И предтеча Ф.Достоевского – Н.Гоголь

Достоевский в молодости был увлеченным западником и либералом. Когда в 1843 году в Петербург прибыл знаменитый французский писатель Оноре де Бальзак, то под впечатлением этого визита Ф.Достоевский перевел с французского на русский язык его роман «Евгения Гранде». А когда он написал своё первое произведение - социальный роман «Бедные люди»(1845г.) с боязнью – что о нём скажет на то время «великий» для него “мудрец” и социалист В. Белинский («Белинского я читал уже несколько лет с увлечением, но он мне казался грозным и страшным и — "осмеет он моих «Бедных людей»!" – вспоминал Достоевский), то он неизбежно попал в либеральную среду, в которой Белинский, Некрасов и прочие приняли его с восторгом.

Достоевский вспоминал первую встречу с Белинским: «Он заговорил пламенно, с горящими глазами: "Да вы понимаете ль сами-то, — повторял он мне несколько раз и вскрикивая по своему обыкновению, — что это вы такое написали!" Это первая попытка у нас социального романа».

“Горячая” тема сделали своё дело, - и о Ф. Достоевском, как о новом либеральном даровании, восторженно заговорили все либерал-демократы, и неожиданно обвалившаяся на 24 летнего писателя слава приятно вскружила ему голову, - «Ну, брат, никогда, я думаю, слава моя не дойдет до такой апогеи, как теперь. Всюду почтение неимоверное, любопытство насчет меня страшное… Все меня принимают как чудо. Я не могу даже раскрыть рта, чтобы во всех углах не повторяли, что Достоевский то-то сказал…».

Неистовый либерал Виссарион Белинский по своей инициативе взял шефство над Фёдором Достоевским и стал напористо пропитывать его своей “религией” - «Первая повесть моя "Бедные люди" восхитила его… - вспоминал Ф. Достоевский Белинского, - тогда, в первые дни знакомства, привязавшись ко мне всем сердцем, он тотчас же бросился с самою простодушною торопливостью обращать меня в свою веру. Я нисколько не преувеличиваю его горячего влечения ко мне, по крайней мере в первые месяцы знакомства. Я застал его страстным социалистом, и он прямо начал со мной с атеизма...

— Мне даже умилительно смотреть на него, — прервал вдруг свои яростные восклицания Белинский, обращаясь к своему другу и указывая на меня, — каждый-то раз, когда я вот так помяну Христа, у него всё лицо изменяется, точно заплакать хочет... Да поверьте же, наивный вы человек, — набросился он опять на меня, — поверьте же, что ваш Христос, если бы родился в наше время, был бы самым незаметным и обыкновенным человеком; так и стушевался бы при нынешней науке и при нынешних двигателях человечества».

Ф.М.Достоевский вспоминал, что Белинский рисовал и другой образ современного Христа, он вспоминал сцену – когда при нём друг Белинского вопрошал: «…Если бы теперь появился Христос, он бы примкнул к движению и стал во главе его?...

— Ну да, ну да, — вдруг и с удивительною поспешностью согласился Белинский. — Он бы именно примкнул к социалистам и пошел за ними».

Эту тему: «если бы Христос родился в наше время» уже прозревший и фундаментально изменивший свою жизненную позицию Ф.М.Достоевский отразил через 22 года в своём знаменитом произведении «Идиот» (1868г.). В этом произведении положительный и духовно совершенный человек, прототип Иисуса Христа в современных условиях, был изображен в образе князя Мышкина. В письме своей племяннице Софье Ивановой (от 1 (13) января 1868г.) Достоевский объяснял (фрагмент):

«Идея романа – моя старинная и любимая, но до того трудная, что я долго не смел браться за неё… Главная мысль – изобразить положительно прекрасного человека. Труднее этого ничего нет на свете, а особенно теперь… Прекрасное есть идеал, а идеал – ни наш, ни цивилизованной Европы ещё не выработался. На свете есть только одно положительно прекрасное лицо – Христос…».

