Короткое замыкание в эмоциях

Эволюция умеет расставлять приоритеты. И главный ее вопрос — это вопрос выживания и передачи наших генов от одного поколения к другому. Каким бы сложным ни был мозг, который она формировала на протяжении многих миллионов лет, какими бы изумительными ни были его способности к концентрации, абстракциям, самоанализу, если бы они, эти способности, мешали нам обнаружить присутствие тигра или врага, или из-за них мы бы упускали подходящего нам сексуального партнера, а вместе с ним и возможность продолжить свой род, вид Homo sapiens давно бы вымер. К счастью, эмоциональный мозг постоянно начеку. Это он, оставаясь в тени, на заднем плане, наблюдает за тем, что происходит с нами и вокруг нас. Когда он видит опасность или, напротив, шанс преуспеть с точки зрения выживания — возможного партнера, привлекательную территорию, материальную выгоду, — он тут же выдает сигнал тревоги, который за несколько миллисекунд блокирует все операции когнитивного мозга и, по сути, прекращает его деятельность. Это позволяет всему мозгу (пример сотрудничества) мгновенно сконцентрироваться на том, что важно для выживания. Когда мы управляем автомобилем, именно лимбический мозг помогает нам бессознательно идентифицировать грузовик, движущийся в нашу сторону, в то время как мы увлеченно беседуем с приятелем. Эмоциональный мозг выявляет опасность и фокусирует наше внимание до тех пор, пока опасность не минует. Это он прерывае± беседу между Двумя мужчинами на террасе кафе, когда в их поле зрения попадает обладательница соблазнительной мини-юбки. И он же заставляет замолчать родителей в парке, когда они видят краем глаза, как незнакомый пес приближается к их ребенку.

Команда Патриции Голдман-Ракич из Йельского университета доказала, что эмоциональный мозг обладает способностью отключать префронтальный кортекс, наиболее продвинутую часть когнитивного мозга (по-английски это звучит как «перевести в офлайн»). Под воздействием сильного стресса префронтальный кортекс перестает реагировать и теряет свою способность управлять нашим поведением. На первый план выходят рефлексы и инстинкты11. Так как они быстрее и ближе к нашему генетическому наследию, эволюция дала им приоритет действия в неотложных ситуациях (когда речь идет о выживании, инстинкт направляет нас лучше, чем абстрактные размышления). В экстремальных условиях жизни наших предков эта аварийная система была наиглавнейшей. Но и спустя многие тысячелетия после возникновения Homo sapiens, она все еще играет исключительно важную роль в нашей жизни.

Однако, когда наши эмоции слишком обнажены, главенство эмоционального мозга над когнитивным приводит к тому, что он начинает полностью управлять нашей психической деятельностью. В этом случае мы перестаем контролировать ход наших мыслей и теряем способность действовать с точки зрения наибольшей для нас выгоды в долгосрочном плане. Так происходит, когда мы чувствуем себя раздраженными после какого-либо досадного обстоятельства, в объятиях депрессии или в результате серьезной психологической травмы. Именно этим объясняется «слишком чувствительный темперамент» людей, переживших физическое, сексуальное или даже просто эмоциональное насилие.

В медицинской практике встречаются два основных примера такого короткого замыкания в эмоциях. Первый называют посттравматическим стрессовым расстройством (ПТСР): после серьезной психологической травмы, например, изнасилования или землетрясения, эмоциональный мозг начинает вести себя как верный и добросовестный часовой, которого однажды застали врасплох. Он включает сигнал тревоги слишком часто, словно не способен поверить в отсутствие опасности. Именно это произошло с женщиной, выжившей в теракте 11 сентября. Она пришла за помощью в наш центр в Питтсбурге: после трагедии, стоило ей переступить порог какого-либо небоскреба, она впадала в ступор.

Второй пример — внезапные приступы тревоги, которые в психиатрии называют паническими атаками.  В развитых странах один человек из двадцати когда-либо страдал этим расстройством12. Часто у жертв панических атак возникает ощущение, что у них вот-вот случится инфаркт, настолько впечатляющими бывают физические проявления. Лимбический мозг неожиданно берет контроль над всеми функциями организма: сердцебиение учащается, желудок скручивает судорога, руки и ноги начинают дрожать, по всему телу выступает пот. В то же время когнитивные функции подавляются выбросом адреналина: рациональный мозг, осознающий, что никаких причин для тревожного состояния на самом деле нет, не может адекватно отреагировать на ситуацию. Люди, пережившие подобные атаки, описывают их очень наглядно: «В голове словно бы стало пусто; я был не в состоянии думать. Единственными словами, которые я осознавал, были: «Ты умираешь, быстро вызывай неотложку!»

