Объяви войну неприятелям: стратегия противоположностей

 

Жизнь – это бесконечное сражение, постоянные конфликты, но невозможно же успешно вести боевые действия, не выявив неприятеля. Люди могут быть хитры и коварны, они утаивают свои намерения, притворяясь вашими союзниками. Вам же необходима ясность.

Научитесь разоблачать своих недругов, узнавать их по признакам и приметам, скрывающим враждебность. Теперь, когда они оказались в поле зрения, вы можете тайно объявить им войну. Подобно тому, как разноименные полюса магнита порождают движение, так и ваши враги – ваша противоположность – способны расшевелить вас, вдохнуть в вас волю и целеустремленность. Стоящие на вашем пути и олицетворяющие все то, что вам ненавистно, не вызывающие ничего, кроме антипатии, эти люди могут, тем не менее, стать для вас источником энергии. Но не обольщайтесь: не с каждым врагом возможен компромисс, с некоторыми нельзя идти ни на какие уступки.

 

Внутренний враг

 

Весной 401 года до н. э. Ксенофонт, тридцатилетний богатый грек, живший в своем имении недалеко от Афин, получил приглашение от друга, набиравшего воинов – греков, воевать в качестве наемников в армии Кира, брата персидского царя Артаксеркса. Предложение принять участие в кампании было несколько необычным, ведь греки и персы враждовали с незапамятных времен, а лет за восемьдесят до описываемых событий Персия пыталась завоевать Грецию. Но в те времена греки, прославленные воины, начали предлагать свои услуги тому, кто больше заплатит, а в Персидской империи имелись мятежные города, которые Кир собирался покарать. Греческие наемники могли оказаться великолепным подкреплением для его внушительной армии.

 

Тогда он [Ксенофонт] встал и сначала созвал к себе командиров Проксена. Когда они собрались, он сказал: «Друзья! Я не могу спать и думаю, что вам тоже не спится, я не могу даже просто лежать, видя, в какое положение мы попали. Понятно, что неприятели не вступят с нами в открытую войну, пока не сочтут, что у них для этого все полностью готово. Что же до нас с вами, то никто пока не предпринимал ничего, чтобы достойно подготовиться к этой войне. Но если мы покоримся и окажемся во власти царя, то какого удела можем мы ожидать? Когда собственный его единоутробный брат был уже мертв, он обезглавил его, а потом отсек и руку, а потом еще и посадил тело на кол. Чего же можно ожидать нам? Ведь здесь некому вступиться за нас, к тому же мы выступили в поход и пришли сюда, чтобы превратить царя в раба или, если удастся, убить. Так не пойдет ли он на все, не постарается ли замучить нас, чтобы запугать целый мир, чтобы никому неповадно было идти войной на царя? Зная это, мы должны сделать все возможное, чтобы быть от него подальше. Пока еще длилось перемирие, я непрестанно жалел нас, к царю же и его армии не мог не испытывать зависть: какую обширную страну видел я, как велики, поистине бесконечны их припасы и продовольствие, какое здесь множество слуг, как многочисленны стада, сколько золота и пышных одеяний – каким богатством они владеют!

Но, думая о наших солдатах, я понимал: мы не имеем доли ни в одном из этих богатств, если только не купили себе что – то, но мало кто из нас может позволить себе такую покупку. Не могли мы и взять себе что – то, не заплатив за это, от этого нас удерживала данная клятва. Видя это и размышляя, я подчас более опасался такого перемирия, чем войны. Однако теперь они сами нарушили договор, а значит – конец пришел и их высокомерию, и нашим колебаниям.

Отныне все эти блага лежат перед нами; они стали наградой для лучших. Боги станут судьями в этом состязании, и я не сомневаюсь в том, что они будут на нашей стороне… Назначьте столько командиров, сколько нужно, соберите остальных солдат и речами внушите им уверенность в победе, это именно то, что им сейчас требуется. Вы, может быть, заметили, как удручены они были сегодня, когда возвращались в лагерь, в каком унынии шли сегодня нести караул; не знаю, можно ли добиться проку, пока они пребывают в таком состоянии… Но если кто – то сумеет изменить их мысли, чтобы они перестали уныло вопрошать себя о том, какая участь их ожидает, а вместо этого задумались, что они могут сделать, то дух их, несомненно, окрепнет. Вы, я уверен, знаете: не число и не сила приносят победу в войне, но если армия идет в бой с большей уверенностью и твердостью духа, то никакие враги не сумеют сломить ее».

