Некоторые соображения о так называемом «Чистилище»

9 … мы соработники у Бога, а вы Божия нива, Божие строение.

10 Я, по данной мне от Бога благодати, как мудрый строитель, положил основание, а другой строит на нем; но каждый смотри, как строит.

11 Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос.

12 Строит ли кто на этом основании из золота, серебра, драгоценных камней, дерева, сена, соломы, --

13 каждого дело обнаружится; ибо день покажет, потому что в огне открывается, и огонь испытает дело каждого, каково оно есть.

14 У кого дело, которое он строил, устоит, тот получит награду.

15 А у кого дело сгорит, тот потерпит урон; впрочем сам спасется, но так, как бы из огня.

16 Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас?

17 Если кто разорит храм Божий, того покарает Бог: ибо храм Божий свят; а этот храм – вы (1 Кор., гл. 3-я).

 

Этот отрывок (литургическое чтение сегодняшнего воскресенья) давал повод западным христианам учить о так называемом «очистительном огне» Чистилища: души христиан, живших не вполне праведно и благочестиво, должны пройти сквозь него, претерпеть чистилищные муки какой-то определенный срок, прежде чем приобщиться к райскому состоянию. Но эти слова ап. Павла не дают серьезного основания для этой концепции. Как, впрочем, и не дают православным большего основания думать так, как, например, было в полемике с латинянами на Ферраро-Флорентийском соборе 1439 г. Митрополит Виссарион Никейский, свят. Марк Ефесский толковали примерно так: глагол «спасется» указывает не на спасение, не на восстановление, а на то, что грешник не исчезнет, а будет пребывать «вечно мучимым в огне». Действительно, глагол σώζω может употребляться в Писании в разных значениях, как «спасать», «избавлять», освобождать», так и «беречь», «сохранять». Но тем не менее я лично не могу удовлетвориться таким объяснением. Дословно греческая фраза гласит: αυτός δε σωθήσεται, ούτως δε ως δια πυρός (сам же спасется, но так, как через огонь). Ничто здесь не указывает, что грешник будет вечно пребывать в этом огне; наоборот, слово «через» или «сквозь» (δια) как раз вносит оттенок динамичности, изменяемости состояния грешника. «Сам он будет спасен, как человек, которого вытащили из пламени» - предлагает такое чтение В.Н. Кузнецова. Видимо, боясь совпасть в чем-то с Оригеном насчет его «апокатастасиса», средневековые восточные отцы предложили такое вот несколько неуклюжее толкование.

 

Разумеется, особого «чистилищного огня» не существует, как указывали православные в полемике с представителями Римской Церкви. Огонь – это Сам Бог, Его божественные энергии, воспринимаемые по-разному теми, кто стремился к Свету и кто бежал от него, возлюбив собственную тьму. Как об этом пишет прп. Исаак Сирин:

 

«Говорю же, что мучимые в геенне поражаются бичом любви! И как горько и жестоко это мучение любви! Ибо ощутившие, что погрешили они против любви, терпят мучение большее всякого приводящего в страх мучения; печаль, поражающая сердце за грех против любви, страшнее всякого возможного наказания. Неуместна никому такая мысль, будто грешники в геенне лишаются любви Божией. Любовь есть порождение ведения истины, которое (в чем всякий согласен) дается всем вообще. Но любовь силой своей действует двояко: она мучает грешников, как и здесь случается другу терпеть от друга, и веселит собою исполнивших долг свой. И вот, по моему рассуждению, гееннское мучение: оно есть раскаяние. Души же горних сынов любовь опьяняет своими утешениями» (Слова подвижнические, 18).

«В мучениях и приговоре геенны есть некая тайна, ибо премудрый Творец взял в качестве отправного пункта для ее будущего исхода лукавство дел наших и воли нашей, дабы исполнить Свое домостроительство, в котором содержится умудряющее учение и неизъяснимая польза, сокрытые как от ангелов, так и от людей, а также от тех, кто претерпевает наказание, будь то демоны или люди, — сокрытые в течение всего того времени, пока властвует назначенный срок» («О божественных тайнах и духовной жизни» 39, 20).