Когнитивное удушье

Когнитивный мозг, напротив, контролирует осознанное внимание и способность смягчать эмоциональные реакции, прежде чем они становятся неадекватными. Подобное регулирование эмоций когнитивным мозгом избавляет нас от того, что могло бы стать тиранией эмоций, когда жизнь полностью управляется инстинктами и рефлексами.

Исследование, проведенное в Стэнфордском уни-вер«&тете, четко показывает эту роль кортикального мозга. Когда студентам показывают пугающие фотографии — например, с искалеченными телами или обезображенными лицами, — их эмоциональный мозг немедленно реагирует. Однако если они осознанно пытаются контролировать свои эмоции, на МРТ можно увидеть, как кортикальные зоны блокируют деятельность эмоционального мозга13.

Но не следует забывать, что когнитивный контроль над эмоциями — это палка о двух концах: если им злоупотреблять, можно в итоге перестать слышать сигналы бедствия, подаваемые эмоциональным мозгом. Такое нередко встречается у людей, которым еще в детстве привили мысль, что показывать свои эмоции нехорошо и стыдно. Типичным примером является замечание, которое не раз за свою жизнь слышали многие мужчины: «Мальчик не должен плакать».

Чрезмерный контроль над эмоциями может породить недостаточно «чувствительный» темперамент.

Мозг, не позволяющий эмоциональной информации выполнять свою роль, в итоге сталкивается с другими проблемами. Сложнее принимать решения, когда не чувствуешь предпочтения «в глубине души» (то есть в сердце и животе — ведь именно эти части тела в первую очередь отзываются на наши эмоции). По этой же причине закоренелые интеллектуалы-технари, чаще всего мужчины, как правило, застревают в бесконечных детальных рассуждениях, когда, к примеру, нужно сделать выбор между двумя машинами или фотоаппаратами. В наиболее тяжелых случаях, как в знаменитом примере Финеаса Гейджа*, жившего в XIX веке14, или в более свежем случае Е. V. R. — пациента, описанного Эслингером и Дамасио15, — неврологическое повреждение мешает когнитивному мозгу получать информацию об эмоциональных ощущениях.

Обратимся к случаю Е. V. R. Этот бухгалтер, IQ которого составлял 130, что относило его к группе с высоким интеллектом, считался ценным членом общества. У него был многолетний стаж супружеской жизни, несколько детей, он регулярно посещал церковь и вел себя во всех отношениях безупречно. Однажды ему пришлось перенести операцию на мозге, в результате которой его когнитивный мозг утратил связь с эмоциональным. Постепенно принятие решений стало для него нестерпимой мукой. Любое из них казалось ему бессмысленным. Он мог лишь абстрактно рассуждать об этих решениях. При этом тесты на интеллект, которые как раз оценивают аб-

Американский строитель, получивший тяжелое ранение головного мозга при прокладке железной дороги. Примеч. переводчика.  

страктное мышление, по-прежнему показывали уровень интеллекта выше среднего. Несмотря на это, Е. V. R. больше не мог планировать свою жизнь, поскольку, будучи неспособен «внутренне» предпочесть тот или иной вариант, тратил время на бесконечное обдумывание деталей. В итоге он потерял работу, затем развалился его брак, и вдобавок ко всему бедняга впутался в несколько сомнительных афер, в которых потерял все свои деньги. Без эмоций, позволяющих направлять выбор, его поведение полностью разладилось, при том, что интеллект остался нетронутым.

У людей с неповрежденным мозгом стремление подавлять свои эмоции чревато серьезными последстви-ями^для здоровья. Благодаря разделению когнитивного и эмоционального мозга мы обладаем исключительной способностью не замечать слабых сигналов тревоги, подаваемых нашей лимбической системой. Мы всегда находим тысячу причин, чтобы оставаться в браке или в профессии, которые в реальности приносят нам только страдания, ежедневно попирая наши самые глубокие ценности. Мы не можем избавиться от тоски, которая снедает нас. Поскольку основным полем деятельности эмоционального мозга является тело, этот тупик оборачивается физическими проблемами. В результате стресса появляются необъяснимая усталость, гипертония, насморк и другие инфекции, отсюда же сердечные заболевания, нарушение пищеварения и проблемы с кожей. Исследователи Университета Беркли даже предположили, что именно подавление негативных эмоций когнитивным мозгом, а не сами негативные эмоции отрицательно действуют на наше сердце и артерии16.

