Основание монастырей до царствования Юстиниана

Примерно в середине III века, еще до той эпохи, когда на берегах Нила родился Антоний Великий, первый и самый знаменитый пропагандист монашеской жизни, добродетели и уроки которого должны были населить отшельниками уединенные места Египта, на крутом холме Петрион в старом Византии, по свидетельству двух Никифоров, уже стоял монастырь. Его основал около 240 года епископ Кастин и посвятил его святой Евфимии, «великой и знаменитейшей мученице» из Халкидона, той самой, поклонение которой вскоре так распространилось среди византийцев. Это, несомненно, был молитвенный дом и жилище девственниц, посвященных Богу. Через шесть столетий после этих дней в том же монастыре поневоле закончили свои дни монахинями четыре дочери Василия Македонянина.

Но в III веке город Византий не имел религиозного значения, хотя и был наследником знаменитого имени. Лишь начиная со времени Константина Великого там стала с невероятной быстротой развиваться монашеская жизнь. После основания «города Константина» церковь сумела с выгодой для себя использовать данный ей покой во внешних делах и благосклонность императора к священникам и монахам. Вскоре большинство тех благочестивых отшельников, которые раньше жили лишь для себя в тишине пустыни, поспешили в города, чтобы освятить других своим примером. Аскеты‑одиночки почти везде исчезли или присоединились к монастырям. Вскоре они стали приходить в Константинополь. Возможно, среди этих новоприбывших был кто‑то из учеников того Антония Египетского, молва о святости которого дошла до Константина. Пораженный удивительными рассказами о его чудесных делах, император часто обращался с просьбами о молитве или совете к этому монаху, который святостью своей жизни привлекал множество подражателей. И вот чтобы принять всех аскетов, приходивших в столицу империи, Константин с пылким благочестием новообращенного приказывал срочно строить монастыри. Его усердие не знало преград: все уцелевшие к тому времени храмы «мнимых богов» были превращены в «молитвенные дома». Храм Юпитера в квартале Экзокионион уступил место монастырю и церкви Святых мучеников Мокия, Акакия, Агафоника и Мины.

Пока воля императора везде уничтожала святилища богов и в особенности храмы Эскулапа, который, как верили язычники, излечивал людей от болезней, сила Господа по воле Провидения (так пишет Барониус) совершала более многочисленные и надежнее засвидетельствованные чудеса в христианских церквях. Созомен и после него Никифор рассказывают, что архангел Михаил явился Константину на берегу Босфора и что в память об этом император велел построить на месте явления монастырь Михаилион. В этом монастыре произошли изумительные чудеса, и вскоре «люди стали приходить туда искать исцеления от своих болезней», спасая сразу душу и тело. Недалеко оттуда, в очаровательной бухте Сосфенион, этот же государь построил на месте другого языческого храма церковь в честь того же великого архангела. Она стала называться церковью Святого Михаила в Сосфенионе.

Между новыми Золотыми воротами и крепостью Едикуле недавно обнаружены столбы, которые указывают место третьего монастыря, тоже построенного Константином Великим. Этот монастырь был посвящен святому Диомиду. Это был один из получавших самые щедрые пожертвования и самых знаменитых монастырей Константинополя. Как и предыдущие, он находился вне стен Константинополя.

А внутри города, рядом с ипподромом, поднялся монастырь Святой Евфимии у Ипподрома в честь той же девы‑мученицы, которой за сто лет до этого Кастин уже посвятил монастырь на Петрионе.

Благочестивая мать Константина Елена по примеру сына велела построить много монастырей в столице и ее пригородах. Одним из них был Вифлеемский монастырь. Другой монастырь назывался Гастрия; это означает «вазы с большими животами», и, по мнению Кодина, название возникло из‑за ваз, которые Елена привезла в этот угол Константинополя из Иерусалима; по его словам, в вазы были посажены лилии, майоран, бальзамные деревья и другие растения, найденные на том месте, где был обнаружен Истинный Крест. Аноним сообщает, что этот монастырь был основан императрицей Феодорой, женой Феофила. В Елениане, «квартале Елены», был основан монастырь Святых мучеников Карпа и Вавилы, построенный по подобию храма Гроба Господня из нескольких видов очень дорогого разноцветного мрамора. Был также монастырь Святого Феодора на том месте, где сейчас стоит греческая церковь во имя этого святого. Кроме них, был монастырь Святого Романа, прославившийся при императоре Льве Армянине тем, что там жили святой Феодор Студит и его брат Иосиф Фессалоникийский (вероятно, это тот самый святой, похвала которому есть в трудах святого Иоанна Златоуста). А еще был монастырь Псаматия в носившем это же имя квартале около порта.