 

По прп. Исааку, муки в геенне имеют конец. Правда, он предупреждает: «Остережемся в душах наших, возлюбленные, и поймем, что, хотя геенна и подлежит ограничению, весьма страшен вкус пребывания в ней, и за пределами нашего познания - степень страдания в ней. Тем более устремимся к тому, чтобы вкушать любовь Божию через постоянную мысль о Нем и избежать опыта геенны, <который происходит> от небрежения» (там же, 41, 1).

В этом взгляде на прекращение гееннских мук прп. Исаак ссылается также на его предшественников – Диодора Тарсийского и Феодора Мопсуэстийского. Как пишет еп. Иларион Алфеев, «В Византии это учение было осуждено только в результате оригенистических споров VI века, а до VI века его и там разделяли отдельные богословы. Поскольку к середине VI века, когда в Константинополе рассматривали учение Оригена, Церковь Востока уже более двух столетий находилась в разрыве с Византийской Церковью, вполне естественно, что решения византийских Соборов на нее никакого влияния не оказали. Потому и учение о всеобщем спасении в VI—VII веках не считалось там ересью. (…) Эсхатологические воззрения Исаака Сирина, Григория Нисского и других упомянутых Отцов Церкви относятся к числу частных богословских мнений и не могут восприниматься как выражение догматического учения Церкви. В то же время их не следует отождествлять с еретическим оригенизмом, осужденным Церковью. Ни Исаак Сирин, ни Григорий Нисский, несмотря на радикальный тон некоторых своих высказываний на эсхатологические темы, отнюдь не считали вопрос о всеобщем спасении исчерпанным. Они лишь выражали ту надежду, которая, наверное, свойственна многим христианам — надежду на то, что вопреки всякой справедливости каждый человек получит возможность спасения по милости Всеблагого Бога».

 

Мне думается, что идея католического чистилища имеет корни именно здесь. Но она обросла излишним юридизмом, раз, и введением лишней сущности, т.е. какого-то специального очистительного огня, которому подвергаются грешники в чистилище, дабы в конце концов избавиться от вечных адских мук, два. Очищенное от этого юридизма, «чистилище» окажется просто-напросто новым опытом души при соприкосновении ее с духовным миром до будущего воскресения человеческой личности. Как, например, пишет о. Сергий Булгаков в книге «Невеста Агнца»:

 

«Представления о пассивности загробного существования является правильным в отношении к неполноте загробной жизни человека и невозможности для него прямого участия в жизни мира, которую он созерцает лишь как зритель, хотя и различая в ней свет и тьму своей собственной протекшей жизни, ее дел, «заслуг» и грехов. Однако и за гробом продолжается жизнь облеченного, хотя уже не телом, а только душой человеческого духа. Дух живет и за гробом силой своего бессмертия и Божественной энергии, ему присущей, и ему как таковому остаются свойственны актуальность и свобода, а постольку и творческое самоопределение. В отношении к духу неприменимо и противоречиво представление о неподвижности и, следовательно, каком-то обмороке или же тюремном изоляторе за гробом. Мало того, для жизни духа открываются новые источники, новое ведение, которые недоступны были для него в земной оболочке. Именно, это есть общение с миром духовных существ бестелесных. Это относится, прежде всего, к отдельным человеческим душам, общение с которыми – в них и через них – распространяется и на души всего человечества (ибо бессмертные души не поддаются заключению в одиночных камерах), как и к ангельскому миру, так же как и бесовскому. Высшим духовным даром загробного состояния является иное, новое ведение Бога, какое свойственно миру духов бестелесных: бытие Божие для них есть очевидность, подобная той, какою для нас является солнце в небе. Разумеется, это общение с миром духовным также представляет собой неисчерпаемое многообразие, ибо душа притягивает к себе и сама открывается лишь тому, чего она сама достойна или сродна. Но важно то, что это общение с миром духов бестелесных, во всяком случае, представляет собой неиссякаемый источник новой жизни, нового ведения, почему никоим образом нельзя допустить неизменности духовного состояния отшедших. Они вмещают эту новую жизнь в той мере и в том качестве, в каких они способны вместить. И было бы по меньшей мере рискованным утверждение, что этот мир остается доступен лишь для созерцания, без всякого участия в его жизни, опять-таки сообразно духовному состоянию каждого. Необходимо также признать, что эта загробная жизнь человека в общении с духовным миром имеет для его окончательного состояния по-своему не меньшее значение, нежели земная жизнь, и, во всяком случае, составляет необходимую часть того пути, прохождение которого ведет ко всеобщему воскресению. Каждый человек должен для него по-своему духовно дозреть и окончательно определиться как в добре, так и в зле… Загробное состояние есть не только «награда» и «наказание», и не только «чистилище», но и духовная школа, новый опыт жизни, который не остается бесследным, но обогащает и изменяет духовный образ человека».

