Довалентинианскую теорию эонов нельзя найти у Игнатия

Согласно Иринею, валентиниане верили в божественный мир эонов, или «эманаций», называемый ими «плерома», или «полнота».

Взаимосвязи этих эонов являлись частью космического мифа о падении и последующем искуплении. Однако, хотя Валентин прибыл в Рим в конце 130–х годов P. X., фрагменты того, чему он действительно учил, а не того, что о его учении сказал Ириней, не предоставляют нам примеров рассуждений об зонах как части мифа о падении эона, называемого Софией, которая была изгнана из плеромы, и последующего создания мира меньшим божеством. Начиная с открытия Библиотеки Наг–Хаммади (в 1945 году), в основном написанной на коптском языке, в нашем распоряжении оказались некоторые из оригинальных гностических текстов, во многих отношениях поразительно отличающихся от изложения Иринея. Например, Евангелие истины — документ валентинианского происхождения (некоторые даже считают его работой самого Валентина, чья прежде утерянная работа носила такое название[300]).

С большой готовностью делали вывод (его делает и Лехнер), что, поскольку Ириней говорит о теории эонов в валентинианстве, а в отрывках работ Валентина и других валентиниан такой теории нет, то описание Иринея и преувеличено, и имеет отношение к валенти- нианам, которые были его современниками около 180 P. X. Ключевым текстом в данном случае является приписываемое сифианской школе гностицизма[301] произведение, известное как Апокриф Иоанна, содержащее утраченное изложение об зонах. Если со временем ва- лентиниане включили этот рассказ сифиан, то сифианский Апокриф, очевидно, также позднего происхождения. Поэтому, если Игнатий упоминает об зонах в валентинианском или сифианском смысле (или их обоих), то очевидно, что он — Псевдо–Игнатий, писавший после смерти не только Траяна, но и Поликарпа (155 или 168 P. X.). В этом случае упоминания об зонах и других особенностях системы валентиниан повлияли бы на понимание и подлинности средней редакции, и целостности Послания к Филиппийцам Поликарпа.

Однако совсем не бесспорно, что сифианская традиция, засвидетельствованная в Апокрифе Иоанна, позднее валентинианской. Аластер Логан в своем внушительном исследовании пытался показать, что сердцевина мифа в Апокрифе Иоанна восходит к группе, изначально называемой «гностиками», которую он относит к 120–м годам P. X.[302] Если бы мы датировали мученичество Игнатия временем правления Адриана в 138 году P. X., а не Траяна, немного урегулировав ненадежные соответствия в колонках летописцев, то Игнатий действительно мог бы прокомментировать зачаточную форму космологии гностиков Логана. Другие ученые утверждали, что сердцевина сифианского мифа существовала в некоторой форме уже в I веке[303]. Если она существовала уже тогда, то подлинный Игнатий мог бы упоминать об этом мифе, даже если датировка временем Траяна — правильная. Игнатий не упоминает Валентина и валентиниан по имени, и то, что речь идет о них — просто вывод Лехнера.

Но я не убежден, что греческое слово aion, которое может также означать «век», Игнатий использует в каком‑либо техническом смысле, как в хорошо развитой гностической системе. Большинство случаев употребления этого слова приходится на выражение «князь этого aion». Здесь очевидная ссылка на сатану, где выражение «князь этого века» относится к настоящему времени, а не к грядущему веку Божьему. Обычно Игнатий говорит так: «Убегайте коварств и ухищрений князя этого века (aion)»[304]. Также Игнатий ссылается на «царства этого века (aion)», где, по–видимому, ссылка не может быть на царство, обладаемое одной из личных эманаций Невидимого духа, или Монады, представленное в Апокрифе Иоанна.

Существует только два возможных исключения, и оба — в письме к эфесянам, и именно их Лехнер пытается использовать[305]. В одном из этих отрывков Игнатий говорит: «Я — ваша жертва козла отпущения (peripsema), и я посвящаю себя так для вашей, эфесяне, церкви, которая известна в веках (aiones)»[306]. Лехнер желает истолковать это как то, что эфесяне известны в присутствии эманаций или эонов предположительно позднего мифа валентиниан. Также в отрывке относительно раскрытия «трех тайн» Игнатий говорит:

Шедел готов перевести aionesздесь словом «эманации», а не словом «века» как раннюю и зачаточную форму гностицизма[308]. Однако, на первый взгляд, такое прочтение выглядит странным и натянутым. Если в выражении «князь этого века» слово aion переводится в смысле «настоящего века», тогда следующее за этим выражение aiones лучше переводить как «будущие века».

