Жизнь – штука несправедливая

 

Коуди не хочет уходить, он вошел во вкус, и все происходящее жутко его забавляет. Цыпочку же, напротив, уже искренне бесит весь этот маскарад. Вскоре ему все же удается утащить оттуда Гаррета, который покидает место в сопровождении другого «легавого». Наконец он садится в арендованную машину, припаркованную за углом, в багажнике которой припрятаны шестьдесят «штук» для расчета с остальными участниками представления. Спустя примерно десять минут после отъезда «гребаного голландца», после того, как ребята на протяжении двух часов изо всех сил старались не подпустить «башмачника к этим гребаным коробкам», «полицейские» загружают их в фургон и отъезжают. Они следуют на парковку гипермаркета, расположенного на кольцевой дороге Норт‑роуд, где уже поджидаем их мы. Джин все утро спокойно читает газеты. Кто‑то посоветовал Микки‑Железяке купить себе раскраску, чтобы укротить приступы ярости. «Легавые» берут машину Морта.

Через десять минут по узкой дорожке к спортивному «мерседесу» задним ходом подъезжает эвакуатор, цепляет его и увозит на буксире. Кто‑то желтым мелком написал на кузове: «Не прикасаться. Направляется на судебную экспертизу». Прекрасный образец автомобилестроения буксируют к дробильной установке, специализирующейся на страховых работах, и он превращается в квадратный ярд металла. Внутри ангара наши люди на все глянцевые поверхности рассыпают пыль, страшно похожую на порошок для снятия отпечатков пальцев, разбрасывают повсюду обрезки толстого провода, какими иногда связывают преступникам руки, и обрывки полицейской ленты.

Кто захочет, чтобы у него дома болтались приблизительно два миллиона первоклассных пилюль? Никто. Потому‑то их и припрятали в гараже в Эдмонтоне, а затем в сыром железнодорожном ангаре в Финсбери‑парке. Морти и Кларки отвозят их в «Лавленд». У меня возникает чувство, что их необходимо доставить в Хитроу. Это как раз по пути. Джин велит ехать по кольцу Норт‑роуд. Спустя пять минут просит остановиться в парковочной зоне у обочины.

– Набери мне вот этот номер на своем телефоне.

И протягивает мне картонный спичечный коробок, на котором записан номер Большого Фрэнки.

– Фрэнки. Это Джин говорит. Я все утро названию Джею Ди, но никаких новостей. Он с тобой?… Что‑что он объяснит?… Дай ему трубку, черт возьми. Он где, в тренажерном зале?… У меня тут люди, готовые к рок‑н‑роллу… Я думал, вы, ребята, хотели побыстрее разделаться… Что объяснишь? Слушай, дай ему этот номер, и пусть сразу же мне перезвонит. – Джин диктует ему номер и возвращает мне мобильник.

Вчера ночью мы разговорились с Коуди и Морти. Морт потчевал нас очередным эпизодом своей тюремной мудрости. Один старый рецидивист говорил ему следующее: для пущей убедительности история должна содержать некоторые несоответствия.

– Сколько он сидел в тюряге? – интересуюсь я.

– Четырнадцать лет, но в его словах был определенный смысл.

Именно поэтому группа под руководством Коуди разыскивала мертвого парня. Подобные детали заглушают радар, отвлекают внимание. Ты стараешься увидеть всю картину целиком, но то и дело отвлекаешься вопросом, почему вдруг полиции понадобилось искать того, кто мертв, как Элвис.

Мы молча сидим и наблюдаем, как машины проносятся мимо нас. Джин и Микки выкурили уже по паре сигарет, и тут у меня на коленях звонит телефон. Я жму зеленую кнопку и протягиваю его Джину.

– Привет, Джей Ди. Что там у вас за история?… Что значит, их нет, черт возьми?… Их продали?… Что за игры вы ведете, мать вашу?… Где вы сейчас? Я смогу найти?… Сейчас я подъеду. Никуда не двигайтесь с этого места.

Он отдает мне телефон назад.

– Они в Уолтемстоу. Едем туда.

Мы находим забегаловку, где отсиживаются «Бандитос». Обшарпанная дверь теряется между газетным киоском и аптекой. Вслед за Джином мы уходим с солнечного света в полумрак невзрачного клуба. Фрэнки, Сэмми Фишер и Громила Пол сидят у банной стойки. С первого взгляда становится ясно, что все трое в невероятно подавленном настроении. Даже волшебное освещение не может скрыть того, что место это – просто параша.

– Ты в порядке, Джин? – спрашивает Фрэнк.

– Не знаю. Скажу через минуту, – холодно выговаривает ирландец.

Он замечает сидящих в дальнем конце зала, у входа в служебное помещение, Джея Ди и Гэри.

– Все нормально, Джин? – справляется Джей Ди.

– Все слишком озабочены моим благополучием.

– А он что тут делает? – Джей Ди кивает в мою сторону.

