ЧАСТЬ I. О сущности и причудах языка

«Народная» этимология

Такое впечатление, что люди до сих пор думают, будто у нас и «кухарка сможет управлять государством». По крайней мере, в вопросах языкознания «кухарки[2]«с достаточной наглостью высказывают свои безаппеляционные мнения.

Детские словообразования: гудильник (будильник), строганок (рубанок), копатка (лопатка), вызванные желанием как-то осмыслить каждое непонятное слово, типичны не только для малышей. Взрослые тоже пытаються заниматься этимологизированием: спинжак (пиджак), полуклиника (поликлиника), полусадик (палисадник)… Во всех этих случаях непонятные слова иностранного происхождения «исправлялись» и «подгонялись» под какие-то известные слова и корни: «пиджак» (английское — peajacket — «жакет из грубого сукна») превращается в «спинжак» (по связи со «спиной»), «бульвар» (французское из немецкого «Bollwerk» — «земляной вал») — в «гульвар» (по связи с «гулять»), «кооператив» в «купиратив» (по связи с «купить»).

«Кухаркам» кажется элементарным объяснить, к примеру, происхождение слова САЛЬНЫЙ – «жирный, лоснящийся от грязи» (сальный рукав, сальные волосы) принадлежностью к слову САЛО («жировое отложение в теле животного или продукт из этого вещества»). Но наука этимология не должна опираться на первые попавшиеся созвучия, ее задача учитывать все законы, имевшие место в истории родственных языков. И слово САЛЬНЫЙ восходит не к русскому слову сало, а к французскому SALE – «грязный, неприличный». Вспомните, прилагательное САЛЬНЫЙ аналогично французскому SALE: САЛЬНЫЙ (то есть неприличный) анекдот, намёк, шутка.

«Кухарки» уверены, что слово ЗОНТИК произошло от слова зонт, как столик – от стол, ротик – от рот. Однако, все наоборот - ЗОНТ происходит от ЗОНТИК – это усвоенное голландское слово zonnedeck – буквально «солнцепокрышка»; слово появилось при Петре I, а зонт – позднее, ввиду того, что конец слова переосмыслялся по аналогии со словами столик, ротик.

Автор глубоко убежден, что кухарка[3] должна кухарить, а управлять государством - специально обученные люди. Не депутаты или сотрудники КГБ, не жириновские или зюгановы, которых даже на должность управдома допускать нельзя, а Управители[4], адиминистраторы, хозяйственники, обученные профессионалы. Будь воля автора, он бы давно открыл в стране школу министров, отбирая туда талантливых ребятишек точно так, как в СССР отбирали в спецшколы талантливых физиков, математиков. И правитель априори не должен быть один, какое бы громкое наименование ему не давали. Что - первый секретарь, что - президент, что - царь, что – король: суть одна - беспредел и власть чиновников. Править должен коллектив профессионалов, среди которых обязательны люди с образованиями врача, педагога, историка.

Точно так же и для правильного этимологизирования часто бывает мало только лингвистических знаний, особенно когда в изменениях участвуют метонимии, основанные не на связи понятий, а на связи вещей. Тогда лингвисту приходит на помощь историк. Лингвист легко определит, что слово ЗАТРАПЕЗНЫЙ происходит от слова ТРАПЕЗА – «обед», «еда», (от греческого trapedza – «стол»), но почему оно синоним слов «захудалый», «второсортный», он не знает. На помощь приходит историк, знающий, что ЗАТРАПЕЗНЫЙ происходит не от слова трапеза, а от слова ЗАТРАПЕЗ или затрапеза – «дешевая пестрядинная ткань», изготовлявшаяся фабрикантом по фамилии Затрапезнов[5].

Слово порох когда-то означало просто ‘пыль’ или ‘порошок’. Это слово относится к старославянскому прах так же, как русское город относится к град, ворог — к враг. Слово стрелять давно не связано с представлением о стрелах, утеряно исходное глагола: ‘пускать стрелы’. Впрочем, этимологический анализ слова не ограничивается одним лишь установлением его исходного значения: следует насколько возможно восстановить всю «биографию» исследуемого слова, выяснить, какие фонетические и семантические изменения претерпело оно за время своего существования, установить, с помощью каких словообразовательных средств оно было сформировано.

Оставим право «петросянам» с умным видом толковать слова, под аккомпонемент смешливых пошляков и прочего «народа». Конечно, «голосистая» - шедевр юмора, а то, что «такасука- тёща по японски» - откровение». Иногда кажется, что недавние «одесские куплетисты» задали тон всей современной сатире и юмору. Не помню уж когда я списал фразу из статьи какого-то местечкового антисимита: «…Наша эстрадная сатира прошла большой путь от Райкина и Жванецкого до Петросяна и Степаненко. Героем Райкина был воинствующий хам, и он вызывал адекватные ответные чувства – отвращение и даже ненависть. Герои нынешних звёзд “весёлого цеха” – такие же или ещё более откровенные хамы, но они и изображаются, и воспринимаются с твёрдым убеждением: это не выродки, а нормальные люди, как все. Прежде народу предлагали посмеяться над быдлом, теперь народу объясняют, что он быдло и есть…». Так что в «деревне Гадюкино по-прежнему идут дожди».

