Торжество Воскресения: Восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему

Хотя Деяния апостольские и упоминают о сорокадневном периоде явлений Воскресшего Христа ученикам и научения их тайнам Царства Божия (Деян. 1, 1-3), но, читая заключительные строки Евангелий о Воскресении Христа, совершенно не чувствуешь какого-либо течения времени, его протяженности, как не чувствовали его, скорее всего, сами апостолы в общении с Воскресшим.

 

Более того, евангелист Лука, судя по всему, намеренно объединил явление ангела Господня у гроба пришедшим мироносицам и обнаружение пустой гробницы апостолом Петром, явление Христа двум путникам, шедшим из Иерусалима в Эммаус («в тот же день» – Лк. 24, 13), затем возвращение этих двух в Иерусалим («в тот же час» – 24, 33), их рассказ одиннадцати апостолам о случившемся и, в свою очередь, повторном явлении им Христа, уверявшего, что Он не дух, ибо может вкушать перед ними пищу (24, 37-43), и, наконец, прощальное выведение Им этих же учеников до Вифании, благословение их и восхождение на небо (24, 50-51).

 

Воскресение и Вознесение здесь объединены едва ли не одним днем и неразрывно связаны – иначе просто и быть не может!

 

Евангелист Иоанн повествует о Марии Магдалине, которая, как и те два путника по дороге в Эммаус, не узнала Воскресшего, встретив его рано поутру у гробницы в первые минуты по Его восстании. А когда поняла, услышав от Него свое имя, была удержана от приближения к Нему: «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему; а иди к братьям Моим и скажи им: восхожу к Отцу Моему и Отцу вашему, и к Богу Моему и Богу вашему» (Ин. 20, 17).

 

Но совсем не так было в случае с сомневавшимся апостолом Фомой по прошествии восьми дней и повторном явлении Христа ученикам: «Пришел Иисус, когда двери были заперты, стал посреди них и сказал: мир вам! Потом говорит Фоме: подай перст твой сюда, и посмотри руки Мои; подай руку твою, вложи в ребра Мои; и не будь неверующим, но верующим» (Ин. 20, 26-28).

 

Неясно, правда, осязал ли в действительности Фома Воскресшего или уверовал только, услышав слова Господа. Но, по крайней мере, Христос не удерживал нисколько Фому, в отличие от Марии Магдалины. Впрочем, в евангельской стихире, одной из одиннадцати, поющейся в конце воскресной Утрени и соответствующей как раз теме 8-го воскресного евангельского чтения о встрече Магдалиной воскресшего Господа (Ин. 20, 11-18), говорится, что она «земная мудрствует, яко жена немощная».

 

Но ведь и Фома тоже по-земному мудрствовал, и других апостолов Христос упрекал «за неверие и жестокосердие» (Мк. 16, 14). Не означает ли это, что таинственное восхождение, упомянутое Христом Магдалине, уже произошло к тому моменту, или даже в тот же самый день Воскресения? Когда другие жены-мироносицы, по свидетельству евангелиста Матфея, не найдя тела Иисуса в гробнице, но встретив ангела, побежали возвестить ученикам и, встретив Воскресшего Христа, «приступив, ухватились за ноги и поклонились Ему» (Мф. 28, 9).

 

Христос проходил сквозь затворенные двери, и, как легко и внезапно появлялся перед Своими учениками, узнаваемый ими не сразу, так же и исчезал и становился для них невидимым, пребывая по отношению к ним уже вне времени и пространства.

 

Число сорок в Библии всегда означало определенную полноту времени, связанную с испытанием, это число испытания. Сорок дней продолжался всемирный потоп (Быт. 7, 17), сорок дней и ночей Моисей пребывал посреди облака по восхождении на гору Синай (Исх. 24, 18); сорок лет израильский народ был водим по пустыне, прежде чем войти в Землю обетованную (Числ. 14, 34) и, наконец, сорок дней Сам Христос постился в пустыне перед выходом на служение (Мф. 4, 2).

 

Не явились ли те сорок дней по Воскресении Христовом периодом испытания для учеников перед сошествием на них Святого Духа и облечением силою свыше, чтобы «во всю землю вышло вещание их и в концы вселенной – слова их» (Пс. 18)? Воскресший Господь не пребывал уже с учениками постоянно, как это было в течение трех с половиной лет Его земного служения, а лишь время от времени открывался им.

 

В начале Его служения Петр и братья Зеведеевы (Лк, 5, 1-11) были призваны от рыбной ловли на море Тивериадском к тому, чтобы стать ловцами человеков, и вот они снова возвратились к прежнему ремеслу (Ин. 21, 2), как будто и не было позади тех пережитых трех с половиной лет! И тогда, и теперь, ничего не поймав и напрасно проведя бессонную ночь, они встречают Христа, указывающего им место, куда закинуть сеть, и им тотчас же достается обильный улов, едва удерживаемый сетями, готовыми разорваться.