 

 

В начале была Любовь…

Когда мы читаем пролог Евангелия от Иоанна («В начале было Слово… И Слово было Бог… И слово стало плотию и обитало с нами»), то с не меньшим успехом здесь можно заменить «Слово» на «Любовь», согласно тому же апостолу-евангелисту (см. 1 Ин. 4: 8, 16). Любовь здесь далеко не в простом психологическом смысле (хотя мы прежде всего судим о любви психологически, это неизбежно), а в гораздо более глубоком плане - как основа всего мироздания, как его принцип, когда этот мир поддерживается и животворится, и это всеми нами воспринимается как должное (дождь освежает землю и проливается на всех праведных и неправедных, солнце сияет всем без различия и т.д.). Эта Любовь стала плотью, а потом подверглась многим тяготам земной жизни, вплоть до поругания и распятия. Что показало тогда, да и после было показано бесчисленное множество раз, что любовь в нашем мире, склонном более ко злу, бывает уязвимой и хрупкой, а иногда и просто попранной. И ей негде найти свое пристанище, негде приклонить голову. Как это было с первых же минут жизни Спасителя.

 

Тем не менее, именно эта Любовь только и способна побеждать в долгосрочной перспективе, с точки зрения вечности. Всё в этом мире рано или поздно либо сгинет в небытие, либо изменится, но только одна Любовь, которая, по слову ап. Павла, долготерпит, милосердствует, не ищет своего, не ведет счет злу, радуется об истине (см. 1 Кор. 13) – только она одна пребудет вовеки. Результаты этой победы приходят отнюдь не сразу, и совсем уж не приметным образом (см. Лк. 17, 21). Многие по-неволе соблазняются явным бездействием Бога, ожидая от Него каких-то немедленных результатов вмешательства. Но, может быть, Его сила как раз и совершается в такой немощи? Тем более, что люди, созданные по Его образу и подобию, сами призваны к творческой активности, в первую очередь в делах любви, - Бог вручил этот мир всем нам. От удельного веса людей доброй воли зависит здесь и сейчас очень многое: сообща творить благо и быть в этом солидарными куда легче, чем биться в этом в одиночку. А в одиночку любовь приводит разве что на Голгофу! Как и случилось с Богом-Словом воплотившимся.

 

Эта любовь, тем не менее, делает свое дело через людей доброй воли, «человеков благоволения», непрерывно. Но ее действие сродни росту мягкой травинки через асфальт. Как эта хрупкая травинка пробивает толщу этой человеческой жесткости, толстокожия? Это непостижимо. Это есть та самая Жизнь, которая побеждает и животворит подчас там, где этого не ждёшь. Но в то же время так важно помогать этой Жизни, этой Любви утверждаться полнее со стороны каждого, живущего в этом мире! В этом и есть соработничество Слову, к которому все призваны.

Света, мира и животворящей любви в сердца ваши, дорогие читатели!

 

P.S.: А вот к данной теме отлично переведенное рождественское песнопение (ирмос 9-й песни канона):

 

Сколь безопасней было б возлюбить молчанье! —

 

Ведь очень трудно нам в любви к Тебе, о Дева,

 

Сплетать достойные и слаженные гимны…

 

Но Ты, как Матерь, дай на это столько силы,

 

Насколько есть у нас усердия и воли!

Назад

 

Любовь, побеждающая ад

«Жизнь, как Ты умираешь? И как во гробе обитаешь, но царство смерти разрушаешь и из ада мертвых воскрешаешь?»

 

«Содрогнулся ад, видя Тебя, Спаситель, Жизни Подателя, расхищающего его богатство и от века умерших воскрешающего».

 

«Страшный ад затрепетал, когда увидел Тебя, Бессмертное Солнце славы, и отпускал узников поспешно»

 

(из похвал утрени Великой Субботы).