Ксенофонт (ок. 430 – ок. 355 до н. э.) «Анабасис»

 

Ксенофонт отнюдь не был закаленным в боях солдатом. Он, вообще – то, считался неженкой и сибаритом и жизнь вел соответствующую – увлекался собаками и лошадьми, порой наезжал в Афины, где вел беседы о философии со своим добрым другом Сократом, мало – помалу прожигал наследство. Ему, однако, хотелось новизны, приключений, а тут вдруг представилась возможность встретиться с великим Киром, узнать не понаслышке, что такое война, да к тому же увидеть Персию. Ксенофонт решил, что мог бы пойти на войну не в качестве наемника (он был достаточно богат, чтобы не думать о деньгах), а философа и историка. Возможно, когда все закончится, он сможет написать о пережитом книгу. Испросив совет у Дельфийского оракула, он принял предложение.

К карательной экспедиции Кира присоединилось около 13 тысяч воинов. Наемники – пестрая толпа, собранная со всей Греции, – примкнули к ней ради денег и приключений. Сначала все шло неплохо, но спустя несколько месяцев, когда армия уже зашла в глубь Персии, Кир открыл свою истинную цель: они движутся в Вавилон, чтобы развязать гражданскую войну, – Кир намерен свергнуть брата и захватить царский престол. Обманутые греки стали возмущаться, но Кир обещал щедро заплатить, и его посулы утихомирили недовольных.

Армии Кира и Артаксеркса встретились близ селения Кунаксы, неподалеку от Вавилона. Кир был убит в самом начале сражения, и его гибель положила конец только что начавшейся войне, но вот греки внезапно оказались в весьма шатком положении: они поддерживали сторону, потерпевшую поражение, и теперь находились вдали от дома, в окружении враждебно настроенных персов. Впрочем, им дали знать, что Артаксеркс ссориться с ними не собирается и желает только, чтобы они поскорее убрались вон. Он даже направил уполномоченного – персидского полководца Тиссаферна – с предписанием снабдить наемников провизией и сопровождать до границ Персии. И вот под водительством Тиссаферна греческое войско отправилось домой. Путь предстоял неблизкий – больше полутора тысяч миль.

Через несколько дней похода у греков возникли новые основания для тревоги: предоставленного персами провианта явно было недостаточно, его не хватило бы до конца пути, да и маршрут, предложенный Тиссаферном, вызывал сомнения. Можно ли вообще доверять персам? Среди испуганных греков начались пересуды.

Греческий военачальник Клеарх обратился к Тиссаферну, который, благожелательно выслушав его, предложил: пусть, мол, Клеарх со своими командирами явится для встречи на нейтральную территорию, там греки выскажут претензии, и стороны непременно достигнут взаимопонимания. Клеарх предложение принял и на другой день в назначенное время явился в указанное место – там, однако, вместо парламентеров греков поджидал большой персидский отряд. Воинов окружили, схватили и в тот же день обезглавили.

Но одному человеку все же удалось бежать и сообщить о вероломстве персов. К вечеру греческий лагерь являл собой печальное зрелище. Людьми овладело уныние. Одни сыпали проклятиями и обвиняли всех подряд, другие напились до бесчувствия. Кое – кто поговаривал о побеге, но и они, вспоминая о гибели командиров, чувствовали себя обреченными.

В ту ночь Ксенофонту, который до тех пор держался особняком, приснился сон: от молнии, посланной с небес Зевсом, загорелся отцовский дом. Ксенофонт проснулся в холодном поту. Его внезапно поразила мысль: смерть заглядывает грекам прямо в лицо, а они валяются в неподобающем виде, стенают, ругаются и ничего не предпринимают. А ведь всему виной они сами. Ведь они воевали за деньги, а не за собственную землю или идею, не различали друзей и врагов, вот и запутались вконец. Между ними и домом лежали не горы, не реки и даже не армия персов, а иное препятствие – неразбериха в собственных головах. Ксенофонту была ненавистна сама мысль о столь постыдной кончине. Человек сугубо штатский, далекий от войны, он, однако, был не чужд философии и разбирался в том, как мыслят и рассуждают люди. Он верил, если греки настроятся на мысль о врагах, которые намерены беспощадно перебить их, то сумеют собраться и обязательно придумают, как выпутаться из безнадежного положения. Стоит только сосредоточиться на подлом предательстве персов, разозлиться, раззадориться, и их гнев поможет одержать победу. Отныне они не просто запутавшиеся наемники. Они – греки, полная противоположность бесчестным персам. Нужно только доходчиво объяснить это людям и направить их в нужное русло.

