В зимнем Петербурге. 1836 год

Внимая пасквилю, бездарность

Разносит отзвуки хулы

И, демонстрируя коварность,

Спешит на светские балы,

Где по велению фуршета

Клянёт лирический порыв

Преображенного поэта,

Его возвышенный курсив...

Хоть волочится тень невежды

В мундире зависти глухой,

Живы поэтовы надежды

Народной пляскою лихой.

***

Каждый раз, с наступлением ночи,

Дремлет старых часов циферблат,

И с моим дорогим одиночеством

У меня идеальнейший лад...

О, медлительность слов на бумаге!

О, запутанность мыслимых грёз!..

Написать,

как предаться отваге,

Зелье пить из улыбок и слёз.

 

 

***

Играет солнце; грязно тает

На улицах разрытый снег...

А.С. Пушкин

Эпиграф прости, пушкинист,

Из мною любимого тома...

Теряю исчёрканный лист

У громогласного дома.

В речениях превозносясь,

Живёт в этом доме коварство,

Вся пыжится прежняя мразь –

Во чреве раздутое барство.

Расшила подол киноварь

Символикой, всюду заёмной,

Чтоб ползал охально кустарь

По лживой и мрачной приёмной.

За льстивый намёк подадут

Всегда полагаемый кофе,

А то, что он – лишь атрибут,

Ему, как безбожнику, по фиг...

Виски разрывает строка.

Ах, надо бы отматериться

И выбраться из тупика,

Где восседает волчица.

Оскалы парадных дверей

Казались когда-то скромнее –

До встречи с коварством зверей

Рискованно мы не умнеем.

На улице пахнет весной,

Свистят и чирикают птицы.

От боли спешу головной

Присесть на скамью

и забыться.

 

***

Играя долго сантиментами,

Забыл про сонный циферблат

И вдохновенными моментами

Вне времени делиться рад.

Мне тень торшера косолапая

В ночи решается служить:

Тоску вчерашнюю облапила

И свет не просит потушить.

Я сочетать несочетаемость

Всю ночь пытаюсь напролёт:

Страстей телесных привлекаемость

И духа ангельский полёт.

За неуверенными строками

Во тьме толпятся времена...

Нравоученьями нестрогими

Пространство брызжет из окна.

Мирская благодать

В степи мирской, печальной и безбрежной,

Таинственно пробились три ключа…

А.С. Пушкин

Приму, как дар, случайные права

Клониться над живительным потоком

Глубокого речения пророка,

Где строфами стекаются слова

Из трёх неиссякаемых ключей,

Волнуемых родными голосами,

Утешен я неспешными часами

Таинственно разрозненных свечей.

Охваченные временем ключи

Младенчества, Восторга и Забвенья

Возвышенно до самоотреченья

Сливаются мелодией в ночи.

Легко покорно голову клонить,

Когда открыт немолчаливый Пушкин,

Свободу пить из деревенской кружки

И жажду пониманья утолить.

У памятника поэту работы

Скульптора М.К. Аникушина

Из питерских гульбищ милее

Мне площадь Искусств, где аллея

Раздвинута вечным порывом

Застывшего в бронзе поэта,

Где в звучном молчанье красивом

Он, словно наследник Тайгета,

Встречает двухсотое лето.

У Пушкина шаг молодецкий,

И я своим опытом чтецким

Озвучивать жесты решаюсь,

Как будто восторг романтизма

Возвышенно чревовещаю

И не нахожу укоризны

За вольность мою в артистизме.

Опустятся сумерки. В сквере

Фантазии новой поверю:

Поэты с Ахматовой спорят

У двери «Бродячей собаки»,

Где Хлебников яростно вздорит

С Есениным чуть не до драки,

Пеняя на юные баки.

Тогда ещё не был поставлен,

Как Феб в ослепительной славе,

На постаменте послушном

Служитель свободного слова.

Прости рукотворчество, Пушкин!

Но всё-таки памятник – повод

Склониться пред гением снова.

 

 

***

...Ищу ли женщину, с тоской

Смотрюсь ли в давнее былое...

Игорь Северянин

Только обнимаю тишину я

При свечах в гостиной без гостей,

Нервную, большую и живую,

Подставляю душу клевете.

Мой двойник над рукописью грезит,

Тяжело подсказывать в бреду –

Будто вновь слагаются поэзы

В девятьсот пятнадцатом году.

С площади сената

На статуи прекрасного собора

Наброшены зеленые плащи,

Дождь моет величавые опоры,

И купол шлёт по городу лучи.