 

Многим представления об аде поневоле ближе, чем о рае. Ад был живописан во многих подробностях (взять, к примеру, Данте), тогда как рай – скорее весьма редкими и скудными словами. Здесь мы стоим перед следующим парадоксом: ада нет, поскольку Бог его не творил, но в то же время он вполне реален, поскольку сами люди его творят! И своими грехами (ненавистью, обидами, злостью, суетой, равнодушием и бесчувствием), и своими страхами (а тут уже вступает в силу воображение каждого и лепка Бога по образу и подобию грешных и капризных людей, сильных мира сего).

 

В таком случае люди сами и попадают в тот ад, который себе же создали. Но Бог с этим адом не имеет ничего общего! Иисус победил этот ад, пройдя Сам через него. И в этом – главное содержание всего Евангелия как РАДОСТНОЙ ВЕСТИ! Как поётся в воскресном тропаре в Великую Субботу: «Егда снисшел еси к смерти, Животе безсмертный, тогда ад умертвил еси блистанием Божества». И «ад, стеня, вопиет…».

Христос выводит праведников из ада через сокрушённые им врата (Бенвенуто ди Джованни, 1491 год)

 

Христос выводит праведников из ада через сокрушённые им врата (Бенвенуто ди Джованни, 1491 год)

 

«Ныне всё исполнилось света, и небо, и земля, и преисподняя: да празднует же всё творение восстание Христово, в котором утверждается», – слышим мы в первые минуты после ночного пасхального крестного хода.

 

А немного позже, в ту же пасхальную ночь, читается пролог Евангелия от Иоанна («В начале было Слово… И Слово было Бог… И Слово стало плотию и обитало с нами»). Но с не меньшим успехом здесь можно заменить «Слово» на «Любовь», согласно тому же апостолу-евангелисту, пишущему, что «Бог есть любовь» (см. 1 Ин. 4: 8, 16).

 

Только любовь здесь далеко не в простом психологическом смысле (хотя мы прежде всего судим о любви психологически, это неизбежно), а в гораздо более глубоком плане – как основа всего мироздания, как его принцип, при котором этот мир поддерживается и животворится, и это всеми нами воспринимается как должное (дождь освежает землю и проливается на всех праведных и неправедных, солнце сияет всем без различия и т.д.).

 

Эта любовь стала плотью, а потом подверглась многим тяготам земной жизни, вплоть до поругания и распятия. Что показало тогда, да и после было показано бесчисленное множество раз, что любовь в нашем мире, склонном более ко злу, бывает уязвимой и хрупкой, а иногда и просто попранной. И ей негде найти свое пристанище, негде приклонить голову (см. Мф. 8, 20). Как это было с первых же минут жизни Спасителя и до самых последних её минут, когда Иисус уже только на кресте, «преклонив главу, предал дух» (Ин. 19, 30).

 

Тем не менее, именно эта любовь только и способна побеждать в долгосрочной перспективе, с точки зрения вечности. Всё в этом мире рано или поздно либо сгинет в небытие, либо изменится, преобразится в воскресении, но только одна любовь, которая, по слову ап. Павла, долготерпит, милосердствует, не ищет своего, не ведет счет злу, радуется об истине (см. 1 Кор. 13), – только она одна пребудет вовеки. Результаты этой победы приходят отнюдь не сразу, и совсем уж не приметным образом (см. Лк. 17, 21).

 

Многие поневоле соблазняются явным бездействием Бога, ожидая от Него каких-то немедленных результатов вмешательства. Но разве Его сила не совершается как раз в такой немощи?

 

Тем более что люди, созданные по Его образу и подобию, сами призваны к творческой активности, в первую очередь в делах любви, – Бог вручил этот мир всем нам. От удельного веса людей доброй воли зависит здесь и сейчас очень многое: сообща творить благо и быть в этом солидарными куда легче, чем биться в этом в одиночку. А в одиночку любовь приводит разве что на Голгофу! Как и случилось с Богом-Словом воплотившимся.

 

Эта любовь, тем не менее, делает свое дело через людей доброй воли непрерывно. Но ее действие сродни росту мягкой травинки через асфальт. Как эта хрупкая травинка пробивает толщу этой человеческой жестокости, толстокожия? Это непостижимо. Это есть та самая Жизнь, которая побеждает и животворит подчас там, где этого не ждёшь.