Ксенофонт решил стать той молнией Зевса, которая разбудит людей и осветит их путь. Он созвал оставшихся в живых командиров и изложил свой план: объявить персам беспощадную войну, не вступая с ними в переговоры, – довольно колебаний. Не будем больше терять время на пустые рассуждения, довольно винить во всем себя, говорил Ксенофонт. Отныне все наши силы будут направлены против персов. Мы станем изобретательными и вдохновенными, как наши предки, сражавшиеся в Марафонской битве, – им ведь удалось разбить не в пример более грозную персидскую армию. Мы сожжем все повозки с провиантом, а кормиться будем с земли. Мы станем неуловимыми и стремительными. Мы ни на миг не выпустим из рук оружие, постоянно думая о подстерегающих со всех сторон опасностях. Мы или они, жизнь или смерть, добро или зло – вот что это для нас означает. Если же кто попытается сбить нас с толку пространными речами о перемирии либо другими смутными идеями, им не место в наших рядах – это или трусы, или предатели. Персы сами повинны в том, что мы отныне лишены всякой жалости. Мы должны питаться одной лишь мыслью: добраться до дома живыми.

Воины понимали, что Ксенофонт прав. На следующий день к ним явился персидский военачальник, предлагая выступить посредником в переговорах с Артаксерксом. Следуя совету Ксенофонта, греки отказались с ним разговаривать и выгнали из лагеря. Теперь сомнений больше не было – началась самая настоящая война.

Вдохновленные новым поворотом событий, греки избрали командиров – в их число вошел и Ксенофонт – и выступили в обратный путь. Вынужденные полагаться лишь на самих себя, они быстро приспосабливались к местным условиям, когда надо затаивались, избегая столкновений, совершали ночные переходы. Они благополучно ускользнули от персов, обогнав их на решающем этапе – переходе через горное ущелье: одолели его прежде, чем те сумели помешать. И хотя до Греции еще предстоял долгий путь по территории, населенной враждебными племенами, это было ничто по сравнению с тем, что устрашающие персидские войска остались далеко позади. Путь домой занял не один год, однако почти все воины вернулись в Грецию живыми.

 

Толкование

 

Жизнь – это постоянная борьба, вы то и дело оказываетесь в неприятных переделках, путаетесь в сложных взаимоотношениях, вынуждены выполнять невыгодные обязательства. От того, как вы справляетесь со всеми трудностями, как ведете себя в критических ситуациях, зависит ваша судьба. Помните, что сказал Ксенофонт? Стоящие перед вами препятствия – не реки, не горы и не другие люди, эти препятствия – вы сами. Если вы опустили руки, ощущаете смятение и бессилие, если вам кажется, что вы заблудились и не знаете, куда идти, если вы больше не отличаете друга от врага, то винить в этом следует только себя.

Настройтесь по – другому: представьте, что вы всегда готовы к бою. Все зависит только от вашего умонастроения, от того, как вы смотрите на жизнь. Изменив ра курс, вы сумеете превратить себя из бездеятельного, сбитого с толку наемника в одухотворенного, настроенного на победу воина, борца.

О нас судят по тому, каковы наши отношения с окружающими. В детстве мы постепенно осознаем свою индивидуальность, отделяя себя от внешнего мира, иногда даже доходя порой до крайностей – когда отталкиваем других от себя, отвергаем, бунтуем. Чем отчетливее вы понимаете, кем не желаете быть, тем яснее вырисовывается перед вами та цель, тот идеальный образ, к достижению которого стоит стремиться. Не испытывая этого ощущения полярности, не имея перед собой неприятеля, с которым нужно бороться, вы растеряетесь, как случилось с греческими наемниками. Став жертвой обмана со стороны других людей, вы в решающий момент заколеблетесь, впустую растрачивая драгоценное время на сетования и споры.

Сосредоточьтесь на враге. Это может быть кто – то, кто стоит у вас на пути и препятствует любым начинаниям, тайно или открыто. Это может быть кто – то, кто вас ранил или сражался с вами не по правилам. Это может быть идея или ценность, отвратительная вам, неприемлемая для вас, но которую разделяет некий человек или группа людей. Это может быть даже абстракция: глупость, самодовольство, вульгарная бездуховность. Не слушайте тех, кто скажет, что надо жить в дружбе со всеми, что отличать врагов от друзей примитивно и старомодно. Они попросту страшатся борьбы и скрывают этот страх за ширмой фальшивого дружелюбия. Они пытаются сбить вас с пути, заразить собственной неопределенностью, размытостью понятий. Злу, однако, необходимо противостоять, и противостоять непримиримо. Если же вы до конца уверены в себе и четко представляете свои цели, то в вашем сердце всегда найдется место и для настоящей дружбы, и для подлинного великодушия. Неприятель – это ваша путеводная звезда, которая не дает сбиться с пути. Двигаясь в верном направлении, вы найдете в себе силы вступить в бой.