Напомню: в понимании Ф.Достоевского понятие «идиот» - это: «не такой как все», а в конкретном случае: не такой как все – очень духовно развитый, и в этом смысле - совершенный человек. Тема «подражание Христу», «достижения Христа» и т.п. будоражит умы уже более 2-ух тысяч лет. Легче достигать духовных высот, духовного совершенства в изоляции, уединении: не заводя семью и убежав от общества в какой-нибудь дальний монастырь, при опытном духовнике и в комфортной кругу себе подобных. Намного тяжелее достичь духовного совершенства, высот на этом пути - имея семью, заботясь о ней и доме, воспитывая детей, и находясь в гуще вовсе не совершенного общества.

В этом романе Достоевского “современный Христос” точно не примыкал к социалистам, к грядущим террористам-бомбистам. И это был немного запоздалый идеологический ответ Достоевского неистовому Виссариону Белинскому. Много лет спустя преображенный, сильно поумневший Фёдор Достоевский объяснял:

«Как социалисту, ему, Белинскому, прежде всего, следовало низложить христианство; он знал, что революция непременно должна начинать с атеизма. Ему надо было низложить ту религию, из которой вышли нравственные основания отрицаемого им общества. Семейство, собственность, нравственную ответственность личности он отрицал радикально.

Учение Христово он, как социалист, необходимо должен был разрушать, называть его ложным и невежественным человеколюбием, осужденным современною наукой и экономическими началами. Но все-таки оставался пресветлый лик богочеловека, его

нравственная недостижимость, его чудесная и чудотворная красота».

Вспомните недавнюю возмутительно мерзкую выходку либералов из группы «Пуси райт» и обратите внимание на актуальность этой темы в России и сегодня…

“Религия” неистового Белинского оказалась много лет спустя и поводом для ещё одного знаменитого произведения. Ф.Достоевский вспоминал о В.Белинском:

„Да знаете ли вы, — взвизгивал он раз вечером (он иногда как-то взвизгивал, если очень горячился – Ф.Д.), обращаясь ко мне, - знаете ли вы, что нельзя насчитывать грехи человеку и обременять его долгами и подставными ланитами, когда общество так подло устроено, что

человеку невозможно не делать злодейств, когда он экономически приведен к злодейству, и что нелепо и жестоко требовать с человека того, чего уже по законам природы не может он выполнить, если б даже хотел...“ Кругом меня были именно те люди, которые, по вере Белинского, не могли не сделать своих преступлений».

На это оправдание Белинским различных человеческих грехов и злодейств много лет спустя - в 1865 году фундаментально преображенный Достоевский ответил романом «Преступление и наказание». Об идее этого романа Достоевский писал в письме издателю М.Каткову (фрагмент):

«Идея повести – психологический отчёт одного преступления... Молодой человек, исключенный из студентов университета, …по шаткости в понятиях поддавшись некоторым “недоконченным” идеям, которые носятся в воздухе, решился разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху… Старуха глупа, больна, жадна, берет жидовские проценты, зла и заедает чужой век… “Для чего она живёт?”, “Полезна она хоть кому-нибудь?» и т.д. Эти вопросы сбивают с толку молодого человека”…», который подобно Белинскому решил найти оправдание убийству «бесполезного» для общества человека.

Заочный идеологический спор Достоевского с Белинским, разоблачение и опровержение идей Белинского Достоевским продолжались много лет после смерти Белинского. Но в 40-х годах Достоевский был полностью во власти либеральных идей Белинского и Герцена.

Хотя с 1822 года императором Александром Первым масонские организации были запрещены, представители которых – декабристы, однако 1825 году пытались осуществить государственный переворот и ликвидировать российскую монархию, и после этого подверглись репрессиям,; но и в годы жизни Достоевского масонские организации существовали в конспирации и действовали, осуществляя якобинскую информационно-идеологическую обработку российского общества, навязывая революционные европейские идеи (западничества) либерализма. Доцент Московского университета Печорин в своих стихах учил студентов:

Как сладко отчизну ненавидеть

И жадно ждать её уничтоженья,

И в разрушении отчизны видеть

Всемирного денницы пробужденья.

Николай Гоголь (1809-1852) наблюдал за действительностью и с горечью отмечал: «Среди России я почти не увидел России. Все люди, с которыми я встречался, большею частью любили поговорить о том, что делается в Европе, а не в России. Я узнавал только то, что делается в английском клубе…» («Авторская исповедь»). «Английский клуб» - и был местом «тусовки» масонов. Вот такая среда воспитывала и формировала молодого Достоевского.