 

Можно только предполагать и догадываться, как еще приходилось Христу наставлять их в продолжение тех сорока дней. И вот, наконец, Сам Он на 40-й день явил славу Свою по Воскресении подобным же образом, как Он явил ее однажды, преобразившись на горе Фаворской перед учениками незадолго до Своих страданий.

 

Тогда, на Фаворе, облако славы осенило апостолов, и Петр только и смог сказать: «Господи! хорошо нам здесь быть» (Мф. 17, 4), однако к тому чувству примешан был страх (17, 6). И в этом же облаке славы Христос вознесся перед учениками, уже не испытывавшими никакого страха.

 

В своей переписке с К. Любарским (сборник “Христианство и атеизм”) о. Сергий Желудков писал: «В сущности, мы не знаем, что и думать нам о Вознесении Христа, и, может быть, самое лучшее было бы смотреть на этот праздник как на символическое заключительное торжество Воскресения».

 

Действительно, по Воскресении Христу, строго говоря, некуда было возноситься с точки зрения пространства: как поется в одном из пасхальных тропарей, «во гробе плотски, во аде же с душею яко Бог, в раи же с разбойником, и на престоле был еси, Христе, со Отцем и Духом, вся исполняяй, неописанный». Вознесение Господне – прямое продолжение Его Воскресения, кульминация, торжество, длящееся и поныне. Христос воскрес, дабы с Собой воскресить всех уверовавших в Него, и подобным же образом, согласно песнопениям праздника,

 

Взыде Бог в воскликновении, Господь во гласе трубне, еже вознести падший образ Адамов, и послати Духа Утешителя, еже освятити души наша (стихира Великой Вечерни на Вознесение).

 

(«Взошел Бог при восклицаниях, Господь при гласе трубном» (Пс. 46, 6), чтобы вознести падший образ Адамов и послать Утешителя Духа для освящения душ наших»).

 

И именно в этом торжестве Воскресения и последующем ниспослании Духа-Утешителя был основной источник радости для учеников Иисуса. Евангелие свидетельствует о моменте прощания Христа с апостолами: «И вывел их вон до Вифании и, подняв руки Свои, благословил их. И, когда благословлял их, стал отдаляться от них на небо. Они поклонились Ему и возвратились в Иерусалим с великой радостью. И пребывали всегда в храме, прославляя и благословляя Бога» (Лк. 24, 50-53)

 

И для нас всех остается духовное завещание апостола Павла, однажды встретившего Воскресшего и Вознесшегося Христа по пути в Дамаск:

 

«Итак, если вы воскресли со Христом, то ищите горнего, где Христос сидит одесную Бога. О горнем помышляйте, а не о земном. Ибо вы умерли, и жизнь ваша сокрыта со Христом в Боге. Когда же явится Христос, жизнь ваша, тогда и вы явитесь с Ним во славе» (Кол. 3, 1-4).

 

Вознесение наше со Христом означает наше преображение и обожение, наше причастие к свету Его славы. Нет отныне границы между небом и землей – небо сошло на землю. “Се, творю всё новое…” (Откр. 21, 5).

 

… И наконец, что есть Церковь?

В эти дни в центре Русского зарубежья им. А.И. Солженицына проходит третья международная конференция, посвященная памяти и наследию митрополита Антония Сурожского (первая состоялась в 2007 году).

 

Одним из первых прозвучал доклад Александра Архангельского «Как перевести интеллигента через разрытую дорогу к храму? Новое расцерковление и воцерковляющий опыт митрополита Антония», что имеет непосредственное отношение к нашей свежей полемике с Сергеем Худиевым об интеллигенции и Церкви. В нем прозвучали весьма проникновенные слова:

 

«Мы не можем требовать от священников и владык, чтоб они были такие же как владыка Антоний, но можем хотеть, чтобы они были сердечными и глубокими — да. Эта сердечная глубина важнее, чем разговоры об интеллигентских проблемах. Сердечности мало. Хочется, чтоб милостыню сердцу кто-то подал».

 

И на сайте журнала «Фома» в последнем интервью Архангельского эта тема расцерковления в связи с положительным опытом вл. Антония также затрагивается, но уже в другом ключе:

 

«…В какой-то момент обнаруживается, что прежние взгляды, в том числе, церковные, и вновь возникающий опыт не сходятся. Ну вот не сходятся, и все тут. Речь, понятно, не о догматах, а взглядах на устройство мира.