«Поток» и улыбка Будды  

Чтобы жить в гармонии среди людей, необходимо достичь и удерживать равновесие между нашими инстинктивными эмоциональными реакциями и ответными рациональными реакциями, сохраняющими социальные связи на долгий срок. Эмоциональный интеллект наилучшим образом самовыражается, когда обе системы мозга, кортикальная и лимбическая, ежесекундно сотрудничают между собой. В этом состоянии мысли, решения, жесты выстраиваются и осуществляются естественным образом, не требуя нашего пристального внимания. Мы знаем, какой выбор должны сделать в ту или иную секунду, мы добиваемся поставленных целей без особых усилий, с естественной концентрацией, потому что наши действия согласованы с нашими ценностями. К этому комфортному состоянию мы стремимся постоянно, оно заключается в проявлении совершенной гармонии между эмоциональным мозгом, придающим энергию и направление нашей деятельности, и когнитивным мозгом, организующим исполнение. Крупный американский психолог Михай Чиксентмихайи, выросший среди хаоса послевоенной Венгрии, посвятил свою жизнь изучению сущности этого гармоничного состояния. Он назвал его состоянием «потока»17.

Любопытно, что существует очень простой физиологический показатель внутренней гармонии, биологические основы которой более века назад изучал Дарвин: это улыбка. Неискренняя улыбка — та, к которой себя вынуждают по причинам социального порядка, — приводит в действие лишь скуловые мышцы лица, которые приподнимают губы и обнажают зубы. Искренняя же улыбка, помимо скуловых, мобилизует и мышцы, окружающие глаза. Весь секрет в том, что напрягаться по желанию, то есть по указке когнитивного мозга, эти мышцы не могут, — команда должна прийти из лимбических структур, глубинных и первобытных. Именно поэтому глаза никогда не лгут: морщинки вокруг них подтверждают искренность улыбки. Теплая, настоящая улыбка дает нам понять, что человек, с которым мы разговариваем, в этот момент находится в состоянии полной гармонии между тем, что он думает, и тем, что он чувствует: интеллект и эмоции не противоречат друг другу.

Мозг обладает врожденной способностью достигать состояния «потока». Его всеобъемлющим символом является улыбка на лице Будды.

Цель натуральных методов, которые я постараюсь представить в следующих главах, состоит в том, чтобы обрести эту гармонию или же укрепить ее. В отличие от IQ, который на протяжении жизни мало меняется, эмоциональный интеллект можно развить в любом возрасте. Никогда не поздно научиться управлять своими эмоциями и, соответственно, отношением к окружающим людям. Первый метод, описанный ниже, бесспорно является самым фундаментальным. Речь идет об оптимизации сердечного ритма для того, чтобы противостоять стрессу, контролировать тревогу и приумножать жизненную энергию. Это важный ключ к повышению эмоционального интеллекта.

ГЛАВА 3

Сердце и разум

«Прощай , — сказал лис. — Вот мой секрет.

Он очень прост: зорко лишь одно сердце.

Самого главного глазами не увидишь».

Антуан де Сент-Экзюпери, «Маленький принц»

Герберт фон Караян как-то сказал, что живет лишь ради музыки. Возможно, он и сам до конца не осознавал, до какой степени это было правдой: Караян умер как раз в тот год, когда ушел на пенсию после тридцати лет, проведенных во главе Берлинского филармонического оркестра. Но самым поразительным было то, что печальный исход смогли предсказать два австрийских психолога. Двенадцатью годами ранее они исследовали, как сердце маэстро реагирует на разные виды его деятельности1. Самые сильные колебания ученые констатировали, когда Караян дирижировал особенно эмоциональным фрагментом из увертюры Бетховена «Леонора» № 3: ему было достаточно просто услышать этот отрывок, чтобы его сердечный ритм ускорился.

В этом произведении были пассажи, физически более сложные для дирижера. Однако они заметно не влияли на изменение сердечного ритма Караяна. Что же касается других видов деятельности, Караян, судя по всему, не принимал их близко к сердцу, если можно так выразиться. Когда он сажал свой частный самолет или в аварийном порядке поднимал его в воздух, его сердечный ритм был относительно ровным. Сердце Караяна полностью принадлежало музыке. И когда маэстро ушел из музыки, оно не выдержало.