 

Кто не со Мною, тот против Меня.

Евангелие от Луки. 11:23

 

 

Внешний враг

 

К началу 1970–х годов политическая система Британии была вполне стабильной и устоявшейся. Она представляла собой удобную схему: на выборах побеждала Лейбористская партия, затем, в следующий раз, победу одерживали консерваторы. Власть переходила от одних к другим, все происходило цивилизованно, по – джентльменски. По сути дела, партии уже начинали походить на две части единого целого. Но, когда консерваторы проиграли выборы в 1974 году, кое – к то из них решил, что так больше продолжаться не может. Желая изменить порядок вещей, они выдвигают в лидеры Маргарет Тэтчер. Единства в партии не было, Тэтчер, умело воспользовавшись разногласиями и расколом, победила.

Английское общество еще не видело политика, подобного Тэтчер. Женщина в мире, где все решают мужчины, в традиционной партии аристократии она – дочь бакалейщика – представляла средний класс и не стыдилась этого. Ее одежда – строгая, как у школьной учительницы, – приличествовала скорее домохозяйке, нежели политику высокого ранга. В партии консерваторов Тэтчер принадлежала к крайне правому крылу. Но особенно поражал ее стиль: там, где другие политики выступали мягко и примирительно, она атаковала оппонентов, открыто вступая с ними в конфронтацию. Она так и рвалась в бой.

 

Я по природе воинствен. Атака у меня в крови. На то, чтобы суметь противостоять, требуется сильная натура, так или иначе – это качество, присущее любой сильной натуре. Оно требует стойкости, следовательно, оно стремится к стойкости… Сила того, кто бросается в наступление, встречает сопротивление, ему необходимое, своего рода мерило; всякий рост выявляет себя в поиске сильного противника – или проблемы: ибо философ, если ему присуща воинственность, относится к решению задач как к поединку. Задача – справиться не с любым противником, который может возникнуть на пути, но с таким, в борьбе с которым приходится напрягать всю свою силу, ловкость и мастерство владения оружием, – справиться с равным соперником.

Фридрих Ницше (1844–1900)

 

Большинство политиков восприняли эту победу как случайную и предсказывали, что долго у власти Тэтчер не удержится. В первые годы своего лидерства она ничего не делала, чтобы опровергнуть сомнения скептиков. Она в резких выражениях критиковала проводимую лейбористами политическую линию на социализм, которая, по ее мнению, душила все прогрессивные инициативы и вела к упадку британской экономии!. Она критиковала Советский Союз в период разряди!. Затем, когда зимой 1978–1979 годов ряд профсоюзов государственного сектора начали забастовку, Тэтчер открыто вступила на тропу войны, во всеуслышание обвинив в этих событиях партию лейбористов и ее лидера Джеймса Каллагена. Она выступала решительно и бескомпромиссно – такие резкие выступления хороши для заголовков в вечерних новостях, но не для победы на выборах. С избирателями нужно держаться осмотрительнее – лучше успокаивать их, а не запугивать. По крайней мере, к этому призывал общепринятый здравый смысл.

В 1979 году Лейбористская партия назначила всеобщие выборы. Тэтчер продолжала свои нападки, назвав выборы крестовым походом против социализма и последним шансом улучшить положение Британии. Каллаген из последних сил пытался удержаться в рамках приличий по отношению к этой странной домохозяйке, превратившейся в политика. Однако Тэтчер не унималась, и ему ничего не оставалось, как открыть ответный огонь: он согласен, что выборы – это переломный момент, ведь в случае победы Тэтчер страну ждет экономический кризис. Тактика, казалось, отчасти сработала; Тэтчер пугала избирателей, опросы показывали, что по популярности она намного отстает от Каллагена. В то же время, однако, ее риторика и ответы лидера лейбористов привели к поляризации электората. Избиратели впервые за долгое время смогли ощутить, что между партиями имеется явное различие. Разделив население страны на левых и правых, Тэтчер бросилась на прорыв, привлекая к себе внимание и перетягивая на свою сторону колеблющихся. На выборах она одержала победу с немалым перевесом.