– Он? Он здесь, потому что я так хочу. Ответ тебя устраивает? А еще потому, что всю последнюю неделю он только и занимался тем, что искал покупателя на ваш, как вы тут заявили, куда‑то подевавшийся товар. И самое‑то главное, что в конце концов он его все‑таки нашел. Микки, тащи сюда Гэри и угости его шанди.

Микки и Гэри присоединяются к остальным. В зале, кроме нас, еще трое посетителей. Какие‑то работяги, видимо, заскочили пропустить по пивку.

– Ну что? – Джин садится напротив Джея Ди. – Давай рассказывай, что ты там болтал по телефону?

– Таблетки уплыли.

– И куда, черт подери, они уплыли, Джей?

– К легавым. Мы запалились.

– Слушай. – Макгуайр глядит ему прямо в глаза. – Джимми убили, и я не успокоюсь, пока не доберусь до той суки, что приложила к этому руку. Сейчас для меня подозреваемые абсолютно все. И так будет до тех пор, пока я не скажу обратного. Он имел долю в этом гребаном деле. Может, не такую большую, как рассчитывал. Но после его смерти она переходит ко мне. Это понятно? Надеюсь, черт подери, вы не профукали мое наследство.

– Полиция устроила облаву. Весь товар ушел. Они арестовали всю партию.

– И каким это образом вы умудрились избежать ареста?

– Нам удалось отбиться.

– Как интересно, дружище. Вы просто взяли и ушли?

– Мы с Гэри и еще парень по имени Сидни охраняли товар, когда все произошло.

– Где это было?

– В ангаре в Финсбери‑парке. Сегодня около десяти утра. Законники нагрянули внезапно, но мы вырвались.

– Не убедил. Что‑то в газетах об этом ничего не сказано. И в новостях не передавали. Полицейские не станут замалчивать такую успешную операцию. Они сразу же раструбят об этом всему миру.

– Они искали Герцога. Региональная уголовная полиция хотела его арестовать. Но он мертв. Они хотели передать его в руки полицейским из Голландии, а те собирались выдать его голландским властям. Там его разыскивают за убийство. Ну, когда он застрелил того бельгийца. А ему что‑нибудь известно? – Джей Ди кивает в мою сторону.

– Мне пришлось все ему рассказать, после того как Джимми… ну, знаешь… Как же они на вас вышли?

– По машине.

– Что, на хрен, еще за машина?

– У подружки Герцога был спортивный «мерс». Мы на нем разъезжали.

– Что за хрень! У вас что, совсем нет мозгов?

– Мы же не могли подумать, что Герцога будут разыскивать в Голландии.

– Не верю я в эту чушь. Не верю ни единому слову. – Джин мотает головой. – Неужели полиции не было известно, что ваш парень сдох? Ты, наверное, считаешь меня тупорылым ирлашкой? У них есть компьютеры, которые в любой момент предоставят им любую необходимую информацию вплоть до размера твоей обуви. И откуда, интересно, ты обо всем этом знаешь, если тебя там вообще не было? Что молчишь? Отвечай, ублюдок чертов! – Джин переходит на крик.

– Это в принципе возможно, Джин, – вступаю я, приподняв брови. – Легавые не такие организованные, как ты думаешь. Иногда правая рука не знает, чем занимается левая…

– А ты, – перебивает Макгуайр и угрожающе тычет мне пальцем в нос, – ты лучше заткнись. Кто ты? Его гребаный адвокат?

Компания, сидящая у противоположной стены, бросает в нашу сторону встревоженные взгляды. Под рубашкой у Джина в кобуре припрятан браунинг. И Джей Ди это замечает.

– Ну? И долго я буду ждать от тебя ответа? – Джин разошелся не на шутку.

– Нам удалось сбежать. Нам троим. Остальные уехали раньше, чтобы подготовиться к транспортировке товара. Мы думали, что они уже в пути, когда ты позвонил. Легавые допросили всех владельцев и арендаторов гаражей. Парень, что сдал нам ангар, тоже там был и слышал, как они переговаривались между собой, как допрашивали каждого. Он появится здесь с минуты на минуту. Он уже звонил и сообщил кое‑какую информацию. Это правда, Джин. Я не гоню.

– И полицейские с радостью поделились с ним всеми подробностями? А может, он сам задал им несколько вопросов? Поэтому он так много знает? – раздражаясь, тараторит Джин.

– А вот и Минти.

Джей Ди подзывает его прямо к нашему столику, заказывает выпивку и усаживает за стол. Даже если бы этот парень провел двухнедельный отпуск в Малаге, в нем все равно без труда можно было бы угадать механика. От моторного масла, въевшегося в кожу рук и под ногти, избавиться крайне сложно – практически невозможно. Ему сорок пять, одет как лох и абсолютно зажат, хоть и старается держаться непринужденно. Он угощает нас мятными леденцами из смятой замасленной пачки «Минт империал». Парень сильно смущается, когда мы отказываемся от угощения.