Так был дан первый толчок. По примеру Елены и Константина князья и княгини, великие люди империи, сенаторы, патрикии, знатные госпожи, руководствуясь благочестием, а иногда и тщеславием, создавали благотворительные фонды, возводили и щедро одаривали больницы, церкви, монастыри. Философ Лев, например, велел построить Пеламидский монастырь в квартале Пеламиды. После смерти патрикия Калистрата и его брата Флоренция или Флора их дома стали монастырями. Позже монастырь Каллистрата из‑за нескольких монахов заслужил неисправимую репутацию слабого, а во втором монастыре просил убежища константинопольский патриарх Павел Четвертый после своего отречения. Возможно, что именно в эту эпоху монах Авраамий, позже ставший архиепископом Эфесским, основал в квартале «Источник», возле того места, где позже был построен Семибашенный замок, за чертой города, недалеко от Золотых ворот, монастырь Авраамия или Авраамитов. Этот монастырь называли также монастырем Нерукотворной Панагии и даже просто Нерукотворным из‑за того, что его братия владела чудотворным образом, который, как считалось, не был сотворен человеческой рукой. Императоры, возвращаясь с победой, перед тем как торжественно въехать в столицу через Золотые ворота, заезжали туда поклониться этому изображению Пресвятой Богородицы, заступничество которой было наилучшей защитой для империи и для ее столицы. Во время осады Константинополя в 626 году при Ираклии авары дошли до монастыря в «Источнике», но Богоматерь спасла столицу, и вражеские стрелы не задели посвященную Богородице церковь. Эти авраамиты отличались тем, что горячо защищали святые иконы. В VIII веке авраамитов стало так много, что патриарх Тарасий должен был дать монастырю более просторное помещение. Множество монахов явились туда, привлеченные добродетелями и чудесами женщины, святой Анны, которая, скрыв свой пол под одеждой монаха ордена Святого Василия и под мужским именем Евфимиан, прославила монастырь Авраамитов так, что он стал известен далеко от Константинополя. Это не единственный случай в истории восточного монашества, когда женщина становилась монахом, приняв вид мужчины. Похожее предание существует о святой Марине: рассказывают, что она, скрыв свой пол, приняла под именем Маринус монашество в одном из монастырей Ливана или Вифинии. Монталамбер в «Монахах Запада» рассказывает о святой Евфросинии Александрийской, которая таким образом прожила 38 лет в мужском монастыре.

Так меньше чем за семь лет, от основания столицы до смерти Константина в 337 году, были построены пятнадцать монастырей, названия которых дошли до нас. Но, более того, среди византийцев возникла мощная тенденция – склонность активно и несдержанно проявлять свою набожность. Этому потоку благочестия было суждено литься много столетий. Законы императоров чаще всего расширяли его берега, но иногда сужали их. Однажды он с трудом был остановлен препятствиями, которые создало иконоборчество. Иногда он служил православию, иногда его отклоняли в сторону ереси, но он продолжал расти, пока не стал настоящей опасностью для государства и для самой церкви.

Констанций, как только взошел на престол своего отца, попытался привлечь в Константинополь пустынника Антония, но ничем не смог убедить старого отшельника покинуть пустыню. Антоний боялся появиться при дворе и, несомненно, еще сильней боялся нового императора, зная, что тот был склонен вмешиваться в дела религии и был преступно снисходителен к арианству. Действительно, кафолический епископ Павел был изгнан из Константинополя, а епископ арианской партии Македоний был у императора в милости и, пользуясь этим, построил много монастырей. К несчастью, Созомен, сообщивший нам об этом строи – тельстве, не указал ни их названий, ни их числа.