Тэтчер поразила избирателей, но теперь, став премьер – министром, следовало бы умерить тон, утешить, заняться залечиванием ран – во всяком случае, согласно опросам, именно этого ожидала от нее нация. Однако Тэтчер снова поступила с точностью до наоборот, урезав бюджет даже сильнее, чем предлагала во время предвыборной кампании. Последствия не замедлили сказаться: в экономике разразился предсказанный Каллагеном кризис, безработица росла. Члены ее собственной партии, многие из которых и раньше критиковали ее взгляды, теперь открыто ставили вопрос о компетенции лидера. Эти люди, которых сама она называла плаксами – между прочим, наиболее уважаемые члены Консервативной партии, – были в панике: Тэтчер вела страну к экономической катастрофе, и они резонно опасались, как бы им не пришлось поплатиться своими карьерами за ее ошибки. Реакция Тэтчер была резкой: она избавилась от оппонентов в своем кабинете. Создавалось впечатление, что она готова оттолкнуть от себя любого; армия ее врагов все росла. Не было сомнений в том, что на следующих выборах ее ждет неминуемое поражение.

Но наступил 1982 год. Аргентинская военная хунта, отчаянно нуждаясь в любом событии, которое сплотило бы нацию и отвлекло от множества раздирающих страну проблем, захватила Фолклендские острова. Исторически эти территории принадлежали Британии, однако Аргентина не раз высказывала свои притязания на острова. Командование хунты не сомневалось, что Британия откажется от Фолклендов, далеких, бесплодных, бесполезных. Но Тэтчер не колебалась: невзирая на расстояние – восемь тысяч миль, – она направила к островам военно – морское оперативное соединение. Лидеры лейбористов обрушились на премьер – министра с жестокой критикой за то, что она ввязалась в дорогостоящую и бессмысленную войну. Многие члены ее собственной партии были в ужасе: если попытка вернуть Фолкленды провалится, можно считать, что партия обречена. Тэтчер была одинока, как никогда. Однако ее качества, которые до сих пор вызывали раздражение, были восприняты обществом иначе; Тэтчер предстала в новом свете: ее неуступчивость теперь выглядела как упорство, как мужество, благородство. По сравнению с окружающими ее мужчинами – мягкотелыми карьеристами – она производила впечатление решительной и уверенной.

 

У Сальвадора Дали не было времени на объяснения с теми, кто был не согласен с его принципами, и он перенес войну в неприятельский лагерь, рассылая издевательские письма многим своим каталонским друзьям… осыпая их оскорблениями. Он любил сравнивать себя с быком, который оказался умнее своих пастухов, и, по всей видимости, испытывал массу удовольствия, раздувая скандалы и злословя буквально о каждом из мало – мальски заслуживающих упоминания интеллектуалов Каталонии. Дали принялся сжигать за собой мосты с невероятным пылом, выказывая себя настоящим возмутителем спокойствия… «Мы [Дали и кинорежиссер Луис Бунюэль] решили отправить анонимное письмо кому – ни – будь из знаменитостей Испании, – рассказывал Дали позднее своему биографу Алену Боске. – Нашей целью было ниспровержение авторитетов… Оба мы находились под сильным влиянием Ницше… Мы остановили выбор на двух кандидатурах: композитор Мануэль де Фалья и поэт Хуан Рамон Хименес… Мы тянули соломинки, и «выиграл» Хименес… Мы написали безумное, невероятно злобное письмо и отправили его Хименесу. Оно гласило: «Наш прославленный друг! Мы почитаем своим долгом сообщить вам – вполне объективно, – что считаем ваше произведение совершенно отвратительным из – за его аморальности, бредовости и сомнительного качества»»….Письмо причинило Хименесу сильнейшую боль.

Мередит Этерингтон – Смит «Постоянство памяти: биография Сальвадора Дали», 1992

 

В итоге Британия отвоевала Фолклендские острова, а популярность Тэтчер невероятно возросла. Внезапно и экономика страны, и социальные проблемы отступили на задний план. Теперь Тэтчер возвышалась над всеми, и на двух последующих выборах она сокрушала лейбористов.