Кто из нас хоть раз не слышал историю о пожилом соседе, покинувшем этот мир через несколько месяцев после смерти жены? Или о двоюродной бабушке, которая умерла после того, как потеряла своего сына? В народе о таких говорят, что у них было «разбито сердце». Медицинская наука довольно долго относилась к подобным случаям с пренебрежением, считая их простыми совпадениями. Лишь в последние двадцать лет некоторые кардиологи и психиатры занялись исследованием таких историй. И обнаружили, что стресс представляет более серьезный фактор риска развития сердечно-сосудистых заболеваний, чем сигареты2. Было также установлено, что депрессия, возникающая в результате инфаркта, предвещает смерть пациента в течение следующих шести месяцев с большей вероятностью, чем какие-либо другие признаки3. Когда нарушается функционирование эмоционального мозга, страдает прежде всего сердце, которое в итоге изнашивается. Но самым удивительным оказалось то, что эта связь двусторонняя! Каждую секунду состояние нашего сердца воздействует на наш мозг. Некоторые кардиологи и неврологи даже начали говорить о неразрывности «сердечно-мозговой системы» 4.

Если бы существовало лекарство, позволяющее гармонизировать эту тесную связь между сердцем и мозгом, оно бы благотворно повлияло на весь организм. Помогло бы замедлить старение, снизить стресс и усталость, обуздать тревогу и защитить нас от депрессии; ночью мы стали бы лучше спать, а днем — плодотворнее трудиться, используя в полную силу наши способности к концентрации. И самое главное, приведя в равновесие связь между мозгом и телом, мы легче смогли бы достичь состояния «потока», являющегося синонимом хорошего самочувствия. Такое лекарство стало бы одновременно средством, понижающим артериальное давление и избавляющим от тревоги и депрессии. Существуй оно, врачи непременно назначали бы его своим пациентам. Возможно, правительство даже решило бы добавлять его в воду, подобно фтору, полезному для зубов.

Но, к сожалению, волшебного лекарства пока не изобрели. Зато с недавнего времени мы располагаем простой и эффективной методикой, доступной каждому, которая как раз и создает условия гармоничного сосуществования сердца и мозга. Несмотря на относительную новизну, эта методика, благодаря многочисленным исследованиям, уже доказала свой благотворный эффект на эмоции и организм человека, включая и его физиологическое омоложение. Чтобы разобраться, как это происходит, нам следует, прежде всего, вкратце рассмотреть функционирование сердечно-мозговой системы.

*

Сердце эмоций  

Мы ощущаем эмоции телом, а не головой — это, по крайней мере, не вызывает сомнений. Еще в 1890 году Уильям Джеймс, профессор Гарвардского университета и отец американской психологии, писал, что любая эмоция прежде всего является состоянием тела и лишь затем — восприятием мозга. Он основывал свои заключения на общепринятом переживании наших эмоций. Действительно, разве мы не говорим, что «от страха душа ушла в пятки», или что у нас «легко на сердце», или что кто-то «портит нам кровь», или же что чем-то мы «уязвлены»? Было бы ошибкой видеть в этих выражениях лишь фигуры речи. Нет, это достаточно точные отображения того, что мы чувствуем, когда находимся в различных эмоциональных состояниях. К тому же с недавних пор стало известно, что кишечник и сердце имеют свои собственные нейронные с$ги, которые напоминают «маленькие мозговые центры» внутри тела. Эти локальные центры обладают собственным восприятием, могут модифицировать свои функции в зависимости от него и даже преобразовываться вследствие пережитого опыта, то есть в некотором роде формировать свои собственные воспоминания5.

Сердце, помимо того что оно располагает своей полуавтономной нейронной сетью, также является и маленькой фабрикой по производству гормонов. Оно вырабатывает свой запас адреналина, который высвобождается, когда ему необходимо работать на полную мощь. Сердце также выделяет и контролирует выброс другого гормона, ANF, регулирующего артериальное давление. И наконец, оно производит свой собственный резерв окситоцина, гормона любви. Этот гормон выбрасывается в кровь, к примеру, когда мать кормит грудью своего ребенка, когда двое влюбленных ухаживают друг за другом, и во время оргазма, разумеется6. Все эти гормоны воздействуют непосредственно на мозг. Но кроме того, весь организм подвергается колебаниям обширного электромагнитного поля, генерируемого сердцем. Это поле можно зафиксировать, находясь в нескольких метрах от тела, но пока никто до конца не понимает его предназначения7. Все вышесказанное подтверждает, что роль сердца в выражении эмоций — это не просто образное выражение. Сердце тоже воспринимает и чувствует. И когда оно самовыражается, то затрагивает всю физиологию нашего организма, начиная с мозга.