Не могло не возникнуть спора и пикировки между западником В.Белинским и славянофилом Н.Гоголем, который о Западе (в частности о США) писал: «С изумлением увидели демократию в её отвратительном цинизме… Всё благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую, подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к удовольствию». Как актуально…

В письме к В.Белинскому Н. Гоголь объяснял: «Вы говорите, что спасение России в европейской цивилизации, но какое это беспредельное и безграничное слово. Хотя бы определили, что нужно подразумевать под именем европейской цивилизации. Тут

и Фаланстеры и красные и всякие, и все готовы друг друга съесть и все носят такие разрушающие, такие уничтожающие начала, что трепещет в Европе всякая мыслящая голова и спрашивается поневоле: где же цивилизация?»

Белинскому трудно было ответить на этот вопрос, потому что - если посмотреть в тот период на все проходящие в потоках крови и под шум постоянно работающей гильотины французские революции в условиях царящего разврата, на рабство в США, на функционирующие до 20-го века в Африке работорговые рынки - созданные и контролируемые европейцами, то все лицемерные разговоры о западной прогрессивной цивилизации только по причине технического прогресса выглядели весьма странно и даже кощунственно. Впрочем – как и сейчас, в 21 веке, в период разгула в Европе педерастии и даже педофилии.

Николай Гоголь видел способы проникновения опасного якобинского либерализма в Россию и с болью переживал за её судьбу: «Поразительно: в то время, когда уже люди начали было думать, что образованием выгнали злобу из мира, злоба другою дорогою, с другого конца входит в мир — дорогой ума, и на крыльях журнальных листов, как всепогубляющая саранча, нападает на сердца людей повсюду…».

Н.Гоголь прекрасно разобрался в начинавшем набирать силу марксизме, именно в 40-х годах еврейский идеолог К.Маркс стал утверждать и убеждать, что пресса, газеты – это есть новый Бог и “учитель масс”, а следовательно журналисты и газетчики должны заменить священников, и сами являются новыми апостолами, миссионерами демократии и либерализма; после чего газеты, бывшие до этого хронологическими, – указывающими только факты-новости, превратились в коварного ненавязчивого учителя – стали навязывать читателям своё мнение, в том числе и поднимать «массы» на бунт. Н.Гоголь сокрушался и возмущался:

«Что значит, что уже правят миром швеи, портные и ремесленники всякого рода, а Божии Помазанники в стороне. Люди темные, никому не известные (булгаковские «Швондеры» -Р.К.), не имеющие мыслей и чистосердечных убеждений, правят мнениями и мыслями умных людей, и газетный листок, признаваемый лживым всеми, становится нечувствительным законодателем его неуважающего человека. Что значат все незаконные эти законы, которые видимо, на виду всех чертит исходящая с низу нечистая сила — и мир видит весь, и, как очарованный, не смеет шевельнуться. Что за страшная насмешка над человечеством… Диавол выступил уже без маски в мир».

Когда Гоголь обратил внимание на появившийся в Европе марксизм, но по его признанию - у него было ощущение «холода в пустыне»… То ли он почувствовал смертельный холод приближающейся опустошающей революции, то ли — что эти революции в России совершат «выдающиеся» представители народа пустыни… Он как будто предчувствовал, что

Карл Маркс - это кучерявый булгаковский Швондер: наглый, лживый, нахрапистый, агрессивно рвущийся к власти, пытающийся вначале забросить в ваш почтовый ящик свои газетенки и агитки, а затем и войти в вашу квартиру с «интернационалом» на языке и за плечами с пьяными вооружёнными и одурманенными пропагандой матросами и солдатами…

Многие считали, что Дьявол пришёл в Россию в октябре 1917 года и уничтожил примерно 17 миллионов русских людей. Преследуемый коммунистами А.Блок даже написал поэму про марширующего кровавого большевистского «бога». А некоторые считают, что Дьявол в лице Запада только сейчас, в начале 21 века, окончательно сбросил «цивилизованную» маску – когда стал пропагандировать педерастию, педофильство и прочий сатанизм, осуществлять тотальную слежку за всеми, осуществлять беспрестанное безжалостно кровавое военное подавление многих суверенных народов; а великий Николай Гоголь уже тогда об этом говорил.