 

Это то, что митрополит Антоний Сурожский называл радостью сомнения. Если людей не учат тому, что сомневаться не просто не грешно, а хорошо, потому что это сомнение в наших представлениях, а вовсе не в Божественной истине, то происходит внутренний надлом. Владыка Антоний и стал таким Учителем, свободно и при этом глубоко церковно мыслившим. Он не боялся выходить за пределы готовых представлений, сформировавшихся в рамках преходящей исторической традиции, но изнутри религиозного опыт готов был вместе со своей паствой осмыслять меняющийся мир. А в середине 19 столетии таких почти не было».

 

Мне удалось послушать и другие доклады, имеющие непосредственное отношение к теме Церкви.

 

Мой хороший друг, диакон Александр Геронимус, в своем сообщении «Тема Церкви в последних беседах митрополита Антония» отметил, что под конец своей жизни владыка не столько давал конкретные ответы на эту тему, сколько размышлял и вопрошал. Что такое Церковь? Как она находит свое воплощение в жизни людей?

 

Митрополит Антоний Сурожский

 

Митр. Антоний говорил о своем личном опыте церковной жизни. А опыт этот необычен хотя бы уже тем, что, по его собственному признанию, в 14 лет он был на грани полного разочарования в жизни, потеряв в ней всякий смысл и всерьез подумывая о самоубийстве. Тогда же он услышал в детском лагере проповедь одного священника (притом отнюдь не рядового, а известного талантливого богослова, о. Сергия Булгакова!), которая вызвала у него скорее отвращение, и захотел после этого разобраться с христианством, чтобы раз навсегда покончить с ним, и для этого принялся читать Евангелие, притом выбрав самое короткое из них, от Марка. И когда он начал читать, он вдруг почувствовал живое присутствие Христа рядом с ним! И это изменило всю его дальнейшую жизнь.

 

Этот опыт, бесспорно, уникальный, в чем-то похожий на то, что пережил апостол Павел в начале своего обращения. Однако, он важен тем, что сначала происходит живая встреча с Христом, и только потом уже – вхождение в Церковь! Митрополит Антоний признавался также, что имел контакт с церковной жизнью и до своего обращения, по традиции, поскольку жил в русской эмигрантской среде во Франции. Ему приходилось бывать на службах в храме по обязанности, и он нашел способ отлынивать от богослужений тем, что вдыхал глубоко воздух в храме, пропитанный ладаном, и после этого терял сознание, впадая в обморок. Неплохое начало для будущего миссионера-проповедника, правда?..

 

Разумеется, у других людей может быть все иначе. Прот. Георгий Бреев, известный духовник Москвы, рассказывал о себе, что в свои 18 лет (середина 50-х гг. прошлого столетия) он вошел в Елоховский собор и внезапно почувствовал, что вот здесь его родной дом, откуда он уже никуда больше не уйдет. То есть, встреча здесь произошла не вне храма, а в нем самом.

 

Но самое главное, чтобы эта встреча состоялась! Богословие о Церкви митр. Антония как раз можно назвать богословием встречи, ее открытости и в то же время ее уязвимости. Сущность Церкви – в Евхаристии, когда люди встречают живого Бога и друг друга в неменьшей степени, чем Бога. Это главное. А вот вопросы церковного устройства и другие внешние по отношению к этому главному всегда вызывали разные точки зрения, нередко приводившие к разделениям в христианском мире. Нет общего и соборного определения Церкви, которое устраивало бы всех!

 

Тогда остается выяснить, что может способствовать в нашей современной церковной среде этой внутренней встрече современного человека с Христом, а что может этому препятствовать. Случаи митр. Антония или ап. Павла все же уникальны в том, что свидетельствуют об их особом избрании на служение, что редко кому дано. И это избрание происходит не столько благодаря, сколько вопреки. Но во многих других ситуациях все же окружающая среда, люди Церкви как носители веры могут оказывать решающее воздействие в пользу выбора или отвержения церковности. Сам же митрополит Антоний любил повторять древнее монашеское изречение, что никто не может придти к Богу, если не увидит на лице хотя бы одного человека сияние вечной жизни.

 

А теперь представим себе среднестатистический православный приход в крупном российском городе.