Две площади –

два зеркала огромных

Помножили ночные фонари…

И мчится,

мчится от деревьев сонных

Петровский конь к рождению

зари.

 

***

Казалось, мир оглох,

когда слова слагались

Без опыта почти,

тревожно и неспешно.

Недавние стихи,

как первые,

давались:

Совсем не просто так –

мучительно, конечно.

А разве может быть

у вдохновенья

навык?

Оно лишь требует,

а сам ищи созвучья.

Кому писать легко,

тот не бывает правым

Пред силой языка,

что благодатно мучит...

Пытался много раз

сопротивляться звукам,

Но слишком звучен мир

для родового слуха...

Коль не читает сын,

записываю внукам

Недавние стихи

страдающего духа.

На родине Ершова

Розовощёкий, в зелёном кафтане,

Скачет июнь на Коньке-Горбунке.

Встречу разлук и прощанье свиданий

Праздную я на Ишиме-реке.

Как мне легко в наслажденье цветенья

С шорохом лета шептаться о ней,

Юности, звонкой от птичьего пенья,

Светлой от питерских жёлтых огней.

Кто бы подумал и кто бы поверил –

Четвертью века за праздник плачу.

Только не надо звенеть о потерях

Стольному лирику и лихачу.

Воспоминанья о Музе на Невском

Я раздарил берегам не чужим.

Пётр Ершов, посмотри с интересом,

Как отражает нас речка Ишим.

 

 

***

Казалось мне, что песня спета

Средь этих опустелых зал.

О, кто бы мне тогда сказал,

Что я наследую все это.

А.А. Ахматова

Когда страдальчески немею

Среди охрипшей болтовни,

Все сознаю, что не умею

Вписаться в каверзные дни

Самодовольного презренья

К народной песне вековой

О неслучайности творенья

Души, воспетой и живой.

Тогда перебираю честно

Страницы русских словарей

И от словесности небесной

Спешу к значению корней.

Цепляется за литер литер,

Толкнувши к прошлому меня:

Там роды, урожай, родитель,

Там род, там родичи, родня...

Народно Родина восходит

Породой радости в тиши,

Язык природы переводит

На голос родственной души.

 

***

…Но забыли мы, что осиянно

Только слово средь земных тревог,

И в Евангелии от Иоанна

Сказано, что Слово это – Бог…

Н.С. Гумилёв

Города исчезают и страны,

Человек не рождается снова.

Но бессмертием он не обманут,

Оставляя родимое слово.

Камни в прах рассыпаются ветром,

Умирают могучие кедры,

Но живёт измождённое Слово,

С буйным временем спорить готово.

Мы за тысячу лет настрадались,

Нас лишали и хлеба, и крова,

Сердце русича помнит скрижали –

Богом данное доброе Слово.

Нас Господь поднимает над миром,

Мы невежества рушим оковы,

Забываем царей и кумиров,

Сохраняя

свободное Слово.

 

 

Читая антологию лирики

А мне, скажите, в муках мысли

Найдётся ль сердце сострадать?

И.Ф. Анненский

Счастливые люди не пишут стихов,

Счастливые не рассуждают:

И где, и за что гнали их двойников

К последнему, смертному краю.

Прилюдье, надлюдье – как их не скрывай

Под плитами да под крестами –

Им нежную душу Господь даровал

И власть над людскими словами.

Ужели рождаются только затем,

Чтоб голос печальный оставить

Живущим, смеющимся радостно, тем,

Кто слышать не должен, но вправе?..

И надо понять, что из ста голосов,

Из сотни природных дыханий

Один оборваться до срока готов,

Одно не боится страданий.

Случайные встречи ликующих глаз

С тоскующим взором привета

Запомним. И скажем, что жизнь удалась –

Мы слышали голос поэта.

Ты нужен

Хоть о ком-нибудь, хоть по привычке

В дни отчаянья заботами живи,

Ненависть держи в узде приличий,

Не стараясь выдумать любви.

Обуздаешь собственные страсти

И утешишься, что не сгубил

В чьей-то жизни скромного участья –

Другом был, но жаль, что не любил.

В зимний сад знакомою тропою

Входишь отмолчаться в тишине.

Ты один. А звёзды над тобою

В отдалённом отражаются окне.

 

 

***

Все разошлись. А ты со мной осталась,

Закрывши дверь в разлуку на засов,

Насмешница любви,

сердечная усталость,

Забавница моих

продлённых вечеров.