Одним из самых верных учеников Македония и самых неутомимых пропагандистов его учения был дьякон Марафоний. Он вначале был казначеем у префекта Константинополя и накопил значительное богатство, из которого подавал большие милостыни бедным и больным. Его не лишенная изящества речь, изобретательный ум, солидная походка, истинно монашеский суровый облик восхищали толпу и очаровали Евстафия Севастийского, который быстро понял, каким преимуществом этот человек может стать для его партии. По его наущению Марафоний принял монашеский обет, после чего потратил свое состояние на постройку красивого и просторного монастыря, который был назван по его имени и простоял долго. Вскоре новый монах стал душой партии сторонников Македония. Поскольку раньше, в миру, он был главным надзирателем константинопольских больниц, его назначили управляющим монастырями. Константинопольским монахам‑кафоликам пришлось вынести множество разнообразных обид и придирок. Не желая изменить своей никейской вере, они покинули столицу, и большинство монастырей, основанных Еленой и великим Константином, опустели.

Монастырь Зотика, патрикия и протовестиария, был, кроме этого, единственной монашеской обителью, построенной в царствование Констанция.

Этого императора сменил на престоле Юлиан. При нем все привилегии и доходы, дарованные духовенству церквей и монахам, были у них отобраны. Более того, христианские общины были вынуждены вернуть все, что получили от Константина и Констанция. Храмы богов, разрушенные или превращенные в церкви в предыдущие царствования, были восстановлены и снова стали использоваться по прежнему назначению. При этих храмах император‑язычник желал, по примеру христиан, иметь мужские и женские монастыри.

Иовиан, несмотря на краткость своего правления, смог вернуть всем клирикам, монахам, монахиням отнятые у них льготы и имущество. Был принят указ, каравший смертью любого, кто посмел бы похитить или взять в жены девственницу или вдову, посвященную Богу.

Иовиан был предан интересам кафоликов, но все же предоставлял свободу вероисповедания всем христианским течениям. Валент, наоборот, был благосклонен только к арианству и множеством способов преследовал кафоликов, особенно монахов, среди которых ортодоксальная вера находила самых бесстрашных защитников. Нет сомнений, что именно при этом императоре, в конце его царствования, в городе Гангры был созван собор, на котором были впервые закреплены многие важные правила монашеской дисциплины и осуждены заблуждения Евстафия, епископа армянского города Севастии. Этот епископ утверждал, что спасти свою душу могут только священники, монахи и те, кто не состоит в браке. Приняв его учение, многие женщины расстались со своими мужьями, стали по совету епископа носить мужскую одежду и коротко стричь волосы, женатые мужчины покидали своих жен, дети родителей, слуги господ. Они считали, что этого достаточно, чтобы уподобить их древним философам, и, попирая законы церкви, признавали лишь одного руководителя – собственную волю.

Чтобы бороться с опасными заблуждениями и просветить кафоликов, епископы собрались в столице Пафлагонии, сформулировали истинное учение в виде списка из двадцати одного правила и осудили тех, кто порицает брак и считает, что женщина, живущая со своим мужем, не может спасти свою душу; тех, кто дает обет девственности и воздержания не из‑за любви к добродетели, а из‑за презрения к браку; тех, кто побуждает своих слуг покинуть их хозяев под предлогом аскетизма; а также тех, кто под этим же предлогом носит необычную одежду, в чем состоит вся их религия, или осуждает ношение обычной одежды; женщин, одевающихся как мужчины; женщин, которые покидают своих мужей; родителей, покидающих своих детей; и детей, особенно родившихся от христиан, если дети покидают своих родителей под предлогом аскетизма, полагая, что от этого родителям будет больше чести за набожность.

Собор добавил к этому такие слова: «Мы написали этот акт не для того, чтобы отделить от церкви тех, кто хочет следовать правилам аскетической жизни в согласии со Священным Писанием и традициями апостолов, а чтобы отделить от нее тех, кто желает ввести новшества и чей аскетизм – лишь гордыня. Мы также восхищаемся девственностью, мы одобряем воздержание и удаление от мира при условии, что с ними сочетаются смирение и страх перед Богом».

Имя и память государя‑арианина сохранил всего один монастырь, который редко упоминается в истории Византии: Валентов монастырь Святого Иоанна Крестителя. Находился он недалеко от построенного Валентом акведука, возле церкви Святых Апостолов. На Константинопольском соборе 536 года при патриархе Мине монах Мартурий был назначен на должность игумена Валентова монастыря Святого Иоанна Крестителя. К тому времени этот монастырь имел еще несколько названий, а именно монастырь Петра, монастырь Валента и Даудата возле Святых Апостолов и просто монастырь Петра у Святых Апостолов.

