Введение. Приближение катастрофы

 

 

В середине июля 1936 года началась гражданская война в Испании. К концу сентября генералы, поднявшие мятеж против правительства республики, одержали значительные победы. Используя в качестве опорной базы Испанское Марокко, они заняли значительную территорию в южной части Испании, обеспечили себе прочные позиции вдоль португальской границы, а также на севере Испании. Наспех сформированные правительством войсковые соединения терпели одно поражение за другим. Мятежники приближались к Мадриду, и испанская столица оказалась под угрозой окружения. 28 сентября мятежники выручили свой гарнизон в Толедском Алькасаре, продержавшийся семьдесят дней; казалось, что перед ними открыт свободный путь к столице. Генерал Франко бросил свои силы на Мадрид; войска двигались на город с юга, юго-запада, запада и северо-запада, в общей сложности четырьмя колоннами.

 

Именно в эти дни, 1 или 2 октября, один из наиболее видных генералов, командовавших войсками мятежников, Эмилио Мола, выступил по радио. Угрожающе обрисовав боевые действия, развернутые четырьмя колоннами, он добавил, что наступление на правительственный центр будет начато пятой колонной, которая уже находится внутри Мадрида.

 

В ответ на это выступление орган компартии Испании газета “Мундо обреро” писала 3 октября 1936 года: “Предатель Мола говорит, что бросит против [42] Мадрида четыре колонны, однако начнет наступление пятая колонна”{7}.

 

В августе и сентябре Мадрид уже был полон слухов о том, что в стране действуют предатели. Фактические или подозреваемые сторонники Франко арестовывались тысячами; коммунисты, социалисты и анархисты систематически составляли и корректировали списки подозрительных лиц. Каждое утро на улицах можно было найти тела десятков жертв, убитых ночью. И все же казалось, что опасность, угрожающая изнутри, никогда не будет устранена полностью. В августе стояла сильная жара, однако никто не смел насладиться вечерней прохладой: выходить на улицы было слишком опасно. “В некоторых, чаще всего богатых кварталах с крыш внезапно раздавались выстрелы; таинственные автомобили неожиданно появлялись из-за угла, звучали короткие очереди из автомата, и автомобили исчезали”{8}. Отовсюду ползли слухи, что дело республики гибнет; казалось, что кто-то систематически занимается их распространением. Вот почему случайное высказывание генерала Мола лишь подтверждало тревожные предположения: очевидно, Франко имел поддержку пятой колонны, организованной в самом Мадриде.

 

“Чувствуются ее коварные махинации… Она является тем врагом, которого нужно уничтожить немедленно!” - восклицала Пассионария{9}. Вскоре начались повальные обыски Начиная с 8 октября было арестовано значительное число офицеров, как уволенных в отставку, так и находящихся на службе; арестовывали тех из них, кто не пользовался достаточным доверием. К населению беспрерывно обращались с призывами проявлять бдительность, предостерегали “против шпионов, паникеров, пораженцев, против всех тех, кто, запрятавшись в свои [43] норы, ждет приказа о выходе на улицу{10}…против quinta columna facciosa”{11}.

 

Во второй половине октября термин “пятая колонна” стал широко использоваться испанской республиканской печатью, в особенности газетами левого лагеря. Кто впервые произнес эти слова, об этом уже наполовину забыли; не прошло и двух недель со дня выступления генерала Мола по радио, как одна из мадридских газет приписала авторство генералу Кейпо де Льяно, а корреспондент лондонской “Таймс” - генералу Франко. Содержание термина продолжало оставаться неопределенным, однако это не препятствовало, а скорее способствовало его широкому применению. Разве он не служил хорошим прозвищем для неуловимого противника? Страх перед таким противником был настолько велик, что неосторожно оброненное генералом Мола выражение немедленно приобрело эмоциональный оттенок и силу. Случайная словесная комбинация “пятая колонна” стала определенным понятием, словно народ только и дожидался появления подобного термина{12}. Он применялся иногда наряду с другими терминами, такими, как “троянский конь”, “нацинтерн”. Потом о нем как будто забыли. Но в 1940 году, когда весь Западный мир оказался охваченным пожаром, о нем вспомнили вновь. И это не случайно.

