Глава 2. Советско-германское экономическое сотрудничество

Торговые отношения

 

Широкие масштабы советского вывоза из Германии требовали соответствующего увеличения советского экспорта в эту страну, чтобы выручка от реализации советских товаров в основном покрывала расходы по оплате заказов германским предприятиям. Однако германские власти, стремясь смягчить влияние мирового кризиса на германскую экономику, вступили на путь протекционистских мероприятий, которые не только не улучшали условий для расширения сбыта советских товаров в Германии, но, напротив, даже существенно ухудшали их. Поскольку основные платежи по погашению предоставленных Советскому Союзу кредитов под заказы машин и оборудования падали на 1933 год, составляя 650 млн. рейхсмарок, а германское правительство отказывалось радикально расширить вывоз из СССР, советская сторона поставила вопрос о предоставлении так называемого "переходного" кредита, чтобы растянуть выплату задолженности по кредитам на более продолжительный срок, сделав ее более равномерной. Начавшиеся в октябре 1932 года переговоры по финансово-экономическим проблемам советско-германских отношений не привели к удовлетворительным результатам; в протоколе от 17 января 1933 г. советская сторона зафиксировала свой отказ рассматривать встречные предложения немцев "как соответствующие советским интересам". Таким образом, для того чтобы нанести удар по советско-германским экономическим отношениям, Гугенбергу даже не нужно было проявлять какую-либо инициативу - достаточно было только застыть на уже заявленной позиции предшествовавшего правительства.

Однако главным поводом для озабоченности советских дипломатов была доктрина самого нацистского "движения", которая, как это было ясно, станет в определяющей степени влиять на германскую внешнюю политику. Доктрина эта опиралась на фанатический антикоммунизм и расовую ненависть к народам Советского Союза. Наиболее полно излагавшая ее "библия" нацизма "Майн кампф" ставила в качестве центральной задачи германской внешней политики захват "новых" земель на Востоке "за счет России и подвластных ей окраинных государств" (о своих планах в отношении населения подлежащих включению в состав Германии территорий нацисты пока умалчивали). Этой задаче подчинялись все остальные. Даже разгром Франции, ненавистью к которой буквально сочились многие страницы "Майн кампф", был подчинен цели обеспечить "прикрытие с тыла для увеличения жизненного пространства нашего народа в Европе". Остающиеся европейские великие державы - Англию и Италию - нацизм собирался на первых порах сделать своими союзниками в борьбе против Советской страны. Однако в дальнейшем и этим "союзникам" была уготована весьма незавидная участь: в этом отношении "Майн кампф" была удивительно откровенной. В конце одной из ее глав формулировался "политический завет германской нации" на будущее. В частности, говорилось, что любую попытку организовать на германских границах вторую военную державу - пусть даже только в форме создания государства, способного стать военной державой, следовало рассматривать как "агрессию" против Германии. Поэтому, мол, необходимо всеми средствами, вплоть до применения вооруженной силы, предотвратить возникновение такого государства, а если оно уже возникло - уничтожить его.

Эта книга, со страниц которой тянуло дымом средневековых аутодафе, была известна советским дипломатам, они читали ее по долгу службы, преодолевая сильнейшее желание немедленно бросить ее и пойти тщательно вымыть руки. Но зато, не в пример западным политикам, которые лишь задним числом поражались, насколько был откровенен нацистский "фюрер" в своем произведении, представители дипломатии социализма точно знали, чего приходится ожидать от германского фашизма. Следя за "текущими" выступлениями главарей нацизма, советское полпредство видело, что, вопреки расчетам союзников фашизма на его "эволюцию", основа нацистской доктрины оставалась неизменной. Было также ясно, какой тактики фашизм будет придерживаться после прихода к власти.