Пятидесятилетней Марии пришлось убедиться в этом на личном опыте. В течение нескольких лет она мучилась внезапными паническими атаками, которые настигали ее в любом месте и в любое время. Поначалу у нее просто резко учащалось сердцебиение. Как-то на одном приеме ее сердце внезапно пустилось вскачь, и ей пришлось ухватиться за руку незнакомого мужчины, потому что у нее подкосились ноги.

Из-за этой постоянной неуверенности в своем сердце она чувствовала себя очень и очень некомфортно. Ей пришлось значительно сузить круг своей деятельности. После того эпизода на приеме она больше никуда не выходила без сопровождения надежных друзей или своей дочери. Она перестала садиться за руль, отправляясь на дачу, так как опасалась, что сердце «подведет» ее, как она выражалась, прямо на дороге.

Мария не имела ни малейшего представления о причинах этих атак. Словно ее сердце внезапно решало, что оно напугано чем-то, чего сама она не осознавала; и тогда ее мысли становились сбивчивыми, тревожными, а тело начинало слабеть.

Кардиолог диагностировал у нее пролапс митрального клапана — абсолютно неопасное заболевание, которое, как он утверждал, не должно было причинять ей беспокойства. Чтобы обуздать учащенное сердцебиение, он предложил принимать бета-блока-торы, но они вызывали у Марии повышенную утомляемость и ночные кошмары. Поэтому она решила прекратить их прием.

Когда Мария пришла ко мне на консультацию, я только что прочел статью в American Journal of Psychiatry, в которой говорилось, что сердце подобных пациентов очень хорошо реагирует на антидепрессанты, — возможно, потому, что скачками сердцебиения управляет мозг, а не клапан8. К сожалению, мое лечение оказалось не более эффективным, чем у моего коллеги кардиолога, к тому же Мария была недовольна лишними килограммами, которые она набрала из-за выписанного мной препарата.

Сердце Марии успокоилось только тогда, когда она научилась справляться с ним напрямую. Мне так и хочется сказать: «Когда она нашла с ним общий язык».

Связь между нашим эмоциональным мозгом и «маленьким мозгом» сердца является одним из ключей, открывающих доступ к эмоциональному интеллекту. Научившись — в буквальном смысле — контролировать свое сердце, мы можем приручить наш эмоциональный мозг, и наоборот. Потому что самая прочная связь между сердцем и эмоциональным мозгом осуществляется посредством того, что принято называть «автономной периферической нервной системой», то есть частью нервной системы, регулирующей работу всех наших органов, не подчиняющейся нашей воле и сознанию.

Автономная нервная система состоит из двух ветвей, пронизывающих нервными клетками каждый орган тела, начиная с эмоционального мозга. Ветвь, называемая симпатической :’', высвобождает адреналин и норадреналин. Она контролирует реакции, связанные с борьбой и бегством. Ее деятельность ускоряет сердечный ритм. Другая ветвь, называемая парасимпатической, выделяет нейромедиатор, сопровождающий состояния релаксации и спокойствия**. Ее деятельность замедляет работу сердца. У млекопитающих обе этих системы — торможение и ускорение — постоянно находятся в равновесии. Именно это позволяет животным невероятно быстро адаптироваться ко всем изменениям, которые могут произойти в их окружении. Представьте кролика, который щиплет траву перед своей норой. Он может в любую секунду прерваться, поднять голову, навострить уши, которые подобно радару сканируют окрестности, — и все это для того, чтобы распознать присутствие хищника. Как только сигнал опасности пройдет, он мгновенно возвращается к своей пище. Такой гибкостью обладает лишь физиология млекопитающих. Чтобы преодолевать непредсказуемые повороты жизни, нужны одновременно тормоз и газ; и они должны быть полностью исправны и обладать одинаковой силой, чтобы уравновешивать друг друга, когда возникнет необходимость (см. рисунок 2).

Термин «симпатический» происходит от латинского корня, означающего «быть связанным», поскольку ветви этих нервов связаны со «чинным мозгом по всей длине позвоночника.

