Механическое удерживание земляных масс: Механическое удерживание земляных масс на склоне обеспечивают контрфорсными сооружениями различных конструкций...
Состав сооружений: решетки и песколовки: Решетки – это первое устройство в схеме очистных сооружений. Они представляют...
Топ:
Определение места расположения распределительного центра: Фирма реализует продукцию на рынках сбыта и имеет постоянных поставщиков в разных регионах. Увеличение объема продаж...
Теоретическая значимость работы: Описание теоретической значимости (ценности) результатов исследования должно присутствовать во введении...
Отражение на счетах бухгалтерского учета процесса приобретения: Процесс заготовления представляет систему экономических событий, включающих приобретение организацией у поставщиков сырья...
Интересное:
Берегоукрепление оползневых склонов: На прибрежных склонах основной причиной развития оползневых процессов является подмыв водами рек естественных склонов...
Принципы управления денежными потоками: одним из методов контроля за состоянием денежной наличности является...
Инженерная защита территорий, зданий и сооружений от опасных геологических процессов: Изучение оползневых явлений, оценка устойчивости склонов и проектирование противооползневых сооружений — актуальнейшие задачи, стоящие перед отечественными...
Дисциплины:
2023-01-02 | 41 |
5.00
из
|
Заказать работу |
|
|
Всю ночь судно бросало с волны на волну. За иллюминаторами грохотало, и по стёклам били брызги.
– Держись крепче! – кричал Перчиков и хотел привязать Солнышкина к койке.
Солнышкин упирался то ногами, то головой в переборку, и ему казалось, что внутри у него взад и вперёд перекатываются гружёные вагонетки.
Но к утру шторм успокоился. И Солнышкин враскачку вышел на палубу. Море было зелёным и так пахло арбузами и свежими огурцами, что из него можно было делать салат. Волны были белыми, лохматыми и прыгали у борта, как пудели в цирке. Солнышкину хотелось по‑свойски потрепать их по загривку. Он перегнулся через борт, но тут за спиной раздался голос Перчикова:
– Любуешься природой? А наверху баталия! Солнышкин побежал за Перчиковым. В коридоре стоял гам. Полкоманды толпилось около каюты уборщицы Таи. Каюта находилась возле капитанской. Тая стояла с чемоданчиком и узелком и утирала глаза. В дверях топтался капитан с клеткой в руках. Перчиков возмущённо взмахнул руками:
– Из‑за какого‑то попугая переселять человека!
– Не из‑за какого‑то, а из‑за ценного. Он куплен у факира в Индии! – с усмешкой возразил Плавали‑Знаем.
– Не имеете права!
– Послушайте, Огурчиков, – Плавали‑Знаем многозначительно поднял палец, – вы мне надоели…
– Во‑первых, не Огурчиков, а Перчиков! – оскорбился Перчиков. – А во‑вторых, мы будем жаловаться начальству!
– Начальство вас готово выслушать, – сказал Плавали‑Знаем.
Он повесил клетку на вешалку, запер каюту и опустил ключ в карман.
И попугай опять показался Солнышкину очень знакомым.
Тая взяла чемоданчик и, всхлипывая, пошла к молоденькой буфетчице Марине, которая поддерживала её под руку. Толпа зашумела. Все были возмущены. И только артельщик сверкнул зубами:
|
– Будь я капитаном, я бы отхватил себе не одну каюту, а все четыре! – И кривыми ногами он начал выписывать твист.
– Прекрати! – крикнул Перчиков.
– А‑а, Огурчиков, вам не нравится? – засмеялся артельщик.
– Вертится, как камбала на крючке! – обозлился Перчиков и сплюнул.
Боцман только посмотрел под ноги, но промолчал.
– А может, попугай и вправду особо ценный? – сказал он, вздохнув.
– Будь он трижды индийский… – начал Перчиков.
Но тут из‑за двери на чисто русском языке раздался крик: «Загоню дурака! Доведёт до милиции!» Загоню дурака, доведёт до милиции!»
Все переглянулись, раскрыв от удивления рты. А Солнышкин вдруг щёлкнул себя по лбу:
– Вот оно что!
Он сразу же вспомнил шумную барахолку на сопке, старую спекулянтку и, конечно же, знаменитого попугая из Индии.
– Ну, всё! – сказал он и сжал кулаки.
– Что – всё? – озадаченно спросил Перчиков.
– Всё! – твердо ответил Солнышкин. Что «всё», он ещё не решил и сам, но кулаки его были готовы к бою.