Свободен край стола у книжной полки,

Из рукописей выберем одну

И будем спор вести,

размеренный и долгий,

По сумраку легко

скользнувши в тишину…

Тоскою до утра отшелестела

И вырвалась в открытое окно

Мучительницей Муза,

в рукопись умело

Плеснула вместо строк

чернильное пятно.

 

 

***

Душа моя извечно не спала,

Я знаю: спать она не может

И ночью тело сонное тревожит

Разгадкой тайн, которым нет числа.

Ах, тяжела душе земная власть,

Когда дневные тени всюду виснут,

И вековечность вымыслов и смыслов

Телесную смущает ипостась.

Душа, как богородный поводырь,

Прощать умеет грешную зевоту,

Влечёт меня к божественным высотам –

Там ангелы взирают на Сибирь.

Лунатиком на несколько минут

Лечу за грань уснувшего творенья,

Распутывать дневные заблужденья,

Хотел бы дольше – занят Абсолют.

Послушно заполняются дела

Привычкой, опытом и разуменьем…

Но в поиске всевышнего мгновенья

Душа моя извечно не спала.

 

 

***

…О слёзы людские,

Льётесь вы ранней и поздней порой.

Ф.И. Тютчев

Видишь, сосны качаются тощие,

Низкий ельник вдали приуныл…

И сговорчивей буду, и проще я,

Если только достанет мне сил

На безумную нашу работу,

На угрюмое это житьё:

То о будущем гложет забота,

То прошедшее злит бытиё.

Тихо плачут берёзы надрезами,

Как стихами – поэты мои.

Лживый критик назвал их нетрезвыми,

Будто сам их слезами поил.

Хороша и дорога убогая

К пониманию русской души.

Антология* – не онтология** –

Делать выводы, друг, не спеши.

Накопи этих сборников таинства,

Полюби этот тайный пейзаж –

Не узнаешь слияния, равенства,

Но его, как себя, не предашь!

* Антология (греч., букв. – собрание, букет цветов) – сборник

избранных лирических сочинений разных авторов

** Онтология (лат. от др.-греч.) – в идеалистической философии

учение о бытии, об основных началах всего сущего

 

 

***

К рассвету так приблизился закат,

Что даже полдень поводом жестоким,

Как неказистый сумрачный плакат,

Колышется в проёмах тусклых окон.

Уж было много раз осуждено

Такое состояние погоды,

Когда сливается в тоскливое пятно

Родное многоцветие природы.

В такие дни переиначить быт

Художники поэта обучали,

Но скромный опыт всякий раз забыт –

Мне оставалась музыка печали.

Отрадно на божественном верху

Хор ангелов тревожит мрак воздушный:

Еще не время робкому стиху,

Тоскуй, поэт, и молча небо слушай.

В напеве различим едва-едва

Негромкий голос матушки любезной:

По воле Господа рождаются слова

И в судный день сгорят или воскреснут.

Лишь благодатный свет на райский сад

Легко в священной музыке нисходит –

В рассвете растворяется закат,

Что ежегодно отражается в природе.

Дождаться. И до срока не роптать

На зимний день и мрачную погоду…

Впишу цветными красками в тетрадь

Стихов предвосхищенье: С новым годом!

 

 

***

В дебрях памяти блуждая,

Я зазубрины считаю –

Сто зазубрин –

Сто обид

Помнят слезы,

Помнят стыд.

Сто зазубрин за успех –

Незаметные для всех.

 

 

***

Ни славы мне не надо,

ни наград,

Но сызмальства я дорожил

свободой.

Сто раз плевать,

что пухлый ретроград

Клянётся вымыслами

принародно.

Я слишком знаю нищету избы

И благодать, что пролетала мимо,

Мне никогда подачек не забыть:

Их ждать и брать –

равно невыносимо.

Дай, Господи, возможности помочь

Хоть чем-нибудь в терпенье раскалённом

Голодным и раздетым в злую ночь,

Наполненную стариковским стоном.

 

 

***

Торжище раскинуло рекламы:

Все вокруг меняют, продают...

В закутке торговой панорамы

Выбираю временный приют.

Что тебе, взыскательный читатель-

Потребитель, я могу вручить?

Только то, что передал Создатель

Мне по звёздной музыке в ночи.

Между низким стилем и высоким

Эти звуки, будто певчих птиц

Собирал в предутренние строки

В клетки не звучащие страниц.

Чувства на святой кусочек хлеба

Обменяй же, сострадатель, мне,

Чтобы сил хватило выйти в небо

Словом о Ларьякской стороне.