Укрепление международных позиций Советского государства вызвало замешательство среди "специалистов" по внешней политике в НСДАП (нацистская партия). Все чаще с сотрудниками советского полпредства пытались установить связи эмиссары нацистской партии, заверявшие их в том, что за прошедшие с момента выхода в свет "Майн кампф" годы взгляды главарей германского фашизма радикально изменились и что война против СССР не входит больше в планы "новой Германии". Одним из таких эмиссаров был граф Ревентлов, возглавлявший до своего присоединения к НСДАП мелкую националистическую группировку, которая надеялась на то, что когда-нибудь удастся достичь с Советской Россией антипольского союза. Сохранившего платоническую верность этой концепции Ревентлова нацистское руководство стало даже выдвигать на передний план в последние недели перед приходом к власти. Он был, например, главным оратором от НСДАП на заседании внешнеполитического комитета рейхстага в середине января 1933 года. Нарком иностранных дел СССР М.М. Литвинов отнюдь не кривил душой, когда говорил министру иностранных дел рейха барону фон Нейрату 13 июня 1934 г.: "До прихода к власти "наци" мы допускали, что они в свое время отрекутся от своей антисоветской программы и будут продолжать политику прежних германских правительств по отношению к СССР, и мы сами допускали сотрудничество с ними на тех же основаниях, что и прежде". Теоретически такая возможность не должна была сбрасываться со счетов, однако на практике мало кто из советских дипломатов верил в нее - лозунг "жизненного пространства на Востоке" слишком очевидно был сердцевиной нацистской программы.

Советско-германские связи в экономической области также испытывали серьезные удары. Волна коричневого террора, о особой силой развернувшаяся после провокационного поджога рейхстага в ночь на 28 февраля, обрушилась и на советские хозяйственные организации, находившиеся в Германии в рамках экономического сотрудничества с этой страной в предшествующий период. Советские граждане, работавшие в этих организациях, арестовывались, подвергались унизительным допросам и издевательствам, в служебных и жилых помещениях производились без всякого повода обыски, которые почти всегда заканчивались полным уничтожением мебели и другими актами вандализма. Произведенные в ранг "вспомогательной полиции" штурмовики выкачивали без оплаты бензин из колонок принадлежавших Советскому государству фирм по реализации импортируемых из СССР нефтепродуктов "Дероп" и "Дерунафт", громили их бюро, склады и хранилища. За 1933 год советское полпредство направило в МИД Германии 217 нот протеста против незаконных арестов, обысков, налетов, которым были подвергнуты сотрудники советских организаций в Германии, отделения торгпредства, филиалы внешнеторговых объединений, отдельные советские граждане.3 апреля германскому послу в Москве был заявлен протест на уровне наркома иностранных дел СССР.М. М. Литвинов подчеркнул, что речь идет не об "отдельных эксцессах", а о "массовой травле всего, что носит название советского", об "организованной кампании, направляемой из единого центра", при полном отсутствии каких-либо мер пресечения со стороны германского правительства.

Результатов эти протесты не давали. Советским экономическим интересам продолжал наноситься значительный ущерб. Особенно серьезным было то, что страдал в первую очередь сбыт советских нефтепродуктов, являвшийся важным источником получения средств для погашения советской задолженности по кредитам. Экспорт нефтепродуктов был одной из немногих статей советского экспорта в Германию, в минимальной степени испытавших последствия протекционистских мер германских властей, поскольку соответствовал интересам экономики этой страны. Дирксен писал в МИД Германии в ноябре 1932 года: "Ввоз (советской) нефти является, несомненно, самым эффективным и безвредным для нас средством увеличения русского экспорта". Нейрат подтвердил в беседе с полпредом 19 ноября 1932 г., что "расширение ввоза нефти в германских интересах". О том, что положение не изменилось после 30 января 1933 г., свидетельствуют переговоры Розенберга с "нефтяным королем" Детердингом (англо-голландский концерн "Шелл") о создании в Германии запасов нефти и бензина в количестве до 1 млн. г. Контакты между нацистским руководством и лютым врагом Советского государства Детердингом, давно и последовательно поддерживавшим все планы интервенции против СССР, не остались секретом для советской стороны. Этот факт проливал довольно яркий свет на скрытые пружины национал-социалистского похода против "Дероп"/"Дерунафт".