 

В термине “пятая колонна” была определенная потребность. Он был необходим не только в республиканской Испании, но и за ее пределами. Он нужен был людям, которые в течение почти четырех лет чувствовали, что и сами они находятся под угрозой со стороны тех сил, которые поддерживали Франко, то есть со стороны [44] национал-социалистской Германии и фашистской Италии.

 

Еще до того, как этот термин получил широкое распространение, действия людей, причисляемых теперь к пятой колонне, вызывали тревогу в ряде стран. В государствах, лежащих вокруг Германии, уже имели место случаи, когда немецкие агенты, нарушая границу, расправлялись с политическими противниками гитлеровского режима. Особое внимание привлекло убийство видного ученого Теодора Лессинга в Мариенбаде (Чехословакия) в августе 1933 года. В этот же период в Австрии, да и за ее пределами большую тревогу вызывали насильственные акты австрийских национал-социалистов, направленные против австрийского государства. Здесь одно преступление следовало за другим; не проходило недели, чтобы какой-нибудь сбежавший из Австрии лидер национал-социалистской партии (в Австрии эта партия была запрещена) не выступил перед микрофоном одной из немецких радиостанций, призывая австрийский народ к восстанию против правительства Дольфуса. 25 июля 1934 года, через какой-нибудь месяц после того, как весь мир с отвращением наблюдал за расправой Гитлера над многими из его бывших сторонников и некоторыми старыми противниками, австрийские нацисты пытались осуществить путч в Вене. Мятежники потерпели неудачу; однако успели покончить с австрийским канцлером. Раненый Дольфус умер, истекая кровью. Ему не оказали никакой медицинской помощи и даже не допустили к нему священника.

 

Что же творилось в самом сердце Европы? Что за нравы джунглей там утверждались?

 

Многие за пределами Германии не слишком затрудняли себя выяснением вопроса о том, действовали ли венские мятежники (вроде Планетта и Хольцвебера) по прямому приказу из Берлина и Мюнхена. Однако причастность германского рейха к мятежу была совершенно очевидной. Иностранные корреспонденты, находившиеся в немецкой столице накануне венского мятежа, слышали о том, что в Австрии что-то готовится. Через несколько дней после путча они показывали друг другу экземпляры немецкого пресс-бюллетеня (“Deutsche [45] Presseklischeedienst), выпущенного 22 июля 1934 года, то есть за три дня до событий в Вене. В нем уже имелись снимки, изображавшие “народное восстание в Австрии”. Там же сообщалось: “В ходе боев за дворец правительства канцлер Дольфус получил серьезные ранения, приведшие к смертельному исходу”.

 

Скрупулезная немецкая организованность! Еще не успели зарядить револьверы, а текст к портрету жертвы уже был отпечатан.

 

Мятеж в Австрии, - возможно, наиболее очевидный, но, безусловно, далеко не единственный показатель высокой степени развития, до которой немецкий национал-социализм сумел довести в других странах свои проникнутые агрессивным духом организации. Не было почти ни одной страны, где бы немцы после 1933 года не объединялись под знаком свастики. Это относилось в первую очередь к проживавшим за границей немецким подданным. Зарубежные национал-социалистские ассоциации, безусловно, поддерживали регулярные связи с центральным руководством (находившимся в самой Германии) заграничной организации немецкой нацистской партии, которое именовалось Auslands-Organisation der NSDAP.

 

Сущность этих связей оставалась тайной для широких кругов населения, хотя газеты нередко публиковали сообщения о высылке отдельных членов заграничной организации бдительным правительством той или иной страны; обычно такие меры принимались в связи с тем, что члены заграничной организации оказывали давление на своих соотечественников. Как видно, национал-социализм проводил в жизнь новый принцип, то есть требовал безоговорочного повиновения от любого немца, на чьей бы территории тот ни находился.

 

Однако опасность грозила не только со стороны этих людей.

 

Во всех частях света проживали миллионы людей немецкого происхождения. Несмотря на то, что они были подданными, то есть гражданами других стран, эти люди говорили по-немецки и во многом сохраняли признаки национальной немецкой культуры. Как уже упоминалось выше, берлинские власти называли таких немцев [46] “Volksdeutsche”. Нацизм доказал, что может быстро подчинить их своему влиянию. За пределами Германии издавалось свыше 1500 газет и журналов на немецком языке; многие из них с заметным сочувствием отзывались об “успехах” Гитлера в области внешней политики. В немецких школах вне Германии (в 1936 году таких школ насчитывалось около пяти тысяч) преподаватели прививали своим воспитанникам чувство уважения и преданности фюреру.