ПАРТИЗАНСКИЕ ДЕЙСТВИЯ НА ПАЛУБЕ ПАРОХОДА «ДАЁШЬ!»
Солнышкин сидел на палубе и суричил царапины. Он опускал кисть в большую банку с красным суриком и мазал палубу. Палуба становилась красной, как пожар. Руки и щёки у него тоже были красными. Ветер раздувал его чубчик и приклеивал волосы к щекам. Солнышкин отдирал их и ещё больше размазывал краску. Он всё не мог успокоиться: выжить человека из‑за какого‑то попугая…
Сперва он решил обляпать Плавали‑Знаем с ног до головы суриком. Потом этот способ показался Солнышкину неподходящим. Он размашисто поставил кистью на палубе крест. Потом еще один, а за ним и третий, так как забраковал ещё два придуманных способа.
– О чём ты задумался? – забеспокоился подошедший Перчиков. – У тебя вся палуба в крестах!
– Задумаешься!
– А в чём дело?
– Дело в том, что я кое‑что знаю. Помнишь, я рассказывал тебе про барахолку, про свои приключения?
|
– А как же! – с достоинством ответил Перчиков. Память ему никогда не изменяла…
– Так вот. Этого капитанского попугая я уже видел.
– Где?
– На барахолке! – И Солнышкин рассказал ему про встречу со знаменитым попугаем.
– Эй, братцы, о чём вы там шепчетесь? – раздался вдруг рядом бас. Это огромный машинист Мишкин только что кончил смазывать лебёдку и, присев рядом с Солнышкиным, поставил сбоку банку с жёлтым, как вазелин, солидолом.
Солнышкин ещё раз пересказал историю с капитанским попугаем.
– Ну, ты сам не очень‑то воюй! – сказал Перчиков. – Мы его на общем собрании…
– На собрании! – хохотнул Мишкин. – Насолидолить бы ему и артельщику пятки, чтобы катились по шарику до самого полюса, – вот и все собрание!
– Как ты сказал? – переспросил Солнышкин и насторожился.
– Насолидолить бы, говорю, пятки, – повторил Мишкин и пошёл искать папиросу, потому что никак не мог отвыкнуть от дурной привычки курить.
Следом за ним ушёл по своим делам Перчиков, а банка с золотистым солидолом осталась стоять рядом с Солнышкиным…
Когда Мишкин вернулся, выпуская колесики дыма, банки уже не было. Мишкин, недоумевая, потоптался около Солнышкина, пожал плечами и пошёл к лебёдке. Он оглядел лебёдку, посмотрел под скамью, но банки нигде не было.
– Вот ещё артистка! – усмехнулся Мишкин и побрёл в машинное отделение.
Солнышкин как ни в чём не бывало продолжал усердно суричить палубу. И никто, даже Перчиков, не смог бы догадаться, что он никак не дождётся наступления вечера.
Наконец солнце село, и наступила темнота.
Боцман с командой отправился в столовую, и оттуда тотчас раздался весёлый стук домино и крики: «Дупель два!», «Есть два – четыре!».
Перчиков пошёл на вахту в радиорубку.
Потом по трапу прогрохотали тяжёлые сапоги. Это Плавали‑Знаем поднялся в рулевую.
И Солнышкин, оглядываясь, выбрался на палубу. Над головой висела луна и перемигивались звёзды, будто знали что‑то весёлое. Солнышкин подошёл к грузовику, открыл дверцу и вытащил из кузова банку. Теперь начиналось самое опасное. Он снова заглянул в коридор. Там никого не было. Вверху тускло мерцали ночные лампы. Солнышкин быстро пошёл вперёд. Около каюты с попугаем он нагнулся и стал размазывать солидол по палубе. И тут невдалеке раздалось какое‑то лопотанье и вкусно запахло. Это артельщик тащил Плавали‑Знаем собственноручно сваренные сардельки.
|
«У, подхалим! – зло подумал Солнышкин. – Помешал!»
Едва он успел вбежать в свою каюту, как за углом раздался толстый шлепок, крик, будто квакнула жаба, и мимо Солнышкина пролетела пара горячих сарделек. Артельщик поскользнулся на солидоле и прокатился на спине. На шум из рубки выглянул Плавали‑Знаем и удивлённо открыл рот, чтобы спросить у артельщика, что он делает. Но тут же одна капитанская нога скользнула вперед, вторая промчалась впереди первой, задралась чуть не в потолок, и Плавали‑Знаем шлёпнулся на палубу.