Обострение советско-германских политических отношений не могло не оказать влияния на состояние экономических связей между СССР и Германией, хотя в этой области существовала объективная заинтересованность обеих стран в сохранении определенного уровня: если Германия по мере выхода из кризиса все более остро нуждалась в поставках советского сырья и сырьевых материалов, то и СССР нигде, кроме как в этой стране, не мог получить до начала 1936 года финансового кредита для закупок за границей, необходимых для его экономики (если не считать небольшого кредита в 250 млн. крон, предоставленного Чехословакией в июне 1935 г). Несмотря на все усилия, СССР не удалось наладить сколько-нибудь значительного экономического сотрудничества ни с Францией, ни с Англией, ни с США. В результате он мог закупать технику и промышленное оборудование, включая продукцию оборонного характера, на нормальных коммерческих условиях только в Германии.

Помимо чисто экономических аспектов торговля с Германией служила также своего рода индикатором внешнеполитических планов рейха в отношении СССР на ближайшее будущее. В частности, пока СССР продолжал получать из Германии оборонную технику, не было лишено основания предположение об относительной маловероятности непосредственно предстоящего нападения нацизма на Советский Союз. Потребности германской экономики в советских поставках являлись одновременно одним из немногих возможных рычагов влияния на Германию. В письме полпреда СССР в Берлине от 28 ноября 1935 г. указывалось: "Считают, что единственным средством воздействия, которым мы сейчас располагаем для смягчения антисоветского курса (нацистов), является заинтересованность Германии в установлении нормальных экономических отношений с нами, вернее, в получении нашего сырья".

Ежегодные протоколы, регулировавшие детали "текущего" товарооборота на данный календарный год, составляли содержание чисто экономической стороны советско-германских торговых связей. Протокол от 20 марта 1934 г. практически исчерпывался продлением предоставленного в предыдущем году "переходного" кредита для покрытия части советской задолженности157. Немцы пошли на уступки, отказавшись от большинства претензий по так называемому "долларовому" спору и от требования гарантировать дополнительные заказы для германской промышленности. Протокол от 9 апреля 1935 г. фиксировал условия предоставления советской стороне финансового кредита на сумму 200 млн. марок сроком на пять лет (в 1934 г. немцы соглашались лишь на четырехлетний срок кредита, и советская сторона отвергла его) с целью гарантировать размещение в Германии советских заказов по строго определенному перечню (оборудование для химической промышленности, нефтепромышленности, электротехника, суда, транспортные средства, лабораторное оборудование и т.д.)"по приемлемым ценам и на соответствующих условиях поставки". Советская сторона приняла также обязательство разместить до конца года "текущие заказы" на условиях обычного полуторагодичного кредита на сумму 60 млн. марок.

Советско-германский товарооборот в 1933-1935 годах непрерывно сокращался, причем со значительным опережением общего уменьшения советской внешней торговли в целом. Некоторое увеличение советского импорта из Германии в 1936 году, обусловленное размещением заказов под кредит 1935 года (показатели за 1936 г. тем не менее остались в 1,6 раза меньше показателей за 1933 г., который отнюдь не был "пиком" для ввоза германских товаров в СССР), не сопровождалось ростом советского экспорта в Германию, на что рассчитывали немцы; кроме того, в дальнейшем эффект от предоставления кредита быстро сошел на нет: в 1938 году объем ввоза из Германии упал в 1,5 раза по сравнению с уровнем 1935 года, о котором Нейрат в циркуляре от 17 августа 1936 г. писал: "Русское правительство систематически бойкотировало Германию при своих закупках".

Свертывание торговых связей с Германией являлось, несомненно, результатом сдерживающего влияния советского внешнеполитического руководства, которое считало необходимым условием для широких экономических отношений создание соответствующего политического климата. В то же время на протяжении определенного периода приходилось учитывать ряд факторов, препятствовавших полному замораживанию советско-германской торговли. К их числу относились высокие цены, которые Германия была готова платить за сырье и продовольствие (в 3-4 раза превосходившие мировые 162); согласие немцев поставлять оборонную технику (в списки советских заказов под кредит 1935 г. были включены аккумуляторы для подводных лодок, автопилоты, телевизионная аппаратура, аппаратура дистанционного управления судами, станки для изготовления прожекторных отражателей диаметром 1,5 м и т.д.); отсутствие единства действий заинтересованных в поддержании мира держав в отношении экономических связей с Германией. В письме наркома иностранных дел СССР от 23 марта 1935 г. полпреду во Франции предлагалось разъяснять французам в связи с предстоявшим подписанием советско-германского экономического соглашения, что "никакого политического значения сделке приписывать не следует. Мы не собирались бойкотировать Германию, как не бойкотируют ее другие государства".