Нейромедиатором парасимпатической системы является

ацетилхолин.

 

 

Рисунок 2. Сердечно-мозговая система. Полуавтономная нейронная сеть, составляющая «маленький мозг сердца», глубоко взаимодействует с самим мозгом. Вместе они образуют настоящую сердечно-мозговую систему. Внутри этой системы оба органа ежесекундно оказывают друг на друга взаимное влияние. Среди механизмов, объединяющих сердце и мозг, автономная нервная система играет особенно важную роль. Она, в свою очередь, состоит из двух ветвей: так называемая симпатическая ветвь ускоряет работу сердца и активизирует эмоциональный мозг, тогда как парасимпатическая ветвь исполняет роль тормоза по отношению к тому и другому органу.

По мнению американского исследователя Стефена Поргеса, именно тонкое равновесие между двумя ветвями автономной нервной системы позволило млекопитающим развивать в процессе эволюции все более сложные социальные связи. Самыми сложными из них стали любовные отношения, и в особенности — чрезвычайно деликатный этап соблазнения. Когда интересующий нас мужчина или женщина смотрит на нас, и мы заливаемся краской, а сердце учащенно бьется, это значит, что симпатическая система надавила На газ, — возможно, даже слишком сильно. Когда же мы делаем глубокий вдох, чтобы успокоиться и непринужденно продолжить разговор, мы на самом деле нажимаем на педаль парасимпатического тормоза. Без такого постоянного варьирования сближение в любви проходило бы намного хаотичнее и труднее из-за часто возникающих ошибок в интерпретации; с этим нередко сталкиваются подростки, которые еще плохо управляют равновесием своей автономной нервной системы.

Но сердце не довольствуется односторонним влиянием центральной нервной системы: к основанию черепа тянутся нервные волокна, контролирующие деятельность мозга9. Таким образом, помимо гормонального канала, артериального давления и магнитного поля нашего тела, «маленький мозг» сердца может воздействовать на эмоциональный мозг непосредственно через соединения нервных клеток. И когда работа сердца разлаживается, это неминуемо сказывается на Деятельности эмоционального мозга. Именно это случилось с Марией.

Прямым отражением такого взаимодействия между эмоциональным мозгом и сердцем является нормальная вариабельность (изменчивость) сердцебиения. Поскольку обе ветви автономной нервной системы все время находятся в равновесии, они постоянно ускоряют и тормозят работу сердца. В связи с этим интервал между двумя последовательными ударами никогда не бывает одинаковым10. Подобная вариабельность сама по себе является нормой, поскольку служит знаком правильного функционирования ускорения и торможения, а следовательно, и всей нашей физиологии. Она не имеет ничего общего с аритмией, которой страдают некоторые пациенты. Внезапные приступы тахикардии (резкое учащение сердцебиения, длящееся несколько минут) или скачки сердечного ритма, сопровождающие панические атаки, являются симптомом нарушения, при котором сердце перестает подчиняться воздействию парасимпатического торможения.

Но есть и другая крайность: когда сердце бьется с регулярностью метронома, без малейших изменений в интервалах. Это служит очень серьезным знаком. Первыми это заметили акушерки: у плода во время родов ровный ритм означает высокую вероятность смерти, поэтому нужно проявлять особое внимание. То же самое характерно и для взрослых людей, поскольку в настоящее время установлено, что сердце начинает биться с пугающей равномерностью за несколько месяцев до смерти.

Хаос и когерентность  

Свою собственную сердечно-мозговую систему я видел на экране ноутбука. На мой палец надели кольцо, подсоединенное к компьютеру. Компьютер замерял интервалы между сокращениями сердца (импульсы он получал с подушечки моего указательного пальца). Когда интервал был чуть короче — и мое сердце билось быстрее, — синяя линия на экране поднималась вверх. Когда интервал увеличивался — и сердцебиение слегка замедлялось, — линия опускалась. Как мне казалось, зигзаги на экране вычерчивались без видимой логики. С каждым ударом мое сердце словно к чему-то приспосабливается, но в пиках — ускорениях и замедлениях — не было никакой системы. Синяя линия напоминала хаотичный гребень горной цепи. Даже если мое сердцебиение составляло в среднем 62 удара в минуту, через секунду оно могло ускориться до 70, а затем замедлиться до 55 безо всякой видимой причины.