 

В приграничных районах, которые Германия была вынуждена уступить по Версальскому договору, национал-социализм получил широкое распространение. В 1935 году в Саарской области так называемый Объединенный фронт, находившийся под руководством национал-социалистов, привлек на свою сторону подавляющее большинство избирателей, выступая под лозунгом: “Назад, в Германию”; это было неприятной неожиданностью для многих за пределами Германии. Однако еще раньше указанного события французы в Эльзасе, бельгийцы в Эйпен-Мальмеди, датчане в Северном Шлезвиге, поляки в “вольном городе Данциге” и литовцы в Мемеле (Клайпеде) уже выражали опасение в связи с ростом численности национал-социалистских организаций. В октябре 1933 года правительство Чехословакии запретило деятельность на территории своей страны немецкой национал-социалистской рабочей партии Deutsche National-Sozialistische Arbeiterpartei (DNSAP), которая отличалась от NSDAP, то есть нацистской партии в самой Германии, только порядком слов в своем названии. Однако вскоре чехи увидели, что три с половиной миллиона судетских немцев подпадают под влияние Конрада Генлейна. Этот новоявленный лидер, хотя и протестовал против того, что его именуют национал-социалистом, возглавил движение, которое точно копировало нацистскую партию Германии в идеологическом и организационном отношении. Правительства Венгрии, Румынии и Югославии также замечали растущее влияние национал-социалистского движения на значительное по численности немецкое национальное меньшинство, имевшееся в указанных странах. Среди немецкого национального меньшинства в Румынии это [47] движение одержало верх над старыми политическими группировками еще в 1933 году.

 

Подобная же линия развития наблюдалась и за пределами Европы.

 

Знак свастики всюду был притягательным для лиц немецкого происхождения. Так было в Юго-Западной Африке, бывшей германской колонии, где еще сохранилось к тому времени значительное количество немцев. Так это случилось в Австралии и Новой Зеландии, где многие немецкие ассоциации преподнесли Гитлеру своеобразный подарок к первой годовщине его пребывания на посту рейхсканцлера, объединившись в “Союз немцев в Австралии и Новой Зеландии”. Подобное же явление отмечалось и на территории Америки.

 

Третий рейх, словно магнит, притягивал к себе немцев, разбросанных по всему миру. Немецкая пресса в значительной мере способствовала этому. Горделиво подчеркивая положительные отклики своих соотечественников на строительство национал-социалистского государства - отклики людей, годами или целыми десятилетиями оторванных от своей родины (или же родины своих отцов), - эта пресса охотно публиковала восторженные статьи и стихи, восхвалявшие Гитлера:

 

Когда мы, немцы, распеваем свои песни под широким небосводом,

Наш призыв звучит и под звездным небом чужих земель.

Слава тебе, Гитлер - спаситель Германии, немецкая путеводная звезда,

Веди нас сквозь бури, пока снова не возродится наша Империя!{13}

 

Такие песни звучали в бразильских джунглях в 1933 году.

 

Три года спустя, как раз накануне обращения генерала Мола с призывом к своей мадридской “пятой колонне”, руководитель маленькой национал-социалистской группы одного из восточноафриканских поселений в Кайтале (Кения), выступая под гром аплодисментов на ежегодном конгрессе заграничной организации, выразил надежду, что эта организация “явится отборным инструментом в том имперском оркестре, которым [48] когда-нибудь воспользуется фюрер, чтобы сыграть свою грозную симфонию”{14}.

 

Вообще говоря, до 1938 года повсеместному распространению национал-социализма среди немецких подданных и немецких национальных меньшинств за границей не придавалось особого значения; однако то в одной, то в другой стране появлялись признаки смутного беспокойства и раздраженного изумления. Правда, в ряде стран немцы составляли лишь относительно небольшое национальное меньшинство. Но ведь не только они угрожали общественному строю той или иной страны. Возможно, что рост национал-социалистских групп, состоящих только из немцев, прошел бы почти незамеченным, если бы одновременно не развертывали свою деятельность национал-социалистские и фашистские группы из коренного населения. Многие из таких групп были организованы еще в 20-х годах, но в то время их появление не привлекло почти никакого внимания. Положение изменилось после победы, одержанной немецкой национал-социалистской партией на выборах 1930 года, когда стены германского рейхстага услышали гулкий шаг более чем сотни вновь избранных депутатов-нацистов. Разве до этого кто-нибудь слышал что-либо о Гитлере? Кто мог помнить неудачливого мятежника 1923 года? Теперь же он оказался на пути к захвату власти в Германии.