То время в России, 150-170 лет назад, во многом напоминало наше. Множащиеся ростовщики популяризировали культ денег, предпринимательства, личной выгоды, были популярны путешествия по Европе с молодыми хорошенькими девушками и т.д. Всё это вынудило наблюдательного Н.Гоголя написать «Мёртвые души» и заявить:

«Человечество нынешнего века свихнулось с пути только от того, что вообразило, будто нужно работать на себя, а не для Бога». И Н.Гоголь объяснял альтернативный путь – путь к совершенству, к совершенному человеку, то есть – к Христу:

“Нужно людей видеть так, как видит их Христос”, “Церковь наша должна святиться в нас, а не в словах наших”, “Тот, кто познаёт одно во всём и во всех, это частица Божества, которая и есть наше действительное «я»”, «Сущность жизни не есть отдельное существование, а Бог, заключённый в человеке; смысл жизни открывается тогда, когда человек признаёт

собою свою божественную сущность».

Николай Гоголь невольно сам претендовал на роль будущего князя Мышкина в романе Ф.Достоевского, был похож на родившегося в «не своё время» идиота (не такой – как все), или на «родившегося в наше время Христа», но в 40-х годах молодой Ф.Достоевский этого не замечал, не понимал.

Николай Гоголь объяснял правильную настройку «внутренней церкви» человека и заодно разность между умом и разумом: «… Ум не есть высшая в нас способность. Его должность полицейская. Он может только привести в порядок и расставить по местам то, что у нас уже есть… Разум есть несравненно высшая способность, но она приобретается не иначе, как победой над страстями…». Затем эту тему важности борьбы со страстями, тему критики западничества и либерализма, славянофильства продолжил и углубил прозревший, преображенный Фёдор Достоевский, о котором Л. Шестов сказал:

«… В русской литературе Достоевский не стоит одиноко. Впереди его и даже над ним должен быть поставлен Гоголь. Не в одной России, а во всём мире увидел Гоголь

бесчисленное множество «мертвых душ»…».

Но Ф.Достоевский не сразу стал достойнейшим преемником Н.Гоголя и продолжил эту традицию… Пока он находился в одурманивающем плену идей либерализма и с интересом читал стихи либералов о России, а ближайший друг А.Герцена Н. П. Огарев (1813–1877) писал из Лондона о России(фрагмент):

Да будет проклят этот край,

Где я родился невзначай…

И, может дальний голос мой…

Накличет бунт под русским небосклоном.

И не удивительно, что страстный борец за права крестьян А.Герцен – не освободив своих крестьян, а их продав, стал за эти деньги спонсировать мерзкого циничного террориста-убийцу С. Г. Нечаева (1847–1882). Был и наблюдается сегодня у либералов удивительно короткий и легкий логический промежуток-переход от красивых речей о свободе, демократии, либерализме - и жестоким, беспощадным кровопролитием. Им язвительно и колко отвечал наш великий баснеписца Иван Крылов – неблагодарные свиньи:

«Свинья под Дубом вековым

Наелась желудей досыта, до отвала;

Наевшись, выспалась под ним;

Потом, глаза продравши, встала

И рылом подрывать у Дуба корни стала.

"Ведь это дереву вредит, —

Ей с Дуба Ворон говорит, —

Коль корни обнажишь, оно засохнуть может". —

"Пусть сохнет, - говорит Свинья, -

Ничуть меня то не тревожит:

В нем проку мало вижу я…»

(В этой части вынужден повторить некоторые фрагменты из моей книги «Оранжевые революции в России»)

Масоны и их сторонники среди российской интеллигенции, понимая высокую религиозность (и в этом – консервативность) российского общества и пытаясь «раскачать» его, - ловко и коварно увязывали образ религиозного реформатора Ветхого Завета (и в этом революционера) Христа, переживающего за справедливость и благополучие народа (и в этом якобы Христос был социалистом), со своей подрывной революционной деятельностью.

«Действительно правда, что зарождавшийся социализм сравнивался тогда, даже некоторыми из коноводов его, с христианством и принимался лишь за поправку и улучшение последнего, сообразно веку и цивилизации. Все эти тогдашние новые идеи нам в Петербурге ужасно нравились, казались в высшей степени святыми и нравственными и, главное, общечеловеческими, будущим законом всего без исключения человечества» - вспоминал и объяснял после своего фундаментального преображения Ф.М.Достоевский.