Несмотря на плюсы для СССР от торговли с Германией, Советский Союз был готов применить экономическое оружие для обуздания германской агрессии и неоднократно выступал с предложениями, направленными на организацию совместных действий в этом направлении.29 марта 1935 г. И.В. Сталин отметил в беседе с Иденом значение англо-германской торговли для наращивания нацистами сил для агрессии. "Вот если бы этот маленький остров, - подчеркнул он, - сказал Германии: не дам тебе ни денег, ни сырья, ни металла, - мир в Европе был бы обеспечен". Этот зондаж остался без ответа. В одиночку СССР не мог предотвратить возникновение германского очага агрессии.

В отличие от текущих торговых соглашений между СССР и Германией, внесенное летом 1935 года предложение Шахта о финансовом кредите на сумму до 1 млрд. марок сроком до десяти лет с погашением поставками сырья из СССР расценивалось советской стороной с самого начала с политической точки зрения. Причиной выдвижения этого предложения была, как и в других случаях, потребность германской экономики в сырье. На межминистерском совещании 4 января 1936 г. представитель министерства экономики подчеркивал, что "сырьевому положению Германии угрожает катастрофа из-за отсутствия русского сырья. Германии требуется сырье из Советского Союза, по крайней мере, на 100 млн. марок (в год), в частности лес, нефть, фураж и марганцевые руды". Предложение Шахта было расценено советской стороной как политический маневр и признано недискутабельным.26 июня 1935 г. нарком иностранных дел СССР информировал французского посла в Москве о факте такого предложения и о его отклонении Советским Союзом.15 июля советский торгпред в Германии заявил Шахту, что пока следует ограничиться реализацией кредита по протоколу от 9 апреля 1935 г. Что же касается более широких планов, то их реализация невозможна без улучшения политических отношений между СССР и Германией.

Осенью 1935 года Шахт вернулся к своему предложению, видоизменив его: теперь он предлагал более скромные размеры кредита (500 млн. марок) и не ставил вопроса о его оплате полностью поставками сырья по германскому выбору. Однако, внося это новое предложение 30 октября 1935г., он выдвинул условие оплаты советских обязательств, срок которых истекал в 1936 году (около 60 млн. марок), целиком золотом и валютой. Советская сторона решительно отклонила попытку Шахта изменить сложившуюся практику оплаты советской задолженности. В январе 1936 года в СССР был опубликован специальный декрет о запрещении советского экспорта в страны, допускающие ущемление советских интересов вследствие правил валютного обмена или иных административных мер. Направленность декрета была настолько ясна, что МИД Германии носился одно время с идеей исключения СССР из списка стран, пользующихся режимом наибольшего благоприятствования в торговле с Германией. Одновременно был практически прекращен советский экспорт в Германию.

По дипломатической линии полпред СССР в Германии получил указание прощупать настроения влиятельных политических кругов. О результатах проведенных контактов он докладывал в Москву в конце ноября 1935 года: "Все мои общения с немцами лишь укрепили уже раньше сложившиеся у меня убеждения, что взятый Гитлером курс против нас остается неизменным и что ожидать каких-либо серьезных изменений в ближайшем будущем не приходится... Гитлер и его окружение добровольно своего курса по отношению к нам не изменят. К этому их смогут побудить либо какие-нибудь крупные события внутри страны (на это в ближайшем будущем, по-видимому, рассчитывать не приходится), либо укрепление антигерманского международного фронта".