 

Его пример вдохновил честолюбцев: ведь то, что оказалось возможным в Германии, могло увенчаться успехом и в других странах. Еще до того, как Гитлер 30 января 1933 года занял резиденцию канцлера в Берлине, национал-социалистские группы были сформированы в десятке стран. Эти группы обуревало жгучее желание захватить в свои руки государственную власть; они были убеждены в своей способности разрушить шаткие крепости демократии, используя небольшие банды отборных и верных последователей. Такие группы охотно воспринимали все атрибуты немецкой нацистской партии: высокие сапоги, рубашку и свастику. В Швеции под флагами со свастикой выступала шведская [49] национал-социалистская рабочая партия (Svenska National-Socialistika Arbejder Parti); такое же рвение проявляли: в Голландии - национал-социалистская партия (National-Socialistische Nederlandse Arbeiderspartij), во Франции - бретонские фашисты, в Англии - имперская фашистская лига, в Латвии - “громовые кресты”, в Венгрии - венгерская национал-социалистская партия (Magyar Nemzeti Szocialista Pбrt), в Румынии - “железная гвардия”. Их объединенную силу никак нельзя было сбросить со счетов. В ряде случаев демократические правительства сами переходили в контратаку, налагая запрет на демонстрации и ношение формы, запрещая государственным служащим вступать в подобные организации, однако во многих странах тому или иному удачливому диктатору удавалось одержать верх над своими противниками. Зачастую, используя поддержку определенных кругов реакционно настроенной буржуазии, подобные личности быстро организовывали политическое движение. И никто не мог предсказать, скоро ли это движение удастся остановить. Конечно, всюду находились люди, недовольные своим положением, или же близорукие мечтатели; они пополняли ряды движения тысячами и даже сотнями тысяч. В середине 30-х годов в некоторых кругах Голландии наблюдалось определенное беспокойство, вызванное успехами движения, возглавляемого Антоном Муссертом. В Бельгии отмечалось то же самое в связи с деятельностью сторонников Леона Дегреля, в Англии - сэра Освальда Мосли, во Франции - полковника де ля Рока.

 

Понятие “пятая колонна” тогда еще не приняло осязаемых форм, однако страх перед Гитлером и его сообщниками за пределами Германии уже был налицо. Люди глядели с опаской на активность немецких национал-социалистов в своих странах потому, что их агенты организовывали немцев в ассоциации полувоенного типа, подавая тем самым заразительный пример местным антидемократическим элементам. Не вызывало сомнений, что враги демократии из состава коренного населения поддерживают контакт с немецкими национал-социалистами, осуществляют с ними тесное взаимодействие. [50]

 

Правительства многих стран принимали меры против немецких подданных, злоупотреблявших оказанным им гостеприимством: таких лиц высылали. Предпринимались и другие попытки приостановить нарастание активности немецких национал-социалистов. Возникавшие на этой почве конфликты обычно улаживались в секретном дипломатическом порядке, чтобы не вызвать ненужного раздражения Германии. Однако уже в первые годы существования третьего рейха стало известно о ряде подобных инцидентов в различных и весьма удаленных друг от друга странах. Они привлекли внимание широких кругов общественности, поскольку в подобных случаях обнаруживались внутренние связи Берлина с немцами, проживавшими за границей

 

В Юго-Западной Африке, на подмандатной территории Южно-Африканского Союза, было замечено, что немецкие подданные, а также местные граждане немецкого происхождения были организованы по национал-социалистскому образцу. При этом они преследовали определенную цель: добиться возвращения Германии ее бывших колоний. Летом 1934 года подобной деятельности был положен конец. 11 июля наложили запрет на организацию гитлеровской молодежи (Hitler-Jugend); а на следующий день произвели обыск в помещениях отделений заграничной организации немецкой нацистской партии. При этом конфисковали значительное количество документов. Содержание последних оказалось весьма показательным.