– Минти, расскажи ребятам, что сегодня произошло, – просит Джей Ди.

Минти подробно отчитывается о событиях сегодняшнего утра. Джин с неослабевающим интересом задает ему вопрос за вопросом, покупает парню большую порцию скотча и угощает «Ротмансом».

– В общем, этот легавый со мной беседует, к нему подбегает другой и говорит, что ему нужно взглянуть на что‑то в соседнем гараже. Его приятель, другой полицейский, пытается это скрыть. Потом тот первый возвращается какой‑то возбужденный. Он хочет поскорей сплавить голландца, но тот ни хрена не уходит. Они всячески его обманывают, не пускают в ангар, как будто специально сговорились, чтобы избавиться от него, тайком обмениваются условными сигналами и думают, я ничего не замечу. Но я все просек.

– А что это были за легавые? Из местных? Они уже появлялись у вас раньше? – допрашивает Джин, немного успокоившись.

– Нет, – отвечает Джей Ди. – Я же сказал, они из Юго‑Восточного регионального отделения уголовной полиции. Кто‑то из них вроде говорил, что они откомандированы.

Мы с Джином переглядываемся, покачиваем головами и глубоко вздыхаем, словно примиряемся с таким положением дел.

– Ты не говорил, что это были парни из регионального отделения, – подмечает мой приятель.

– Нет же. Я говорил, но ты был… вроде как расстроен. А что такое? – беспокоится Джей.

– Ты запомнил имя того законника, кто тебя допрашивал? – вступаю я.

– Он предлагал мне карточку, чтобы я ему позвонил. Хотел сделать из меня стукача.

– Ты взял ее?

– Да, она у тебя? – поддерживает Джин.

– Нет. Я бы и брать ее не стал, – ворчит Минти, как будто совершил нечто предосудительное. – Какой‑то сержант, ростом шесть футов, крупный такой, возомнил себя суперменом.

– Это может быть любой из миллиона законников, – разочарованно бормочу я. – Его имя случайно не Кокс?

– Может.

– Подумай хорошенько, Минти, – настаивает Джей Ди.

– Ну вроде. Что‑то знакомое. А что?

– Есть там у них в Юго‑Восточном отделении один пронырливый сержант. К счастью, мне ни разу не приходилось с ним встречаться. Но поговаривают, что он не чист на руку. Изымает десять килограммов наркоты, но в полицейском протоколе указывается лишь три. Никто не признается, что было больше. Кому охота получать дополнительный пяток лет? Поэтому‑то, Джин, в газетах ничего и не пишут. Они приехали за Герцогом, но подняли устаревшие файлы. Компьютеры хороши лишь настолько, насколько хорошо их программируют люди. Кокс сопровождает этого легавого из Голландии, так? Они отслеживают «мерс», думая, что Герцог у них в руках. Но они не подозревают, что гонятся за химерой. И тут – бац! – натыкаются на… Как вы хранили таблетки? В коробках? Мешках? Пакетах? Может, в чем‑то еще?

– В коробках. Там было четыре коробки, – вдохновляя меня, отвечает Джей Ди.

– Они натыкаются на эти коробки, открывают их, и все в порядке – перед ними приличный кусок жирной пенсии.

– У них не было ордера на обыск, – склонившись, объявляет Минти. Теперь он всячески старается угодить Джину.

– Как это не было? Нельзя врываться в помещение без ордера на обыск. – Макгуайр трясет головой.

– Голландец говорил нашим легавым, что у них ордер только на арест, что если они все сделают не по правилам, то суд будет испорчен. Такой у них в Голландии закон. После того как законники набрели на то, что лежало в этих коробках, они целых два часа пытались спровадить оттуда голландскую ищейку. А когда тот убрался, они за десять минут все погрузили в фургон и по‑быстрому свалили. Один полицейский остался дожидаться эвакуатора, который должен был отбуксировать кабриолет.

– Джей, внутри что‑нибудь осталось? – спрашиваю я, хотя и так все уже знаю.

– Так, постельное белье, мой мобильник и «Мак‑10».

– «Биг‑Мак»?! Черт подери! – в один голос восклицаем мы с Джином.

– Он должен быть чистый, – глупо оправдывается Джей Ди.

– Какая, на хрен, разница? – презрительно бросаю я.

– Так, не начинай. У меня и так нет настроения, – ноет наш бандит.

У Минти такой вид, как будто он хочет выйти из игры.

– Значит, у них твой мобильник и полуавтоматический «Биг‑Мак», – заключаю я. – Он заряжен?

Парень кивает.

– За одно это тебе уже светит лет восемь, – говорю я. – Оружие раньше использовали для какой‑нибудь работы?

– Не знаю.

– Черт возьми! Ты что, не знаешь, где побывала твоя пушка? Может, на ней куча трупов? А телефон? Он зарегистрирован по твоему адресу?

