Идентичность государства в ППВПР.

Роль личности в ПВПР.

Объективные обстоятельства определяют силу воздействия личности на внешнеполитический процесс. Их учет является своего рода "вводными предпосылками" в собственно эмпирический анализ данного вопроса.

Роль личности во внешнеполитическом процессе опосредуется:

Во-первых, характером исторической (международной и внутринациональной) ситуации, точнее, соответствием личных особенностей политика "запросам истории". Другими словами, нужный человек должен оказаться в нужном месте в нужное время, чтобы повлиять на ход истории.

Во-вторых, личный фактор играет особенно заметную роль в диктаторских режимах, а также в "закрытых обществах", где в политическом процессе доминирует один лидер или узкая группа политиков.

В-третьих, то влияние, которое личность политика оказывает на процесс принятия решений, зависит от самого типа этого решения. В наибольшей степени оно проявляется в кризисных ситуациях, когда, с одной стороны, требуются нестандартные подходы, с другой - ограничен круг участников.

Наконец, решения, принимаемые в верхних эшелонах власти, где индивиды свободны по крайней мере от давления вышестоящего руководства, в большей мере несут на себе отпечаток личности политика.

 

Реальность и ее образ

"Психологическая" среда политика не сводится к силе его харизмы или эмоциональному складу, хотя это и важные элементы внутренней природы личности. Значительно важнее (когда мы говорим не просто о личности как таковой и даже не просто о лидере, увлекающем за собой массы, а о политике, участвующем в реализации государственных интересов) определить, насколько адекватно он способен воспринимать внешнюю реальность и насколько рационально он интерпретирует воспринимаемое. На этих сюжетах главным образом и фокусируются эмпирические исследования американскими учеными роли личности в политике.

Подобно всякому другому человеку, политик воспринимает мир сквозь призму сложившихся у него ранее ценностей и убеждений. Они играют роль своего рода "сита", просеивающего внешнюю информацию. Как заметил один известный исследователь международной политики Кеннет Боулдинг, "мы должны признать, что люди, принимающие решения в политике, реагируют не на "объективные" факты ситуации, а на свой "образ" ситуации. Наше поведение детерминировано не тем, каков мир на самом деле, а тем, каким он нам представляется"*. Очевидно, что чем больше разрыв между образом реальности и самой реальностью, тем выше вероятность ошибочных политических решений и тем опаснее и непредсказуемее могут быть последствия. Особенно нежелательно это, когда такой разрыв имеет место в сознании политиков высокого уровня.

Какие же факторы влияют на формирование образов ситуации в процессе реализации внешней политики? Многие исследователи полагают, что центральным психологическим моментом в формировании образа другого государства является видение его в качестве оппонента или даже врага, явного или скрытого. В любом случае другому государству часто приписывается враждебность, которой на самом деле нет, или же за враждебность принимается естественная конкуренция. Соответственно этому строится и политика данного государства, полная недоверия к воображаемому противнику. Естественно, это вызывает у последнего аналогичную ответную реакцию. Возникает ситуация "зеркального образа", когда каждая сторона видит другую как врага или "дьявола", а себя как морально чистую, правую, справедливую и т.д. Такой процесс порождает спиральный конфликт, постоянно угрожающий перерасти в большую войну, для чего достаточно маленького инцидента.

Хотя все лица, принимающие решения, подходят к ситуации с определенной внутренней предрасположенностью, основанной на их общих представлениях о реальности, у некоторых из них возникающий образ ситуации более открыт, чем у других, т.е. они более восприимчивы к информации, которая противоречит их общим представлениям, и более склонны подвергнуть их ревизии.

Некоторые ученые считают, что в кризисных ситуациях из-за стрессов и ограниченности времени для принятия решений политики проявляют тенденцию строить свое поведение, исходя из установившихся стереотипов противника. В одном из исследований этот вывод был подтвержден методом контент-анализа речей и публикаций 16 политиков разных стран накануне и во время кризиса. Любопытно, что исключение составил только один из изученных политических деятелей. И им оказался советский министр иностранных дел А. Громыко, который во время кризисов, наоборот, демонстрировал стремление к более полному учету информации. Возможно, его стремление "сохранить голову", когда все вокруг теряли ее, было одной из причин его невероятного "долголетия" в политике. Подобную реакцию во время кризиса исследователи нашли только в XIX в. у таких ярких политиков, как английский фельдмаршал Веллингтон и германский канцлер Бисмарк.

 

Пол - не все решает

Рассматривая влияние личностных особенностей политиков на их образ мира, не следует в то же время относить к этим особенностям их биологическую сущность. Например, тем, кто полагает, что женщины в роли политических лидеров менее склонны к военным решениям внешнеполитических проблем, следует напомнить о войне Индии против Пакистана в 1971 г. (премьер-министр Индии - Индира Ганди), о военных действиях Израиля против Сирии и Египта в 1973 г. (премьер-министр Израиля - Голда Мейер), о посылке военных кораблей Великобритании к Фолклендским островам в 1982 г. (премьер-министр Великобритании - Маргарет Тэтчер). Во всех трех случаях действия этих женщин, пользовавшихся репутацией сильных лидеров, в наименьшей мере определялись их биологической природой, а, скорее, подчинялись тем же факторам, которые влияли бы и на поведение лидеров-мужчин, будь они на их месте в то время. Так, Г. Мейер колебалась, брать ли на себя инициативу в военных действиях в ответ на провокации арабских государств в 1973 г. Но ее колебания были вызваны общими для израильских политиков причинами, а именно: она хотела избежать обвинений Израиля в агрессивных действиях со стороны политиков других стран, как это было во время войны Израиля с Египтом в 1967 г.

Итак, мы рассмотрели ряд факторов, определяющих роль личности политиков в процессе принятия решений. Однако в реальной практике внешнеполитические решения очень редко, если вообще это имеет место, инициируются одним человеком. Даже в авторитарных режимах, где роль лидеров, бесспорно, велика, существует определенная элитарная группа, так или иначе участвующая в процессе принятия решения и влияющая на него. Этого достаточно, чтобы возник феномен группового мышления. В какой-то степени он способен исказить действие всех факторов индивидуального сознания, рассмотренных выше, так как поиски группового консенсуса по определенным ситуациям может принудить отдельных членов группы к подавлению любых сомнений, которые бы они учли, если бы работали независимо. В результате, по мнению Ирвина Джэниса, изучающего динамику малых групп, при определенных обстоятельствах этим группам присуща своего рода иррациональность поведения. Джэнис цитирует Ф. Ницше, который писал: "Сумасшествие - исключение у отдельных лиц, но правило у групп". Однако взаимодействие индивидуального и группового мышления во внешней политике - предмет отдельного разговора.

В заключение хотелось бы выразить надежду, что отечественная политическая социология со временем сделает власть предержащих в нашем Отечестве объектом столь же пристального внимания и досконального изучения, как это практикуется в США, чтобы российские граждане имели полную информацию того, как и кем принимаются государственные решения в России, в том числе в области внешней политики.