Специалист-кардиолог успокоила меня, сообщив, что это нормальная вариабельность сердечного ритма. Она попросила меня произвести в уме арифметические действия:

— Вычтите девять из 1356, затем продолжайте вычитать девять из каждого полученного числа.

Я принялся за подсчеты, поймав себя на том, что мне неловко подвергаться этому экзамену перед группой любопытных наблюдателей. Тут же, к моему великому изумлению, кривая стала еще более неравномерной и хаотичной, а средняя частота моего сердечного ритма подскочило до 72-х. На десять ударов в минуту больше только потому, что я проводил действия с несколькими цифрами! Сколько же энергии пожирает мозг! Или все дело в стрессе из-за того, что мне пришлось производить эти подсчеты вслух и перед аудиторией?

Кардиолог объяснила, что, поскольку кривая стала еще более беспорядочной, в то время как мой сердечный ритм ускорился, то это, вероятнее всего, признак беспокойства, а не просто умственного усилия. При этом сам я никакого беспокойства не чувствовал. Тогда она попросила меня сосредоточиться на области сердца и вспомнить что-нибудь приятное и радостное. Это меня удивило. Как правило, техники медитации или релаксации для достижения внутреннего спокойствия рекомендуют освобождать голову от мыслей, а не заполнять ее приятными воспоминаниями... Но я выполнил просьбу, и — о чудо! — за несколько секунд кривая на экране полностью изменилась: неравномерные острые зубцы превратились в ряд плавных волн, составлявших изящную и размеренную линию. Теперь мое сердце спокойно и равномерно чередовало ускорение и замедление. Словно спортсмен, разминающий мышцы перед стартом, оно, казалось, хотело убедиться в том, что способно проделывать все эти действия, и ровно столько раз, сколько потребуется... Окошко в нижней части экрана сообщало, что я перешел от 100-процентного хаоса в моих физиологических процессах к 80-процентной когерентности (согласованности). И чтобы добиться такого результата, мне оказалось достаточно всего лишь вызвать приятное воспоминание, концентрируясь на собственном сердце!

В течение десяти последних лет программы, подобные тем, о которой я вам только что рассказал, позволили описать два характерных вида вариаций сердечного ритма: хаос и когерентность. Чаще всего вариации бывают именно хаотичными: ускоряющие и

 

Рисунок 3. Хаос и когерентность. В стрессовых состояниях, когда мы испытываем тревогу или гнев, или находимся в депрессии, вариабельность сердечного ритма становится неравномерной (хаотичной). А когда мы пребываем в состоянии комфорта, сочувствия или благодарности, эта ва-риабельность^тановится когерентной: ускорения и замедления сердечного ритма уравновешиваются. Когерентность ведет к более высокой — и здоровой — вариабельности сердечного ритма. (Этот график взят из программы Freeze-Framer, разработанной институтом Heartmath de Boulder Creek, Калифорния).

тормозящие сокращения следуют друг за другом беспорядочно, разрозненно и неравномерно. И наоборот, когда вариабельность сердечного ритма в норме, фазы ускорения и замедления чередуются быстро и равномерно. Именно это дает картинку гармоничной волны, наглядно демонстрирующей термин «когерентность сердечного ритма».

По пути от рождения, когда вариабельность наиболее высокая, к порогу смерти, когда она самая низкая, мы теряем около трех процентов изменчивости ритма в год11. Это признак того, что наша физиология постепенно утрачивает свою гибкость, что ей становится все сложнее адаптироваться к изменениям нашего физического и эмоционального состояния. Одним словом, мы стареем. Вариабельность падает отчасти из-за того, что мы не поддерживаем в исправном состоянии наш физиологический «тормоз», не держим в тонусе парасимпатическую систему. Это можно сравнить с мышцами, которые со временем атрофируются, если ими не пользоваться. При этом мы без конца прибегаем к нашему «ускорителю» — симпатической системе. В итоге, после десятков лет такого образа жизни, наша физиология становится подобна автомобилю, который может срываться с места и мчаться вперед, но который практически невозможно заставить остановиться.

Снижение вариабельности сердечного ритма идет рука об руку с целым букетом заболеваний, связанных со стрессом и старением: гипертонией, сердечной недостаточностью, осложнениями диабета, инфарктом, раком. Это подтверждают исследования, опубликованные в таких авторитетных научных изданиях, как

. Circulation   (академический журнал по карди-Lancei   и

огии): когда вариабельность исчезает, когда сердце очти не реагирует на наши эмоции, и особенно ког-оно больше не может «тормозить», — это означает, что в дверь стучится смерть12.