В переговорах с министерством экономики советская сторона выдвинула требование гарантировать значительные поставки военного характера в счет планируемого кредита. В беседе с представителями выполнявшего посреднические функции Русского комитета германской промышленности 24 января 1936 г. советский торгпред подчеркивал, что согласие СССР на предложение Шахта обусловлено выделением минимум половины общей суммы кредита на заказы по выбору советской стороны (военно-морские суда, самолеты и т.д.). В немецкой записи итог беседы подводится следующим образом: "Если это условие не может быть выполнено, они (русские) не заинтересованы в 500-миллионном кредите". Однако 21 января 1936 г. Гитлер принял решение запретить "всё сделки с Россией по военным материалам". Хотя это решение не затрагивало, по мнению германского военного руководства, проходивших в рамках использования 200-миллионного кредита 1935 года переговоров по станкам для производства вооружения и достигнутого ранее соглашения по стереотелескопам, переговоры об аккумуляторах для подводных лодок и аппаратуре фирмы Цейсс прекратились176.

В докладе Председателя Совнаркома СССР 10 января 1936 г. была четко сформулирована зависимость возможного улучшения экономических связей с Германией от нормализации политических отношений с ней. Отметив желание Советского правительства установить более хорошие отношения "с Германией, чем те, которые существуют теперь", и одновременно указав на препятствующую этому практику нацизма, глава Советского правительства заявил:

"Наряду с беспардонной антисоветской внешней политикой определенных правящих германских кругов по инициативе германского правительства Советскому Союзу был предложен и 9 апреля 1935 г. подписан договор между Германией и СССР о кредите в 200 млн. марок на пятилетний срок... В последние месяцы представители германского правительства ставили перед нами вопрос о новом, более крупном кредите-уже на 10 лет. Хотя мы не гоняемся за иностранными кредитами и в отличие от прошлого времени в значительной мере уже перешли за границей на покупки за наличный расчет, а не в кредит мы не... отказываемся обсудить и это деловое предложение германского правительства. Развитие торгово-экономических отношений с другими государствами, независимо от временного господства в них той или другой политической силы, отвечает политике Советской власти. Мы думаем, что это отвечает и интересам германского народа, а сделать практические выводы из этого, разумеется, - дело правительства Германии". В письме от 27 января 1936 г. полпред СССР в Германии отмечал, что речь Председателя СНК СССР поставила нацистов в затруднительное положение: "С одной стороны (Германией демонстрируется), принципиальная непримиримость, неприятие какого-либо компромисса (с СССР), а с другой стороны, желание усилить экономические связи вплоть до предложения новых и крупных кредитов. Удар был нанесен метко".

31 января 1936 г. Шахт, согласившись принять за основу для предстоящих переговоров советский проект экономического соглашения на текущий год, что вопрос о финансовом кредите "еще не созрел для обсуждения". Тем самым был получен ответ на советскую сторону вопрос о перспективах нормализации советско-германских отношений: антисоветский курс гитлеровской Германии оставался неизменным. Реакция Шахта подтвердила вывод, сделанный советским полпредом в Берлине 28 ноября 1935 г.: "Гитлер и его ближайшее окружение крепко утвердились в убеждении, что только на путях выдержанного до конца антисоветского курса третий рейх сможет осуществить свои задачи и обрасти союзниками и друзьями".

Усилия "умиротворителей" подтверждали выкладки нацистских главарей. Контакты западных держав с Германией, которые, вопреки четко сформулированному отрицательному отношению СССР "к каким бы то ни было конференциям и совещаниям с Германией" без его участия, все более приобретали характер сепаратных переговоров, укрепляли у Гитлера уверенность в безнаказанности в случае осуществления им следующего подготовительного шага к "большой войне" - ремилитаризации Рейнской области. Уже 13 декабря 1935 г. Гитлер и Нейрат заявили послу Англии о необходимости в будущем "отменить постановления относительно демилитаризованной зоны", причем утверждали, что согласие на такой шаг "может соответствовать интересам Англии, а также Франции". Реакции из Лондона не последовало. Более того, когда в феврале 1936 года в связи со все более ясно обозначавшейся перспективой германской акции в отношении Рейнской зоны французы запросили о позиции Англии, Идеи поручил английскому послу в Париже передать, что, "поскольку зона была создана в первую очередь в целях безопасности Франции и Бельгии, то в первую очередь правительствам этих стран надлежит решить, какое значение они придают ее дальнейшему существованию и какую цену они готовы заплатить за это"183. Запад созрел для очередной капитуляции.