– На адрес сестры. – Джей опустошенно мотает головой.

– А этот Кокс хорошо тебя разглядел?

– Достаточно.

– Позволь я дам тебе один совет.

– Валяй.

– Вали отсюда подальше. Отправляйся куда‑нибудь в отпуск и начинай молиться, чтобы уроды из регионального отделения прибрали к рукам ваши гребаные пилюли. Потому что в этом случае им не будет резона давать ход расследованию и использовать против вас телефон и пушку. Они не станут рисковать. Не в их интересах, чтобы ты являлся в королевский суд Снарсбрук или Бейли и заявлял там, что оружие хранил лишь для того, чтобы уберечь от грабителей неизвестно куда пропавшие таблетки. Что на это скажет главный констебль? Где чертовы таблетки? Кокс на всякий случай припрячет и «Биг‑Мак», и мобильник.

Джей Ди и Минти оба сидят чернее тучи и постоянно мотают головой.

– Знаешь что, Джей, – подбадриваю я. – Думаю, сержант Кокс захочет их продать. Вы можете выкупить свой товар назад.

– Ты что, совсем охренел? – чуть ли не визжит парень. – Сказать ему, что таблетки наши, и, если он вдруг решит их продать, пусть предложит сначала нам?

– Просто рабочая мысль. – Я пожимаю плечами. – Но если хорошенько все продумать, можно найти какой‑нибудь выход.

– Что‑то я не догоняю, приятель.

– Сегодня утром к вам нагрянула полиция. Будь они честными, как большинство служителей закона, вы бы сейчас тут не сидели.

– Если рассуждать так, то в твоей идее есть некоторый смысл.

– Знаешь, Джей, – вдруг вставляет Макгуайр, – ты меня убедил. И знаешь почему?

– Почему?

– Потому что ни одному из вашей гребаной компании, – кивает в сторону сидящей у бара четверки, – никому из вас не хватило бы мозгов, воображения и находчивости выдумать столь нелепую историю.

Джей Ди улыбается и облегченно вздыхает, словно для него это комплимент.

– Спасибо, Джин. Прости за товар. Что я могу еще сказать?

– Ничего, сынок, подумай лучше о себе. Как сказал наш друг, молись, чтобы таблетки вернулись в обращение. Позаботься о мистере Минти за нас. Подкинь парню несколько сотенок, – подмигивает он.

– Жаль, – поднимаясь со стула, бормочу я. – Я так ждал, что мы подзаработаем на этих пилюлях. Могла бы выйти семизначная цифра.

Ко мне поворачивается Джин.

– Это самые эгоистичные слова, какие мне приходилось слышать в жизни. Твоему другу Джею Ди грозит восемь лет за решеткой, а ты можешь думать только о себе. Стыдись!

– Я просто говорю, что слегка разочарован. На этой неделе я трижды гонял до Манчестера и обратно.

– Сколько раз мне это тебе повторять, сынок. Жизнь – штука несправедливая.

 

Среда

На свой страх и риск

 

Сегодня день выплаты. Два миллиона старыми купюрами разного достоинства в различных валютах удобно вмешаются в большой красно‑белый полосатый мешок для грязного белья, какие продаются на уличных рынках или магазинчиках, где все распродается по фунту за штуку. Но чтобы перенести его, потребуется сила двух человек. Пересчет двух миллионов, проверка каждой банкноты займет часа два, и это при том, что за дело возьмутся все сразу. Все вопросы дележа уже решены. Сотня фунтов пойдет на оплату расходов, неоценимых услуг Цыпочки и его команды, а также на расчет с ребятами, уладившими дело с Клаусом. После этого Джину достанутся шестьсот тысяч – это двадцать пять процентов суммы – потому что в некотором отношении он уже и так владеет долей дохода от продажи пилюль, к тому же без его авторитета мы не смогли бы так развести «Бандитос». Мы с Морти получим по четыреста тридцать две тысячи на брата – это по восемнадцать процентов. Коуди, Кларки и Терри заработают по тринадцать оставшихся процентов, то есть по триста двенадцать «штук» в руки. Совсем неплохо.

Мне нужно время привести в порядок мысли. Сейчас события разворачиваются слишком стремительно. Просто не успеваешь перестраиваться к новому положению дел. Я заказал билет до Парижа на поздний рейс «Евростар», так что до вечера еще есть время спланировать маршрут и прикинуть, где лучше разместить свою долю. Думаю, лучше отправиться в Цюрих в спальном вагоне первого класса, чем перелетать на самолете, где мой чемодан, полный наличных, придется сдать в багаж, оставив его на милость вороватых и пронырливых носильщиков.