День Шарля  

В сорок лет Шарль заведует крупным магазином в Париже. Он прекрасный специалист и высоко взобрался по служебной лестнице. Проблема только в том, что вот уже несколько месяцев его мучают приступы учащенного сердцебиения. Он^бращался к нескольким кардиологам, но те не обнаружили у него никаких заболеваний. В итоге он решил отказаться от занятий в спортзале, опасаясь, что это вызовет приступ и ему придется вызывать неотложку. По этой же причине Шарль тщательно контролирует себя, занимаясь любовью с женой. Он утверждает, что условия его работы «вполне нормальные», «не более стрессовые, чем у других». Однако по ходу наших сеансов я узнал, что он подумывает о том, чтобы уйти со своего достаточно престижного поста. Оказывается, его непосредственный начальник часто бывает пренебрежительным и циничным. А Шарль, проработав много лет в агрессивной среде, остался чувствительным человеком, и высокомерные замеча-

*

ния шефа его ранят. К тому же, как это часто бывает, Цинизм, процветающий в верхах, стал общепринятой нормой в компании: все сотрудники часто позволяют себе язвительные комментарии в адрес друг друга, и отношения с коллегами и Шарля довольно прохладные.

Шарль согласился на круглосуточный мониторинг сердечного ритма. Чтобы иметь возможность анализировать результаты, я попросил его записывать в блокноте, чем он занимается в течение дня. Обработка данных оказалась несложной. В одиннадцать часов утра Шарль сосредоточенно выбирал фотографии для каталога, сидя в своем кабинете. Его сердечный ритм был в норме. Затем, в полдень, ритм ускорился на двенадцать ударов в минуту. Как раз в это время Шарль направлялся к своему начальнику. Минуту спустя его сердце начало биться еще сильнее. Это состояние длилось целых два часа: Шарлю было сказано, что подготовленная им стратегия развития, на которую он потратил несколько недель, «ровным счетом ничего не стоит», и что если он не способен сделать ее более четкой, разработка новой стратегии будет поручена кому-нибудь другому. Покинув кабинет шефа, Шарль испытал характерный приступ сердцебиения, и ему пришлось выйти на свежий воздух, чтобы успокоиться.

Во второй половине дня состоялось совещание. На сей раз сердцебиение длилось более получаса. Когда я начал расспрашивать Шарля о причинах, он не сразу смог определить, что спровоцировало приступ, но затем, поразмыслив, вспомнил, что глава маркетингового отдела бросил фразу о том, что темы каталогов плохо сочетаются с новым имиджем, продвигаемым компанией.

Затем сердечный ритм постепенно пришел в норму: Шарль вернулся в кабинет и выверял производственный план, имевший для него огромную важность.

Вечером, в пробках, нервозность, знакомая каждому из нас, снова отразилась на работе сердца.

Приехав домой, Шарль поцеловал жену и детей, после чего последовала десятиминутная спокойная фаза. Почему только десять минут? Потому что на одиннадцатой минуте он включил телевизор, чтобы посмотреть новости...

Различные исследования показывают, что негативные эмоции (например, гнев, тоска или тревога) и даже обычные бытовые хлопоты заметно снижают вариабельность сердечного ритма и вносят хаос в наши физиологические процессы13. И наоборот, положительные эмоции (чувство благодарности, радость и особенно любовь) в высшей оцепени способствуют когерентности. Всего за несколько секунд положительные эмоции вызывают когерентную волну, которая тут же отражается на частоте сердечных сокращений14.

У Шарля, как и у каждого из нас, частые перепады сердечного ритма приводили к потере жизненной энергии. Ученые, опрашивавшие сотрудников крупных европейских предприятий, установили, что более 70 процентов респондентов чувствовали себя уставшими либо «большую часть времени», либо «почти все время». А 50 процентов опрошенных считали себя «совершенно разбитыми»15! Такие результаты не могут не удивлять. Почему уверенные в себе мужчины и женщины, для которых работа составляет важную часть их жизни, дошли до такого состояния? Все дело в том, что перебои в сердцебиении, которые сами они едва замечают, исподволь подтачивают эмоциональное равновесие, словно бы вытягивая из них энергию. Именно поэтому многие из нас начинают мечтать о другой работе, а в личном плане <