Стремительно свертывались экономические связи между СССР и Германией, причем инициатива здесь исходила от советской стороны. Соглашение о товарообороте от 29 апреля 1936 г. носило "рамочный" характер, определяя конкретно практически лишь условия погашения 200-миллионного кредита 1935 года (выплата процентов и комиссионных фиксировалась на сентябрь 1938 г. и март 1939 г. за счет выручки от советского экспорта в Германию) 346. Во внутренней переписке немцы выражали недовольство, в частности, отсутствием обязательства СССР поставлять нужное для германской промышленности сырье, а также его отказом гарантировать программу советских заказов.

200-миллионный кредит, несмотря на неоднократное продление немцами сроков для заключения контрактов, был использован не полностью. В сентябре 1936 года экономический отдел МИД Германии внес на рассмотрение Исирата предложение продлить существующее соглашение, несмотря на то, что оно мало устраивало немцев, без переговоров на 1937 год, поскольку вероятность добиться улучшения "крайне незначительна" из-за неуступчивости русских. Продленное таким образом 24 декабря 1936 г. соглашение было с некоторыми поправками вновь продлено еще на год 1 марта 1938 г. Немцы неоднократно поднимали вопрос об улучшении экономических отношений с СССР. При первой же беседе с новым советским полпредом К.К. Юреневым Нейрат заговорил о том, как отмечается в записи полпреда, что "оживление резко ослабевающего экономического сотрудничества между Германией и нами весьма помогло бы политическому сближению наших стран". Полпред твердо изложил советскую позицию по этому вопросу: "Для нормального развития экономического сотрудничества и тем более для прогресса такового необходимы надлежащие предпосылки политического порядка".

Анализ обстановки в Европе подводил советских дипломатов к выводу, что некоторое улучшение отношений Советского Союза с Германией может быть полезно не только ей, но и нашей стране. На это указывал, в частности, полпред СССР в Берлине К.К. Юренев в письме в НКИД от 12 июля 1937 г., анализируя речь Гитлера при вручении верительных грамот. Усматривая причину появления столь непривычных для нацистов высказываний о необходимости установления нормальных отношений с СССР в заинтересованности Германии в экономических связях с нашей страной, полпред считал, что "нам необходимо продолжать прежнюю тактическую линию на теснейшее связывание проблемы экономических отношений между Германией и нами с вопросом о действительной нормализации политических отношений (пресса, речи министров и т.д.)". Противодействие убеждению Запада в том, что Советскому Союзу "все равно деваться некуда" (даже Ллойд-Джордж "ил убежден, что Гитлер "никогда не согласится заключить с Советским Союзом какой-нибудь договор"), требовало соблюдения определенной дистанции к англо-французской политике. На это было направлено, в частности, заявление наркома послу Англии в Москве 29 октября 1937 г. о том, что Советский Союз не собирается "поспевать" за Лондоном и Парижем в их уступках агрессору: "Мы предпочитаем иногда оставаться в одиночестве, чем делать дурные вещи сообща с другими, и поэтому нас изоляция не пугает". В аналогичном плане следует понимать и замечание наркома в этой связи И.М. Майскому: "Я считаю, что вы были слишком категоричны в своем ответе, что мы не желаем быть наблюдателями и намерены активно во всем участвовать... Вы не должны проявлять излишнего беспокойства и нервничания по поводу разговоров о пакте (четырех) и изоляции".

 

Военное сотрудничество

 

Подводя итоги военно-политических и военных отношений между Москвой и Берлином в 1920 - 1933 гг. можно сформулировать следующее. С учетом своеобразия 20 - 30-х годов значимость этого сотрудничества для Советского Союза выходит далеко за рамки утилитарных интересов военного ведомства. С точки зрения наращивания военного потенциала и повышения боевой мощи РККА его эффективность очевидна (обучение руководящего комсостава РККА в германской Военной академии и советских военных специалистов в военно-учебных центрах (школах) райхсвера на территории СССР, помощь в постановке советской военной промышленности и передача передовой по тем временам технологии, посылка военных делегаций и наблюдателей на учения, получение разведданных по согласованной проблематике на основе взаимности и т.д.). Во многом благодаря именно немецкой помощи была в общем успешно проведена начатая в СССР в 1925г. военная реформа. Тухачевский, Уборевич, Якир, Фельдман, Егоров, Левандовский, Тимошенко, Мерецков, Василевский, Тодорский и др. руководители Красной Армии выросли в профессиональном плане благодаря изучению германского военного опыта. И хотя результаты этого сотрудничества едва ли поддаются точному бухгалтерскому учету (количество обученных советских и германских летчиков и танкистов, отработанных пособий и наставлений по ведению химической войны, танкового и воздушного боя, взаимодействию [320] родов войск, число созданных моделей различных вооружений, запасы химоружия и отравляющих веществ), тем не менее они весьма значительны.