– Так вот что ты здесь делаешь! – прохрипел он, уставясь на артельщика и сжимая кулаки.
– Да я сам чуть не отбил печёнку! – возразил тот. – Это кто‑то из машинистов наследил. Я нёс сардельки. Вкусные, очень вкусные. Вот, попробуйте! – Он с улыбкой подобрал валявшуюся у ног сардельку и протянул Плавали‑Знаем. – Чудесная сарделечка!
– Что?!
– Вкусная! – И артельщик торопливо сунул сардельку себе в рот.
– Шагай отсюда!
– В один миг, в один миг! – залебезил артельщик и, улыбаясь, начал пятиться за угол.
Плавали‑Знаем поковылял к каюте, где жили Тая и буфетчица.
– Откройте! – ударил он в дверь кулаком.
Дверь приоткрылась, и из неё, как из скворечника, выглянула Таина голова.
– Убрать! – показал Плавали‑Знаем на перепачканный солидолом порог её бывшей каюты.
– Ночью? – удивилась Тая. – А почему?
– А потому, – пробурчал Плавали‑Знаем, потирая место, на которое только что шлёпнулся. Один глаз у него спрятался в щёлку, будто прицелился, а второй готов был выстрелить, как пушечное ядро.
Тая, тяжело вздыхая, стала мыть палубу, а Плавали‑Знаем протопал снова на мостик.
«Ну ладно, я тебе ещё не то покажу! – подумал Солнышкин. Всё это время он выглядывал из‑за двери и еле сдерживал смех. – Я тебе покажу, как по ночам гонять людей!»
Как только Тая скрылась за углом, он снова бросился к каюте Плавали‑Знаем и начал заново мазать палубу. Но вдруг нога у него самого поехала назад, и он встал на четвереньки. И тут взгляд его упал на руку: на запястье был старый бронзовый компас. Стрелка его, обычно точная, теперь бегала и качалась из стороны в сторону.
|
Будто хотела сказать: «Ай‑яй‑яй, молодой человек как вам не стыдно!» Солнышкин удивился, привстал, и тут вправду раздался укоризненный голос:
– Ну и ну! Вот это партизан!
Он оглянулся. Сзади него стояла Тая.
– А я ничего, – сказал Солнышкин.
– А это что? – И Тая показала на руки, с которых медленно капал солидол. Она бросила тряпку и сказала: – А ну‑ка, пойдём в каюту… И смущённый Солнышкин отправился за ней. В это самое время Мишкин вышел из машинного отделения. Он прошёлся по коридору и вдруг почувствовал, как о его ногу что‑то трётся.
– Брысь! – сказал он, так как не мог терпеть бродячих котов и кошек, хотя на пароходе их не было и в помине.
При тусклом свете машинист разглядел пропавшую банку с солидолом. От вибрации она вздрагивала и медленно двигалась по палубе.
– Вот артистка! – воскликнул Мишкин и подхватил её.
НЕ НАДО МОЛЧАТЬ!
Солнышкин просунул в дверь голову. На койке сидела тоненькая буфетчица Марина и быстрыми спицами вязала цветную варежку. Солнышкин прибавил баску и спросил:
– Можно?
– Можно, – ответила Марина и кивнула круглой, как кокосовый орех, причёской.
Солнышкин прошёл за Таей в каюту. Руки он спрятал за спину.
– В чём дело, Солнышкин? – удивилась Марина и подняла большие зелёные глаза.
Солнышкин покраснел, не зная, что ответить.
– А это он мне помогал убирать, – усмехнулась Тая. Она протянула Солнышкину кусок мыла и открыла кран с горячей водой.
Солнышкин мыл руки, а Тая тихо вздыхала:
– Вояка ты, вояка! И зачем с ним связываться, шума не оберёшься! Лучше его не трогать!
– Лучше не трогать, – подтвердила Марина, словно всё поняла, и опять склонилась над клубком.
– Как это – не трогать?
– Так, – вздохнула Марина, – а то он ведь жизни не даст!
– Вот и не даст, если будете молчать! – воскликнул Солнышкин.
– Ну ладно, – вздохнула Тая. – Ладно… Надо пойти вымыть палубу. – И глаза её смотрели тихо и устало.
– Не надо, – сказал Солнышкин. – Спокойной ночи! – И он решительно шагнул за дверь.