 

Через 4 месяца деятельность немецкой нацистской партии на территории Юго-Западной Африки была объявлена незаконной. Власти заявили:

“немецкая нацистская партия стремилась к объединению всех лиц, говорящих по-немецки, для борьбы за реализацию своей программы; ее целью был захват в свои руки безраздельного руководства политической и духовной жизнью той группы населения, которая пользуется в обиходе немецким языком. Немцы пытались посадить национал-социалистов на все ключевые посты в политических, церковных и просветительных органах. Они стремились подавить всякое сопротивление, применяя законные и незаконные формы борьбы. [51] Этому во многом способствовала обширная система шпионажа”{15}.

 

В Литве также слышался шум надвигавшейся грозы, пока еще неопределенной и отдаленной, но опасность которой многие уже сознавали.

 

В 1923 году район Мемеля (Клайпеды), населенный преимущественно немцами, был аннексирован Литвой. В 1933 году здесь возникли две соперничавшие друг с другом национал-социалистские организации. Одна именовала себя организацией христианско-социалистического действия (Christlich-Sozialistische Arbeitsgemeinschaft), сокращенно CSA, а другая - Социалистическим народным сообществом (Sozialistische Volksgemeinschaft, сокращенно Sovog). Последняя была более сильной.

 

Обе организации, смертельно ненавидевшие друг друга, имели обособленные штурмовые отряды (SA), члены которых проходили подготовку в Германии. На территории Литвы они выполняли функции гестапо.

 

Дело этим не ограничивалось.

 

В ходе судебного процесса в Каунасе было зачитано данное под присягой показание, датированное январем 1934 года. Оно изобличало членов Sovog в том, что те получили в это время указание “быть в полной готовности присоединиться к штурмовым отрядам, прибытие которых в Литву с территории Германии ожидается через несколько дней”{16}. Было конфисковано оружие, принадлежавшее членам обеих организаций (CSA и Sovog).

 

Это дело привлекло к себе внимание международных кругов частично потому, что оно вызвало бурную реакцию в Германии. Однако многим Литва казалась страной слишком отдаленной (если не говорить об отношении к этому делу латышей, эстонцев и поляков, имевших подобные же неприятности со своими собственными немецкими национальными меньшинствами). К тому же в путаных наименованиях всех замешанных в данный инцидент организаций было так трудно разобраться! [52]

 

Но в том же месяце, когда в маленькой прибалтийской стране развертывался судебный процесс, в Швейцарии был отмечен случай, привлекший к себе более широкое внимание. Эмигрировавший из Германии в Швейцарию известный политический деятель д-р Бертольд Якоб, в течение двух лет разоблачавший в газетах секретное перевооружение третьего рейха, внезапно исчез во время своей поездки в Базель. Его друзья заявили об этом в полицию. Якоб часто встречался в Базеле с другим немецким эмигрантом, д-ром Гансом Веземаном. Последний был арестован и сознался, что организовал похищение Якоба во взаимодействии с органами немецкой государственной тайной полиции (Geheime Staatspolizei), или, коротко, гестапо, которая к тому времени уже пользовалась известностью. Все это разыгралось на швейцарской территории. Сообщения об инциденте долго не сходили со страниц газет. Швейцарскому правительству в конце концов удалось добиться освобождения Якоба. Но кто окажется следующей жертвой осьминога? Откуда тянет тот свои длинные щупальца? Из дома “Колумбия” в Берлине? Название этого здания стало нарицательным, при упоминании о нем строились всякие ужасные догадки.

 

Менее чем через год после похищения Якоба действия нацистских организаций вне Германии снова привлекли внимание общественного мнения всех западных стран; речь шла опять-таки об инциденте на территории Швейцарии. 4 февраля 1936 года в Давосе студент еврей Давид Франкфуртер, выходец из Венгрии, выстрелом из револьвера смертельно ранил Вильгельма Густлофа, руководившего в Швейцарии местной группой (landesgruppe) заграничной организации немецкой нацистской партии. Франкфуртер хотел своим поступком выразить публичный протест против усилившегося преследования евреев в Германии: в сентябре 1935 года там были провозглашены так называемые Нюрнбергские законы. Швейцарское правительство после данного покушения приняло соответствующие меры. Швейцарцам уже надоело вмешательство немцев в дела их страны. Через две недели после убийства Густлофа все организации немецкой нацистской партии, действовавшие [53] на территории Швейцарии, были запрещены. Германское правительство заявило протест; швейцарские власти оставили демарш немцев без внимания.

