В которой Тали проявляет любопытство

 

На следующее утро Ешуа встал раньше всех. За завтраком он мало говорил и был задумчив.

Когда Тали убрала со стола, Ешуа попросил Кравченко еще раз показать фильм. Он снова очень внимательно его смотрел, задавал вопросы, что‑то уточнял, а закончив просмотр, спросил:

– Ты не объяснил мне еще кое‑что. Кто вы и откуда вы прибыли сюда? Почему вы разговариваете на языке Писания?

– Ты прав, мы не успели тебе это рассказать. После победы стран‑союзниц над нацистской Германией и окончания Холокоста выжившие евреи потребовали у мирового сообщества создания независимого еврейского государства на территории Иудеи. Мир, шокированный масштабами Катастрофы, которая постигла европейское еврейство, согласился на это. Так было создано еврейское государство, получившее название Израиль.

– То, о чем ты рассказываешь, кажется совершенно невероятным и похожим на чудо, – покачал головой Ешуа.

– А это и было чудо, – согласился Кравченко.

– Значит, Всевышний все‑таки сжалился над Своим народом, – заметил Ешуа.

– Ну, не все так просто. Израиль находится во враждебном окружении и постоянно воюет за свое выживание, – возразил Кравченко.

– Ешуа, я не хочу тебя торопить, – продолжил Владимир после паузы, – но я прошу тебя тщательно обдумать мою просьбу. По сути дела то, о чем я тебя прошу, очень просто выполнить. Ты возвращаешься домой, в Галилею, и живешь спокойной жизнью частного человека. Если же ты идешь в Иерусалим, то гибнешь мучительной смертью, а твои соплеменники на протяжении многих веков будут обречены на страдания. Подумай, ведь ты видишь свою миссию в том, чтобы помочь своему народу, а получится как раз наоборот – твоя деятельность принесет евреям только смерть и мучения.

Ешуа молчал, но по выражению его лица было понятно, что он не верит Кравченко.

– Это все очень неожиданно для меня, – наконец сказал он. – А как бы ты поступил на моем месте?

– Тебе что‑то мешает мне поверить, – разочарованно проговорил Владимир.

– И ты считаешь, что в такое можно поверить? – серьезно спросил Ешуа.

Кравченко не ответил.

В комнату вошла Тали и попросила Кравченко выйти с ней.

– Владимир, а если я постараюсь с ним поговорить? Ты мог бы куда‑нибудь уйти и оставить меня с ним наедине?

– А что, Тали, это идея! – воспрянул духом Кравченко. – Конечно, попробуй.

Когда он ушел, Тали достала маленькое зеркальце, быстро поправила прическу и вернулась в комнату к Ешуа. Тот сидел все в той же позе, глаза его были полузакрыты.

Тали взглянула на него и опять почувствовала жалость к этому несчастному, одинокому человеку, на которого неожиданно свалилось бремя ответственности за судьбу целого народа.

Еще вчера он четко знал, чего хочет, был уверен в избранном пути и твердо шел по нему. И вдруг все изменилось: дорога, которая совсем недавно представлялась ему такой твердой и широкой, превратилась в узкую тропу среди болотной топи, и, как ему объяснили, ступать на нее смертельно опасно. Все, на что он надеялся и во что верил, внезапно стало ошибочным, то, что он признавал истинным, становилось ложным, что считал добром, оказывалось злом.

У него было два пути: он должен был либо не поверить ни одному слову из того, что услышал этой ночью, и отмахнуться от этого, как от мистификации или дурного сна, либо отказаться от того, во что верил, от дела всей своей жизни, от самого себя.

А может быть, он думает совсем о другом? Может быть, он считает, что Тали и Кравченко – это злые духи, которые искушают его, стараются сбить с намеченного пути?

Ешуа почувствовал присутствие Тали, поднял голову и посмотрел ей в глаза.

– Мне жаль разочаровывать тебя и твоего мужа, госпожа, но моя судьба уже предопределена, и изменить ее не в моих силах.

– Ешуа, а разве у тебя нет семьи? – неожиданно спросила Тали.

Гость опустил голову и замолчал.

– У меня была семья, – наконец ответил он, – моя жена умерла четыре года назад.