Но это я опять растекся мыслями по древу.

Никто в наши дни уже не говорит: епанча, зегзица, тур, лепота… Но мы все-таки знаем, помним эти слова. Иногда общенародный язык сохраняет отдельные фрагменты, «осколки» старинных слов. Было когда-то в русском языке слово ПРЕКЫ «преграды». Память об этом древнем существительном сохранило наречие «воПРЕКИ». В словах неЛЕПый, неЛЕПость – отзвуки существовавшего когда-то существительного ЛEПота. Старинное числительное ТРИДЕВЯТЬ сохранилось в «сказочном» выражении «за тридевять земель».

А многие ли знают, что во времена Ивана Грозного сарафаном называлась мужская одежда? Родителем данного слова считается персидский язык, в котором оно обозначало «почетную одежду». В древнерусский язык слово «сарафан» пришло через тюркские языки. Сарафан[6] - в переводе с иранского это значит «одетый полностью»; в санскрите «сари» – просто «кусок ткани». Между иранским «сарафан» и «сари» слишком прозрачные аналогии. Хотя считается, что сарафан был прежде всего мужским костюмом, но некоторые исследователи полагают, что как таковой сарафан был сакральной одеждой, которой пользовались в свадебной обрядности и мужчины, и женщины. Сарафанный комплекс считался одним из символов веры и обычаев предков. В XIV веке сарафан могли носить воеводы и великие московские князья. Окончательной принадлежностью женского гардероба он стал лишь в XVII веке.

Кстати, народная этимология — это совсем не обязательно «этимология, возникшая в народе», а просто попытка использовать случайные сопоставления, вызванные простым созвучием слов. Классическим примером может служить сочетание «малиновый звон» (в значении «приятный, стройный звон колоколов»), ассоциирующееся с названием ягоды. На самом деле, оно восходит к наименованию бельгийского города Малин (Мехелен), где находится старинный собор, при котором имеется специальная школа звонарей, своеобразных «малиновских» музыкантов на колоколах.

Отношение лингвистов к народной этимологии зачастую скептическое. Вместе с тем, некоторая часть этимологизируемых народом слов иногда отражает реальные факты, к тому же народные толкования помогают пониманию специфики «языкового мышления» народа.

Более того, в эпизодах народной этимологии не всегда можно видеть результат невежества: в якобы полуграмотных образованиях порой сквозит усмешка, притворная простоватость. Это мастерски использовал Н. С. Лесков в своих многочисленных шутливых переделках слов, главным образом иноязычных: гувернянька (вместо гувернантка, в соединении со словом нянь ка), гульвар (объединение слов бульвар и гулять), мелкоскоп (из микроскоп и мелкий) и др. Словесные шутки, в том числе шутливые этимологии, можно найти в творчестве таких поэтов и прозаиков как Д. Минаев, Саша Черный, А. П. Чехов, А. Аверченко, Н. Тэффи, В. Маяковский, И. Ильф и Евг. Петров, Е. Шварц, известного переводчика Бориса Заходера, шутках наших современников М. Задорнова, А. Кнышева, М. Жванецкого. Так, например, существительное ДУМАКИ вполне лаконично отражает отношение народа к чиновникам думы, а ЖИРИК характеризует одного из думаков с народным пренебрежением. Но о депутатах в следующей статье. А пока лишь следует сказать, что малограмотные «знатоки», расшифровывающие, например, слово МИЛОРД[7], как милый лорд, не вызывают умиления. Воздатите кесарева кесареви и божия богови[8].

Завершая эти рассуждения, автор возвращается к истине о кухарках и Ленине, который всего лишь говорил о необходимости создания «социального фильтра», исключающего присутствие у рычагов государственного управления одних лишь господ с родословными или их родственников. В статье «Удержат ли большевики государственную власть?» он написал следующее: «Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством. В этом мы согласны и с кадетами, и с Брешковской, и с Церетели. Но мы отличаемся от этих граждан тем, что требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники. Мы требуем, чтобы обучение делу государственного управления велось сознательными рабочими и солдатами и чтобы начато было оно немедленно, то есть к обучению этому немедленно начали привлекать всех трудящихся, всю бедноту».

Между прочим, эти мысли актуальны и нынче, особенно в среде чиновников и партийных вельмож, среди которых почкованием размножаются депутаты и депутатики. Впрочем, сие не совсем согласуется с языкознанием, поэтому автор прекращает дозволенные речи.