Бездарность и «великий» специалист в литературе В. Белинский пытался настойчиво советовать молодому Достоевскому - что писать и как писать, стараясь удержать его в социальной теме. Совершенно бездарный в литературе и алчный к славе и деньгам Виссарион Белинский (1811–1848 г.) по его же признанию - ведомый «лестной сладостной мечтой о приобретении известности» и чтобы «разжиться казною» написал несколько неуклюжих стихов и совершенно несуразную пьесу «Дмитрий Калинин». После этого сокрушительного провала и позора он стал “великим ” литературным критиком (и это стало негативной традицией в России) – стал завистливо критиковать более одаренных и талантливых писателей и поэтов, заявив свою позицию во многих вопросах: «Отрицание — мой Бог…».

С особой неприязнью неистовый Виссарион навалился на своего гениального современника Николая Гоголя (1809–1852), утверждая, что Н.Гоголь - «проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов».

«Страшно подумать о Гоголе: ведь во всем, что он писал — одна натура, как в животном. Невежество абсолютное. Что наблевал о Париже‑то» (письме Боткину ещё в 1842г.). Затем эту линию продолжил “духовный” ученик Белинского такой де бездарный молодой В.Розанов: «дьявол вдруг помешал палочкой дно: и со дна пошли токи мути, болотных пузырьков… Это пришёл Гоголь. За Гоголем всё. Тоска. Недоразумение…», «Появление Гоголя было большим несчастьем для России, чем всё монгольское иго… В Гоголе было что-то от трупа» и т.п.

Понятно – почему бездарного и неистового В.Белинского, как предтечу кровавой революции, усердно пропагандировали и славили красные демократы - коммунисты в советское время, но удивительно, что и в наше время, в капиталистической олигархической России синие демократы – либералы также стали славить эту неприятную бездарь, например,

группа российских “ученых” во главе с В. И. Коровиным в 2004 году в учебнике по литературе для старшеклассников написала:

«Фигура В. Г. Белинского, прожившего недолгую жизнь, и в самом деле замечательна как для того периода, так и для русской культуры вообще. Белинский верил в буржуазное будущее Отечества». Во как… Не только голь на выдумки горазда…

А ведь гуманитарный, либеральный “прогресс” неистового Виссариона выглядел очень пугающе - В.Белинский: «Я начинаю любить человечество по-маратовски, чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную». А это уже либеральный фашизма в худшем его понимании. Это убеждение Белинского более известно в другом его знаменитом высказывании:

«Люди так глупы, что их насильственно надо вести к счастью. Да и что кровь тысячей в сравнении с унижением и страданием миллионов».

«В Белинском (тем более в Герцене) был уже потенциальный марксист.», - верно утверждал Н.Бердяев, - «Белинский предшественник большевистской морали…», «У Белинского в последний его период можно найти оправдание “чекизма”».

Этот кровавый чекизм либералов мы наблюдаем сегодня в более грандиозных планетарных масштабах. Примерно через 70 лет после жутких слов В.Белинского - насильственно “к счастью” через кровавый террор в России вели русский народ большевики. И теперь, продолжая эту жуткую либеральную традицию якобинцев, - на нашей планете многие народы (иракский, югославский, ливийский, афганский, сирийский, русский и пр.) через насилие, смерть и кровь ведут к “счастью”, “свободе” и “демократии” США и союзные с ними силы…

Достоевский понял всю жуть Белинского на сто лет раньше Бердяева, но - только после каторги. А в 40-х Белинский опекал молодого Ф.Достоевского, настойчиво убеждая его писать социальные политические произведения. Эта настырность Белинского вызвала протест у Ф.Достоевского, считавшего творческую свободу священной, и он, ослушавшись Белинского, написал по своему усмотрению несколько рассказов и две повести «Хозяйка» и «Двойник».

Эти произведения взбесили Белинского, вызвали его гнев и критику, и он в своей воинственной, хамской манере написал: «Фантастическое в наше время может иметь место только в домах умалишенных, а не в литературе, и находится в заведывании врачей, а не поэтов». А самое ценное в произведениях Достоевского – глубокий психологизм Белинский назвал — «нервическая чепуха».