Верно, что Игнатий ссылается на злые небесные силы, о которых, по его утверждению, у него есть тайное знание. Не один только князь настоящего века, а скорее многие небесные силы с интересом наблюдали за страданиями Христа на кресте:

И в так называемом «гимне звезде» в письме к эфесянам Игнатий описывает небесные силы как сотрясаемые и потревоженные, когда сияет звезда, что внешне похоже на гностический миф, в котором, по описанию Иринея, потревожены зоны:

Но даже если бы это было так, то, как я уже сказал, это необязательно должно отражать время после 165 года P. X., поскольку, согласно Логану, сердцевина сифианского мифа, включающего рассуждения об зонах, восходит по крайней мере к 120–м годам.

Допустим, Игнатий пишет эфесянам, которые были христианской общиной, обладавшей в это время псевдонимичным письмом Павла к эфесянам, находящимся в Новом Завете среди подлинных писем Павла. Допустим, Шедел перечисляет в своем индексе не менее девятнадцати ссылок или намеков на Послание к Ефесянам Псевдо–Павла[311]. Допустим, как он утверждает, предисловие Игнатия к своему письму составлено по модели письма «Павла»[312]. И в письме Псевдо–Павла мы также находим ссылки на зоны, которые только с искажением можно перевести как «эманации космических сил», а не «века». Но мы уже видели, что так же как и у Игнатия этот термин не относится к зонам однозначно во временном смысле этого слова.

Псевдо–Павел ссылается на «этот век (aion)» в противоположность «веку (aion) будущему»[313]. Подобно Игнатию, говорящему об archon, или «князе этого века», он также говорит о эфесянах как о ходивших в прошлом «как свойственно нынешнему веку (aion), миру сему, по воле князя (archon), господствующего в воздухе»[314]. Здесь, похоже, что эон — имя злого небесного существа, как и слово archon, характерно используемое в литературе этого периода в отношении правителя мира. Христос освободил верующего от настоящего века, или даже эона, или правителя мира, так же как у Игнатия свет звезды потряс древний порядок, так что он стал распадаться. Церковь у Псевдо–Павла — это

В этом произведении 80–х или 90–х годов P. X. вполне можно было бы прочитать слово aion или aiones как обращение к небесным существам в том же смысле, в котором Лехнер предлагает прочитать это слово у Игнатия, так что в итоге использование такого термина не подразумевает датировку писем серединой или концом II века.

Однако следует признать, что и у Псевдо–Павла, и у Игнатия, это слово используется достаточно гибко. Эта гибкость — последствие того, что слово эон относится и к веку, и к личному духу, управляющему этим веком. Конечно, Псевдо–Павел считает, что «план, образец, или домостроительство (oikonomia)» явлен «для осуществления полноты времен (aiones)», где ссылка ясно относится не к правителям всего сущего[317]. Церковь — ранее не раскрытая тайна, и раскрывается она между первым и вторым пришествием Христа. Таков же смысл Игнатия, хотя и развитый в соответствии с его пониманием церковного управления.

Ниспровержение правителя этого века объявлено в «гимне звезде» у Игнатия[318]. Эти три «тайны, о которых следовало кричать», после вековой Божьей тишины уже ожидались в Послании к Ефесянам из Нового Завета. Псевдо–Павел говорил, «чтобы теперь поведана была чрез церковь началам и властям на небесах многообразная премудрость Божья».

Однако церковное управление в Послании к Ефесянам Псевдо- Павла, кажется, напоминает управление в Дидахе до Игнатия со своими «апостолами, пророками, евангелистами, пастырями и учителями» и без какого‑либо председательствующего епископа, пресвитеров или дьяконов, как это предложит Игнатий[319]. Поэтому для Псевдо–Павла слова «через церковь» означали «через коллективное харизматическое служение». Но для Игнатия именно церковь с трехчастным управлением свергает космические власти и противостоит им:

Как мы видели, епископ, пресвитеры и дьяконы по аналогии с их языческими двойниками из мистериальных культов были для Игнатия носителями на себе образов Бога Отца, исполненного Духом совета апостолов и служащего Сына[321]. Когда община собирается «как церковь» для евхаристии, те, кто выполняют роли божественных представителей в драме спасения, потрясали своими духовными изображениями (или tupoi) как космическими властями, которые они таким образом свергают. Также изображения, которые они одевали или духовно носили на своей плоти, играли апотропиче- скую функцию: у них есть власть сдерживать демонические силы[322]. Таким образом, Игнатий прививает языческое представление об апотропической функции tupoi на традиционное христианское эсхатологическое ожидание конца событий. Поэтому Игнатий может утверждать, что его новое церковное управление исполняет программу Псевдо–Павла в последние два десятилетия I века так, что она не была связана с поздним валентинианством. Тогда божественный план был ранее скрытой тайной, а теперь — показан «через церковь».

Таким образом, мы видим, что доводы Лехнера нежизнеспособны.

Теперь в заключение рассмотрим нападки Хюбнера и Винсента на подлинность средней редакции и то, что они могут добавить к доводам Лехнера, в других отношениях ими поддержанным.