Утро. Я просыпаюсь. В окно барабанит дождь – первый дождь за много недель. Такой дождь можно увидеть только в кино: полотна воды падают на крыши домов, на которые выходят окна моей спальни. Капли бьются о стекло, словно кто‑то обстреливает его из автомата, а ветер меняет направление каждую долю секунды, подхватывает и переворачивает дождевые полотна, так что начинает казаться, будто они лежат горизонтально. Утренние газеты все еще пестрят сообщениями об убийстве парня в Примроуз‑Хилл. Этой теме посвящены целых три страницы передовицы под названием «Лондон или Бейрут?», где репортеры связывают этот случай с гибелью известной фигуры в мире организованной преступности в спокойном, сонном Тоттеридже на севере Лондона и еще более зловещим обнаружением двух изуродованных тел в навигационном канале в Эдмонтоне. «Закон об огнестрельном оружии и т. д… министр внутренних дел подписывает и т. д… больше полицейской власти» и так далее, и тому подобное. И ни словечка о захвате партии «экстази», «уличная» цена которой около двадцати миллионов фунтов. Полицейские любят преувеличить цифры, выдают желаемое за действительное. Они задумывают число от одного до десяти, на него и умножают исходную цифру. Я точно знаю, что сегодня утром несколько человек с волнением и нарастающим постепенно облегчением сканируют прессу в поисках малейшего упоминания о том, что «Скотленд‑Ярд с радостью объявляет о захвате…».

Вчера я звонил Эдди, и он просил перезвонить сегодня в полдень, чтобы договориться об обмене. Сказал, что у него есть еще одно предложение, которое может меня заинтересовать. Я поблагодарил его и ответил, что хочу на время отойти отдел. Нет сомнений, что Эдди расплатится с нами «грязными» деньгами, полученными из какого‑нибудь сомнительного источника. Но с ребятами вроде него нельзя жадничать, иначе рискуешь никогда не вырваться из порочного круга. Джимми преподал мне в этом хороший урок. И я отлично его усвоил. На носу мой тридцатый день рождения, и провести его я хочу на пляже Барбадоса или где‑нибудь на юге Франции, представляя себя кинопродюсером, приехавшим на кинофестиваль. И совсем не хочу сломя голову носиться в этот день по Лондону под моросящим дождем и искать новые пути заработать кучу наличных, которые даже не смогу потратить.

К тому времени как я покидаю дом, погода снова меняется. Теперь ярко светит солнце, слепящий белый свет отражается от луж и мокрых тротуаров. Обломки веток, листьев, обрывки бумаг и мелкие камушки смыло ливнем в сточные канавы. В воздухе полно ионов – положительных или отрицательных, а может, и тех, и других. На деревьях вновь поют птицы. Сегодня – последний день моей прежней жизни, когда я разорву узы и направляюсь навстречу закату. Напяливаю очки от солнца, в сломанную руку беру зонтик, в здоровую – пустой кейс, опускаю в почтовый ящик запасную связку ключей от агентства недвижимости – вдруг меня не будет в городе – и ловлю такси до «Лавленда», чтобы встретиться с ребятами и позвонить Эдди.

Когда выхожу из машины, вижу белый фургон, припаркованный у края тротуара. Роликовая дверца поднята, двери «Лавленда» настежь распахнуты. С огромной коробкой в руках, пыхтя и фыркая, стоит Микки‑Железяка. Его лица я не вижу, зато вижу Джина. Тот поддразнивает здоровяка Мика и тычет в него рукояткой метлы.

– Перестань, Джин, я сейчас все уроню, – ругается Микки.

– Что ты там стоишь? Не видишь, человек надрывается? Или закрой глаза, или помоги ему, – обращается ко мне Джин.

– Я не могу таскать коробки. У меня сломано запястье.

– Как тебя угораздило?

– Эта шутка уже устарела, Джин. Она и в первый раз не очень‑то меня рассмешила, а теперь каждая собака считает своим долгом меня подколоть.

– А ты и со здоровыми руками особо не перетруждался, бездельник, – кривляясь, говорит Макгуайр и угрожающе выставляет вперед метлу.

За коробкой хохочет Микки, так что я выхватываю метлу из рук Джина и наношу здоровяку точный удар в коленную чашечку.

– Ой! Прекрати, Джин. Зачем?… Больно же! – пританцовывая, ноет Микки.

Я возвращаю метлу Джину. Железяка закладывает коробку в фургон и останавливается, чтобы передохнуть, но наш ирландский друг большим пальцем указывает ему на дверь, и тот отправляется за очередной коробкой.

– Где же Морти и мистер Кларк?

– Внутри. Пересчитывают товар. А Билли, или Коуди, или как там его, подъедет через полчаса на тачке, которую ты вчера ему отдал.

– Это они? – Я показываю на две потрепанные, обмотанные скотчем коробки из гофрированного картона, находящиеся внутри фургона.

– Они, – кивает Джин.

– Что‑то не выглядят они на два с половиной миллиона.

– Внутри еще две. Морти с молодым Кларком занесли их на ночь и сами здесь и заночевали, чтобы никто ничего не спер. В наши дни на улицах стало небезопасно. Все может случиться.