Кругом была тишина. Спокойно светили лампы. Внизу по‑паровозному ухала машина. Все спали. Только радист Перчиков не снимал наушников в радиорубке. Перчиков никому не говорил, что мечтает стать космонавтом и поплавать по марсианским морям, и каждый день после работы он сидел и вслушивался в доносившиеся сигналы спутников. И сейчас он слышал их быстрый писк. За иллюминатором в темноте горели звезды, вокруг простирался чёрный океан, и Перчиков чувствовал себя почти на борту космического корабля. А внизу, в коридоре, его друг Солнышкин крепко сжимал швабру и натирал палубу. Ему было немного грустно. И потому, что из‑за него обидели Таю, и потому, что где‑то грустит его бабушка. И он тёр палубу так, как будто помогал им обеим.
|
И странно: чем сильнее двигал он руками, тем точнее стрелка компаса показывала на север.
ЗВЁЗДНАЯ НОЧЬ
Боцман Бурун никак не мог уснуть. Когда он проигрывал несколько партий в домино, то с грустью думал, что через год ему уходить на пенсию. А что он будет делать на берегу, Бурун никак не мог представить. Тогда он потихоньку отправлялся в подшкиперскую и перебирал своё хозяйство. В борт гулко стучали волны, и он под этот приятный для него шум рассматривал каждую тряпушку и каждый гвоздик. Бурун любил свой пароход.
В этот раз боцман, войдя в подшкиперскую, взял в руки почти новенький пульверизатор для окраски стен, наполнил бачок красной краской и вздохнул:
– Хоть напоследок поработаю по‑новому… Он вытащил пару старых вёдер и стал их обрызгивать краской. Дверь была открыта, краска садилась на вёдра, а мелкая пыль при каждом толчке разлеталась с ветром по палубе.
В это самое время Солнышкин закончил уборку и собирался ложиться спать, но в коридоре столкнулся с Перчиковым.
– Солнышкин, Солнышкин! Ты только посмотри, какие сегодня звёзды!
Перчиков открыл дверь и потянул Солнышкина на палубу. От усталости у Солнышкина уже склеивались глаза, но морской ветер сразу взбодрил его. Небо было полно громадных звёзд – таких Солнышкин ещё и вправду никогда не видел, даже у себя в тайге. Большая Медведица, сверкая, садилась на самый нос парохода, созвездие Скорпиона угрожало ярко сверкающим голубым хвостом. И всё это отражалось в шумящем бесконечном море.
Солнышкин замер в восторге. А Перчиков не унимался:
– Смотри (через всё небо пролетал маленький розоватый спутник). Когда‑нибудь мы с тобой тоже полетим на какую‑нибудь планету, туда, в глубину космоса! – И Перчиков положил руку Солнышкину на плечо. Он в первый раз делился своей мечтой и ни капельки не стеснялся.
– Полетим! – сказал Солнышкин и добавил: – Если там будет море. – И вдруг Солнышкин грудью навалился на борт. – Смотри, смотри! – крикнул он и потянул Перчикова за руку.
Из морской глубины к самому носу парохода поднимались таинственные зелёные ракеты. За ними тянулось голубое пламя и мчались искры. Казалось, они сейчас поднимутся вверх и умчат к звёздам. Но они не отрывались от воды и уверенно парили впереди парохода.
– Это дельфины, – сказал Перчиков и мечтательно вздохнул: – Эх, Солнышкин, сколько интересного будет ещё на земле! Представляешь, человек договорится с дельфинами, человек войдёт в океан! Представляешь, мы с тобой плывём в глубине океана!
У Солнышкина по спине поползли мурашки.
– Как человек‑амфибия? – спросил он.
– Человек‑амфибия был одиночка, а нас двое, – сказал Перчиков и похлопал Солнышкина по плечу. – И понимал он только одного дельфина, а мы будем понимать всех. Во всех океанах.
Пароход шёл вперёд, поднимая нос к звёздам, взрезая волны. И Солнышкину казалось, что весь мир летит ему навстречу. В правую щёку ему бил ветер. Он повернул к нему лицо, и теперь прохладные брызги освежали и лоб, и губы, и нос.
И конечно же, ни Солнышкин, ни Перчиков не слышали, как боцман Бурун всё нажимал и нажимал на кнопку пульверизатора.
СНОВА КОРЬ!
Доктор Челкашкин заканчивал ночной обход. Он прислушивался к дыханию спящей команды и наконец дошёл до каюты Перчикова и Солнышкина. В каюте никого не было. Но тут отворилась дверь коридора, и Перчиков с Солнышкиным появились на пороге.
