Анатолий Аграновский – публицист.

2 подхода: экономический (Черниченко) и акцент на чувства, эмоции.

Анатолий Иванович Стреляный (1939). Проза и статьи Стреляного посвящены в основном сельской жизни и проблемам экономики.

«В гостях у матери». Это книга, в которой многолетние размышления о современной сельской жизни складываются в своеобразную семейную повесть. Стреляный рассказывает о своем родном селе, близких и дальних родственниках, друзьях и знакомых. Писатель хочет непредвзято разобраться в их характерах, отношениях, взглядах, следит за тем, как тесно, подчас неожиданно личное в жизни этих людей переплетается с общественным.

К обыденной, а не идеологизированной правде привязан публицист. Он рисует большие полотна жизни, решает множество производственных и моральных проблем, представляет реальных людей в многолетнем развитии, год за годом следя за их судьбами. Свои творческие проблемы автор раскрывает в следующем отрывке: «Я старался ничего не скрывать, только заменял некоторые имена, мелькавшие в наших разговорах, но все равно никому не угодил, и в первую очередь матери. Она наказывала: «Если хочешь заработать, не пиши о своем селе, пусть другие люди нас по языкам не носят. Теперь требует только одного: -Пиши хорошее! -Что значит хорошее? – допытываюсь я. -Солидное. Чтоб дураком тебя не считали… Федька Сиривец приблудную собаку спас – ты сразу писать. Что это за событие? Кому оно нужно?». Вроде все так, как было в жизни, а в тексте им что-то не нравится. Не нравится обыденность, хочется увидеть себя приподнятыми над скучной жизнью.

Публицистика Стреляного – это документальная повесть, где завязка, кульминация и развязка происходят с реальными людьми, его матерью, его племянником, его сестрой. В очерках Стреляного почти нет фигуры умолчания. Там, где надо быть особенно откровенным, острым, проблемным, он переключает сюжет на себя, ведет рассказ от себя. Переход от стиля к стилю осуществляется свободно. Публицистические вставки не выделяются особенным пафосом. Стреляный глубок тем, что глубоко заглядывает в настоящую, деревенскую жизнь.

Именно всем существом чувствуешь «жизненность фактов» в таких написанных не «со стороны» очерках. Рассказ о родном селе, родной семье, ведется с естественностью самой жизни. Естественным участником происходящего является и сам автор, которому больше всего хочется показать своим родственникам, что они интересны не только для него. Очерк «В селе, у матери» отличается, прежде всего, своей необычностью. Такой очерк может написать лишь тот, кто не вторгается в жизнь, а живет ею.

Постановкой насущных научных проблем примечательны очерки Залыгина «Вода подвижная, вода неподвижная» («Известия», 1984) об искусственных водоемах, о мелиорации, о бездумном, наносящем огромный ущерб народному хозяйству затоплении земель, Никитина «Третий сектор» («Новый мир», 1984) о садовых участках, как неотъемлемой части решения продовольственной проблемы.

Очерк Черниченко «Про картошку»

В нашем сознании миф о коллективизации вытесняется более истинной картиной существующего сельского хозяйства как тесном симбиозе двух секторов: государственного (совхозно-колхозного) и частного (дачного, личного).

Год назад, при обсуждении проекта Конституции СССР, были подняты цифры ЦСУ о соотношении между этими секторами в производстве важнейших продуктов. Черниченко приводит их в очерке:

"Картошка на 62% производится на усадьбах. Но личные хозяйства колхозников и других групп населения занимают 2,9% от 229млн.га нашей державы. Производится же на них, кроме 0,6 союзного сбора картофеля, еще 34% овощей, фруктов, 39% яиц, 31% молока, 31% мяса, да овечья шерсть, да кожи».

Итоговая цифра: 28% валовой продукции сельского хозяйства производится в частном секторе на 2,9% всей пашни.

1. После 40 лет коллективизации, мы на треть, а может и наполовину, кормимся с частного сектора

2. Производительность частного сектора на порядок выше производительности государственного сектора

Мы привыкли к тому, что производительность труда в наших колхозах отстает в 5-10 раз от эффективности в развитых капиталистических странах, но что она почти в той же степени отстает от производительности труда в наших обливаемых презрением осколках единоличных хозяйств – это мы узнаем впервые!

А ведь оно маломощно, практически без техники, без науки – и такие результаты!

Черниченко пишет, как быстро, без пропаганды, частный сектор переходит на прогрессивную технологию:

Поездив пятилетки между Днестром и Байкалом, я обнаружил поражающую способность населения – то клубнику производить у промозглого Псковского озера, то на речке Ворксле дивный лук тоннами печатать – и без агрономического подсказа. Негласный это промысел, но небеззаконный. Ибо четко подчиняется законам крупного современного производства: а) курсу на соперничество б) специализации в) интенсификации, дальнейшему вложению труда и капитала.

Становится очевидным, что надо делать, дабы преодолеть сельскохозяйственный кризис: взять курс на расширение высокоэффективного частного хозяйства. Не уничтожать "соцхозы", а лишь позволить частному сектору свободно разрабатывать незанятые ныне земли, покупать сельскохозяйственные орудия и машины, свободно торговать. Никаких особых вложений не нужно –только свобода и обеспечение этим роста эффективного частного сектора.

В очерке Черниченко видна и симпатия к частному ("населенческому" в его терминологии) сектору, и отрицательное отношение к его моральному осуждению, к той атмосфере, которая стимулирует нынешнюю политику трат на неэффективное гос.земледелие и торможения эффективного частного хозяйства.