 

Но в то же время так важно помогать этой Жизни, этой Любви утверждаться полнее со стороны каждого, живущего в этом мире! В этом и есть соработничество Слову, к которому все призваны. В этом, кстати, и состоит приближение Царства Бога, о которым христиане постоянно молятся: «Да приидет Царствие Твое!..»

 

Иисус говорил: «Воля же пославшего Меня Отца есть та, чтобы из того, что Он Мне дал, ничего не погубить, но все то воскресить в последний день» (Ин. 6, 39). Каждой весной после долгого периода небесной серости или земной окаменелой наледи мы предчувствуем это воскресение в пробуждении природы, как об этом свидетельствовали еще древние христианские писатели. Тертуллиан, например, писал в своем сочинении.

 

«О воскресении плоти»:

 

«Возвращаются зима и лето, весна и осень со своими силами, свойствами и плодами. Конечно, земля повинуется небу: одевает деревья после листопада, вновь окрашивает цветы, выращивает травы, производит те семена, которые приняты землею, и не прежде, чем они приняты. Удивительное дело! Из губительницы земля делается хранительницей; она похищает, чтобы возвратить, губит, чтобы сохранить, вредит, чтобы восстановить, истощает, чтобы приумножить. И действительно, она возвращает плодороднейшим и обильнейшим то, что уничтожила, обращает убыток в прибыль, отнятое — в излишек, утрату — в выгоду… Итак, весь этот порядок круговращения свидетельствует о воскресении мертвых. Бог запечатлел его в Своих делах прежде, чем в Своем Писании, проповедовал его могуществом прежде, чем Словом».

 

Об этом же и дальнейшие пасхальные песнопения, по прошествии первой Светлой седмицы:

 

«Днесь весна душам, зане Христос от гроба якоже солнце возсияв тридневный, мрачную бурю отгна греха нашего. Того воспоим, яко прославися».

Сегодня для душ весна, ибо Христос из гроба, как солнце, воссияв на третий день, мрачную зиму греха нашего прогнал. Его воспоем, ибо Он прославился.

 

(Канон недели Фоминой)

 

Вечную весну Воскресения в жизни будущего века мы пока только предвкушаем в ежегодном весеннем пасхальном ликовании.

 

Величаем Тя, живодавче Христе, нас ради во ад сшедшаго и с Собою вся воскресившаго!

 

Ада больше нет!

Об этом все тексты службы Великой Субботы. Если их и невозможно бывает услышать, то сейчас благодаря интернету любой может в них вчитаться.

http://azbyka.ru/bogosluzhenie/triod_postnaya/post7sb_u.shtml

 

Из похвал 17-й кафизмы:

«Жизнь, как Ты умираешь? И как во гробе обитаешь, но царство смерти разрушаешь и из ада мертвых воскрешаешь?»

 

«Содрогнулся ад, видя Тебя, Спаситель, Жизни Подателя, расхищающего его богатство и от века умерших воскрешающего».

 

«Страшный ад затрепетал, когда увидел Тебя, Бессмертное Солнце славы, и отпускал узников поспешно».

 

Из канона утрени:

Уязвлен в сердце ад, / приняв Пронзенного копьем в ребра, / и стенает, огнем божественным поглощаемый, / ко спасению нас, поющих: / "Боже, Искупитель, благословен Ты!"

 

Царствует ад, но не вечно, над родом человеческим; ибо Ты, Могущественный, положенный во гробе, живоначальной дланию расторг засовы смерти и возвестил сидевшим там от века истинное избавление, став, Спаситель, первенцем из мертвых.

 

Да радуется творение, / да веселятся все, на земле рожденные, / ибо у ада ненавистного отнята добыча; / пусть жены с ароматами Меня встречают; / Я избавляю Адама и Еву со всем их родом, / и в третий день воскресну.