 

В 1936 - 1937 годах многие еще не видели тесной внутренней связи между всеми этими фактами. К тому же в этот период в газетах печаталось так много других интересных новостей. Сообщения о ходе олимпийских игр в Берлине или об отречении наследника английского короля от престола были куда более сенсационными. Тем не менее именно в 1933 году и в последовавшие за ним годы были посеяны семена постепенно нараставшего страха. Каждый из упомянутых выше инцидентов, каждая заносчивая демонстрация немецких или других национал-социалистов способствовали его распространению. Все настойчивее бросалась в глаза растущая угроза и связанная с этим неустойчивость жизни. Что же, в сущности, назревало в мире? Каким целям служили все эти заговоры и интриги?

 

Многие за пределами Германии не строили себе никаких иллюзий насчет того, что творилось внутри этой страны. Немецкое и переводные издания “Коричневой книги о поджоге рейхстага и гитлеровском терроре” (Braunbuch ьber Reichstagsbrand und Hitlerterror) расходились в десятках тысяч экземпляров. Социалисты и коммунисты знали, что их немецкие партийные товарищи подвергались пыткам в концентрационных лагерях; с распространением новых форм идолопоклонства, т. е. преклонения перед Гитлером, увеличивались возможности оказания давления на религиозные организации - как протестанты, так и католики отдавали себе в этом ясный отчет. Со свидетельскими показаниями о тирании национал-социалистского государства мог выступить не только еврей, но и любой эмигрант. А число беженцев из Германии достигло в 1938 году 350 000 человек. Однако лишь немногие из воспользовавшихся правом на нормальную жизнь вне Германии сумели сделать для себя вывод, что их собственная жизнь продолжает находиться в опасности. Кто отдавал себе отчет в том, что агрессивная политика национал-социализма внутри страны должна почти неизбежно привести к внешней агрессии? [54]

 

Большинство людей не решалось на такой вывод или оказалось неспособным прийти к нему. Однако были и другие, более решительные люди.

 

Начиная с 1933 года в пустыне равнодушия и самообмана раздавались предостерегающие голоса, хотя далеко не все прислушивались к ним. Находились дипломаты, донесения которых были полны предупреждений. Появился целый ряд печатных материалов, разоблачавших не только агрессивную сущность национал-социалистского государства, но и интриги этого государства в других странах. В ноябре 1933 года французская газета “Пти паризьен” вызвала сенсацию, опубликовав документы, тайно вывезенные из Германии коммунистами. Среди опубликованных материалов имелся план развертывания усиленной немецкой пропаганды в странах американского континента. Туда засылались тайные агенты. Им предлагалось, в частности, собирать данные о том, в какой мере те или иные газеты помещают сведения, исходящие из Германии. Намечалось открытие якобы нейтрального телеграфного агентства для распространения пронемецких новостей; антинемецки настроенным журналистам должны были подсовывать лживые сообщения. Немецкие агенты, имея в своем распоряжении ряд подготовленных статей, должны были добиваться их публикации в газетах всей Южной Америки, от реки Рио-Гранде до пролива Магеллана, не стесняясь применять подкуп, если это нужно. Таким путем рассчитывали влиять на общественное мнение, с тем чтобы оно в свою очередь оказывало влияние на правительства стран Центральной и Южной Америки и не препятствовало Германии в ее попытках овладеть территориями с немецкими национальными меньшинствами.

 

Политические эмигранты также проявляли активность. Они выступали со своими предостережениями всюду, где было можно, - в Праге и Амстердаме, Лондоне и Париже. Они собирали информацию из любых источников; с агентами гестапо велась борьба не на жизнь, а на смерть. Делались попытки пресекать немецкие интриги, своевременно разоблачая их. В 1935 году в Париже была опубликована книга с итоговым обзором всех происков Германии в Европе: “Коричневая сеть. [55] Как работают гитлеровские агенты за границей, подготавливая войну”.