 

***

...И мне не виден, мне невнятен

Мир, утопающий в грехах.

Н.С. Гумилёв

Обидой и совестью всем заплачу,

Сорвавши страницы знакомства –

И видеть,

и слышать,

и знать не хочу

Календари вероломства.

В январскую стужу впущу ночевать

Озябшую пьянь и паскуду,

А утром пойду рядом с ней бичевать,

Не постарею покуда.

И кто из нас чище и кто погрешней –

Вы можете спорить в уюте...

А мы, обезлюдевши, будем нежней

И человечней по сути.

 

***

Время течет через душу,

Если хотите – сквозь сердце.

Сперва оживляет, как сушу,

А после – изранит…

И дверца

Последней захлопнется хаты,

И други гвоздями забьют –

Хоть бедным ты был,

хоть богатым –

Твой узкий и низкий приют...

Тогда, уже прошлым играя,

Ты сам через время пройдешь,

Пока тебя не потеряет

Спешащая вслед молодежь.

И пусть через сердце,

сквозь душу

К мальчишке шестнадцати лет

На первой ненужной пирушке

Пробьется твой добрый привет.

 

 

***

…И думаете Вы еще: зачем

В мое окно стучаться светлым пepcтнeм?

М.И. Цветаева

Поделим всю кручинушку

под песню у свечи.

Друг другу мы, Маринушка,

о правде не смолчим.

Уж лучше жизнь морила бы

на хлебе и воде,

Чем разводить с любимыми

среди чужих людей.

Нам сытости не хочется...

Судьба, как будто гвоздь,

Вбивает одиночество

в сердца.

Но оба – врозь.

Мы, запрокинув головы

под иней на заре,

Забыли жизнь веселую

в прошедшем январе.

Что в юности теряется,

то не горит дотла...

И где-то повторяется:

«Печаль моя светла!»

 

 

***

И я затянут

Лентой млечной!

Тобой обманут,

О, Вечность!

А.А. Блок

В том одиночестве последнего дождя,

Читая для себя написанное в прошлом,

Изнемогать, надеяться, блуждать

И спотыкаться в царстве ложном

Так хорошо, как после сна иль шока

Принять за счастье долгие теченья

Страдания, изгнания порока,

Непониманья гнева и забвенья…

Стоп-кадром кинолента прошлых лет

Фиксирует сознание не зря:

Седой король по-прежнему валет,

Когда горит последняя заря…

Дождь при морозе обратится в снег,

И удивляться этому не надо –

В обмане забытья и в правде нег

Воспоминаний кроется досада…

Бессмертье юности отпраздновать нельзя

И горевать о прожитом смешно.

Замёрзнет – высохнет последняя слеза

О том, что было, не было давно.

 

 

***

И какое тебе дело

До моих черновиков?

Слушать мненья надоело

Социальных знатоков.

Ночь разглядывать по звёздам

без посредников учись.

Это мир людьми не создан –

мы лишь вписываем жизнь

Отраженного величья

В Божий подлинник красот.

Пусть её, как голос птичий,

Ветер вольности несет.

Нам прощаются изъяны

Отражающей волны,

Слова с острова Буяна

В океане тишины.

В зрелости

Понимаю – года на убыль,

Но не верится самому:

Каждый год, как последний рубль,

Не хранится в моём дому.

Каждый брошенный мною возраст

Не приманивал средних лет,

Проживал нелегко, но просто,

Без лихих и больших примет.

Отчего же душе тревожно,

Что друзья и враги подряд

Распродажу стихов итожат

И о прожитом говорят?

Эхом странного полусходства

Возвращаются голоса

С отдалённого стихотворства

На торжественных полчаса.

Популярностью перекормлен,

Неожиданно нарасхват –

Я спешу возвращаться к норме

Расточительства, коим рад

Обозначивать в доме убыль

Полноводной судьбы-реки...

Я последний потратил рубль

На бумагу, что ждёт строки.

 

 

***

Опять у скважины замочной

Дежурит пошлая наёмница.

А мы вдвоём сегодня ночью:

В моих любовницах – бессонница.

Объятья трудно разжимаю,

Сажусь напротив при свечах.

Все пересуды забываю,

Судьбой пытаюсь отвечать.

А утром рукописи в клочья

Рвать помогает мне бессонница...

С кем я развратничаю ночью,

Кто хочет завтра познакомиться?