 

Толкование

 

Даже войдя во власть, Маргарет Тэтчер по – прежнему оставалась аутсайдером: женщина, представительница среднего класса, да еще и с радикальными крайне правыми взглядами. Первое инстинктивное движение любого аутсайдера, добившегося власти, – заручиться признанием, стать своим. Это облегчает жизнь, но при этом он рискует утратить свою индивидуальность, отличие от других – то, что выделяет среди прочих в общественном мнении. Начни Тэтчер подражать окружающим ее мужчинам, при первой возможности ее бы просто заменили другим, точно таким же политиком. Инстинкт подсказал ей другое решение: сохранить свое инакомыслие, остаться «чужой». В сущности, она не стояла на месте и далеко продвинулась в роли аутсайдера, разыгрывая карту единственной женщины, которая противостоит армии мужчин.

На каждом этапе своего пути Тэтчер находила для себя такого противника, который бы выгоднее подчеркивал контраст: то это были социалисты, то коллеги по кабинету министров, то правительство Аргентины. Эти противники помогали ей лепить собственный образ, уточняя его по ходу дела, – образ решительного, властного, самоотверженного политика. Тэтчер не была ослеплена поверхностной, эфемерной популярностью. Ученые мужи могут сколько угодно толковать об индексах популярности, но для избирателей – а именно они позволяют политикам выигрывать сражения, – повелительный, решительный облик оказывается серьезным преимуществом по сравнению с расплывчатостью и мягкостью. И неважно, что кто – то в обществе невзлюбит вас: пусть, ведь всем угодить невозможно. Также не стоит рваться изо всех сил, стараясь пробиться в центр, где уже собрались все остальные; в центре уже толпа, вам придется драться, чтобы отвоевать место. Разделите окружающих и устраните кое – кого из них, чтобы расчистить пространство для схватки.

Так уж устроен этот мир, что вас словно специально пытаются загнать в центр, в середину, и не только в политике. Ведь середина – та область, где царит компромисс. Умение ладить с окружающими важно и нужно, но порой это чревато опасностью; постоянно придерживаясь линии наименьшего сопротивления, примиряющих решений, вы рискуете забыть о своей индивидуальности и окончательно затеряться среди других тусклых середняков. Вместо этого взгляните на себя как на воина, чужака в окружении неприятеля. Благодаря постоянной готовности к схватке вы сможете поддерживать силу и не утратить бдительность. Это поможет вам четко осознать, во что вы верите и что считаете важным как для себя, так и для других. Не беспокойтесь о тех, кто ставит вам палки в колеса: без противостояния нет борьбы, а без борьбы невозможна и победа. Не поддавайтесь желанию понравиться всем: это все равно недостижимо. Поэтому лучше, чтобы вас уважали и даже побаивались. Победа над противниками принесет вам более прочную популярность.

 

Правило ведения войны заключается в том, чтобы не полагаться на то, что противник не придет, а полагаться на то, с чем ты можешь его встретить.

Сунь – цзы. «Трактат о военном искусстве» (IV в. до н. э)

 

 

Ключи к военным действиям

 

Мы живем в такое время, когда люди редко проявляют прямую, открытую враждебность. Нормы отношений – социальных, политических, военных – изменились, соответственно изменились и наши представления о противнике. Сейчас редко встретишь откровенного врага, и слава богу. В наши дни на вас едва ли станут нападать открыто, не скрывая своих намерений, желания уничтожить вас, – враги нынче не выдают себя, они уклончивы и неуловимы. Хотя в современном мире больше соперничества, чем когда бы то ни было ранее, откровенная агрессия не поощряется, поэтому люди научились ходить непрямыми путями, атаковать внезапно, исподтишка. Бывает, что и дружбу используют как инструмент для маскировки враждебных намерений; к вам стараются подойти поближе, чтобы потом побольнее ударить. (Друг лучше всех знает, как причинить боль.) В других случаях вам могут предложить пусть неблизкую дружбу, но поддержку и участие: такие люди кажутся надежными, готовыми помочь, но в конце концов они продвигают собственные интересы в ущерб вашим. Встречаются и иные – например, мастера войны нравственной. Эти будут изображать жертву, заставят вас испытывать комплекс вины, клясть себя за что – то неопределенное, то, чего вы и не делали. На поле битвы множество подобных воинов, хитрых, коварных, неуловимых.

