Тенгрианская идея против ислама?

Все рассмотренные примеры связаны с христианским ареалом, где, как мы видели, почти повсюду зарождаются неоязыческие движения. Для мусульманского мира это менее характерно, хотя среди тюркских народов кое-где наблюдается стремление «воссоздать» якобы исконную единую тюркскую религию – тенгрианство. Кое-где оно мирно уживается с исламом, а кое-где выдвигает против него обвинения, подобные тем, которые используют неоязычники христианского ареала против христианста.

Так, кумыкское национальное движение заимствует из тенгрианской идеи прежде всего этнополитическую символику в целях апелляции к исконному культурному своеобразию, а также как основу для политической кооперации с другими тюркскими народами. При этом в политической риторике кумыкских лидеров тенгрианство мирно уживается с исламом[359].

Несколько лет назад нечто подобное наблюдалось в Казахстане, а осенью 1997 г. тенгрианское движение зародилось и в Набережных Челнах (Татарстан), где его возглавил З. Аглиуллин, бывший лидер ТОЦ. В этом случае тенгрианство выступает более как политико-идеологическое, нежели как сугубо религиозное течение. У движения есть своя газета «Безнен юл» («Наш путь»). Она издается с ноября 1997 г. под редакцией Д. Шайхетдина и З. Аглиуллина. Выстраивая свои идеологические ориентиры, газета активно использует традиционную тюркскую графику и символику. Она открывается руническими надписями и изображением волка, важного символа тюркской культуры.

В риторике тенгрианцев слышатся явные нотки советской антирелигиозной пропаганды, которая удобрила почву и для русского неоязычества. Сторонники движения настроены против ислама как учения, привнесенного извне, служащего эксплуатации простого народа, оправдывающего захватнические войны и отражающего прежде всего ценности арабского (семитского), а не «тюркско-татарского» мира[360]. Тенгрианцев не устраивает современная модель «обуржуазивающегося» Татарстана, будто бы идущего на поклон к западной цивилизации и опрометчиво отвергающего истинно национальное тюркско-татарское начало. Этому они противопоставляют тенгрианство как традиционный самобытный образ жизни, возникший естественным путем и коренящийся будто бы в народной «биоэнергетике», в нем видят «собственную идею», тесно связанную с «тюркско-татарским языком».

Вот почему тенгрианцы придают огромное значение доисламскому периоду истории татар и склонны считать своими предками волжских булгар, история которых позволяет легко перекинуть мостик в доисламское прошлое и искать там великих тюркских предков, создававших государственность и культуру на почве язычества. Мало того, тенгрианцы утверждают, что доисламская тюркская государственность была той основой, без которой не возникла бы государственная система России. К языческой эпохе они относят нравственные устои народа, а также бесценную экологическую культуру. Одним словом, сторонники тенгрианства утверждают, что христианство и ислам не создали ничего качественно нового, воровским образом присвоив себе величайшее наследие языческой культуры. Вот почему настала пора вернуться к истинному источнику мудрости – тенгрианству[361].

Газета движения «Наш путь» настаивает на том, что со времен принятия ислама татары находятся под гнетом, который как бы осеняется «семитской религией». С точки зрения газеты, Западная цивилизация готовила татарам судьбу американских индейцев[362], и лишь усилиями джадидов эта опасность была устранена. Однако газета выступает и против джадидизма как интегрировавшего некоторые западные идеи и ценности и свернувшего в сторону от поисков истинного тюркизма. Газета предлагает идти дальше к единой идеологической основе всех тюркских народов, которую она и связывает с тенгрианством. Последнее она почитает как раннюю религию предков-булгар, якобы содержавшую более полное и глубокое миропонимание, чем ислам[363]. Впрочем, газета ведет поиск даже не столько булгарского, сколько общетюркского наследия. «Истинный тюркизм – это изучение всех сторон исконной культуры тюркских народов, исконной тюркской религии и всех ее составляющих, традиций тюркского гостеприимства, обычаев тюркского питания и кухни (к чему истинные тюрки предрасположены генетически), тюркских видов оружия, различных видов борьбы и соревнований, тюркских свадеб и празднеств, имеющих тюркские корни музыки, танцев, природного тюркского духа и характера», – все это та истина, которую газета рассчитывает освещать на своих страницах[364].