Радуница

Звонких строк плохого каллиграфа

Торгашам понять невмоготу –

Глухи дегустаторы метафор,

Близоруки,

чтобы высоту

Различать над схемами событий,

Высоту над глубиною вод,

Из которых никогда не выйти

В прошлое, что пониманья ждет.

Над определеньями потоков

Времени и рек у берегов

Лишь поэты вырваны до срока

Из толпы ведомых дураков.

Слышат их лишь старики да дети,

Приближая слабости свои

К рубежу поэтовых столетий,

Где есенинские плачут соловьи.

В день рождения

Рассмеши меня, удача,

Рассмеши. А то тоска,

Как слепая незадача,

Больно тычется в бока.

Ни налево, ни направо

И вперёд идти нельзя?..

Ах, не пятиться же, право,

Самому себе грозя?

Не укрою, не запрячу

Ожидание своё,

Только год за годом трачу,

Ибо силушку даёт

Ветер снежного покрова

Полноводных наших рек,

Ветер ягодного зова

Позолоченных засек.

Не смеши меня, удача,

Не смеши, оставь. Пока

Все долги не отбатрачил

У родного говорка

На вечёрочке запевной,

На покосе, в обласке,

Посреди родной деревни,

В полусонном сосняке...

В новое тысячелетие

Из холодов живительною влагой

Рванётся Обь к таёжным берегам,

И в новом веке доброты и блага

Югорский бубен наиграет нам

Священных мест отеческие ритмы,

Что пращуров угодья вновь щедры…

И будем искренне благодарить мы

Радетелей спасения Югры.

Тепло сердец защитников природы

Согреет всех на сквозняке борьбы –

Навстречу солнцу радостные всходы

Потянутся под небом голубым.

И после жесточайшей непогоды,

Бесстыдной смуты, варварства угроз

Многоголосые угорские народы

Вольются в хоровой апофеоз.

И в торжестве российской благодати

Обской волне листать у берегов

Страницы древности, что не утратим

В хантыйском быте возле очагов…

Питявэла*, возвышенная ныне

Судьба охотников и рыбаков,

Раскрашенная, будто белый иней,

Ларьякскими орнаментами строф!

* Питявэла (хант.) – здравствуйте

Верность добротолюбию

Невроворот у сердца добрых дел.

Но бесноватый тешится подельник:

Всё на земле имеет свой предел,

Лишь подлость человечья беспредельна.

 

Сопутники, сопутницы мои

И в прошлом и в сегодняшнем движенье

Не под жестокостью лженаучений -

Всегда под напряжением любви.

 

Всё на земле имеет свой предел,

Но есть единственная беспредельность,

Куда Господь стремиться повелел,

Чему поэты сохраняют верность.

 

Соавторы любви

Декабри да январи

Разных лет соединяя,

Промолчи, не говори,

Что года людей меняют.

Уверяй меня в любви,

Повтори, что грешным летом

Меж любимой и поэтом

Были встречи половин.

Пусть под пишущей рукой

Слишком много умолчаний,

Ждущих каждою строкой

Пояснений, примечаний,

Будто трудно в новый раз

Объясняться бестелесно

Или рваться в неизвестность,

Где разлука удалась.

Не бывает слишком поздно

За строкой строку писать

На стекле окна морозном

Или в теплую тетрадь,

Если даже за двоих

Предугадываю чаще

Текст любви самотворящий,

Непонятный для других.

 

 

***

Четверть века назад

на брожении сил

Молодецки мечты раззадоривал,

Будто звонко не пел,

будто вовсе не жил,

А ленивое время пришпоривал.

У хантыйского чума

мне русская мать

Подарила тетрадь и чернила

И просила свой

почерк не искажать,

Благочестию строго учила.

Что мне выверты хама,

невежды, враля,

Гневный пафос напудренной дуры?

Пусть они графоманскую страсть

утолят

На обочинах литературы.

Торопился любить

и не жил без потерь,

Был утешен лирической речью

Как прилежный школяр

европейских манер

И наследник российских предтечей.

Вскачь летел от распахнутых

в город ворот,

У села притормаживал вежливо,

Будто в смутное время,

смущая народ,

Старомодное время удерживал.

Путник

В одном кармане крошки хлеба,

В другом – обычная дыра,

Есть у него большое небо

В дымах безлюдного костра.

Когда он вышел на дорогу

Забот, несчастий и надежд?

Когда покинул он берлогу

Во зле отъевшихся невежд?

Дожди осенние глотает,

Не проклинает никого...

И не спасает, только тает

Мечта прекрасная его.