Практически благодаря советско-германскому "военно-техническому" сотрудничеству были заложены основы ВПК СССР. В качестве примера достаточно упомянуть тот же завод в Филях (Москва), сегодня - завод им. Хруничева, на котором производится ракетное оружие. Химзавод в Чапаевске (Иващенково в начале 20-х годов было переименовано в Троцк, а после того, как Троцкий попал в опалу, - в Чапаевск) берет свое начало от "Берсоли". Полигон в Шиханах (Саратовская область) и по сей день используется в военных целях, а на полигоне в Тоцком (Оренбургская область) в послевоенные годы совершенствовалось советское атомное оружие. Фактически с предоставления концессий "Юнкерсу" началось становление советской авиационной промышленности (завод в Филях в середине 20-х годов считался флагманом советского самолетостроения) и воздушных перевозок внутри страны.

Движущей силой этого сотрудничества было, безусловно, горячее желание советских лидеров создать мощную военную машину. Наращивая при помощи Германии военные мускулы и умело подпитывая реваншистские настроения в Германии, Москва после неудач Коминтерна взяла по сути на вооружение "стратегию политического измора" Запада, сделав ставку не на экспорт революции, а на очередную мировую войну. К этой войне она должна была подойти и подошла во всеоружии. 1939 г. стал ее звездным часом. И не случайно, что даже после тяжелейших неудач и потерь 1941 г., тех огромных резервов, как материальных, так и кадровых, созданных во многом с помощью немцев, стране хватило на то, чтобы наряду с безудержным внутренним террором выдержать и жесточайшую мировую войну.

Военно-промышленный аспект сотрудничества положительным образом сказался на развитии всей советской экономики. Германские специалисты участвовали в постановке и других специализированных отраслей советской военной промышленности, несли с собой образцы высокого профессионализма и производственной культуры. [321] Помимо утилитарного значения "военно-технические" контакты оказывали непосредственное влияние на внешнеполитическую ситуацию. Созданное за годы Рапалло лобби в обеих странах содействовало укреплений) тесных отношений между СССР и Ваймарской Германией, помогало преодолевать критические фазы их развития. Так, прогерманское лобби в СССР довольно длительное время, примерно с 1927 г. и вплоть до начала мая 1933г., т.е. и в первые месяцы после прихода Гитлера к власти, успешно удерживало руководство СССР в русле рапалльской политики.

Однако затем верх взяла линия Литвинова: Москва стала на путь поиска альтернативных партнеров, которых она видела прежде всего в лице враждебных Германии Франции и Польши. Была предпринята политическая попытка в одночасье предать забвению весь рапалльский период взаимоотношений. Германия стала однозначно рассматриваться в качестве врага. Основной максимой внешнеполитических действий Москвы в отношении Германии в течение всего последующего периода (1933 - 1939гг.) вплоть до мая 1939г. стал принцип "Враг моего врага - мой друг". В итоге германофилы в руководстве Советского Союза попали в двусмысленное положение, и это при том, что большинство их германских коллег занимали руководящие посты вплоть до 1938 г., когда Гитлер провел основательную чистку германского генералитета.