 

 

Разумеется, это еще не догматика, это только церковная поэзия. Но откуда взялось эта догматизация ада в христианскую историю, уже на вероучительном уровне? В том числе от практического маловерия или просто неверия в Божию любовь, во всепрощение Христово. А тот, кто не верит, кто воспринимает Бога как мелочного прокурора или бухгалтера, подсчитывающего в течение всей нашей жизни всевозможные ошибки, за которые каждый даст ответ, к примеру, на будущих мытарствах и, тем более, в вечно продолжающихся муках, тот сам себя обрекает на ад этого неверия, причем уже в этой жизни, даже не в будущей. Но страх от совершения греха, от какой-то недолжной мысли или плохого душевного состояния нисколько не спасает от них и их не предотвращает! Спасает только приобщение к положительному, светлому и радостному, что есть в нашей жизни. Ад не существует с точки зрения Бога (как, впрочем, и не существовал и раньше) – он существует только лишь с точки зрения самого человека! Да, есть временный опыт ада как внутренней богооставленности, через который проходили даже великие подвижники веры. Есть также и временный опыт ада как личные муки совести, когда что-то сделано, но уже ничего не поправишь. Но это временное, преходящее состояние. Это скорее испытание, попущенное по тому же подобию, по какому оно постигло самого Иисуса сначала в Гефсимании, а потом на Голгофе: «Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?»… Иисус победил этот ад, пройдя Сам через него. И в этом – главное содержание всего Евангелия как РАДОСТНОЙ ВЕСТИ!

 

Но, к сожалению, многим представление об аде куда ближе, чем о рае. Ад был живописан во многих подробностях (взять, к примеру, Данте), тогда как рай - скорее весьма редкими и скудными словами. Здесь мы стоим перед следующим парадоксом: ада нет, поскольку Бог его не творил, но в то же время он вполне реален, поскольку сами люди его творят! И своими грехами (ненавистью, обидами, злостью, суетой, равнодушием и бесчувствием), и своими страхами (а тут уже вступает в силу воображение каждого и лепка Бога по образу и подобию грешных и капризных людей, сильных мира сего). Но в таком случае люди сами и попадают в тот ад, который себе же создали, но Бог здесь совершенно не при чем. Напомню еще воскресный тропарь: «Егда снисшел еси к смерти, Животе безсмертный, тогда ад умертвил еси блистанием Божества». И «ад, стеня, вопиет…».

 

Чем отличаются многие благочестивые современные православные от мытарей, блудниц и прочих отбросов общества, с которыми ел, пил и общался Иисус? Да хотя бы тем, что мало кто из современных по-настоящему верует в любовь и милосердие Бога, как веровали те, пусть даже не признавая Иисуса за Бога, а просто за великого человека, пророка (по иудейским представлениям, напомним, что Мессия должен быть простым человеком). Они шли к Иисусу, поскольку им просто некуда было больше идти. Они чувствовали, они знали, что Он их не осудит и не отвергнет, в отличие от самых религиозных людей того времени в Израиле, богословов и молитвенников! И они не ошибались в своем выборе и в своем доверии. А та самая вера, которую хвалил Иисус, как раз и заключалась в этом доверии Его словам и Ему самому: «Дерзай, чадо (дщерь)! Вера твоя спасла тебя». Не об этой ли вере было сказано Им применительно к будущим последним временам: «Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» (Лк. 18, 8).

 

И вот, примерно эти слова сказал я сегодня в конце богослужения (чина погребения). Батюшка, с которым мы вместе молились, иером. Александр, уже пожилой (за 60), заштатный, как и я, в прошлом ученый-физик, знавший о. Александра Меня и очень уважительно о нем отзывающийся, мне заметил: «Ох, отче, рискованно вы говорили – вас могут неправильно понять! Как же не бояться греха! Отцы наоборот говорили: «Бойтесь греха!». А так, у кого, например, вредные привычки, которые одолевают, да те же взятки, которые люди берут или дают просто потому, что уже иначе не могут, и перестанут тогда вообще с ними бороться, надеясь на милосердие Бога?... Да, внутренне мы может на это надеяться и для себя, и для других, но говорить об этом вслух – стоит ли?».

 

И тут же по окончании богослужения передо мной предстает одна интеллигентная дама немолодого уже возраста. И благодарит со слезами на глазах: «Спасибо вам за ваши слова! Я никогда не слышала ничего подобного!». И рассказывает о своем сыне, которого потеряла полгода назад в автокатастрофе. Он был не очень верующий, а она так боялась, что он ушел из этой жизни без покаяния и причащения! И пребывала в этих адских сомнениях, помимо того, что смерть сына какая же мать вообще способна перенести безболезненно и быстро… И вот мои слова вдохнули в нее надежду. Что ж – ради только этой женщины, я еще лишний раз убеждаюсь, что стоило сказать именно то, что я сказал!