– Когда ты был ребенком, такого, конечно же, не было.

– Ты мне тут не дерзи, сынок, – размахивая метлой, ворчит он.

Внутри Морти, Терри и Кларки пьют кофе с подрумяненными бутербродами. Вид у ребят, мягко говоря, непрезентабельный. Ночевка в спартанских условиях, видимо, не соответствует их устоявшемуся образу жизни. В одном углу стоят электронные весы, очень точные, взвешивают с точностью до миллиграмма. На таких обычно взвешивают книги или посылки. Если хочешь узнать, действительно ли у тебя два миллиона таблеток, не нужно пересчитывать их поштучно. Слишком долго. Вместо этого пропускаешь через счетчик для пилюль десять тысяч штук, взвешиваешь их, взвешиваешь остальное, вычитаешь вес упаковки, предварительно взвесив пустую коробку, вынимаешь калькулятор, ручку и листок бумаги, производишь вычисления, и в результате, если расчеты верны, получается нужное количество.

Тут еще шесть счетчиков купюр, счетчик для таблеток, купленный у поставщика медоборудования на Уигмор‑стрит и калькуляторы, так что мы – я, Морт, Джин, Кларки, Терри и Коуди – можем выдвигаться, пересчитать бабки, вернуться сюда и разделить между собой два миллиона пятьсот тысяч фунтов и на время разбежаться в разные стороны. Я набираю номер Эдди, пока меня не начали упрекать в том, что я провел ночь дома, в теплой постели, в то время как они ради общего дела страдали в грязном секс‑шопе.

– Добрый день, мистер Райдер. Надеюсь, у вас все готово.

– Добрый день, молодой человек. Все в порядке. Возникли небольшие проблемы с организацией вашего «гонорара». Не получалось собрать его в том виде, как вы просили. Но теперь все улажено. К трем часам подъедете к аэропорту Хитроу. Проследуете в направлении четвертого терминала. Проедете мимо него. Свернете на кольцевую дорогу Саутен‑роуд, объедете вокруг и выедете на Редбридж‑роуд. Ищите грузовой терминал. «Международная служба перевозки грузов». Там и встретимся. Надеюсь, вы простите мне небольшое опоздание.

– До встречи, мистер Райдер, – говорю я как раз в тот момент, когда в офис одновременно входят Коуди и Нобби.

Мы седлаем коней. Джин, Терри и Микки‑Железяка забираются в фургон. Я, Морти и Коуди прыгаем в арендованный автомобиль, Кларки садится за руль. Морт в ожидании выгодной сделки потирает руки. Для апреля солнце слишком теплое. Оставшаяся после дождя влага быстро испаряется с поверхности земли, и в воздух зловещей дымкой поднимается пар. На вишневых деревьях распускаются очаровательные розовые бутоны. Жизнь… Я снова ощущаю на губах ее вкус. Мы трогаемся с узкого переулка и как раз тогда, когда поворачиваем на дорогу, из дверей «Лавленда», размахивая руками, выбегает Нобби.

– Видишь этого старого козла? Задави его, мистер Кларк, – говорит Морти. – Он сводит меня с ума.

 

Как ощущение?

 

Без пяти минут три мы приезжаем к «Международной службе перевозки грузов». Там тихо и безлюдно. Поблизости никого не видно. Высоко в небе непрерывно раздается оглушительный рев взлетающих и заходящих на посадку самолетов. Кажется, что они пролетают прямо над головой. Пакгаузы открыты, но Микки останавливает фургон напротив входа. Ждем. Мыс Кларки выходим на разведку. Вокруг никого, ни единой души. Это обычный пустой склад размером со штрафную зону футбольного поля. Повсюду расставлены ловушки для мышей и крыс, в некоторых даже остались мумифицированные останки попавшихся грызунов. У стены стоят три ярко‑красных мусорных контейнера. Сверху они прикрыты старым ковром шоколадного цвета. Застекленные офисы тоже пусты, если не считать нескольких запертых металлических шкафчиков размером с комод, вроде тех, в которых Герцога и Шмару похоронили в водной пучине. Ковер постелили недавно. Кларки идет помочиться в сооруженный из шлакоблоков сортир, расположенный в противоположном от офисов конце. Спрашивает меня, точно ли я понял адрес. Отвечаю, что в одном аэропорту просто не может быть двух фирм с одинаковым названием. Возможно, клиенты уже подъезжают. Эдди ведь предупреждал, что может опоздать.

Проходит полчаса. Мы подумываем о том, чтобы забить, вернуться на базу и передвинуть встречу на другой день, но тут, после пяти неудавшихся вызовов на недоступный мобильник Эдди, из‑за поворота на Редсбридж‑роуд плавно выруливает его превосходный блестящий черный «рейнджровер» и сквозь поднятые роликовые ворота въезжает прямо в ангар. Мы выходим навстречу.