Вот почему в газете уделяется много внимания вождю гуннов Аттиле, урало-алтайскому языкознанию, целые страницы посвящаются «татаро-тюркскому алфавиту» (доказательство сходства булгарских и татарских рунических знаков), знакомству с тюркским религиозно-магическим календарем. Но наиболее актуальна для газеты проблема древних доисламских верований: публикуются развернутые описания народных поверий, бытующих у тюркских народов[365]. При этом преимущество тенгрианства видится в том, что, в отличие от религий, созданных пророками, он является истинно народной «естественной» религией, которая развивается свободно, не будучи связанной жесткими догмами. Читателя убеждают в том, что древние тюрки будто бы обладали глубочайшими знаниями о человеке и Вселенной, к которым мировая наука приходит лишь сейчас. Разумеется, не обходится и без апелляции к оккультным наукам и астрологии, в частности к учению об астрале и переселении душ[366].

Мало того, читателю объясняют, что связанные с национальной (языческой) религией духи предков могут лучше защитить нацию от невзгод, чем космополитическая мировая религия. В качестве примера приводится Япония, которая избежала ужасов монгольского нашествия будто бы только благодаря приверженности своей самобытной синтоистской религии[367]. Но особое внимание сторонники тенгрианства уделяют экологии – этот аспект занимает в их идеологии гораздо больше места, чем у русских неоязычников.

Поиски национальной идеологии заставляют некоторых татарских националистов требовать «татаризации» ислама и видеть в боге Тенгри «Аллаха на национальной почве». В некоторых научных и духовных кругах Татарстана нарастает стремление трактовать тенгрианство как монотеизм, подготовивший почву для ислама. В Татарстане растет интерес к рунической магии – начинается изучение руники как якобы содержащей древние зашифрованные знания.

В последние годы возродилось паломничество татар на развалины древних городов Волжской Булгарии (Булгар, Биляр). Народ видит в этом дань уважения родине далеких предков, но мусульманское духовенство относится к такой деятельности неодобрительно, усматривая в ней стремление учредить некий Малый хадж[368].

Сходный характер принимает тенгрианство у некоторых других тюркских народов России и в республиках Средней Азии. Неоязычество вызывает симпатии и у некоторых башкирских интеллектуалов. Так, в недавно вышедшей в Башкортостане книге по истории культуры башкир автор противопоставляет язычество исламу, причем явно не в пользу второго. Если язычество характеризуется им как глубокое проникновение в законы природы и мироздания, позволяющее поддерживать гармонию между человеком и природой, то в исламе он видит «шовинистическое учение», «орудие войны», «рабскую идеологию». Автор считает, что именно поэтому башкирские народные массы продолжали придерживаться старой веры и не стали хорошими мусульманами[369].

Аналогичным образом, в Кыргызстане в самые последние годы обращение к тенгрианству стало следствием не столько религиозных, сколько идеологических исканий. Некоторые местные интеллектуалы полагают, что «исконное кыргызское тенгрианство» лучше отвечает местной ментальности, чем принесенные со стороны религии, чуждые характеру кыргызов. Отдельные авторы даже пытаются видеть в тенгрианстве некую национальную философию[370]. При этом оно воспринимается именно как кыргызская национальная религия – иные тюркские традиции, также апеллирующие к тенгрианству, полностью игнорируются. Любопытно, что в самое последнее время эта идея будто бы заинтересовала президента А. Акаева[371].

По мнению некоторых экспертов, тенгрианские движения вряд ли имеют серьезные перспективы[372]. Одна из очевидных причин слабости неоязыческих тенденций в тюркском ареале состоит в том, что там нет нужды конструировать новую религию, чтобы противостоять русификаторским тенденциям православия. Там эту функцию успешно берет на себя ислам. Другая причина видится в живучести языческого наследия, которое органически вошло в локальные версии ислама вплоть до того, что местные муллы исполняют языческие по духу обряды, считая их мусульманскими. Это широко встречается, например, у горных народов Дагестана. Поэтому попытавшиеся вести среди них миссионерскую деятельность кришнаиты с их «арийской» идеологией поддержки там не получили[373].

Впрочем, как мы видели на примере возрождения тенгрианства в Татарстане и Кыргызстане, в некоторых тюркских регионах речь идет уже не только и не столько о противостоянии русификации, а о неприятии любых привнесенных извне религиозно-идеологических доктрин. С этой точки зрения, губительной оказывается любая мировая религия, а не только христианство. Кроме этого, в мусульманском мире языческие символы служат своеобразным средством преодоления кризиса идентичности в новых постсоветских условиях, что находит отражение в творчестве национальной художественной интеллигенции[374].