– Принимали воздушные ванны? – спросил Челкашкин. – Молодцы! Полезно!
И вдруг лицо его побледнело, нахмурилось: указательным пальцем доктор повернул голову Солнышкина налево, потом направо, внимательно посмотрел ему в глаза и воскликнул:
– Снова корь! Самая настоящая корь. Немедленно в изолятор!
Перчиков посмотрел на друга и грустно присвистнул: всё его лицо было покрыто мелкой красной сыпью.
– Да, угораздило! – вздохнул Перчиков. – Моряков, Солнышкин…
– Вы ещё стойте? – изумился Челкашкин. – Вы хотите, чтобы на всю команду распространилась эпидемия? – И он потащил Солнышкина в изолятор.
Солнышкин не успел опомниться, как за его спиной захлопнулась белая дверь с красным крестом.
Вокруг запахло лекарствами. Челкашкин включил свет и сказал:
– Вот койка, вот табуретка и всё остальное. До завтра спать. Иллюминатор не закрывать: свежий воздух полезен во всех случаях!
В это время раздался стук в дверь, и жалобным голосом Перчиков спросил:
– Доктор, а передачи приносить можно?
– Никаких передач! – энергично ответил Челкашкин, выходя ему навстречу, и захлопнул за собой дверь.
Солнышкин остался один. Он присел на жёсткую койку и опустил голову. Только что он с Перчиковым мечтал о море, о далёких планетах, только что перед ним летели дельфины… Он посмотрел в иллюминатор и вздохнул. Там, в нескольких метрах отсюда, их каюта, где, наверное, сейчас грустит Перчиков. Солнышкин представил попискивание приёмничка, уютный свет лампочек, и ему стало совсем горько. Вдруг ему показалось, что за иллюминатором кто‑то царапает о переборку. И тотчас внизу раздался шёпот:
– Солнышкин!
Солнышкин вздохнул. Наверное, послышалось.
– Солнышкин! – раздалось снова. – Иди сюда!
Солнышкин мгновенно подскочил к иллюминатору и увидел Перчикова. Он стоял на поручнях над самым морем, в руках у него была подушка.
– Что ты делаешь? – ужаснулся Солнышкин.
Ведь один миг – и Перчиков полетит в воду! А Перчиков прошептал:
– Тихо… – И протянул подушку: – Держи, а то в лазарете твёрдая! Всё будет в порядке.
Перчиков спрыгнул на палубу и скрылся в темноте.
– Спасибо, Перчиков, спасибо! – крикнул Солнышкин. Он обхватил подушку руками и мгновенно уснул.
В это же время, лёжа в опустевшей каюте, Перчиков составлял план, по которому вся команда должна будет работать с Солнышкиным. Голова Перчикова подпрыгивала на жёстком матраце, но это совершенно не мешало ему думать.
Завтра с утра он, Перчиков, передаст по радио концерт для Солнышкина. Федькин будет заниматься покраской трюма напротив изолятора, чтобы Солнышкин видел, как правильно владеть кистью. Бурун покажет ему вязку морских узлов.
А если можно ускорить лечение и понадобится переливание крови, то он, Перчиков, завтра же первым пойдёт на помощь другу.
Как только солнце тронуло Перчикова за кончик носа и за бортом закричали чайки, он выбежал на палубу. Там уже Челкашкин делал зарядку, похрустывая упругими мышцами, а боцман возился с пульверизатором. Челкашкин занёс руки над головой и собирался делать стойку, но внезапно замер и с ужасом посмотрел на Перчикова: правая щека радиста прямо на глазах у доктора покрывалась сыпью.
– В изолятор! – произнёс Челкашкин, вытянув вперёд руку, но тут же глаза его сделались ещё шире: его собственная рука покрылась сыпью.
Челкашкин повёл усиками, удивлённо огляделся, посмотрел на боцмана, на ярко выкрашенное ведро, на шипящий пульверизатор и вдруг, схватившись за голову, с отчаянным хохотом закричал:
– В изолятор! В изолятор!
И Перчиков, забыв про все свои планы, бросился за ним, перелетая сразу через пять ступенек. Они открыли дверь и остановились у порога изолятора. Солнышкин спал, все ещё нежно обнимая принесённую Перчиковым подушку.
– Момент, – сказал Челкашкин, – спокойно!
Он взял клочок ваты, сунул её в спирт и смахнул со щеки Солнышкина всю краску.
– Медицина! – улыбнулся Челкашкин.