– Мы уже думали, вы не приедете, мистер Райдер, – говорю я, заглядывая в окно его машины, пока Микки и Кларки закатывают наши тачки внутрь. Мистер Боец нажимает кнопку, ворота автоматически закрываются. С ним в машине еще два здоровенных амбала.

– Вы должны меня извинить. Я неверно рассчитал время поездки через весь город. Все таблетки в фургоне, молодой человек?

– Конечно. Пожалуйста, выбирайте любую коробку. Мы ее вскроем. Наверное, вы захотите проверить, провести пробы. Понимаю.

– О, друг мой, для меня это всего‑навсего товар, такой же, как и все остальные.

– Тогда, может, займемся бумагами? Мне еще нужно успеть в несколько мест, с людьми повидаться.

– Как‑то мрачновато здесь, а, мистер Боец?

Боец медленно бредет к стене и хлопает по выключателю. Мигает неоновый свет. На долю секунды я поднимаю глаза и зажмуриваюсь. Внезапно слышится какая‑то возня, из больших красных мусорных контейнеров выскакивают люди в черных одеждах, тяжелых ботинках, с крупнокалиберными автоматическими пистолетами в руках. Такие же бойцы выбегают из офисов, двое спрыгивают с крыши, подкатываются и направляют оружие в головы Микки и Джина. Никаких боевых возгласов, все происходит в тишине. Эти ребята передвигаются как китайские гимнасты. Я оборачиваюсь и вижу, что Морти сидит, высунув руки из окна машины, потому что еще один «спортсмен» в лыжной маске приставил к его голове ужасающего вида автомат. Другой подкрадывается к Коуди, одним ловким ударом под колени валит его на землю и, сунув ему в лицо винтовку, застывает. Терри сидит в фургоне, и у него есть оружие. Он пытается аккуратно отворить дверцу, но другой «лыжник» тихонько подступает сзади, останавливается, подается вперед и – тук‑тук‑тук – стучит стволом по стеклу, привлекая таким образом к себе или, точнее сказать, к своему оружию внимание нашего друга. Терри медленно поднимает вверх руки. Я вижу, как Морти говорит ему не суетиться и не делать глупостей, да и вообще ничего не делать.

Когда я снова поворачиваюсь лицом к Эдди, то понимаю, что один из громил вылез из шикарного авто и, положив руки на крышу, постукивает по ней пистолетом, нацеленным прямо мне в лоб. На его лице ни одной эмоции. Мне ясно, что если вдруг кто‑то скомандует: «Расстрелять пленника!», я буду мертв еще до того, как слова слетят с губ, до того, как сам пойму, что происходит. Зря я все‑таки сболтнул Эдди про то, как Джимми рассказал, что он убил свою жену. Свет явился сигналом к атаке. Спецназовцы все это время прятались в дурацком пустом ангаре, сидели в засаде в мусорных баках, в запертых шкафчиках и резервуарах. Четверо из нас вооружены. Но им никогда не пришло бы в голову использовать оружие, что, пожалуй, даже хорошо. Застрели хоть одного человека, и эти ребята доведут задание до конца и перестреляют нас всех. Даже Эдди не смог бы их остановить, потому что у таких «выключатель» отщелкивается автоматически. И горе тем, кто не на их стороне. Ребят, должно быть, долго натаскивали, может, этой перестрелки они ждали всю свою гребаную жизнь. Жизнь – штука несправедливая! Кто это сказал? Второй амбал из машины Эдди молча шагает к нашему фургону, садится в него и включает зажигание. Мистер Боец жмет кнопку, и ворота поднимаются. Каждый из нас находится под прицелом, кусками толстого кабеля нам связывают руки. Такой же кабель вчера мы использовали в качестве реквизита, и он оказался очень эффективным. Теперь мне ясно, почему Эдди перенес встречу на три часа. Им нужно было все хорошенько отрепетировать, отработать каждое движение, чтобы все прошло без сучка без задоринки. Представляю себе, как загонял рекрутов мистер Боец. Заставлял их многократно повторять каждое движение, пока оно не будет отточено до совершенства.

Все выполнялось по сигналу. Каждому определили его цель. Это и зовется координацией.

Вчера в это же время Джей Ди пожимал мне руку и твердил, что он хоть и недолюбливает меня, но очень уважает, игриво шлепал по здоровой руке: мол, «молодец, брат». Сейчас же меня переполняет злость. Мне хочется плеваться. Если бы тот, кто приставил пушку к моей голове, намеревался меня прикончить, он давно бы уже это сделал. Поэтому я, подняв руки вверх, осторожно подхожу к боковому окну автомобиля Эдди.

– Стоять! Не двигаться! – рявкает вооруженный громила.

– Мне нужно поговорить с вашим боссом. Вы получили то, за чем пришли.

– Стоять! – снова ревет он.

– Смотри, они уже выезжают. Следующая остановка – Токио.