Среди нас

...И тихо книгу перелистывай,

Впиваясь в зеркало теней.

А.А. Блок

И торжествующе, и тяжко

Живет на Родине поэт,

Белее дня его рубашка,

Чернее ноченьки жилет.

Услышав солнечные блики,

Разглядывая тишину,

Пьет в царстве музыки великой

Языческую старину.

Цвета и звуки смысловые

Осознаются раньше слов,

Приюты духа кочевые

Ему милее городов.

На романтических поверьях

То близок людям, то далек,

При обязательных потерях

Он бесконечно одинок.

 

***

...Быть может себя самого

Я встретил на глади зеркальной?

А.А. Блок

Черновиков стремительная смена,

Поспешность эха в развороте строк,

Как напряжение по вздутым венам,

Желаемого воздуха глоток,

Мучительны всегда. И наизусть

Их заменяет трепетная грусть.

Поэт имеет право ошибаться

В желании наш опыт обновить,

От прожитого некуда деваться,

Но молимся возвышенной любви,

Где строфы блага именуют путь,

С которого не хочется свернуть.

Когда б Его игра с черновиками

Была сильней исконной немоты,

Почаще бы овладевала нами

Гармония добра и красоты,

Где слабым придыханьям не бывать

И страшной тьмою красок не смывать.

Поклонимся поэтовой гордыне

За дерзкую энергию мечты,

Что и ласкает, и пугает ныне

Пред вялой неизбежностью черты

Обыденного слова. Наизусть

Читает Блока будущая Русь.

 

 

***

От пошлой скверны, тяжести раздоров

Хранит меня забота земляков

И в торжестве отеческих просторов,

И в буднях материнских берегов.

Душе мятежной большего не надо

(Хоть в помыслах житейских не простак) –

Мне памятна церковная ограда

У пристани с названием Ларьяк.

Избавил Бог склоняться перед властью

За мнимый отблеск звёздных эполет,

Выпрашивать обыденного счастья

На Родине шестой десяток лет.

И оттого за скромною победой,

Вне примитива массовых потех,

Живу легко. И тихою беседой

Не выдаю служенье за успех.

Избавил Бог судьбу от лихолетья,

А в мирном мире стыдно быть рабом…

За то, что выучен свободно петь я,

Благодарю Ларьяк и отчий дом.

 

 

***

Люблю я полночь на остатке

И на излете полдень каждый.

Не привыкая жить в достатке,

Ценю, что не дается дважды.

Неповторимо бытованье,

Река меняет отраженья –

И чудно каждое дыханье

От самоценного рожденья.

Пусть не кончаются невзгоды

Сегодня, как вчера и завтра,

Но я – не баловень, не лодырь,

Судьбы не безымянный автор.

Сам выбирал и выбираю

Тревожный возглас откровений,

Шаги подсудные по краю

До превосходных сожалений.

Когда зерно любви окрепнет

В безгрешном чреве поднебесной,

Припомню деревенский лепет

Еще до голоса, до песни.

Дай Бог, любить остаток жизни

И все, что память пролистала –

В недавних помыслах Отчизны

Мне ошибаться не пристало.

Элегия чужой весны

Испарины на окнах замерзают,

Немыми звёздами становится капель,

Но я причуды заморозков знаю,

Которыми балуется апрель.

Прижму к виску застывшие слезинки –

Не ждать преображенья белизны,

Когда приходят тихие зазимки

Спокойным отраженьем седины.

 

Под звуки дождя

Тебя внепесенная новость

Не возвратит к былому лету,

Зачем бессмысленную совесть

Наивно предавать куплету?

Меня всё громче с каждым днём

Зовут осенние приметы

Туда, где мы не допоём

Свои весёлые дуэты.

Любви сезонной не бывает,

И видимо другое чувство

Нас друг от друга отрывает

Под листопадовые хрусты.

Струятся к совести рыданья –

Обиды звучного наречья:

Дождь, листопад, воспоминанья –

Как наказанья за беспечность.

«Ритмы времени в рифмах судьбы»

***

Еще бы надо выйти через год

На перелом железного столетья,

В первоянварский выйти перелет,

Чтобы принять пятидесятилетье.

Еще бы надо, кроме пустяков

И кроме посерьезневшего пенья,

Как водится у здешних мужиков,

Набрать в дороге вечного терпенья.

Еще бы надо выплеснуть тоску

Из дорогой нестариковской фляжки,

Покуда женщин радовать могу

И восхищаться неказистой пташкой.

Еще бы надо год.