«Первая повесть моя "Бедные люди" восхитила его, но потом, почти год спустя, мы разошлись» - констатировал Ф. Достоевский. Он порвал отношения с «авторитетным» деспотом и пошел своим творческим путем, но Достоевский не попрощался с либерализмом, не порвал ещё с революционностью, с большевизмом того периода, он ещё оставался убежденным либералом. Достоевский вспоминал убеждения периода своей молодости и глупости:

«Мы еще задолго до парижской революции 48 года были охвачены обаятельным влиянием этих идей. Я уже в 46 году был посвящен во всю правду этого грядущего “обновленного мира” и всю святость будущего коммунистического общества еще Белинским…

За достижение цели мы тогда приняли то, что составляло верх эгоизма, верх бесчеловечия, верх экономической бестолковщины и безурядицы, верх клеветы на природу человеческую, верх уничтожения всякой свободы людей, но это нас не смущало нисколько. Напротив, видя грустное недоумение иных глубоких европейских мыслителей, мы с совершенною развязностью немедленно обзывали их подлецами и тупицами. Мы вполне поверили, да и теперь еще верим, что положительная наука вполне способна определить нравственные границы между личностями единиц и наций…

Наши помещики продавали своих крепостных крестьян и ехали в Париж издавать социальные журналы, а наши Рудины умирали на баррикадах. Тем временем мы до того уже оторвались от своей земли русской, что уже утратили всякое понятие о том, до какой степени такое учение рознится с душой народа русского. Впрочем, русский народный характер мы не только считали ни во что, но и не признавали в народе никакого характера. Мы забыли и думать о нем и с полным деспотическим спокойствием были убеждены (не ставя и вопроса), что народ наш тотчас примет всё, что мы ему укажем, то есть в сущности прикажем. На этот счет у нас всегда ходило несколько смешнейших анекдотов о народе, - писал повзрослевший и поумневший Ф. Достоевский, -

Все эти убеждения о безнравственности самых оснований (христианских) современного

общества, о безнравственности религии, семейства; о безнравственности права собственности; все эти идеи об уничтожении национальностей во имя всеобщего братства людей, о презрении к отечеству, как к тормозу во всеобщем развитии, и проч. и проч. — всё это были такие влияния, которых мы (по молодости) преодолеть не могли и которые захватывали наши сердца и умы…».

Более того, молодой Ф.Достоевский вошел в конспиративный антигосударственный кружок Петрашевского. То есть - из нигилиста-критика (образ Базарова в знаменитом произведении И.С.Тургенева) он вскоре мог «эволюционировать» до террориста-бомбиста.

«Те из нас, то есть не то что из одних петрашевцев, а вообще из всех тогда зараженных, но которые отвергли впоследствии весь этот мечтательный бред радикально, весь этот мрак и ужас, приготовляемый человечеству в виде обновления и воскресения его, - те из нас тогда еще не знали причин болезни своей, а потому и не могли еще с нею бороться… - вспоминал Ф.М.Достоевский, -

Тип декабристов был более военный, чем у петрашевцев, но военных было довольно и между петрашевцами… И те и другие принадлежали бесспорно к одному и тому же господскому, "барскому", так сказать, обществу, и в этой характерной черте тогдашнего типа политических преступников, то есть декабристов и петрашевцев, решительно не было никакого различия».

В этом смысле ещё преступником и большевиком был Герцен, который призывал: «разрушить все верования, разрушить все предрассудки, поднять руку на прежние идолы, без снисхождения и жалости». Повторю: Герцен своих крестьян не освободил, как это было предусмотрено указом императора, а, уезжая в Лондон, их продал. Также поступил и его друг, такой же демократ и либерал Огарев. «Я жид по натуре, — писал в письме В. Белинскому ловкий коммерсант А. Герцен, - с филистимлянами за одним столом есть не могу».

Подчеркну: «жид по натуре» А.Герцен не мог сесть за один стол с народом, поэтому, продав принадлежащую ему часть его, он уехал в Лондон, чтобы оттуда своими газетами поднять этот неуважаемый им народ на бунт против власти в России. Эта тема важна для понимания ответа на главный вопрос этой статьи.