Феодосий Великий, преемник Валента, возвратил кафоликам все церкви, которые конфисковали у них ариане. Он же принял в 390 году закон, согласно которому все, кто провозгласил, что ведет монашескую жизнь, должны были удалиться в пустыню; но в апреле 392 года этот закон был отменен. Феодосий был настолько занят войнами, что не имел времени заниматься делами церковных учреждений, но императрица Евдоксия, жена Валентиниана Младшего, «воздвигла себе вечный дворец на небесах тем, что велела построить много монастырей в пустынях». В столице империи она начала постройку монастыря в честь святой Евфимии, а достроил его консул Олибрий; отсюда название этой обители – Святая Евфимия Олибрия. Еще две благочестивые женщины, Домнина и Мавра, которых греческая церковь включила в число святых, основали каждая по монастырю на безлюдных и пустых землях за городом, полученных в дар от императора Феодосия. Каждый из монастырей стал носить имя своей основательницы. При этом же императоре святой Григорий Назианзин велел возвести кафолическую церковь и монастырь Анастасии в имперской столице, полностью перешедшей в арианство. На том месте, где они были построены, первоначально стояла церковь во имя святой мученицы Анастасии. Имя Анастасия означает «воскресшая», и оно казалось счастливым предзнаменованием – символом того, что никейская вера воскреснет. По словам отца Буви, именно там в последние недели перед открытием экуменического собора 381 года вокруг Григория Назианзина собирались все виднейшие епископы Малой Азии: святой Амфилохий Иконийский, святой Пелагий Лаодикийский и оба брата святого Василия – святой Григорий Нисский и святой Петр Севастийский. Григорий Нисский приносил направленные против Евномия книги, которые только что написал, читал их перед этим ученым сообществом, а в стороне от остальных, в углу, его молча слушал монах из Далмации, в то время почти неизвестный в этом восточном мире. Звали этого монаха Иероним. Позже он стал отшельником в Вифлееме и там прославился тем, что был слушателем и учеником великих каппадокийских ученых.

Примерно в это же время был создан монастырь Диуса, названный так по имени своего основателя; позже там жили монахи‑акимиты. Феодор Студит называет его блистающей звездой, которая взошла на Востоке и ослепительным светом добродетели своих монахов озарила Византий. Автор «Истории монашеских орденов Востока» даже сообщает, что имя святого Диуса носили три монастыря, «один из которых был очень большим и очень просторным». При императоре Аркадии один из первых людей при дворе, Кесарий, который в прошлом был уполномоченным императора в Антиохии по делу о «низвержении статуй», затем префектом претория и в 397 году консулом, основал церковь и монастырь во имя святого мученика Фирса на месте монастыря, в котором жили еретики‑македониане. Позже, при патриархе Прокле, там были обнаружены мощи Сорока Мучеников.

Это было то время, когда константинопольским епископом был святой Иоанн Златоуст. Иоанн, ранее монах, хотя и был вынужден отказаться от внешнего соблюдения правил аскетизма, сохранил в душе горячее восхищение монашеской жизнью и глубокую привязанность к ней. Он принял в монастыре Анастасии дьякона Кассиана, который через несколько лет основал в Марселе знаменитое аббатство Святого Виктора. В этом же монастыре он предоставил убежище и защиту Великим братьям – александрийским монахам, которых преследовал их епископ Феофил. Он убедил прийти в Константинополь монахов из Скитской пустыни. Книги и речи, которые он написал в защиту иноческой жизни, и особенно тот пыл, с которым неутомимо повторял христианам великого города, так сильно любившим мирские радости, что все предписания закона, кроме обета безбрачия, относятся к ним так же, как к монахам; что обычные верующие должны так же, как монахи, молиться, трудиться, быть воздержанными и милосердными. Несомненно, все эти средства убеждения побуждали верующих с большей охотой основывать религиозные учреждения.

«Возводите же церкви, пусть ни у кого не будет земли без церкви, – говорил он христианами столицы империи. – Не говорите, что она есть в каком‑то соседнем селении. Нужно, чтобы она была в самом вашем поместье. Одновременно выделите необходимую сумму на содержание священника, дьякона, всего необходимого духовенства. Давайте этой церкви, которая поистине ваша дочь, приданое, как своей дочери. Если император попросит вас построить дом, чтобы принять его там хотя бы всего на один день, вы поспешите подчиниться. Не делайте меньше для Бога. Вы считаете, что много потратите на это? Начинайте со скромной постройки, ваш наследник ее увеличит».

