и беспримерно. Повторю еще: силу мешка понимали все у нас и прежде, но никогда еще доселе в России не считали мешок за высшее, что есть на земле.

В официальной же рассортировке русских людей прежний купеческий мешок даже

чиновника не мог пересесть в общественной иерархии. А теперь даже и прежняя иерархия, без всякого даже принуждения со стороны, как будто сама собою готова отодвинуться на второй план перед столь любезным и прекрасным новым "условием" лучшего человека…

Теперешний биржевик нанимает для услуг своих литераторов, около него увивается адвокат: "эта юная школа изворотливости ума и засушения сердца…" Хотел лишь вывесть, что идеал настоящего лучшего человека, даже "натурального", сильно уже грозил у нас помутиться. Старое разбилось и износилось, новое еще летало в фантазиях, а в действительности и в очах наших появилось нечто отвратительное с неслыханным еще на Руси развитием. Обаяние, которое придано было этой новой силе, золотому мешку, начинало зарождать даже страх в иных сердцах, слишком мнительных, хотя бы за народ, например.

О, мы, верхнее общество, положим, хоть и могли бы соблазниться новым идолом, но всё же не пропали бы бесследно: недаром двести лет сиял над нами светоч образования. Мы во всеоружии просвещения, мы можем отразить чудовище. В минуту самого грязного биржевого разврата упекли же мы вот хоть бы ссудный московский банк! Но народ, сто-

миллионный народ наш, эта "косная, развратная, бесчувственная масса" и в которую уже прорвался жид, — что он противопоставит идущему на него чудовищу материализма, в виде золотого мешка? Свою нужду, свои лохмотья, свои подати и неурожаи, свои пороки, сивуху, порку?

Мы боялись, что он сразу падет перед вырастающим в силе золотым мешком и что не пройдет поколения, как закрепостится ему весь хуже прежнего. И не только силой подчинится ему, но и нравственно, всей своей волей. Мы именно боялись, что он-то и скажет прежде всех: "Вот где главное, вот она где сила, вот где спокой, вот где счастье! Сему по-

клонюсь и за сим пойду"…

Народ видит и дивится такому могуществу: "Что хотят, то и делают" - и поневоле начинает сомневаться: "Вот она где, значит, настоящая сила, вот она где всегда сидела; стань богат, и всё твое, и всё можешь". Развратительнее этой мысли не может быть никакой другой. А она носится и проницает всё мало-помалу.

Народ же ничем не защищен от таких идей, никаким просвещением, ни малейшей проповедью других противоположных идей… Вот чего можно было очень и очень опасаться, по крайней мере, на долгое время» («Дневник писателя»).

Повторю трагическое удивление: как поразительны эти витки истории и повторы, – как эти слова Достоевского актуальны и сегодня, как злободневны и ещё более трагичны и фатальны – при власти либералов, при их удушливой гегемонии над умами нашего народа.

Естественным образом встаёт закономерный вопрос: ладно теперь… - но тогда: почему с этой негативной тенденцией за народ не боролась активно, отчаянно христианская церковь, РПЦ?... Почему намного позже из многих сотен тысяч священников появился всего лишь единственный отчаянный борец Иоанн Кронштадтский?...

Тогда единственным бойцом за свой народ был Фёдор Михайлович Достоевский и поддерживаемая им власть. Достоевский был очень активным борцом с контрреволюцией, через 20 лет после его смерти ему подобным либералы-революционеры придумали якобы дискредитирующий ярлык-клеймо - «черносотенцы», а уже потом к нему добавили ещё и другие ярлыки «ксенофоб», «антисемит», «экстремист» и последняя мерзкая выдумка - «русский фашист».

«В истории славянофильского сознания фактом революционным было явление Достоевского… С Достоевского пошло катастрофически-трагическое жизнеощущение и настал конец бытовому прекраснодушию. В Достоевском революционно развивалось славянофильское сознание» - верно отметил Н.Бердяев.

Достоевский сделался активным борцом против западников и западничества, либералов и либерализма, против их стараний совершить государственный переворот с помощью революции и прийти к власти.