 

В книге описывалась шпионская работа 48 тысяч агентов. В ней упоминалось о протоколах совещания, проведенного в марте 1935 года с участием Гиммлера. “Присутствовали все руководящие чиновники гестапо, связанные с работой за границей”{17}. В протоколах говорилось о наличии 2450 платных агентов и более 20 тысяч агентов, работающих по идейным убеждениям. Речь шла также о немецкой пропаганде и о работе нового, тогда еще малоизвестного органа - внешнеполитической службы немецкой нацистской партии (Aussenpolitische Amt der NSDAP). Этот орган, руководимый Альфредом Розенбергом, главным редактором газеты “Фелькишер Беобахтер”, сотрудничал с международными антисемитскими организациями и движениями национальных меньшинств, способными подорвать положение тех или иных правительств. В материалах упоминалось, что заграничная организация немецкой нацистской партии имеет 400 местных отделений (Ortsgruppen), разбросанных по всему земному шару.

 

В книге указывалось об “Ассоциации для немцев за границей” (Verein fьr das Deutschtum in Ausland). В нее приглашали вступать немцев, проживавших в Германии и заинтересованных в судьбе своих соотечественников за границей. Ассоциация поддерживала регулярные связи с “более чем 8000 немецких заграничных школ и насчитывала в своем составе свыше 24 000 местных отделений”{18}. Подобной же работой занимались Немецкая академия (Deutsche Akademie) и Немецкий институт для иноземных стран (Deutsches Ausland-Institut). В книге указывалось, что третий рейх израсходовал более 250 000 000 марок на пропаганду и шпионаж за границей.

 

Там же описывались случаи “угроз, провокаций, похищений, убийств, незаконного ввоза оружия, саботажа и шпионажа”. Говорилось о подрывной деятельности [56] немцев в отношении стран Северной, Восточной, Южной и Западной Европы; упоминалось об Австрии как о военном плацдарме немецкого рейха; указывалось, что “так называемые туристы, а также террористы” угрожают безопасности Югославии. В заключение приводился список 590 “нацистских пропагандистов, агентов, осведомителей и шпионов, действующих за пределами Германии”; при этом указывались их имена и функции.

 

Вся заграничная деятельность нацистов направлялась из единого центра. Составители книги приложили к ней внушительную схему организационного построения. Схема показывала, что Гитлер и центральное руководство немецкой нацистской партии поддерживали непосредственно или при помощи вспомогательного органа, возглавляемого Рудольфом Гессом, связь с двенадцатью подчиненными центрами; эти последние в свою очередь осуществляли руководство клубами, местными отделениями, школами, церквами и отдельными агентами.

“При первом взгляде на деятельность нацистов за границей, на тот орган, который ее направляет, может показаться, что здесь происходит отчаянная борьба разноречивых интересов; более того, может создаться впечатление, что здесь царит полная неразбериха. Однако при более внимательном рассмотрении оказывается, что противоречивые на вид действия, в сущности, направлены к одной цели. Конечно, после прихода национал-социализма к власти понадобилось немало времени, пока удалось наладить должное взаимодействие между различными учреждениями и организациями за границей, пока удалось координировать усилия всех подразделений этой огромной сети. Однако к середине 1934 года данная задача была уже полностью решена”{19}.

 

Немцы и в самом деле умели организовывать!

 

Через год после выхода из печати названной книги началась гражданская война в Испании. Пулеметы строчили теперь не в отдаленных долинах Хуанхэ или Янцзы, а на берегах реки Эбро; авиационные бомбы [57] сбрасывались не на Нанкин, а на Гернику, артиллерийские снаряды рвались не в Шанхае, а в Альмерии. В Европе нарастал страх перед распространением военного пожара. Многие нисколько не сомневались в том, что Гитлер и Муссолини осуществляют прямую интервенцию в Испании. Другие считали, что помощь, оказываемая Сталиным испанскому правительству, является еще большей опасностью. Эти другие, чаще всего принадлежавшие к правым партиям, зачастую связанные с церковно-католическими кругами, были склонны считать угрозу коммунизма (по крайней мере в отношении Западной Европы) более серьезной по сравнению с угрозой со стороны национал-социализма. Такие люди и слышать не хотели об опасности немецкой интервенции; между сторонниками и противниками оказания помощи республиканской Испании развернулась ожесточенная борьба, которая во Франции чуть было не приняла формы гражданской войны.