Фургон медленно движется к воротам. Боец на ходу запрыгивает на подножку, открывает дверь, забирается в кабину, захлопывает дверцу, и авто уносится прочь. Один из его товарищей стремительно подлетает ко мне, швыряет меня на капот и начинает охлопывать сверху донизу, очевидно, пытаясь найти оружие. Эдди, как римский император, одним только пальцем подает ему знак, чтобы тот подпустил меня к окну.

– Сынок, ты действительно думал, что я заплачу тебе за таблетки два с половиной миллиона?

– А почему бы нет? Вы можете себе такое позволить. Это называется коммерцией.

– Послушай, сынок. Не нужно давать мне уроки жизненного опыта. К тому времени, когда вы выберетесь отсюда, ваши «драже» уже будут высоко в воздухе.

– Значит, мы все же выберемся отсюда… Король Эдди так смилостивился, что решил объявить поголовную амнистию? Наверное, у принцессы Шарлотт сегодня день рождения?

– Не дерзи. Но уж коли ты спросил, юная Шарлотт обрела Бога в Брайтоне.

– Интересно, где же он прятался все это время? И куда отправляются таблетки? В Токио?

– Разумеется, через Румынию. Там их ждут. Отряд спасения уже выезжает на вызов. Их отвезут через таможню прямо в грузовой терминал. Обернут красными крестами и под видом медицинского оборудования отправят в Бухарест. Там они чудесным образом превратятся в экспортные товары и срочно вылетят в Японию.

– Черт возьми, ведь это не по правилам.

– Неэтично – как раз то слово, которое ты искал. Или даже аморально. Ты умеешь говорить. Я умею думать. В четверг я слил тебе информацию, что Джеймс планирует продать тебя силам закона и правопорядка, а на следующий день кто‑то фактически обезглавливает его выстрелом из оружия, с которым охотятся на слонов. Спешу добавить, что этот кто‑то также уложил и его домашних любимцев. Ничего себе совпадение, а? Я знал Джимми с детства – целых сорок гребаных лет. Твои пилюли послужат мне хорошей компенсацией за все то время, что мне приходилось терпеть его общество. Говоря откровенно, не обошлось здесь и без спортивного интереса. Не думаешь ведь ты, что я получаю такое же удовлетворение, охотясь на лис?

– Почему вы считаете, что мы не вернемся к этому вопросу позже?

– Ты слишком умен, чтобы не видеть, как разлеглись карты. Взгляни на Джина и того крупного черного парня, мистера Мортимера. Они ведь уже не так молоды, чтобы в гневе носиться по городу, вынашивая планы мести. Торговля наркотиками предполагает легкие деньги, и нечего переживать. Вряд ли они станут рисковать пожизненным заключением. Впрочем, в качестве страховки я оставлю у своего адвоката пару досье. Если со мной что‑нибудь случится, их откроют, если нет – уничтожат. В ваших же интересах закончить все здесь и сейчас. Не будь ребенком, сынок. Жизнь есть жизнь. Эти таблетки, или пилюли, или как вы их еще называете, конечно, не мальтийские соколы, но на своем веку повидали немало. Так почему бы мне не сорвать куш, который собирался сорвать кто‑то другой? Я вознагражу ребяток, подкину им небольшую рождественскую премию. И я не врал, когда говорил тебе, что собираюсь подарить эти «драже» японцам. Честное слово. Ой, ты сейчас дуешься, словно ребенок. Будь мужчиной, отнесись к этому как к жизненному уроку. Опыт ведь тоже богатство. Однажды ты оглянешься назад и еще посмеешься над этим. В 1965 году Дьюи заловил меня с тысячей «алых сердечек», по полшиллинга за штуку или по пятаку за дюжину. В те времена было зазорно наркотиками заниматься. Старик сказал, что конфискует их, а я считал, что он просто их спер, но к концу дня это уже не имело никакого значения. Тот случай побудил меня заняться чем‑то более достойным. Мне захотелось зайти туда, где он никогда не сможет меня достать. Ты – малый смышленый, вникаешь в дела с одного взгляда. Когда‑нибудь, через многие годы, ты будешь сидеть на заднем сиденье вот такого вот авто и грузить какого‑нибудь мальчишку фактами из собственной жизни.

– И что?

– Ты рождаешься в дерьме, шагаешь по миру в дерьме, поднимаешься выше – дерьма уже меньше. Чем выше ты взбираешься, тем меньше в твоей жизни дерьма. И однажды ты достигаешь самых вершин и попадаешь в разреженную атмосферу, где совершенно забываешь, как дерьмо выглядит. Это как слоеный пирог, мальчик.

Эдди нажимает кнопку, поднимает окно и, больше не говоря ни слова, трогается с места, разворачивается и выезжает из ворот, оставляя нас семерых в глупом положении под прицелом автоматов. Все дело во власти. Когда у кого‑то в руках оруж<