Вот что важно осознать: английское слово enemy (враг) происходит от латинского inimicus (недруг)[1]. Слово «враг» с течением времени было политизировано до крайности и приобрело едва ли не демоническую окраску. Первая ваша задача как стратега – расширить свое понимание слова «неприятель», включив в это понятие всех тех, кто действует против вас, препятствует вам, пусть даже незаметно. (Порой безразличие и бездействие служат более действенным оружием, чем агрессивность, поскольку вы не можете различить враждебность, которая за ними кроется.) Не впадая в манию преследования, вы должны осознать, что на свете есть люди, неблагожелательно настроенные по отношению к вам и скрывающие свое отношение. Распознайте их, и вы неожиданно обретете пространство для маневра. Вы получите возможность отступить на шаг и выждать, понаблюдать, а в случае необходимости и предпринять какие – то действия – напасть или, наоборот, уклониться от атаки, чтобы избежать худшего. Вы даже сможете попытаться превратить неприятеля в соратника. Но что бы вы ни предприняли, вы больше не будете наивной жертвой, которая только и успевает отступать и уклоняться под постоянным натиском противника. Тщательно и продуманно отнеситесь к выбору оружия, всегда держите его наготове, не спешите убирать его в ножны полностью, даже имея дело с друзьями.

 

Сопротивление, которое оказывает человек своему ближнему, – это отнюдь не всегда негативный социальный фактор, поскольку порой это единственный способ сделать хоть сколь – нибудь сносной жизнь рядом с совершенно невыносимыми людьми. Не имей мы сил и прав на то, чтобы восставать против своенравия, капризности, озлобления или бесцеремонности, мы просто не смогли бы иметь дело с людьми, от чьих дурных характеров вынуждены были бы страдать безмолвно. Эта безысходность толкала бы нас на отчаянные поступки – а они в свою очередь вели бы к разрыву отношений, хотя, возможно, конфликта как такового и не возникало бы. Не только из – за того, что, как известно… гнет, если сносить его безропотно, начинает усиливаться, но еще и потому, что сопротивление приносит нам внутреннее удовлетворение, облегчение, успокоение… Наше сопротивление помогает нам ощутить, что мы не являемся пассивными жертвами обстоятельств.

Джордж Симмел (1858–1918)

 

Люди, как правило, прекрасно умеют маскировать свою враждебность, но нередко все же невольно выдают себя. Обычно это происходит благодаря случайным деталям, обнаруживающим их истинные намерения. Одним из ближайших друзей и соратников лидера китайской компартии Мао Цзэдуна был Линь Бяо, член Политбюро и, как предполагали, вероятный преемник вождя. В конце 1960–х и начале 1970–х Мао заметил в Линь Бяо перемену: тот вдруг стал выражать свою любовь и преданность с несколько неумеренной, преувеличенной пылкостью. Мао восхваляли все, но славословия Линь Бяо выделялись даже на этом фоне. Для Мао подобное наблюдение послужило сигналом, что что – то неладно. Он стал более пристально наблюдать за этим человеком и вскоре пришел к выводу, что соратник замышляет измену, желая захватить власть. Мао не ошибался: Линь Бяо действительно готовил против него заговор.

Дело не в том, чтобы не верить всем изъявлениям дружбы, а в том, чтобы обратить на них внимание. Отмечайте в окружающих изменения эмоциональной температуры: непривычную словоохотливость, внезапный порыв пооткровенничать с вами, которых раньше не было, неумеренные похвалы в ваш адрес третьим лицам, настойчивые предложения заключить союз, имеющий больше смысла для другого человека, чем для вас. Доверяйте своим инстинктам: помните, если чье – то поведение кажется вам подозрительным, возможно, почва для подозрений и впрямь имеется. Может, конечно, оказаться, что за этим не стоит ничего дурного – и слава богу, но в любом случае бдительность не повредит.

 

По мере продвижения вверх по крупным рекам острова Борнео путешественник встречает на пути все более воинственные племена. Прибрежные районы населены мирными туземцами, которые не нападают сами, а только обороняются в случае нужды, да и то не очень умело. В глубине острова, откуда реки берут свое начало, живет немало чрезвычайно воинственных племен, чьи набеги наводят ужас на обитателей деревень, расположенных в нижнем течении рек….Естественно было бы предположить, что мирные жители побережий превосходят воинственных соседей в моральном отношении. Однако на деле все обстоит совершенно иначе: как ни удивительно, но превосходство практически во всем оказывается на стороне воинственных племен. Дома у них лучше построены, просторнее и чище; их моральные принципы выше; эти люди крепче, выносливее и храбрее, активнее – как физически, так и умственно – и к тому же, как правило, честнее своих мирных соседей. Но, самое главное, социальная структура этих племен более крепка и эффективна вследствие того, что уважение к своим вождям, готовность им повиноваться и понятие верности своему племени выражены у них намного сильнее. Каждый, отождествляя себя со всем племенем, принимает и преданно выполняет возложенные на него обществом обязанности.