У Черниченко имеется давний счет с поборниками "нравственности и бескорыстия". Он описывает кредо симпатичного ему пробивного председателя колхоза:

"Гвинин разворотлив, собирает хорошие средние урожаи картофеля, развивает широко подсобные промыслы. Из 6 млн.руб. общего годового дохода сельское хозяйство приносит только 2 млн.руб. На упреки, что такой промысловый уклон "не морален", Гвинин отвечает: "Моральных высот от этого, конечно, никто не достигает, но и худшими люди уж, наверное, не станут… 30 лет колхоз не выходил из долгов– и что, нравственно расцвел?

Но дело не только в том, что "нравственные" проповеди в нашей жизни слишком тесно связаны с государственным насилием и потому мешают жизни. На деле они портят молодое поколение. Об этом можно судить по беседе в ресторане с молодыми "помидорщиками». Они еще продолжают "вкалывать" на личных огородах, но уже только под нажимом старших и из временной материальной нужды с расчетом в будущем отказаться от "постыдного и недуховного" занятия.

Черниченко подмечает, сколь отрицательную роль играет нынешний денежный поток:

"Закупочные цены на мясо таковы, что мужику выгоднее бычка живьем продать, и на вырученное покупать мясо в гастрономе. В магазине кило говядины – 2 руб., а государство тратит на мясо 3,5 рубля.

Низкие цены на продовольствие и высокая зарплата делает невыгодным личное. Нынешний денежный поток снижает удельный вес эффективной формы хозяйствования на земле! А зачем стараться? Если за ту же зарплату можно выполнять с ленцой руководящие указания?

Уменьшение удельного веса частного сектора есть снижение общей производительности с/х хозяйства. Недалеко время, когда резервы поднятия сельского хозяйства с помощью насыщения его техникой, энергией, наукой исчерпают себя. В эту яму наше руководство заводит и себя, и страну, политикой денежных инъекций в село – но не в эффективное частное производство, а в убыточные колхозы.

Теперь о картошке. "До войны колхозно-совхозное поле производило 35 кг картофеля, и в 1974 г. – 36 кг. Сборы же зерна за это время удвоились. Но огород устал… Меньше скота во дворах – меньше удобрений. Старение населения в колхозах не может не сказаться на усадьбах и неизменные 5 млн.га огородов сохраняются лишь за счет хозяйств рабочих и служащих (совхозных и городских)… Новость самых последних лет: на огородах картошка стала родить хуже, чем в совхозах и колхозах! Ведь столько техники, минеральных удобрений, столько аккордных звеньев, спецхозов, шефов – пора аукнуться!

Но ликовать рано. Проявляется не сила поля, а слабость огорода. Надо признать урожайность картофеля по стране очень низкой. И огород "выдыхается" –от отсутствия современного агрономического обслуживания сортовыми семенами, защиты от болезней и вредителей и т.д.

Картошка занимает 3,5% пашни страны и создает 25% стоимости всей растениеводческой продукции. Картошка в государственном секторе себя не окупает. В среднем по Союзу она в нормальные годы приносит 6-7% убытка.

Обдумывая проблемы приусадебного участка, Черниченко видит, что сегодня он сокращается за счет тех хозяев, которые не имеют доступа к машинам и из-за политики руководителей колхозов и совхозов:

Колхозы не в силах обеспечить картофелем городские магазины и ежегодно из 12 млн. т картофеля, поступающего в магазины, 2 млн.т покупают у "населения".

" Тут проверка зрелости – взять в 3 суток 10 тысяч тонн. В том, что взять у населения тысченок 2-2,5 надо непременно, хотя, конечно, "лишней" у населения уже не было. Картошку население уже перебрало, засыпало в погреба, и для него картошка была уже как бы весенней, перезимовавшей».

Позволить себе массовые закупки картофеля по 12 коп.кг, чтобы потом продавать в магазине по 10 коп. кг может только наше государство.

У нас механизировано 87% уборки государственного картофеля, но сюда включены и "копалки", которые механизируют уборку лишь на 5%. Сами комбайны – тяжелы, малопроизводительны, а главное – нещадно бьют и портят картофель. Сделать же их иными не позволяет наша тяжелая, неудобренная земля.

"Один из совхозов: "Нам невыгодно набирать постоянных работников, им нужно жилье, они получают премии, за них нужно нести ответственность». "Наши сослуживцы копали морковь палками и дощечками, отломанными от ящиков. Не дали им ни одной лопаты. К концу дня 10 человек выполнили одну норму".

Среди всех откликов практически нет ни одного оптимистического или "энтузиастического". Все убеждены, что "шефство" – это зло… «Почему бы не предоставить колхозу право нанимать, именно нанимать!».

"Все то население, что сейчас пользуется картошкой, есть потенциальный добровольный шеф, ибо заинтересован в натуральной оплате и может убирать от "процента". Оно вряд ли пойдет зарабатывать на уборке деньги, но охотно соглашается в несколько сентябрьских дней засыпать погреб на всю зиму".

Но как сделать так, чтобы те, кому уборка не нужна, были не нужны и колхозу-совхозу? Нужно ввести полновесную зарплату, которой через кассу предприятия, института и т.д. – государство выражает общественную ценность данного человека…

Последний этап мучений "государственной картошки" – плодоовощные базы в городе, где шефская работа, неэффективность, безалаберность распространена еще больше, чем на поле. Черниченко рассказывает о собственной шефской работе на разгрузке вагона картофеля:

Мы ходили по клубням, давили их, засыпая снова в мешки, били, калечили. Хорошая и чистая картошка на наших глазах превращалась в негодные для хранения тонны. Круг мучений с государственной картошкой на самом последнем этапе вновь замкнулся единственным выходом – рынком и частной картошкой.