 

Доказательств немецкой интервенции в Испании было более чем достаточно. В первые же дни гражданской войны в Барселоне и других городах, находившихся в руках республиканцев, были конфискованы некоторые архивы заграничной организации немецкой нацистской партии, в которых хранились тысячи документов. Небольшая группа анархистов немецкого происхождения приступила к сортировке этих документов, и в 1937 году вышла “Черно-красная книга: документы о гитлеровском империализме” (Schwarz-Rotbuch: Dokumente ьber den Hitler-Imperialismus).

 

В книге имелись фотокопии многих документов. Были еще раз разоблачены методы пропагандистской и шпионской деятельности официальных представителей заграничной организации. Приводились выдержки из документов, полностью доказывавшие (по мнению составителей книги) участие многих официальных представителей во франкистском мятеже, а также вскрыты некоторые методы маскировки, которые при этом применялись. Указывалось, что немецкие нацисты организовали так называемую “портовую службу”. В ее задачи входил нелегальный ввоз национал-социалистских пропагандистских материалов на территорию Испании; [58] кроме того, было усыновлено несколько фактов, когда та же портовая служба доставляла захваченных агентами гестапо пленников на борт немецких судов.

 

Опубликованные документы были подлинными и потому убедительными. Вскоре второе издание книги вышло на немецком языке в Париже; появилась книга и в Лондоне в переводе на английский язык. До широкой общественности все эти документы доходили с трудом; однако полицейские, юридические и разведывательные органы ряда стран изучили их со всей серьезностью. Не так часто случается, чтобы противнику пришлось раскрыть свои карты, а в данном случае раскрывалось большинство его ходов.

 

Заграничная деятельность национал-социалистов обнаруживалась все сильнее; этому способствовали разоблачения, содержавшиеся в “Коричневой книге” и “Черно-красной книге”; люди во многих странах начали смотреть на всякую деятельность немцев с постепенно нараставшей подозрительностью. Разве мрачная работа по развертыванию террора и шпионажа могла ограничиться пределами Испании? Имелась ли хоть одна страна, где агенты Гитлера не способствовали бы подготовке очередной агрессии? Признаки этого замечались повсюду. В Дании стало известно, что руководитель немецкого клуба в Копенгагене Шефер в марте 1936 года разослал членам своего клуба анкету. В ней, в частности, предлагалось ответить, сколькими легковыми и грузовыми автомобилями, а также сколькими мотоциклами располагает каждый из опрашиваемых. В числе других 37 вопросов анкеты были и такие: “Есть ли у вас пишущая машинка? Умеете ли вы пользоваться стенографией?”

“Подобные вопросы могут показаться безобидными для живущих по ту сторону Атлантики. Однако они предстанут в совершенно ином свете, если принять во внимание, что на установившемся у нацистов жаргоне “пишущая машинка” означает огнестрельное оружие, а “пользование стенографией” - умение стрелять. В анкетах господина Шефера, разосланных своим сторонникам, имелись также вопросы о датских маяках, их расположении и количестве обслуживающего персонала, [59] наиболее удобных путях подхода к этим маякам и т. п.”.

 

Приведенная выше обвиняющая выдержка взята не из какой-нибудь бульварной газетки. Эти строки появились (через год после начала боевых действий в Испании) в авторитетном американском журнале “Форин афферс”, занимающемся вопросами современной истории{20}.

 

Примерно в тот же период общественное мнение Норвегии было взволновано разоблачениями, опубликованными одной из социалистических газет. В 1935 году немецкий нацист, большой любитель путешествовать по Северной Норвегии, получил разрешение фотографировать солдат “северного, нордического типа” в главном военном лагере, расположенном близ порта Нарвик, являющегося важным экономическим и стратегическим объектом. Чего добивался этот немец? Зачем подполковник Сундло, представитель военного командования, выдал ему соответствующее разрешение? Не является ли сам Сундло одним из сторонников национал-социалистского квислинговского движения? Была назначена комиссия для расследования, не сумевшая найти оснований для подобных подозрений.

 

Весьма характерно, что международная печать впервые обратила внимание на очередной конгресс заграничной организации немецкой нацистской партии лишь в августе 1937 года; между тем открытые конгрессы такого рода созывались и ранее - в 1934, 1935 и 1936 годах.

 

В начале 1937 года газета “Таймс” поместила комментарии по поводу “первого эффектного вторжения национал-социалистской партии в область деятельности министерства <