–Мне кажется, ты до сих пор не можешь оправиться от этой трагедии, ты выглядишь очень одиноким.

– Мы были женаты пять лет, у нас была хорошая семья, но жена никак не могла забеременеть. Это омрачало нашу жизнь, но постепенно мы смирились. Однажды жена сказала, что у нас будет ребенок. Мне тогда казалось, что я самый счастливый человек на свете. Мы с нетерпением ждали первенца. Настало время родов… – голос Ешуа задрожал, и он замолчал.

–Она не пережила родов?

– Не только она... Они погибли вместе – наш единственный ребенок и моя Сара.

Последовало долгое молчание.

– Ты знаешь, Ешуа, – сказала наконец Тали, – я никогда не переживала такого потрясения, но, мне кажется, я могу понять твои чувства.

– Я думал тогда, что жизнь потеряла смысл, – вздохнул Ешуа, – мне хотелось умереть. У меня стали появляться греховные мысли, я даже чуть не дошел до богохульства, обвиняя Всевышнего в своем несчастье...

– Не знаю, чем бы все это кончилось, – продолжал после паузы Ешуа, – если бы я не услышал в то время о новом проповеднике, который жил отшельником на берегу Иордана. Его звали Йоханан, твой муж упоминал о нем. Об этом Йоханане тогда много говорили, рассказывали, что его проповеди проникают в сердце и полностью меняют человека. Я отправился к нему, чтобы спросить его, как мне жить дальше. Я был очень зол, моя судьба казалось мне несправедливой. Я считал, что живу праведно, исполняю Закон отцов, и не понимал, за что на мою долю выпали такие испытания. Когда я впервые увидел Йоханана, я сразу понял, что это святой человек. От него словно исходило сияние. Он не стал меня успокаивать, не стал ничего объяснять, он просто сказал, что нужно покаяться. Он считал, что в нашем мире нет грешных и праведных, просто уровень греха превысил все возможные пределы, и каждый стал в ответе не только за свои грехи, но и за грехи других. Именно поэтому, говорил Йоханан, мы должны покаяться и очиститься от грехов.

– Это он предлагал людям погрузиться в воды Иордана?

– Да, он говорил, что этот символический акт дарует человеку не только физическое, но и нравственное очищение. Йоханан уверял, что главное даже не погружение в Иордан, а искреннее раскаяние и прощение всех обид, причиненных тебе другими. Только нравственно очистившиеся люди могут попасть в Царствие Небесное, которое, как он считал, скоро должно настать.

– Этот человек погиб?

– Да, его убили. И тогда я понял, что должен продолжить его дело. Вскоре я обнаружил, что могу помогать людям, могу облегчать их душевные и физические страдания, и люди стали верить мне. Я ходил по селам Галилеи и исцелял людей. Это было большое счастье... Я даже не знаю, кто был счастливее: я, когда приносил облегчение людям, или те, кто переставал страдать. Я объяснял, что физические страдания тесно связаны с нравственными, а человек, который живет по Закону и совести, в ладу с самим собой, и физически меньше страдает. Постепенно у меня появилось много друзей, люди стали узнавать меня. Самые близкие друзья сопровождали меня в этих путешествиях. Они называли себя моими учениками, а меня – их учителем. Сначала я возражал, убеждал их, что никакого учения я не придумал, а потом перестал... Нельзя сказать, что я стал забывать свое горе, нет, но у меня снова появился смысл жизни... Однажды мне приснился сон. Во сне я разговаривал со своей Сарой, которая сказала, что гордится мной, и призвала меня продолжить мое дело. Я проснулся счастливым... Странно, но после смерти Йоханана я еще ни с кем не говорил о своей семье.

– Может быть, просто прошло мало времени, и тебе было еще слишком больно об этом вспоминать? – предположила Тали.

– Может быть… – задумчиво проговорил Ешуа, – а может быть, дело тут в другом…

Они еще долго сидели и беседовали, находя все новые и новые темы для разговора. Уже стали сгущаться сумерки, но собеседники, казалось, этого не замечали. Они, наверное, готовы были так просидеть всю ночь, словно утратили чувство времени, но вот послышались сначала шаги, а потом голоса. В дом кто‑то входил...

 

Глава 9,