 

Современный интеллигент, по-своему начитанный и сочувствующий христианству, входит в нашу современную церковно-приходскую среду и видит явное несоответствие между словами Писания и святых отцов древности с тем, что дается ему в опыте. Он хочет увидеть христианское братство, общение в любви, взаимопомощь в данном конкретном храме, но видит лишь беспорядочную сутолоку с куплей-продажей у церковных киocков, суеверия, отчужденность людей друг от друга в погоне за «благодатью» (особенно ярко это проявляется в праздник Крещения во время раздачи освященной воды), невежество или грубость духовенства, усталость и раздражение церковных работниц, поспешность и небрежность в совершении богослужений, которые к тому же весьма малопонятны. А впоследствии ему может открыться еще больше разных неприглядных сторон церковного быта. В не самом плохом варианте он может пройти определенный этап воцерковления, десятки разных исповедей и причастий, а потом для себя решить: нет, уж лучше помолюсь дома, почитаю книжку, а Бог везде со мной, для этого совсем не обязательно идти в храм. И часто его бывает не в чем упрекнуть – ведь та церковность, что дана нам в опыте, далеко не всех реально может вдохновить и придать смысл дальнейшему участию в ней! Это и есть тот самый «призрак Церкви», о котором писал Сергей Фудель, и любой здравомыслящий человек будет гнать его от себя.

 

Именно здесь, пусть даже если произошла встреча с Богом (или, скажем, легкое касание Божией благодати), встреча с людьми не состоялась. Но можно ли назвать такое состояние членством в Церкви как Теле Христа, где каждый является членом? В лучшем случае это какая-то ущербная и неполноценная церковность… А раз встреча с людьми в храме не произошла, то вот нам уже и готовые люди, исповедающие «Бога в душе», но вне Церкви! Худиев уверен, что современный интеллигент заведомо ни в какое церковное собрание войти не хочет, что здесь дело в изначальном неверии в слова Христа: «правда ли то, что сказано в Евангелии? Воскрес ли Христос? Наше отношение к Церкви определяется именно этим — и больше ничем». Но откуда такая уверенность?…

 

Всегда были и будут те, кто в принципе не принимает Христа, кто враждебен Ему, но не о них речь. Зато сами люди внутри Церкви годами, десятилетиями после вхождения в нее не могут вместить многие евангельские изречения. Что же тогда требовать со светского интеллигента, по-своему сомневающегося и относящегося к евангельскому Откровению неизбежно избирательно?

 

Отсюда простой вывод: нельзя сегодня тем, кто внутри церковной ограды, становиться по отношению к внешним в позицию учителей, обладающих сокровенным ключом к истине. Проблема не только в тех людях, у кого не состоялась встреча, а еще в большей степени в нас. Митрополит Антоний напоминал, что в Церкви не может быть разделения ни на сословия, ни на происхождение, ни на клир и народ. Церковную иерархию можно уподобить перевернутой пирамиде, внизу которой – Христос, выносящий всю тяжесть церковного здания! Кто хочет быть большим в Церкви, да будет всем слугой. Тогда как сегодняшний клерикализм – давняя и застарела болезнь церковного Тела, и эту проблему для возрождающейся церковной жизни в России вл. Антоний в последние годы своей жизни чувствовал особенно остро. И еще владыка напоминал о честности в отношении с самим собой перед Богом. То есть, читая, например, Евангелие, он рекомендовал находить те места Писания, на которые наиболее живо откликается душа, и тогда пытаться применять уже их к своей собственной жизни. А за то, что остается пока непонятным или чуждым, пока не браться, – нельзя объять необъятное, тем более всё сразу…

 

«Испытывайте самих себя, в вере ли вы; самих себя исследывайте» (2 Кор. 13, 5). Эти слова апостола можно вполне перефразировать применительно к членству в Церкви. Давайте каждый себе зададим вопрос: а в Церкви ли я сам? Не в Церкви как организации с многочисленными храмовыми зданиями, а как в Теле Христа?

 

Протопресвитер Александр Шмеман

 

Прот. Александр Шмеман более 40 лет назад в докладе «Авторитет и свобода в Церкви» выразил следующее:

 

«Нам нужно внутренне освободиться, отделаться в самих себе от страха, от казенщины, от лукавства. Только тогда мы снова поймем и ощутим, что Церковь — это не организация и не авторитет, а тело, напоенное Духом, в котором нам дана потрясающая возможность верить друг другу в свободе. “Дети, берегите себя от идолов”. Но, как ни страшно это сказать, сама церковь может стать “идолом”. И она становится идолом всякий раз, когда “ради пользы Церкви” нас призывают черное назвать белым, неправду правдой, зло добром, всякий раз, что “ради Церкви” уничижается Дух Святой, “ради” Которого и Которым она только и существует. Церковь не есть “высшая ценность”. Она существует для того, чтобы Святой Дух приходил и все время освобождал и отпускал “измученных на свободу”. В каком-то смысле ничего и никогда не нужно делать “ради Церкви”, а только знать, что когда мы живем и поступаем ради Христа и по Христу, тогда мы — в Церкви и Церковь…» (выделено мной – свящ. Ф.)