– Медицина, – засмеялся Перчиков.
И только Солнышкин ничего ещё не знал о своём удивительном выздоровлении.
А ВСЁ‑ТАКИ АРГЕНТИНА БЫЛА В АМЕРИКЕ
Утром Федькин встал за штурвал, а Петькин с Солнышкиным начали уборку в рулевой рубке. Петькин разливал по палубе мыльную воду, а Солнышкин следом насухо вытирал палубу. Сперва Федькин стоял молча, а потом незаметно для себя начал напевать известную морскую песню «Бананы ел, пил кофе на Мартинике».
В это время в рубку вошёл Плавали‑Знаем. Федькин примолк. Но Плавали‑Знаем, наоборот, поощрительно кивнул головой: «Ничего, ничего». Песня как раз подходила к его великолепному настроению. Он выпил только что три чашки кофе «Африка» и испытывал прилив бодрости. Пароход бежал вперёд по ярким волнам. Ветер овевал мужественное капитанское лицо, и капитану захотелось поговорить о далёких плаваниях. Правда, дальше Камчатки он никогда не ходил, но о своих удивительных странствиях любил рассказывать. Он выглянул в окно, посмотрел вдаль и задумчиво произнёс:
– Когда после тяжёлого шторма мы подошли к Африке и стали на якорь у берега Аргентины…
Тут судно так тряхнуло, что Плавали‑Знаем едва не вылетел в окно, а Солнышкин чуть не поехал по мыльной палубе. Это Федькин крутнул в сторону штурвал, потому что его передёрнуло от удивления. Ведь любой третьеклассник знает, что Аргентина находится в Америке!
Наверное, в другой раз Плавали‑Знаем треснул бы кулаком по стенке и прогнал его от штурвала, но сейчас он только строго посмотрел на Федькина. Уж очень хотелось ему рассказать эту историю.
– Да, когда мы были в Африке и бросили якорь у Аргентины… – начал Плавали‑Знаем снова.
– Но Аргентина находится в Америке, – сердито заметил Солнышкин, выкручивая тряпку. От толчка вода разлилась, и ему прибавилось работы.
Плавали‑Знаем насмешливо взглянул на него:
– Где‑где?
– В Америке, – твердо ответил Солнышкин.
– Петькин, скажите этому знатоку, где находится Аргентина.
Петькин засопел. Ему совсем не хотелось спорить с начальством. Он уже собирался сказать: «Если вы её видели в Африке, то, значит, в Африке», но его опередил Федькин.
– Конечно, в Америке, – сказал он.
– Тоже мне грамотеи, географы! В школе учились! – закачал головой Плавали‑Знаем. – Я никогда ничему не… – Он хотел сказать что‑то ещё, но вдруг спохватился, мигнул и подошёл к Федькину: – А это что, во‑первых, за разговоры на вахте? Вы что, забыли? А во‑вторых, когда я плавал, Аргентина была в Африке! Ясно?
Федькин только усмехнулся и постучал ногой об пол. Но Солнышкин стерпеть этого не мог.
Он выпрямился и, выкручивая тряпку, спокойно произнёс:
– А всё‑таки Аргентина была в Америке! Всегда была в Америке. Это знает любой школьник.
– Ну хорошо, – многозначительно сказал Плавали‑Знаем и потряс перед ним пальцем. – Ну хорошо, вы ещё вспомните, где была Аргентина, когда останетесь в первом порту! У вас там будет много времени для воспоминаний. В первом порту!
Разозлившись, он так схватился за подбородок, что уколол пальцы собственной щетиной.
Солнышкин вытирал палубу и думал: «Ничего, хуже, чем с ним, не будет».
Петькин сердито сопел, а Федькин усмехался и про себя всё напевал старую морскую песню.
– В первом порту, в первом порту… – пробубнил ещё раз Плавали‑Знаем и сбежал по трапу.
Может быть, так всё и случилось бы, если бы в скором времени на пароходе «Даёшь!» не произошли куда более важные события.
|
|
Наброски и зарисовки растений, плодов, цветов: Освоить конструктивное построение структуры дерева через зарисовки отдельных деревьев, группы деревьев...
Состав сооружений: решетки и песколовки: Решетки – это первое устройство в схеме очистных сооружений. Они представляют...
История развития пистолетов-пулеметов: Предпосылкой для возникновения пистолетов-пулеметов послужила давняя тенденция тяготения винтовок...
Историки об Елизавете Петровне: Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспитывалась среди новых европейских веяний и преданий...
© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!