А там легко

Приму чужие каверзы в награду

За то, что с детства шлялся босиком,

Неосторожно жил и больно падал.

Еще бы надо у родной земли

Касаться неба, вылетев из мрака,

Чтоб не напрасно люди нарекли

Поэтом всем известного Ларьяка.

Владимир Мазин

***

Ну что ж, пускай опять обманет

Тропинка посреди невзгод.

И промелькнет, как на экране,

Дурных сюжетов длинный год.

Плутания необходимы,

Когда никто не знает путь,

И снова негде нелюбимым

Пред Рождеством передохнуть.

Сквозняк бурчит по перекресткам

Опять недобрые слова,

А я заплаканным подростком

Ищу родства, как волшебства.

«Ритмы времени в рифмах судьбы»

Комедиант

Надев рубаху наизнанку,

Из дома выйду спозаранку.

Подставлю ветру две щеки,

Чтоб охали клеветники.

Пусть солнце жарит большаки,

Пусть изорвутся башмаки,

В пыли, в грязи пройду полмира

И стану шутовским кумиром.

Артисту на дороге вольной

От равнодушия лишь больно.

И, чтоб о доме не скучать,

На эхо буду я кричать

И корчить рожи над водой,

Не замечая, что седой.

Чтоб пересиливать вражду,

Я сочиню белиберду.

У всех насмешниц на виду

К чужим воротам подойду,

Начну притворно выть и охать:

Впустите на ночь скомороха.

 

Возвращайся

 

Были поиски друга

И бездомье безденежье...

Возвращайся по кругу –

Ну куда же ты денешься?

У врагов не гостят,

Не врачуют униженных...

Виноватых простят –

Возвращайся, обиженный!

Если сплетни звучат,

И обида – икотою...

Не руби сгоряча –

Не прощайся с работою.

Что нам взгляды вослед,

Пересуды нечестные?

Нас спасает от бед

Очищенье бесчестием...

Эх, беда-голова,

Что же в омуте маяться?

Будет правда права,

Жизнь ещё не кончается.

Ночи слишком тихи

После дней унижения...

Напиши мне стихи

О твоём возвращении.

 

 

Прости-прости

Среди рябиновых шаров

Похожи листья на ладони,

Тоска по скорости ветров

Нас неожиданно затронет.

Осенний день. Осенний луг.

Осенних ливней пересказ:

Не мы уходим от подруг,

Уходят женщины от нас.

И ничего не изменить,

К зиме готовится природа.

Но – глупо – хочется винить

За расставанья время года.

Прощальный взмах усталых рук,

«Прости-прости» – в последний раз...

Не мы уходим от подруг,

Уходят женщины от нас.

Владимир Мазин

***

Меняем

вихрастое золото

На отсвет белёсой луны.

Вчера –

так беспомощно молоды,

Вчера –

безрассудно юны.

Сегодня опорой надменною

Стоим возле новой родни

И зрелостью платим

разменною

За слишком разумные дни.

«Ритмы времени в рифмах судьбы»

***

Уходит. И никак не удержать.

Весна уходит через лето в осень.

Напрасно уходящей возражать –

Уйдёт, оглянется и бросит

Всё, что держали в комнате ночной,

Что припасали на зиму в комоде.

Решать не нам, а только ей одной,

Конечно же, одной – не при народе.

Ни мне, ни нам любви не удержать,

Она с избытком отдана для сплетен.

Напрасно пересудам возражать,

Хотя могу кому-нибудь ответить.

Важнее перемены – Новый год,

В котором иней блеском разукрашен…

Отмолодится бурно да свернёт

На прошлое от возражений ваших.

Владимир Мазин

У вахского обрыва

Под облаками спят холмы

Над водами реки родимой.

Я знаю, что неповторимы

Те дни, когда по Ваху мы

Катали в обласках любимых.

Из-под слабеющих корней

Всё громче сыплется песчаник,

А тенью рослою печальной

Скользит остаток тихих дней

Сосны моей сентиментальной.

«Ритмы времени в рифмах судьбы»

Судьба

Золотою стрелой отражается

Серп луны в синеватой воде.

Тени сосен в прохладе купаются... –

Ни моторок, ни птиц, ни людей.

Ветру волны легко перелистывать,

Как страницы альбома цветного,

И тихонечко песню насвистывать,

И молчать, и руладничать снова.

Край озёрный, морошкой окрашенный,

Колыбель моя в хвойной глуши,

Где твой сын с золотыми кудряшками,

С нескончаемой песней души?