Уильям Макдугалл (1871–1938)

 

Вы можете вести себя по – разному: расслабиться и внимательно наблюдать за происходящим, читать знаки или, напротив, активно действовать, разоблачая недругов, – стучать по траве, чтобы распугать змей, как говорят китайцы. Из Библии мы знаем, что Давид заподозрил: его тесть, царь Саул, замышляет убить его. Как же он мог проверить эти предположения? Давид поведал о своих подозрениях сыну Саула Ионафану, своему ближайшему и верному другу. Ионафан был уверен, что отец не предпримет ничего подобного без его, Ионафана, ведома, поэтому Давид предложил следующее. Вскоре ему предстояло навестить дворец Саула по случаю праздника. Но он решил скрыться на это время. Ионафану полагалось сказать, что это он отпустил друга – по делу не слишком важному, но безотлагательному. Как и ожидал Давид, объяснения сына разгневали Саула, и он воскликнул: «Теперь же пошли и приведи его ко мне, ибо он обречен на смерть!»

 

Человек существует лишь до той поры, пока он борется.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель (1770–1831)

 

 

Постоянно слушая, как моя хозяйка читает Библию, – ибо она часто читала вслух Писание, пока ее супруг был в отсутствии, – я ощутил, как во мне пробуждается любопытство к тайне чтения и растет желание научиться читать. Не испытывая никакого страха перед доброй своей хозяйкой (она и не давала мне повода себя бояться), я прямо попросил ее научить меня читать. Без малейшего колебания эта милейшая женщина приступила к делу, и под ее руководством я очень скоро овладел алфавитом и мог уже складывать слова из трех – четырех букв… Мастера Хью поразила наивность супруги, и он, по – видимому в первый раз, развернул перед ней истинную философию рабства, разъяснив правила, которые необходимо было соблюдать, дабы выглядеть хозяевами и достойно управлять своим одушевленным имуществом. Мистер Оулд решительно запретил ей продолжать уроки; ей было указано, что это не только само по себе противозаконно, но, кроме того, небезопасно и не может привести ни к чему, кроме неприятностей… Миссис Оулд, бесспорно, ощутила всю мощь его высказываний и, как послушная жена, изменила поведение в направлении, указанном ее супругом. Не могу сказать, что воздействие его слов на меня оказалось поверхностным или скоропреходящим. Его жестокие сентенции – холодные и резкие – глубоко проникли мне в сердце и не просто вызвали возмущение, но и пробудили в моем сознании целую неспешную череду серьезных и важных мыслей. То было настоящее откровение – новое и значительное, оно обнажило передо мной мучительную тайну, против которой восставало все мое юношеское сознание, но восставало тщетно, лишь для того, чтобы понять: белому человеку дана власть вечно держать в рабстве черного человека. «Прекрасно, – подумал я, – стало быть, знание препятствует тому, чтобы ребенок становился невольником». Интуитивно, безотчетно я принял это суждение; с этого момента я постиг прямой путь, ведущий от рабства к свободе. Это было именно то, в чем я нуждался; и получил я этот урок как раз вовремя, да еще из такого источника, откуда меньше всего ожидал его получить… Мистер Оулд, хотя и был, без сомнения, человеком весьма неглупым и рассудительным, очевидно, недооценил мою понятливость и даже представить себе не мог, что я сумею вынести из впечатляющего урока, преподанного им своей супруге… То, что он больше всего любил, я люто возненавидел; самая решительность, с которой он доказывал, что я должен оставаться невеждой, внушила мне тем большую уверенность в стремлении к образованию.

Фредерик Дуглас (1818–1895) «Мое рабство и моя свобода»

 

Проверка, устроенная Давидом, оказалась успешной, поскольку его отговорка – та причина, по которой он пропустил праздник, – допускала двоякое толкование. Если бы намерения Саула в отношении зятя оставались добрыми, он бы, самое большее, посетовал из – за его эгоизма, тем бы все и закончилось. Однако Саул действительно ненавидел Давида и потому расценил его отсутствие как вызов, как демонстрацию пренебрежения, что и заставило его утратить самообладание.

Следуйте примеру Давида: скажите или сделайте что – то, что можно истолковать по – разному, что может показаться вполне вежливым, а может намекнуть на легкую холодность или даже быть воспринято как оскорбление. Друг удивится, но не придаст большого значения. Тайный недруг, скорее всего, придет в ярость. Любой всплеск эмоций даст вам понять, что бурлит в глубине тихого омута.

Нередко лучший способ заставить людей приоткрыться, вы<