Мы обнаружим, что немного позже епископы и императоры будут давать основателям монастырей примерно эти же советы.

Златоуст умер в изгнании в 407 году. Аркадий ненадолго пережил епископа – свою жертву. (Именно при этом императоре Руфин построил в предместье «у Дуба» возле Халкидона церковь и монастырь во имя святых апостолов Петра и Павла. Враги Златоуста собрались там на собор, который отрешил его от должности. В «Типиконе» Ирины (1118) упомянут другой «Монастырь у Дуба», находившийся в Константинополе, в квартале святой Софии.) Преемник Аркадия Феодосий Младший (408–450), воспитанный своей благочестивой сестрой, святой Пульхерией, всегда проявлял сильную склонность ко всему монашескому. Историк Сократ написал об этом императоре, что его дворец был настоящим монастырем. Каждый день император вместе со своими сестрами стоял там заутреню. В своде законов, который носит его имя, он сумел мудро и предусмотрительно урегулировать множество трудных вопросов в отношениях монахов с государством. Одна из его сестер, Аркадия, построила монастырь Святого Андрея. Магистр Паулин основал монастырь Святых Козьмы и Дамиана, который часто называли монастырем Бессребреников (греки дали этим святым прозвище Бессребреники, то есть «безденежные». И действительно, пишут, что эти два брата‑араба, врачи по роду занятий, получили от Святого Духа дар совершать чудесные исцеления и с тех пор не брали плату за свои услуги) или монастырем Паулина. Кодин указывает, что монастырь Бессребреников был создан в это царствование, но построил его константинопольский патриарх Прокл, ученик Иоанна Златоуста. Патрикий Дексиократ построил еще один монастырь, названный в его честь. Также монастырь, во имя Феодора Тирона, был основан патрикием Сфорасом, который был консулом в 412 году и присутствовал на Халкидонском соборе 451 года. Монахом этого монастыря был Иосиф Гимнограф, иначе Песнописец, автор канона святому Феодору. В эти же годы Далматий, в прошлом дворцовый стражник в составе второй схолы, покинул жену и детей и вместе со своим сыном Фавстом дал монашеский обет. Своей добродетелью и своей ролью на Эфесском соборе 431 года Далматий сделал знаменитым среди монастырей столицы тот, в котором был настоятелем. Византийские историки называют эту обитель то монастырем Далматия, то монастырем Далматов. Впрочем, не похоже, что Далматий был основателем монастыря, который носит его имя, поскольку в синаксариях сказано, что в этом монастыре жил монах Исаакий, предсказавший уезжавшему на войну с готами императору‑арианину Валенту, что тот скоро умрет. К тому же автор Жития святого Далматия сообщает, что тот был избран главой этого монастыря после Исаакия. Некоторые историки считают, что это был самый ранний монастырь Византия. Святой Феодор Студит сравнил Далматия со святым Саввой, знаменитым патриархом иерусалимских монахов. В 448 году, в царствование того же Феодосия (408–450), под постановлением об отрешении Евтихия от должности подписались двадцать три архимандрита; лишь одиннадцать из них добавили к своему имени указание, из какого они монастыря.

Император Маркиан и в особенности императрица Пульхерия, сестра Феодосия, продолжили этот труд по основанию религиозных учреждений. Маркиан построил монастыри Святой Зои и Святой Ирины; а монастыри, появлением которых столица была обязана императрице Пульхерии, Созомен не стал перечислять. В квартале Влахерны она велела построить великолепную церковь Богородицы; церковь эту много раз перестраивали, но она существует до сих пор. На другом конце города, у подножия Акрополя, тоже благодаря стараниям этой императрицы поднялась другая церковь с монастырем во имя Богородицы Одигитрии, то есть Путеводительницы, ведущей христиан. По сведениям Мордтмана (известный немецкий востоковед XIX века. – Пер.), в этом монастыре был знаменитый родник, возвращавший зрение слепым. Монастырь, построенный возле родника, будто бы получил название в его честь. Аноним сообщает, что монастырь был построен Михаилом Пьяницей, но Бандури (знаменитый историк родом из Дубровника, работавший во Франции в XVIII веке, в том числе исследовал историю Византии. – Пер.) считает его основательницей Пульхерию. Мордтман полагает, что она построила монастырь, а Михаил его восстановил или перестроил. Это был мужской монастырь, в котором находился живописный лик Богородицы, написанный при жизни самой Матери Господа и в Ее присутствии, что осенило портрет благодатью и сделало его чудотворной иконой.