Теперь, пожалуй, очевидно, что лидеры СССР рассматривали военное сотрудничество хак основу рапалльской Политики, но очевидно и то, что Германия использовала его в качестве сильнейшего козыря для оказания давления на Францию и Англию. Опираясь На "особые отношения" с Москвой, Берлин последовательно восстанавливал свой статус великой державы, постепенно добившись отмены всех ограничений Версальского договора и вступлений на равных в Лигу Наций. В той же степени за счет "особых отношений" с Берлином крепла и усиливалась Москва, дружбы с которой со временем стали искать и Другие державы. Таким образом, именно военное точнее, военно-политическое сотрудничество начавшееся В период польско-советской войны, являлось основной, "истинной" опорой рапалльской политики, вокруг которой, тщательно ее оберегая, и группировались все политические и экономические взаимоотношения СССР и Германии.

Но военные отношения не закончились в 1933 г. И не случайно германский военный атташе Хартман в сентябре 1933 г. употребил формулировку, что закончился период советско-германского военного сотрудничества "в его нынешних формах". Оно продолжалось и в "пострапалльский" период. Сохранились и поддерживались официальные контакты офицеров РККА с офицерами райхсвера, в Германии по-прежнему осуществлялись закупки военных образцов и лицензий.

И далеко не случайно в мире с затаенным дыханием следили за развитием советско-германского диалога в 1939 - 1941 гг., когда "пакт Молотова-Риббентропа", новая дружба, "реанимация Рапалло", казалось, неразрывно связали Москву и Берлин. И вновь сближение набирало обороты прежде всего по военной и военно-политической линии: ликвидация Польши, "дружба, скрепленная кровью", совместный парад в Бресте, передача военных секретов и технологий, поставки образцов вооружений, стратегического сырья.

Но и это еще не все. В германском справочнике "Вооружение мира" за 1935 г. в разделе о СССР указывалось, что в Красной Армии имелись хорошие химвойска, неплохо была поставлена химическая разведка, защита от газов. Начиная с 1937 г. в специальных докладах абвера излагались исчерпывающие данные о состоянии химвойск РККА. Из них было ясно, что по основным показателям, организации и структуре эти войска не уступали немецким. В докладах контрразведки вермахта, в т. ч. и уже в ходе Второй мировой войны, делался однозначный вывод о том, что по своему потенциалу Красная Армия была способна применить химическое оружие в полном объеме.

К началу Второй мировой войны германская армия также имела хорошо подготовленные, структурированные и вооруженные химвойска (моторизованные химические минометные полки, тяжелые артиллерийские дивизионы, батальоны, подразделения огнеметных танков). Словом, и вермахт был готов к ведению крупномасштабной войны с широким использованием химического оружия. Однако Гитлер так и не решился применить его в ходе второй мировой войны, в т. ч. и в самых критических для Германии ситуациях на восточном фронте. Гитлера скорее всего удержало от этого то обстоятельство, что он был хорошо осведомлен о неотвратимости ответных химических ударов по районам Германии. Можно предположить, что именно тогда и происходило эмпирическое становление "доктрины неотвратимого возмездия", впоследствии подкрепленной еще более разрушительным, ядерным оружием, доктрины, отказ от которой дается сегодня миру с таким тяжким трудом.

Заключение

 

Подводя итог вышесказанному необходимо отметить основные итоги внешней политики Советского Союза предвоенного десятилетия. В результате действий СССР на внешней арене им были достигнуты следующие положительные результаты:

пакт о ненападении, при всех своих отрицательных чертах, несколько отсрочил вступление Советского Союза в войну;

была обеспечена относительная безопасность Ленинграда, Мурманска, баз Балтийского флота, границы удалены от Минска, Киева и некоторых других центров;

удалось внести раскол в капиталистический лагерь и избежать объединения крупнейших держав в борьбе с СССР, а также дезориентировать союзников по "антикоминтерновскому пакту" и избежать войны на два фронта.

Однако, внешняя политика СССР этого периода имела и множество отрицательных последствий и в целом задача предотвращения войны и создания системы коллективной безопасности была не выполнена.

Какую же оценку внешней политики Советского Союза можно дать, исходя из вышесказанного?

Как известно, Съезд народных депутатов образовал комиссию по политической и правовой оценке договора о ненападении, заключенного СССР и Германией 23 августа 1939 г., которую возглавлял член Политбюро, секретарь ЦК КПСС А.Н. Яковлев. Эта комиссия была призвана оценить правомерность заключения договоров 1939 г. и итоги внешней политики СССР перед Великой Отечественной войной