Чёрно-белые воспоминания

На тяжёлых страницах картона

Ему видятся.

Всё назидания:

Доброта,

молчаливость,

влюблённость.

Владимир Мазин

***

Все выжато – ни капли не осталось,

Все выжито, но хочется дышать.

Вошла во плоть вселенская усталость,

И по эфиру мечется душа.

Иссохла почва, ветры раздувают

Бесплодные желания дожить,

И неживой водою обмывают

Два зернышка холодные дожди.

«Ритмы времени в рифмах судьбы»

Ноктюрн

За тучами скрывается луна,

Иду, бреду по городу ночному.

Душа моя тревогою полна,

А свет во тьме летит от дома к дому:

То горя свет бьет в черные одежды

Или лампада счастья в тишине?

По улице с неясною надеждой

Иду навстречу искренней весне.

Какие люди зажигают окна?!

Их свет надежней пятен фонарей.

Ветвей нераспустившихся волокна

Деревья тянут к зелени дверей.

Я под дождем с заветными огнями

В прохладной мокрой северной ночи

Беседую, как с лучшими друзьями,

И наш ноктюрн по-старому звучит.

Не знаю, что случится завтра с нами,

И сердце предболезненно стучит,

Когда весна разносит ночниками

Свои по Нижневартовску лучи.

Владимир Мазин

***

В балке накурено и душно,

А в двери лезет ветерок.

Закинув руки под подушку,

Ты молча смотришь в потолок.

Приёмник хриплым многословьем

Про счастье душу бередит...

Неразделённая любовью

Бездомьем юность догорит.

Возьми из пачки «Беломора»

Успокоения чуток.

Обидно – ты построил город,

А сам имеешь закуток.

Скучает детская игрушка

По романтической судьбе,

И долго стонет раскладушка,

Мешая выспаться тебе.

«Ритмы времени в рифмах судьбы»

Счастливая

Когда на небе вызревают звезды,

Когда в Оби купается луна,

Автобусом

уже последним, поздним,

В общагу

возвращается она.

Вахтерша по привычке буркнет:

«Здрасьте»,

Девчонки спросят: «Обещал жениться?»,

И полуночным выдуманным счастьем

Начнет она неискренне хвалиться…

Ровесницы детей балуют в гнездах,

С любовником спит верная жена.

Всю ночь на небе

вызревают звезды,

Всю ночь в Оби

купается луна.

Владимир Мазин

Ты пока что незамужняя

Преображаюсь к новолунью

Со всеми рядом и ни с кем

И душу – тихую певунью

Раскачиваю в гамаке.

Ей не до сна: пока есть время

Измучивать холостяка,

Жених твой до полудня дремлет,

И ты не замужем пока…

В чужие вглядываюсь лица,

Но за тобою суждено

Идти, бежать и волочиться,

Чтобы пропеть всегда одно

Тобой неслышимое слово,

Истомой рвущее гортань:

«Люблю!».

А ты почти сурово

Советуешь мне:

«Перестань

Терзаться о чужой невесте,

Ищи цветок в другом саду»…

Ах, почему же мы не вместе

В весеннем пагубном бреду?

Преображаюсь к новолунью

Со всеми рядом и ни с кем

И душу – тихую певунью

Веду, как прежде, по тоске.

«Ритмы времени в рифмах судьбы»

***

Восхищению рад

Пред картиною Бога:

Киноварью закат,

Белизною дорога,

И лазурь высоты

Опустилась до края,

Где восторг красноты

В горизонте играет.

Фантазёр и певец,

Безотцовщина ранний,

Непокорный юнец

Не ценил прилежаний.

Не считая затрат

Небогатого детства,

Мастерил самокат –

Быстроходное средство.

Колыханье зари –

Ожидание встречи!

Над сугробом парил,

Взявши звёзды на плечи.

Так бывало во сне,

Наяву – достижимо

Быть всегда на волне,

Удивляя любимых

Одержимостью сил

В ожиданье открытий.

Я тогда не носил груз

Позорных событий...

Киноварью закат,

Белизною дорога...

Детский мой самокат,

Прокати хоть немного!

Владимир Мазин

Кому верить?

Еще скрипят номенклатуры перья,

Но дешевеют громкие слова –

Звенит над Русью вражья тетива,

Идеи превращаются в поверья.

От боевой многоязычной славы

Отмыться хочет гордая страна,

Когда во лжи разносится слюна

Запойных банщиков Державы.

Обломаны на веники берёзы,

О лживой русскости горланит