По словам господина Ленормана, все, кто изучал историю Византии, знают о великой славе Богородицы Одигитрии. Это была икона Богородицы, написанная, как полагали, святым Лукой и присланная из Иерусалима Пульхерии, сестре Феодосия Второго, после Эфесского собора и хранившаяся в церкви монастыря Одигос, иначе Одигон. Эта икона считалась чудесной защитницей Константинополя, и потому в случае величайшей опасности ее выносили из церкви и несли впереди войск, и много раз ее торжественно вносили обратно через Золотые ворота под пение гимна Ti ypermacho stratego и благодарственных песнопений в благодарность за спасение престольного града империи от нападений аваров, персов, сарацинов и болгар. Лев Исавр приказал сжечь Одигитрию вместе с другими иконами. В синаксарии греческой церкви города Бари, составленном православным священником по имени Глегорис (несомненно, искаженное Григорий) примерно в X или XI веке, когда город был под властью Византии, сохранился рассказ, что тогда два монаха решили спасти это драгоценное сокровище. Они тайно унесли икону и спрятали ее в ящике на борту одной из галер флота, перевозившего армию, которой было поручено наказать мятежного папу Григория Второго. Флот отплыл в путь в январе 733 года, но, когда он входил в Адриатику, ужасный шторм разметал корабли и потопил часть их. Тогда над кораблем, где была спрятана эта чудотворная икона, появился спустившийся с неба ангел в облике прекраснейшего юноши, успокоил испуганный экипаж, взялся за руль и привел судно невредимым в порт Бари во вторник, 1 марта. В соборе Бари до сих пор почитают старую греческую икону Богородицы, написанную на доске, всю потемневшую от копоти и наполовину съеденную червями, и уверяют, что это константинопольская Одигитрия, чудесным образом доставленная в этот город. Предоставляю жителям Бари самим защищать подлинность их чудотворного образа в споре с набожными греками из Константинополя, которые считают, что икона, которой они поклоняются во Влахернах, – подлинная Одигитрия, спасенная тоже чудесным образом, но иначе и в самом Константинополе.

Эту икону выносили на поля сражений, и после победы императоры являлись в ее церковь выразить благодарность. Дю Канж (Шарль Дюканж, французский историк и филолог XVII века, один из основоположников научного изучения в Европе византийской истории. – Пер.) полагал, что многочисленные иконы в Риме и других местах, приписанные кисти святого Луки, являются лишь списками с чудотворной иконы из этого монастыря Одигон. Об этой обители упоминает святой Иоанн Дамаскин, великий защитник икон.

Монастырь Мирокерата тоже был построен в царствование Маркиана. Согласно преданию, которое пересказывают многие историки, этот монастырь получил свое название от висевшего в его церкви «рога с маслом», которым пользовался пророк Самуил при помазании царей Иудейских.

В царствование Льва Великого (457–474) препозит Гратиссимус, начальник евнухов, построил монастырь Святого Кириака за стеной, перед Золотыми воротами, а патрикий Евтим основал монастырь, который стал носить имя своего основателя. Римский патриций Гемон построил монастырь Святого Романа. Консул Студий основал монастырь, который так знаменит в истории Византии, – Студиев монастырь Святого Иоанна Крестителя, который обычно называли более простым именем – Студийский.

Немного позже, при Анастасии (491–518), епископ Эдесский Рабулас дал свое имя монастырю, который он основал. Знаменитая своим большим благочестием и горячей защитой халкидонской веры Юлиана, дочь Олибрия, посвятила еще один монастырь Богородице in Honoratis, и сам этот император, «враг Святой Троицы», подарил монахам, верным его идее, монастырь Святого Филиппа возле цистерны (водохранилища) Святого Мокия. Игумен этого монастыря был убит в 511 году во время народного мятежа. В прошении константинопольских монахов, которое они направили папе Хормисдасу (иначе Гормизду) в 511 году, содержит названия пятидесяти четырех монастырей столицы империи и имена их настоятелей.

Глава 2